in arte libertas.

Хайтам отписался через неделю. Он предложил Кавеху встретиться в той самой кофейне, находящейся близь университета, и после пойти к нему домой, уточнив, что живет один и их никто не потревожит. Это радовало. Кавех был готов работать натурщиком и за простое «спасибо», но Хайтам не хотел оставаться у него в долгу, предлагая оплатить посиделки в кофейне, вызвать им такси от кофейни и после проводить Кавеха до дома. Предложение заманчивое, поэтому Кавех отказываться не стал. Ко всему пару дней назад Хайтам нашел у себя конспекты с первого курса, по его словам, «чисто случайно», но Кавех так и видел, как он копается в шкафу, чтобы отыскать тетрадки по давно забытым предметам. Какой щедрый, а ведь он и не рассчитывал на хоть какую-то оплату своего альтруистического порыва. Изначально Хайтам хотел ему заплатить, но это было уж совсем дико. Сошлись на предложенном ранее кофе и пачке сигарет. И слава богу, не хватало ощущения, что меня покупают. И откуда у него вообще берутся деньги в двадцать один год? Работает где-то? В таком же криминале, как и Чайлд, или может он пишет картины на заказ? Криминальный Хайтам хоть и выглядел заманчиво, но Кавех прекрасно понимал, насколько его фантазии далеки от реальности. Хоть Хайтам и не был доходягой, вроде того же Кавеха, но его флегматичный характер шел впереди всех влажных мечт. Если выбирать между нелегальной работой и государственной деятельностью, он бы без раздумий выбрал второе. Нетрудно представить, как бы он бил студентов линейкой по рукам за корявые работы, приговаривая про то, что им далеко до настоящих гениев искусства. О да, а еще он бы точно постоянно хмурился и занижал баллы! Кавех невольно усмехнулся от такой мысли, досиживая последнюю пару по истории искусств. Еще пара минут и госпожа Фарузан отпустит их восвояси. Хайтам уже ждал его в кофейне, судя по сообщению. Кавех с самого утра собрал нужные ему вещи, которые могут пригодиться на чужой квартире вроде той же расчески, косметички, пауэрбанка и других приблуд. Он не рассчитывал на то, что хайтамовская квартира будет чем-то отличаться от общажной каморки. Наверняка он сильно разорится, оплачивая работу Кавеха даже обычным кофе и такси, все-таки он не Чайлд, который родился с «золотой ложкой» во рту и даже сейчас может добывать немыслимые Кавеху суммы не самым надежным способом. Ему понадобилось меньше десяти минут, чтобы добраться до стеклянных дверей и войти во внутрь, оглядывая зал. Как он и думал: Хайтам выбрал столик в углу, избегая контакта с другими людьми, самостоятельно изолируясь от общества. Рядом с ним уже стояла кружка с кофе и кажется тарелочка с десертом. Кавех снял пальто, чтобы повесить его на крючок вместе с шарфом, и мельком глянул в зеркало, немного нервно поправляясь. Чего он вообще волнуется? Это рядовая встреча с таким же студентом Академии, как и он сам, тут нет ни единого повода для волнения. Ну и что, что это их первая личная встреча где-то вне стен Академии... Ну и что, что как только он сядет напротив, они будут смотреться как парочка геев на свидании... Ну и что, что Хайтам проведет с ним целый день один на один... Бежать все равно было уже поздно, поэтому, сделав вдох-выдох, Кавех поправил свою цветную рубашку с цветочным принтом и метнулся вперед, огибая ряды столиков и усаживаясь на мягкий диванчик напротив Хайтама. — День добрый, господин куратор! — выпалил он с лучезарной улыбкой, на что получил сухое хмыканье. — Я же говорил — просто Хайтам. — Это неуважение к старшим, а я вежливый молодой человек, — сощурился Кавех, подтягивая к