Рубеж

      — Сергей, как вы себя чувствуете? — Голос медсестры попытался проникнуть в глубь сознания, но почему-то далекий шум дождя расслышать оказалось куда проще. Дождь здесь был другим, везде он звучал по-разному, в городах резче, но тише, в лесу мягче, но в разы громче. Учитывая то, в какой местности находилась психиатрическая лечебница, подобные детали ощущались очень остро и могли приковать к себе внимание на очень продолжительный промежуток времени.       Приоткрыв глаза, Сережа повернулся к окну, кажется, его перевезли на этаж ниже. Теперь за окном можно было увидеть ровные верхушки елей и сосен. На мгновение промелькнули ассоциации с бесконечным зеленым ковром, но поток ветра быстро отмел эту зрительную иллюзию. Промелькнувшая вдалеке гроза заставила Сергея привстать и наконец-то обратить внимание на женщину средних лет.       — Мгхм... Лучше, где мой врач?       — Он сейчас в своем кабинете, вы хотите ему что-то передать?       — Да, то есть... Нет, нет-нет, я передумал. — неуверенно выдал пациент, на мгновение опустив взгляд. — Я должен принять сегодня еще какие-то лекарства? — уточнил Сережа, обратив внимание на то, что ему ввели что-то в катетер и оставили две таблетки у стакана с водой.       — Сегодня всё, если вы будете готовы встретиться с врачом — сообщите.       — Угу..       В последнее время Разумовский вел себя лучше всех остальных больных. Принимал все таблетки, терпел уколы и почти не буянил, только после определенных лекарств состояние ухудшалось, но отпускало гораздо быстрее обычного. В конце концов к нему начали обращаться на «вы» и стали воспринимать как человека, иногда поддерживали нейтральный диалог, а в особые дни даже шутили, смеялись. Конечно, Сережа не забывал, где находится, с кем он и в каком положении, но вечно вести эту прямую и холодную войну было просто невозможно. Его «общительность» давала свои скромные плоды. Периодически ему могли предложить что-то еще из еды помимо скудного меню, конечно, в тайне от главврача, но все-таки. Лишняя половина пачки чипсов или печенья умели разбудить в нем нечто, что мы называем «любовь к жизни».       «Если вернусь когда-нибудь в свой офис, то обязательно поставлю несколько автоматов с шоколадками или лучше с газировками... И с теми и с теми», — эта мысль заставила улыбнуться, когда после принятия таблеток, подождав некоторое время, Разумовский достал заначку из-под матраса.       Прошла неделя с того момента, как пациент пережил клиническую смерть, и, как ни странно, он приходил в себя очень быстро. Сережа начинал лучше ориентироваться в пространстве, стал быстрее брать себя в руки, делал прямые попытки контролировать свои приступы через дыхательные практики. Пока прекратить галлюцинации без лекарств было невозможно, некоторые все еще вызывали панические атаки, но, тем не менее, Сережа уже сейчас мог отличить иллюзии от реальности. (Хоть он и подозревал, что на этот результат повлияли новые препараты.) Бывший миллиардер был неглуп и прекрасно понимал, что, скорее всего, его намеренно убивали и в итоге успешно убили. Вот только с какой целью? Для моральной перезагрузки метод показался Сереже слишком радикальным. (Хотя, когда он вспомнил свой подход к «очищению города», хмыкнул, уловив подтекст действий.)        «Чтобы поймать маньяка, надо мыслить как маньяк или быть им» — то же самое касалось психически нездоровых людей. В случае с Виктором не нужно было иметь засекреченных данных, чтобы понять, что сущность его далека от того, что мы представляем, когда думаем о врачах. Причем неважно, какой именно образ ассоциируется с фигурой доктора: компетентные они или некомпетентные, приятные или не очень. В случае с Рубинштейном всё было намного сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Одно только в его биографии: «активное применение авторских и нетрадиционных методов лечения» — говорило за многое. Подобных людей в мире медицины называли «опасными». Даже те, кто скептически относится к шестому чувству, точно не сели бы за один стол с этим человеком.       Сережа же везунчик, только родителей этой безумной семейки не встретил. Одного собственными руками линчевал. А ко второму под «крыло» попал. И тем не менее, важно было отметить, что если Вениамин был более предсказуемым в своих намерениях, то с того же Виктора нельзя было спускать глаз. Этот отстраненный «психиатр» относился к тому редкому типу людей, которые по натуре были основателями и частью так называемого «закулисья». Некий индивид, никогда не участвующий в прямых «потасовках», всегда наблюдатель и никогда явный игрок и даже не ведущий. Его задача заключается в том, чтобы иногда мелькать перед людьми, принимать некое «решающее решение» и вновь исчезать в тени собственного мира. Люди, подобные ему, никогда не предлагают человеку истину, правду, а уж тем более выбор.

