Во мраке бесконечной ночи

И вот, она оказалась здесь, размышляя об этом злополучном годе. Лилит оглянулась: за окном все также темно, хотя солнце, вроде, и должно взойти. Оно скрылось за облаками, прячась от кого-то. Лилит тоже хотела бы спрятаться. Поджать ноги, голову и стать неприметной, как букашка в траве. Хотелось невозможного – скрыться. От смерти, дыхание которой раздавалось прямо за дверью. Стоило Лилит подняться, как ноги предательски заныли, жалуясь на то, что они затекли. Платье путалось складками, от пыли белый цвет стал серым с пыльными разводами грязи. Лилит, пошатываясь, подошла к дубовой двери. Точно заперто. За ней тишина, режущая уши громче самого жалостливого крика. Что нужно было отдать, чтобы услышать сейчас хоть какой-то звук. Всё, лишь бы её мысли ушли, вылетели из головы, были унесены северным ветром куда-нибудь далеко. Туда, где ей уже не побывать. Время, а вместе с ним и тревога раздумий нагнали, заявив о себе хлесткой пощёчиной. Мысль, которую Лилит так долго гнала, не явившись во мраке ночи, встретила её удушающими объятиями на рассвете. Мысли о смерти давно преследовали ее, но никогда ещё не находили таким ураганом, не оставляющим за собой ничего живого. Так некстати появилась одна проблема: Лилит не хотела умирать. Потому что умирать страшно и больно. Потому что гореть на костре – чувствовать всё до конца, до последнего момента. Это истошно рвать глотку, пока огонь только начал щекотать пятки. Это слезы, которые не могли потушить неистовое пламя, жаром целующее лицо. Шрамы, до которых никому и дела теперь не было. Пол был таким холодным, возможно, этот холод – последнее, что она почувствует перед адским огнем своей смерти. Подтянув к себе ноги, Лилит полной грудью вдыхала влажный воздух комнаты, её клетки. Холод пробирал изнутри. Она дышала рвано, словно не могла вздохнуть. А возможно, это всё был её животный страх смерти. Всё было плохо, хотя другие вряд ли это заметили бы. Будто её неправильные поступки удивляли. Будто для этого надо было её ловить, судить и выносить приговор. Конечно, она виновата, кто бы мог её оправдать? Но Лилит не считала себя величайшей проблемой Долины Шипов. В королевстве ещё столько оставалось неразрешенным, но лучше же казнить очередную ведьму. Даже при новой королеве ничего не поменялось. Пожалуй, нет ничего более разрушающего, чем новое. Чувство обиды и горечи захлестнуло с головой. Возможно, там была и жалость к себе. В последний раз такая гамма чувств настигала Лилит давно, очень давно. Она уже и забыла об этом. Каждый раз, когда ей становилось плохо, все события, вся жизнь записывалась в толстую книжку в кожаном переплете. Таких в жизни Лилит было две. Обе она не хотела терять. Дневники! О них она совсем позабыла. Если их кто-то найдет? Даже если потом Лилит будет всё равно, как и на остальные вещи, творящиеся в этом бренном мире, то сейчас ей совсем не наплевать. Не хотелось бы, чтобы какой-то любопытный путник, случайно набредший на её дом, который вскоре опустеет, нашел эти две книги. Это путь её жизни. Лилит хотела бы, чтобы это так и осталось личным. Все секреты, которые ты хочешь унести в могилу – храни в своей голове. Но от этого хлыст боли бьёт все сильнее, заставляя сходить с ума, царапать его зарубки сильнее, пока кровь не хлынет маленькой алой рекой. И вот проблема, она же специально их заколдовала. Они были дороги, как память, Лилит просто не хотела, чтобы хоть какая-то магия могла на них повлиять. Мали ли случайно их сжечь, уронить в кипящий котел. Чары их защищали. Но надо срочно снять защиту, которую она сама же и придумала. А для этого нужны бумага и чернила для письма. В слепой истерике Лилит смела всё со стола. Пожелтевший от времени пергамент был разбросан по каменным плиткам, чернильница опрокинута, черные капли растекались большим пятном, пачкая всё вокруг. Пера, хоть какого-нибудь, хоть поломанного, нет. Подхватывая первый попавшийся листок, Лилит макнула палец в лужицу чернило. Буквы получались огромными, скачущими по листу. Не такими витиеватыми и лёгкими, как облака в летний день. Сейчас они были массивны, огромны и остры, как загадочные горы, что на востоке Долины Шипов пугали своей неприступностью. Единственное, что сейчас пугало Лилит – время. Время, летящее вперёд, как бы она не молила небеса остановиться. Тишина. Всё ещё тишина. Которую прокляла и успела возненавидеть. Теперь она в радость, в облегчение, чувствующееся тяжестью на кончиках пальцев. И Лилит продолжала писать под рокот тишины. Дрожащей рукой на старой бумаге с чернилами, которые заканчивались каждую секунду. Кажется, она что-то услышала. Тяжёлые шаги. Или это уже паника, подпитанная страхом? Зычный смех. Всё же не показалось. За ней идут. Лилит снова макнула палец в чернильную лужицу, судорожно выводя кривые большие буквы. В трёх словах стало больше смысла, чем во всей её жизни. В листе таилось всё. Тайны мироздания для Лилит не были так важны, как этот жалкий клочок бумаги. Под