себе бумажку с перечисленными на ней напитками. Конечно, это выработанный рефлекс, чтобы не привлекать внимание. Никто не заподозрит его в плохом зрении, если он будет внимательно разглядывать меню, верно? — Охотно верю, — сухо ответил Аль-Хайтам, перелистывая страничку толстенькой книги. — Что читаешь? — Кавех с интересом наклонил голову на бок, словно пытаясь разглядеть название. — Альбер Камю, — сказал Хайтам, не отрывая взгляда от книги. Мог бы и ради приличия посмотреть на Кавеха! — А называется как? — Чума. — Интересно? — Отчасти. Кавех надулся, подперев щеку рукой. Почему нельзя просто поддержать диалог? Что трудного во введении в курс дела? Мог бы и рассказать ему, о чем там пишется, может так они бы смогли разговориться, но нет же. Надо сидеть с лицом-камнем и пилить книжку взглядом. — Мог бы и поговорить со мной, — пробурчал Кавех, отводя взгляд в сторону. — Я жду, пока ты определишься с заказом, — Хайтам наконец-то оторвал глаза от своего чтива и глянул на Кавеха, с хлопком закрывая книгу и откладывая ее на край стола. — А точно... — Кавех поспешно уткнулся в меню, пытаясь прокрутить список напитков, который как-то ему перечисляла Нилу — бариста в этой кофейне, — Ты же дольше меня учишься, наверное, уже все тут перепробовал? — он решил пойти ва-банк первым, чувствуя, как начинает краснеть. До чего неловко! — Я не так часто хожу сюда, но да. Ты прав. — Посоветуешь что-нибудь? — Кавех миленько улыбнулся, поглядывая на озадаченного Хайтама сощуренными глазами. — Хм... — Хайтам подтянул меню к себе и почесал подбородок в задумчивости. Он быстро пробежался взглядом по строчкам и указал на одну из них, — Здесь вкусный арахисовый и лавандовый раф, если любишь покрепче, то гранатовый бамбл, и классика — эспрессо-тоник. Ты голоден? — А я уже думал не поинтересуешься, — Кавех похихикал и кивнул. — Тогда попробуй здешние боулы, обычно они неплохие, — Хайтам отодвинул бумажку и рукой подозвал девушку, чтобы сделать заказ. — Так и быть, доверю свой желудок уважаемому старшему, — ехидно пролепетал Кавех, обращаясь к подошедшей Нилу, которая, оценив обстановку взглядом, мило поздоровалась, — Мне, пожалуйста, гранатовый бамбл и боул с креветками. Хайтам, ты? — Латте с корицей и тирамису, — сказал он спокойно, даже не поднимая головы на девушку. Нилу, приняв заказ быстро удалилась, подмигнув Кавеху, чего он, к сожалению, не увидел. — Не знал, что ты фанат десертов, — Кавех накрутил прядь на палец, смотря на поверхность стола. — А ты нет? — Хайтам вопросительно поднял бровь, наконец-то решив поговорить с Кавехом. — Не то чтобы, я просто слежу за фигурой. — Сладкое полезно для мозга, — ровно ответил Хайтам. — Наш куратор сладкоежка, кому расскажу — никто не поверит, — хихикнул Кавех, выводя Хайтама на эмоции, но тот оставался равнодушен. — Не вижу в этом ничего позорного. — Я же просто пошутил, — Кавех вновь надулся, — Почему с тобой так трудно? — взвыл он, театрально кладя руку на лицо. — Трудно? — Ну, мог бы поддержать шутку или хотя бы разозлиться! — Ты хочешь меня разозлить? Кавех простонал. Он точно человек, а не робот какой? — Ладно, забыли. Ты уже решил насчет композиции? — Да, вчера продумал все до мелочей и сделал парочку записей касательно работы, — Хайтам легко кивнул, став куда более заинтересованным, чем мгновение ранее. Вот оно — его слабое место. — И как оно? — Кавех искренне любопытствовал. Он впервые будет моделью для художника, даже немного волнительно. — Дома все увидишь, я подготовил локацию, — в голосе Хайтама сквозила гордость. Кавех с каждым разом все больше и больше