«Либо мы по-настоящему лишим вас жизни, либо вы примете действительность такой, какая она есть»

      «Никакой это не действительность, лишь очередная ловушка, принудительно-добровольный выбор — не более. Ложь либо еще плешивая иллюзия, ну, нет уж. Нельзя позволить ему взять полный контроль. Но не играть по его правилам тоже не выйдет… Я уверен в том, что он все это подстроил, вся эта лесть, дружелюбие, человеческое отношение — дешевая приманка» — набрав в легкие побольше воздуха, Сережа глубоко вздохнул, посмотрев на соседнюю башню, — «Отказываться от подобных подарков тоже нельзя, хуже будет. Надо подыграть, а лучше не играть, а быть. Дать то, что ему нужно и понять, чего он хочет от меня» — заключив, доел последнее печенье.       «Он действительно убьет меня? Свидетельство то настоящее…выкрасть бы у кого телефон и проверить правдивость слов. Хотя…черт, в этой глуши повезет, если хотя бы поисковые рации работать будут…»       После этой мысли в голове воцарилась тишина, в эту бессознательную паузу Сережа бесцельно жевал указательный палец. В какой-то момент возник немой диалог, но он тут же вылетел из головы, когда пациент попытался вспомнить, о чем думал.       На самом деле нынешнее положение Разумовского было очень спорным. Одно дело, когда ты должен начать с нуля, вернуться к низам и проложить себе новый путь, другой момент, когда половина страны ненавидит тебя и в лучшем случае попытаются вставить палки в колеса. А если быть реалистом, то зуб точит на Сережу каждый второй, если не первый с половиной. Если не в стенах психиатрической больницы, то за ними точно найдутся те, кто будет готов в случае милосердия и истинного сожаления просто без мороки отправить его на тот свет. К сожалению, Разумовский разбирался в том, у кого какие «фетиши» просыпаются во время межличностных разборках. Если всю жизнь оставаться в тени, то придется смириться с вечным бегством и от хорошего, и от плохого. Один вариант хуже другого, нет, были отступные пути, но он сам лишил себя этой возможности... Ни один наемник не станет с ним работать. Помимо того, что «наверняка откажут и покрутят пальцем у виска», есть риск того, что именно сотрудникам Особняка придется защитить их неугомонного пациента от головорезов, которые придут по душу Сергея. Конечно, защищать его никто не станет, напротив, при нынешних обстоятельствах бывшего миллиардера добровольно передадут в руки тех, кто явится за ним.       Губы пациента пересохли, когда он осознал, что оказался в полной заднице. Ему просто-напросто не позволят начать новую жизнь. Прошлое вечно будет преследовать его, будущее, словно болото, поглотит не только пути отступления, но и его самого.       «Как же отвратительно... Я что-то упускаю, точно что-то упускаю» — страшные слова, о которых и думать не хотелось, становились все ближе к поверхности сознания. «Неужели моя смерть — это единственное спасение от самого себя?..»       Разумовский отчаянно не хотел в это верить, его действительно завели в ловушку, какой бы «выбор» он ни сделал, в любом случае дальнейшую судьбу определить сможет только Виктор... Сергей ненавидел то, что сейчас чувствует. Он готов на многие уступки, готов льстить, выполнять многие условия, но если речь шла о «прямом подчинении» или, что хуже, услужничестве, где его мнение окажется в числе последних... О, этот короткий поводок душил лучше любой петли. Когда-то он держал людей в этом положении, сейчас же все эти нити повязали каждый миллиметр его тела с явным намерением разорвать на мелкие кусочки.

