Во мраке бесконечной ночи

Солнце медленно и постепенно появлялось на небосводе. Для кого-то это окажется благим знамением. Для фермера, которому весеннее солнце начнет прогревать землю для посева. Для торговца, которому не придется стоять на холоде: не злой мороз зимы, пробирающий до мозга костей, а обманчивый холодок весны, вытягивающий силы совсем другим способом. Что несёт в себе одиноко спускающаяся с холма фигура? Путник, идущий со стороны гор. Зловещ ли лик бродяги? Люди об этом не догадывались и даже не думали. Мало ли куда спешат путники. Их намерения никого не заботили. Они растворялись в череде незаконченных дел, серых событиях, сваливающихся на чаще, чем снег с крыш домов зимой. Ветер пробегается по складкам плаща, треплет волосы, иногда пытаясь сорвать шляпу. Это старьё уже давно пора переделать. Но оно всё равно выглядит лучше, чем странные чепцы, которые, сдвинув на затылок, носят девушки. В таком виде они походят на приведений, гулящих вместе с ветрами по коридорам замка. Но замков в Мортусе отродясь не было. Настоящих призраков здесь тоже не водилось. Лишь толпы горожан снуют туда-сюда. То ли как крысы, то ли все же лишь подходящие на призраков. Земля – сплошная грязь, которая норовит утянуть за собой, полностью выпачкав. Поднимай-не поднимай юбки, а все равно будешь в злотворной грязи. Но стоя на краю склона, на одиноком огромном камне, Лилит не боится ни грязи, ни высоты. Когда-то эти холмы были усеяны вереском, словно расшитые нитями гобелены. Скоро этот пейзаж не сможет вновь радовать зоркий глаз. Если, конечно, радовал. С течением своей быстролетной жизни люди перестают замечать мелочей красоты. Впрочем, бессмертные тоже не так уж и часто ее видят. В этом вся ирония вечной судьбы. В окна домов слабо пробивались лучи солнца. Жителей оно не будило, все и так давно проснулись. В Мортусе до поры до времени не шумели люди, создавая подобие жизни. Всего этого нет. Пока нет. Ведь утренняя месса скоро закончится. Журчащий поток людей польется на главную площадь, а после они разбредутся по своим делам. Из-за дня в день не меняется ни хлеб, который печет булочник, ни ветер, дующий только в одну сторону. Тишина и покой – божья благодать. Оглядываясь по сторонам, стараясь выискать хоть какое-то сухое место, Лилит заправила прядь волос за острое ухо. Оставив эту тщетную попытку, она скривилась. Достав из-за пазухи приготовленный флакон, капельку мутного стекла, Лилит, зажав его пальцами, подняла к солнцу. Болотный цвет зелья лишь добавлял сходства с опасной отравой. На вкус будет также отвратительно, можно и не сомневаться. Шумно выдохнув через зубы, Лилит залпом осушила бутылек, стараясь не думать о вкусе гнилого мха, который появился во рту. От зелья мутило, а других эффектов не чувствовалось. Но они были. У Лилит нет зеркала, чтобы проверить, но она уже видит по платью, что личина сработала. Ее – но вместе с тем чужие – пальцы плавно, почти с долей почтения перебирали чётки, висящие на груди. Лилит прикоснулась к кресту. Вот её аргумент, которому все послушно поверят. Люди верят тем, кто проповедует слово божье. Священники, монахи, пророки. Поверят и ей. Подобрав метлу, сложенную на валун, Лилит поспешила в город. Служба подходила к логическому концу. Если у всего духовного был какой-либо смысл. Церковь из красного кирпича стремилась ввысь, по словам священников, к Богу. Туда же должны стремиться и все праведники. К небесам, их святой чистоте. Это вечная погоня за идеалом, которого не достичь. Люди так слепы, верят во всё, что им говорят. Лилит лишь больше убеждалась, что ей поверят. Посмотрев вниз, на речушку, которая раскинулась под каменным мостом, ведущим в обитель святых, Лилит старалась разглядеть свое отражение. Тщетно. Но она видела свои руки: красивая молочно-белая кожа, аккуратные