убеждается в том, что он любимец всех преподавателей. — Ты так запарился! — Конечно, от этого напрямую зависит конечный результат. Я всегда ответственно подхожу к работе и заранее все планирую. Разве ты не так же делаешь? На их столик поставили два напитка и Кавех подтянул себе прозрачный стакан с мутно-красным содержимым, делая глоток и одобрительно кивая. — Вообще нет. Я обычно импровизирую, что в картинах, что в скульптуре. Мне кажется, так получается более чувственно и проникновенно. — Хм... — Хайтам задумчиво посмотрел на свои руки и погладил собственные пальцы, — Но разве действуя хаотично, ты не упускаешь что-то важное? — Если что-то и упускаю — значит это было не столь важно. Главное — процесс. Именно он рождает нужный мне результат, — Кавех незамысловато крутит трубочкой в стакане, слегка улыбаясь напитку, — А если все планировать, то в чем же тогда свобода? — Свобода? А она нужна? — Безусловно! — восклицает Кавех, — Искусство заключается в свободе. Знаешь есть одна фраза «in arte libertas», она значит- Он не успевает договорить, как в его монолог включается Хайтам. — В искусстве свобода... — Именно! Я полностью согласен с этим утверждением. Оно и наоборот работает, — довольный собой, он медленно тянет кофе через трубочку, окидывая собеседника взглядом. — Вот как. Хайтам кажется озадачен сказанным, поэтому принялся пить кофе. Кавех не был против затянувшейся паузы в диалоге. В их молчании не было ничего неловкого. Они оба думают о своем: Хайтам о сути искусства, которую поведал ему Кавех, а сам Кавех о Хайтаме, задумчиво сидящем напротив и таком непостижимо прекрасном. Его немного смущали подобные мысли, но в моменте они казались более чем правильными. С Хайтамом было хорошо. По-домашнему уютно, хоть иногда его выражения и бесили, но даже в них было что-то... Они молчали далеко не минуту, и не две. За это время успели принести заказанные ранее блюда и к началу новой беседы они уже покончили с молчаливой трапезой. — Я вызываю такси? — Хайтам отложил вилку в сторону, смотря на Кавеха, который, в свою очередь, вытирал рот салфеточкой. — Ага, уже пора, — он потянулся, поглядывая на телефон. — Тогда пойдем покурим? — Хайтам встал с места, подтягивая к себе черную кожаную сумку и вытаскивая картхолдер. — Это святое! — Кавех забавно потер нос, поднимаясь вслед за ним и наблюдая, как Хайтам, легко кивая, направляется к стойке, чтобы оплатить съеденное, пока сам Кавех, забирая сумку, плетется к оставленным на крючке вещам. От чувства сытости немного клонит в сон, а тепло его окончательно разморило. Оставалось подбадривать себя тем, что они едут не смотреть фильм развлечения ради, а по-настоящему работать. Когда Кавех уже завязывает шарф, подходит Хайтам, быстро накидывающий пальто и шарф поверх и открывающий Кавеху дверь. — Благодарю, — лыбится он, выходя из кофейни, — А вы настоящий джентльмен, может и сигаретку мне одолжите? — лукавит он, обращаясь в сторону старшего. — Если попросите — одолжу. — Тогда, пожалуйста, любезный Аль-Хайтам, позвольте мне изъять из вашей пачки ничтожную сигарету? Хайтам хмыкает и протягивает ему пачку, на что Кавех хихикает. — Тебе все понравилось? — интересуется Хайтам, извлекая зажигалку из кармана и подкуривая. — Спрашиваешь так, словно мы на свидании, — Кавех улыбается и хлопает того по плечу, чтобы расслабить и без слов сказать, что это шутка, — Более чем. Ты попал в мои вкусы. — Славно. Хайтам курит молча, наблюдая за дорогой, а Кавех наблюдает за ним. Он удивительно красиво курит. Казалось бы, что может быть красивого в столь рутинном