…

      Пациент довольно продолжительное время ломал голову над тем, что творилось в его же голове. Даже не обратил внимания, когда ему принесли еду, всё казалось картонным и фальшивым по сравнению с теми «настоящими» проблемами.       — Сергей, с вами всё хорошо? Может воды? — сидящий рядом буквально материализовался из ниоткуда и до предынфарктного состояния напугал Сережу. Тот вздрогнул и почти отлетел на другой край кровати. Голова резко заболела, и только спустя несколько секунд, когда Разумовский поднял затравленный взгляд, узнал в сидящем своего врача.       — Я вас, видимо, отвлек? — догадался Виктор, сложив руки в обыденном жесте на своей дурацкой папочке.       — Нет-нет, я просто задумался, не заметил, как вы вошли… — сконфуженно выдал Сережа, кинув в сторону двери подозрительный взгляд. — Так, вы хотели о чем-то поговорить?       — Да, я пришел узнать, не пришли ли вы к какому-то конкретному решению?       — Нет… Я не уверен, не знаю, на что соглашаюсь.       — Я ваш психиатр, вы можете обсудить свои сомнения со мной.       — Вы сами предлагаете мне эту сделку, Виктор... — недоверчиво выдал Сережа, непроизвольно сузив глаза. — Вам не кажется подобный ход немного нечестным и неуместным? Складывается такое ощущение, будто бы вы пытаетесь усидеть на двух стульях.       — Вы от этого можете пострадать? Если мне не изменяет память, именно этим вы и промышляли до того, как попали в колонию.       — В последнее время — да, страдаю. Мое прошлое преследует меня, и вы об этом прекрасно знаете.       — Знаю и понимаю всю сложность вашего положения, но я вам не враг, по крайней мере, не первый. — Тон Виктора был неизменным, а Сережу периодически то в жар, то в холод бросало. С ним играли, как кошка с мышкой, и это чувство не покидало его ни на одну секунду.       — Что вы после можете предложить мне, если я соглашусь на лечение? — вполголоса спросил Сережа, спустя пару минут возникшей паузы между ними.       — Пока что я предлагаю только лечение и объяснение. Всё остальное мы обсудим тогда, когда вы придете в себя. Один из важных тезисов моего лечения: решать проблемы по мере их поступления и их соответствующей актуальности.       — Но сейчас я себя отлично чувствую. Мне лучше удается контролировать себя, приступы стали короче и реже...       — Сергей, я рад, что вам становится лучше, но это не ваш личный результат, только действие препарата моей разработки. Побочный эффект у него отложенный, эти лекарства не смогут спасти вас. Они лишь переносят дату неизбежного, но дают вам возможность «натаскать» свое состояние.       — У вашего брата был абсолютно противоположный подход.       — Прошу, не сравнивайте нас. Вениамин был чрезмерно импульсивен. И да, у моего брата не было цели вылечить вас. — Впервые за весь диалог Виктор улыбнулся довольно добродушным... оскалом...       — Знаете, Виктор, у меня создается такое впечатление, будто бы для вашего дуэта я лишь очередной эксперимент. Вы достаточно извели меня, видимо, намерены продолжить и до сих пор не объяснили вашей мотивации убить меня. — отрезал Сережа, немного сжав кулаки под простыней.       — Что же, извольте объясню. Здесь нет заговора. О вашем существовании я узнал только тогда, когда в мою глушь явилась полиция с уговорами решить проблемы, которые за собой оставил Вениамин. Вы оказались одной из этих так называемых «проблем». — начал Рубинштейн закинув ногу на ногу, — Изучив то, что о вас написал Вениамин, я пришел к выводу, что он лишь обострял ваше состояние и сам же в конце концов напоролся на этот нож.       — Для чего он это делал?       — Вениамин был убежден в том, что в вас есть некая Тьма, подвластная высшему разуму. Иными словами, он видел в вас инструмент в чужих руках. И наивно надеялся на то, что сможет управлять и вами, и силой, которой вы подчиняетесь.       После слов Виктора Сережа вспомнил свой сон, тот самый, который он видел перед тем, как началась роковая для него игра... По телу пробежали мурашки: «Откуда Вениамин мог об этом знать? Знает ли Виктор? Говорит в скептическом тоне, но и он не идиот. У меня острое чувство того, что он что-то недоговаривает».       — Ваш брат был в чем-то прав…— пациент сделал попытку раскрыть завесу тайны.       — Отнюдь. Всё, что вы видели, чувствовали, скорее всего, было итогом воздействия препаратов, которые вам назначил ваш бывший психиатр. На последних двух словах шел особый акцент. Виктор явно создавал видимую неприязнь по отношению к младшему брату. — Вы наверняка видели сны, галлюцинации. Вы могли упасть в обморок и легко забыть абсолютно любой отрывок из вашей жизни. Неужели даже при этих условиях вы будете верить всему, что предложит разум или буйное альтер-эго?       — Не знаю… Все это было очень реалистичным. Я видел бога Кутха, он желал, чтобы я стал его аватаром, да, наверно, это действительно бред.       — Учитывая то, что вам внушил Вениамин, повезло, что вы видели только это.       — Но я никогда о нем не слышал. Впервые я узнал его имя и увидел образ в моем видении, а выяснилось, что эта яма куда глубже, чем мне тогда показалось.       — К сожалению, я не могу быть уверенным в том, что вам не внушили это с помощью того же гипноза. Сергей, я скептик, но попробую к вам прислушаться. Если видение повторится, мы вместе попробуем разобраться в деталях, а пока что это всё выглядит только как нелепое, местами даже искусственное совпадение. Вы согласны со мной?       — Да, наверное, вы правы… Наверное… — Сергей, вы не глупый человек и наверняка понимаете, что у меня есть свои мотивы относительно вашего лечения. И тем не менее они отличны от того, с чем вы столкнулись в первый раз. Надеюсь на то, что вы сможете прийти к этому пониманию и перестанете коситься в мою сторону. Я к вам еще зайду.       Исчезать Виктор умел также, как и появляться. А от того, как он выводил беседу в нужное русло, Сережа окончательно забывал про все вопросы и выпирающие иголки, грозящие стать занозой. Да, занозы не так опасны, но они могут вызвать гной и иметь в себе множество инфекций, а это в случае бездействие может привести к смертельному риску. После подобных «прозрачных» диалогов Сереже ничего не оставалось, как смотреть в потолок. А что говорить? О чем думать? Как только этот буквально материализуется рядом, все планы, мысли, да даже чувства, сменяются на северо-восточно-противоположные. Интуитивный радар Сережи просто сходил с ума, словно компас рядом с магнитом. Так что проще было вести записи по всем странностям, нежели держать все в голове. Похоже, что Сережа, сам того не понимая, сказал Рубинштейну «да».