пальцы. Вероятно, она прехорошенькая, потому что люди не верят тем, кто им не нравится. Бьет колокол. Лилит оглядывается на его звон, громко выдыхая, готовая встретиться с людьми. Дверь храма скрипуче растворяется, выпуская не только жителей, но и их гомон, нарушающий тишину. Колокольная музыка всё играла, уносясь за пределы города, покуда она не стихнет. В горле неожиданно и некстати пересохло. Она должна звучать как проповедница, а не шарлатанка. Если эта чудовищная затея не получится, то недолго ей жить останется. Лилит взглянула на небо – у нее есть время до заката. Дурацкие условия волшебства: действует либо до двенадцати, либо до заката. Люди ждут, замерев на месте. Не каждый день у них встретишь путника. А уж странницу в монашеском облачении и подавно. Но люди верят этому невинному видению, которое ловко обманывает их взор. Они не видят лжи в лазурных глазах, там только спокойная мудрая размеренность. Таким нет смысла обманывать. И крест на груди не позволил бы ей этого гнусного злодейства: - Братья и сестры! – голос у Лилит слаще мёда, теплее парного молока. Не такой шуршаще, щекочаще бархатный, а доверительный, но вместе с тем и трогательно-наивный. – Я спустилась с гор, ведомая святой целью. Лилит врала им только в одном: в святости. Нет в её поступках искренности и милосердной чистоты. Другие добродетели тоже отсутствуют. Наверное, существуй Бог на земле, то он бы наверняка её уже покарал. А раз Лилит всё же жива и полна сил, то остаётся только один разумный вывод. Но скажи это людям, то они бы начали упорно молиться, извиняясь, что их "святые" уши услышали такое богохульство: - Я похоже знаю, что у вас в мечтах, для этого я и здесь, – каждое движение пропитано лёгкостью, неспешностью. Сейчас она та, какой всегда мечтала быть. Но похожее бывало лишь во снах. В жизни Лилит была противоположностью, совершенно непохожей на свою умелую личину. В жизни она все оставалась грязной и злобной ведьмой. Демоном, который несёт несчастье. – Хотите жить вечно? Вам повезло! Сомнение, капля разума, ещё существовала в головах людей. Но оно было такое крохотное, что его, как пушинку, подхватит теплый ветер лёгких уговоров. И перед ней склонятся, как перед своим идолом-божеством. Потому что им пообещали чудеса, коих раньше они не видывали. - Кто ты такая? – этот вопрос мог застать врасплох. Но Лилит теперь опрометчиво не называет свое имя. Даже если внешность её другая. Жизнь учит осторожности. - Сестра Фраус из монастыря с гор. – этот ответ удовлетворил смертное любопытство. Каждый горожанин слышал о монастыре, одиноко стоявшем на горе, но никто его никогда не видел. Сказка, которую рассказывают детям, миф, так никем и не доказанный. Любой, кто отправлялся на поиски, так и не вернулся. Слухи говорили, что монастыря этого достойны только самые святые, праведные и возвышенные в своих чувствах и эмоциях. Тем, кто спокойно отринул всё земное. Юбка покойно волочится по земле, собирая на себя пыль. Потому что земная неприятность никого не беспокоит. На то она и земная, чтобы о ней не думать. Праведников волнует не чистота своего наряда, а чистота помыслов. Ни тем, ни другим Лилит не могла похвастаться. Но о последнем она умолчит. - Хотите жить вечно, как фейри? – голос её ровный и покойный, хотя фраза больше подходит торговцу с рынка. – Вам крупно повезло. Мне вверен вековой секрет вечной жизни. Люди ненавидят фейри, последние совершили слишком много деяний, о которых после благополучно забыли. О всех украденных детях, чьи жизни они сломали, людях, в жилах которых текла магия, а они принялись их убивать. Не люди же придумали эту затею, они лишь подхватили. Кто-то внушил им мысль, что магии достойны только фейри. Лилит расскажет им иное. Поведает приторную сказочку о счастии, которое поджидает их за углом. Которое злые, лживые