тяжёлые шаги и громко бьющуюся в ушах кровь, она сбивается, но говорит шепотом заклинание. Трижды, как того предписывали дурацкие законы колдовства. Дверь растворяется громче, чем она думала. Баул груб, как и ожидалось. Лилит ждала именно его. В неизменной компании его бравого генерала. Она не дёргается от страха, продолжает. Сейчас её бы не отвлёк даже конец света. И собственная гибель, её главный конец: - Баул, пару минут. – не оглядываясь, без попыток проявить спокойствие говорит Лилит. Она знает заранее ответ, но всё равно унижается. – Прошу! - Ты ещё смеешь просить меня о чём-то? – Баул видит в этой маленькой женщине силу, перед которой хотелось бы преклониться. Но он этого не сделает. Потому что предатели и изменники родины не достойны ни капли уважения. – Нет. Уводите ее. Лилит оборачивается и краем глаза замечает Баула. Генерала с ним не было. Но ей нет смысла спорить против трёх королевских солдат. Кусая губы, Лилит окончательно решила сдаться. Другого выбора у неё нет. Она пнула листы бумаги ногой, чтобы забыть про них навсегда. Неприятно умирать со страхом, что их найдут. Но также паршиво умирать с мыслью, что они будут забыты. Умирать просто было отвратительно. Каждый шаг по холодному, будто могильный камень, полу раскатывался грозным эхом, а после улетал куда-то ввысь. Лилит слышала сначала себя, а после появились и другие шаги. Тяжелые, но отнюдь не громкие. Без лишней суеты четкий шаг. Так ходят лишь обученные военные. Лилит подняла голову, щуря глаза. Конечно, кроме него здесь никто не может бродить. Это первый и последний раз, когда она переглянулась искоса с Лилией. Нервно дернулся уголок губ. Не зря же говорят, что нет добра без петли и топора, верно? В её случае – без жара костра. Холодный воздух не стал неожиданностью, но Лилит всё равно щурила глаза, будто они предательски слезились. В дурацких балладах о бравых героях, рыцарях в доспехах писали чушь. Они всегда шли на смерть гордо, как истинные герои, не страшась её, а воспринимая, как хорошую подругу. Ерунда. Ложь. Разве можно принять свою гибель? Хотя и отрицать её тоже не получается. Судьбу, которую ты отрицаешь, просто-напросто отрицала тебя самого. Небо мутно-серое, безнадежно-унылое. Даже солнце не выглядывало. К сожалению. Так хотелось что-нибудь светлое среди бесконечного мрака. Но не все желания сбываются. Все ждут света и тепла, но не солнца. Лишь бы всё закончилось быстрее. Но всё это – сплошное удовольствие толпы, которое могут растянуть на долгие часы. Веревка давила на запястья, что нельзя даже подумать о том, что есть возможность сбежать. Толпа собиралась, превращаясь в один сплошной рой маленьких муравьев. Лилит прикрыла глаза. Хотелось не слышать. И не видеть. Если последнее она ещё может сделать, то слух – то, что останется с ней до конца. Боль и слух. Так кстати вспоминается перелив нежной мелодии, подходящей на песнопение соловья, спрятавшегося среди ветвей. Все кажется теперь видением, которое приходило однажды во сне. Но мотив знаком. Он давно стал тесной связью с давно забытым и утерянным. С тем, что спрятано в закутке памяти и найти это не просто. Но туда Лилит все сердцем желала заглянуть. Вопли людей кровожадны, как и их сущности. Не зря же они здесь. Лилит подняла голову, не обращая внимания ни на кого. Её взгляд прикован лишь к арчатым сводам и потемневшим от мрачных облаков витражей. Там от толпы должна прятаться королева и её верные прислужники. Пусть смотрят и развлекаются. Этот день – их личная победа. Как в старых сказках, добро всегда побеждает зло. И такой порядок никогда не изменится. Она увидела огонь, а после предпочла снова закрыть глаза. Плечи сами собой дернулись, будто уже можно ощутить жар пламени. Сердце стучало так сильно, что становилось больно. Но это был единственный терний, что приносил боль. Хруст веток, сгорающих слишком быстро, а для толпы – медленно, превратился в реквием. Огонь стал не больнее веретена прялки, о которое можно уколоться и впасть в сон: - Стойте! – Лилит открыла глаза. Она слишком устала безропотно принимать свою судьбу в эти последние несколько дней. Что могло такого произойти, чтобы заинтересовать её? Пожалуй, лишь чудо. – По приказу Ее Величества Королевы Терновых Земель Малефисенты казнь откладывается на... Неопределенный срок. Кровь застыла в жилах. Лилит на мгновение забыла, как дышать. За эти несколько минут она утратила веру ко всему на свете. Что чуда не бывало нигде. Только в счастливых концах счастливых детских сказок. Их учили верить в то, чего не бывало. Чтобы потом разочарование оглушило сильнее. Больнее. Судьбу нельзя изменить, а смерть невозможно отсрочить, если только это не указ королевы. В ином случае, его надобно беспрекословно выполнять. Лилит громко выдохнула, устало закрывая глаза. Из горла её не вырывались хриплые рыдания, но плечи мелко тряслись, будто бы от наглого смеха. Ей снова удалось обмануть других. Остаться живой. И выглянул луч солнца средь мрачных туч.