фейри отобрали и присвоили себе. И этим обрекли других на бездну тьмы. Лишь потому что им так было удобно. В эту истину легко поверить. В лицемерии фей Лилит убедилась уже давно. Её не надо было ни в чем уверять. И поэтому люди, видя её страстную категоричность в твердом взгляде, последуют за ней с раскрытым ртом: - Принесите чан, наполните вином, а я кину зелье. - Откуда мы можем знать, что ты не хочешь нас отравить? – вопрос задаёт кто-то из толпы. Ловя взгляд монахини, человек старается затеряться. Слишком отстранена эта проповедница. Будто она и не здесь вовсе. А где-то там в себе. Словно той, кто назвался Фраус, никогда не существовала. А это всего лишь оболочка её невесомой святой души. Люди, разумеется, опасливы к магии. Их не за что укорить. Будь Лилит обычным человеком, то никогда бы не притронулась к тому, в чем есть хоть капля волшебства. Но судьба распорядилась иначе. - Это всегда лишь ваше право, брат мой. – Лилит отводит голову, отрешенным взглядом глядя на крышу церкви и большой крест. Её собеседникам остаётся лишь разглядывать округлый подбородок да ровный нос. На едва слышном выдохе она заговорщеским шепотом произносит. – Я бы могла ваших лет приумножить число. Последними словами она попадает прямо в точку, не хуже опытного стрелка. Столетия за столетиями наблюдать, как меняется эпоха, встречают свой рассвет и закат великие державы, позже появляются новые. Звучало слишком заманчиво. Процветание рода человеческого, многовековая история, в которой они все же вытеснят фейри. И диктовать правила будут уже они, обычные люди. Сладкие грёзы, туманящие разум: - Идите и поведайте об этом каждому. – она благословляет их на это дело, крестя. Люди уходят со столь довольным видом, даже не догадываясь, что та, кого они приняли за свою, чужая. Для них она опаснее темных фей. Богом позабытый мелкий городок, в котором сотню лет одно и тоже. Поколения сменяют друг друга, дома медленно ветшают, но их никто не чинит, пока они совсем не станут развалинами. Желания каждого здесь просто: покой, тишина и вечность. Даже у детей с их обычной склонностью к приключениям полных азартных опасностей, всё это проходит. И в их уме остаётся лишь одна цель: жить век в покое. Чем дольше, тем лучше. Лилит проводила людей взглядом, расслабленно опустив плечи. Чёрная вуаль струилась по плечам невесты божьей, но никак не скрывая крест, символ любви господней. Она села у ступеней, скрестив ноги. В храм зайти не решилась. Да и не хотела. Нечего ей делать в пристанище святых. Сквозь неприятную боль Лилит посмотрела на солнце, щуряясь. Оно высоко – времени много. Всё идёт хорошо. Бесформенные облака пролетают над Мортусом, не скрывая солнца. Рядом раздался непонятный булькающий звук. Лилит выходит из своих не грез, а раздумий. Рядом с ней, оскалившись, рычит собака. Хочет, наверное, почувствовать страх и вцепиться в ногу. Чувствует чужака со злым умыслом. Ровно точно также почувствуют и другие шавки. Смотря прямо в её маленькие злобные глазки, Лилит прошипела: - Пошла прочь. Собака странно на неё взглянула, резко отскочив назад. Непонимающе склонила голову, будто увидела перед собой непонятную тварь. Но всё же рядом всё также сидела странная девушка. Звериное чутье подсказывало, что всё же она не монахиня. Кто-то чужой с очевидным злобным блеском в глазах. Но как людям не говори об этом, они всё равно не поймут. Всем телом ощущая магию, которую смело могли применить, собака, стушевавшись, убегает, беспомощно скуля. Оставаться рядом с церковью не самая лучшая затея. Мог выйти кто-то из её служителей. Они сразу поймут, что перед ними не монахиня. Хотя в сравнении со святыми Лилит более невинна. Она хотя бы не таит свои грехи за спиной, пряча за алтарем праведности. Не выставляет благими поступками грешные деяния. И этим она не заслуживает всеобщего порицания. Но мир устроен иначе. И каждому нужно найти виноватого, чтобы сложить весь груз тяжких бед на него. И это дарует им спокойное счастье. А на отверженных всё равно: светит ли луч счастье в их оконце. Люди вернулись, когда солнце практически вышло из зенита. Долго же они ходили наверняка зашли в каждый дом – их стало больше. В каких закоулках прятались остальные ранее? Неважно. Лилит нужны были все жители, иначе в этой затее не было смысла. Как оказалось, абсолютно каждый живой, кто мог ходить и был в здравом уме, здесь. Вышел к ним и единственный в городе священник. Он выслушал всё и внимательно глядел на незнакомую путницу. Но видно господь не даровал ему дара предвидения. Лилит наблюдала за борьбой священных и нерушимых законов природы, против которых не должен идти служитель бога, и желаний. Победу одержал порок. Другого и не ожидалось. Ей принесли котел, наполнили священным напитком, вином. А после им пообещали подбросить их залог вечной жизни. Лилит сжимает в руке стеклянный бутылек с алой кристальной жидкостью. Крепко, но аккуратно, чтобы не разбить. Это "дарованный ей вековой секрет". Выглядит он, как и жидкость плескающаяся в котле. Никто бы не заподозрил обмана. Под ликующий аккомпанемент рева толпы Лилит подходит к вареву, ожидающего лишь последнего штриха. Алый флакон выглядит в её руках чьим-то вырванным сердцем. Дождавшись, пока каждый выпьет свою порцию, Лилит взглянула на солнце. Оно всё ближе клонится к горизонту. Небо окрашивалось цветом её зелья. В сумерках сгущались тени, заполняя собой любое свободное пространство. Время считать, наступает сущее веселье. Время мудрой монахини утекала также быстро, как и абсолютный покой находил на Мортус. Люди хотели жить вечно? Что ж им повезло, Лилит добродушно была готова оказать им услугу, накинуть парочку лет или веков. Лишь только за магию нужна плата. А за великое желание великая цена. Это честное условие. Но люди не удосужились узнать какова плата за их грешно-низкое желание. И получили сполна. Главное Лилит упрятала в тень, не поведав людям. Природу не изменить никакой магии. Она задумана не ими. И у души своя судьба, ни от кого не зависящая. Ни зельями, ни ворожбой её не продлить хотя бы на денёк. Но то судьба, а жизнь – вполне себе. Но придётся лишиться первого. Последний луч красного солнца скрывается, оставляя город в странной пустоте. Лилит трогает лицо и понимает, что оно полностью и абсолютно её. Знакомые руки, острый нос, упавшие из элегантно небрежной прически черные волосы – всё привычно, она тысячу раз видела в зеркале. Резко Лилит обернулась к молчащей толпе горожан. Что ж, теперь они будут молчать всегда. Весь свой век. Сколько там живут подобия мертвецов? Эмоций у них нет, пропали всякие мысли. Живой осталась лишь хрупкая память, направляющая их по вмиг опустелым улочкам. Тени, застывшие у окон, безвольно, бездумно бродящие по главной площади. И навек замолчавшие. Город заполонили живые мертвецы. В нем тишина и покой. Лилит провожает взглядом отрешённо бродящую толпу, иронично махая им рукой. Что ж, теперь она может не беспокоиться, если явиться один ищейка, выпытывая информацию. Всё равно ничего не узнает, как бы не старался. В этот раз удалось обыграть генерала Ванружа. Какой прелестью будет его реакция, которую Лилит не дано лицезреть. Впрочем, она не слишком-то расстроится. У нее своих дел ещё полно. У церкви остался лишь священник. Он отрешённо стоит у каменных ступеней, никого не видя. Лилит, приподняв бровь, смотрит на него, хмыкая с презрением. Она поправляет шляпу и уходит. Ей ещё метлу искать в темноте сумерек. Она творит грязные дела, да только не во мраке ночи, а при свете дня. Её поступки по-греховному злобны. Лилит это понимала прекраснее некуда. Но себя не корила. Ей давно было всё равно.