процессе? Поднести сигарету к губам, сжать ими фильтр, вдохнуть дым поглубже, задержать на пару секунд и выдохнуть единой струйкой через рот. Но даже это он делал весьма изящно. То ли дело в его руках, то ли в невозмутимом лице (Кавех полагал, что сейчас оно именно такое), то ли в самих действиях, но чувствовалась в этом некая магия момента. Ждали они не долго — время тления одной сигареты. К самым дверям подъехала приличная машина, паркуясь прямо перед ними двумя. Кавех ловко выкинул окурок и подошел к самым дверям, чтобы запрыгнуть в теплую машину и поздороваться с водителем. Хайтам приземлился рядом с ним, складывая сумку около своей ноги и закрывая дверь. Всю дорогу он смотрел в окно, не отрываясь от пейзажа. Кавеху хотелось погладить его лицо или легонько, самыми кончиками пальцев, коснуться чужой руки. Ненавязчиво напомнить о своем присутствии, хоть это и казалось глуповатым, но поделать с этим он ничего не мог. Оставалось неловко сжимать края пальто, рассматривая пятна собственных рук. *** Кавех был в первородном шоке, стоило ему выйти из машины и посмотреть на окружающий его район. В настоящий ахуй он впал, когда Хайтам открыл перед ним дверь в собственную двухэтажную квартиру, ремонт в которой был выполнен в винтажном стиле. Он забирает свои слова обратно насчет старенького форда. Возможно, у Хайтама и он имеется. Мать его, жить одному в таких хоромах — это преступление против пустого кошелька Кавеха! Не так он себе представлял место обитания среднестатистического студента живописи. Ну, конечно, Хайтам не являлся среднестатистическим студентом, и все же увиденное поразило Кавеха до глубины души. Казалось, будь его зрение стопроцентным он бы тут же открыл рот и завопил от удивления, которое, однако, и сейчас плескалось где-то внутри. Это та самая квартира, которую он представлял, когда читал книжки про всяких аристократов, но никак не скромное жилище Аль-Хайтама. Кавех бы не удивился, если бы он сказал, что ошибся адресом, а ключи оказались у него в кармане чисто случайно. Но Хайтам этого не говорит, спокойно снимая обувь и проходя внутрь. — Чего застыл? Проходи, я пока кофе приготовлю. Тебе с молоком? — А... да, на безлактозном... — Кавех не переставая разглядывал пространство, поправляя волосы, чтобы хоть как-то скрыть свой шок. — Хорошо, сделаю на кокосовом, — Хайтам вешает пальто на плечики и проходит через огромную гостиную на кухню, подавая там признаки жизни. Кавех смотрит прямо перед собой, немного мешкаясь. Стадия осознания уже успела пройти, а вот стадия принятия слегка запаздывала. Он подобное только в своих влажных мечтах, да на картинках в пинтересте видел, а тут наяву, еще и так неожиданно. Немного неловко проходя вперед, он снял обувь и поставил сапоги ровненько рядом с хайтамовской обувью, нарушать установленный порядок было как-то совсем не с руки. Развязывая шарф, он подходит к шкафу и смотрит на свое размытое отражение в зеркале. Хотелось провести рукой по зеркальной поверхности и прикоснуться к точной копии самого себя, но заляпать вымытый до блеска шкаф не было никакого желания. Решив, что его заторможенность будет выглядеть странно, Кавех быстро подтянул к себе вешалку и уместил ранее снятое пальто с шарфом, закидывая оставленную у двери сумку себе на плечо и проходя в гостиную, смотря на расписные потолки с великолепной лепниной. Будь его воля, он бы уже лез по стремянке, чтобы все это хорошенько потрогать и желательно уткнуться в плотную носом, чтобы рассмотреть хоть какие-то доступные его слепым глазам детали. — Что насчет музыки? Ничего против не имеешь? — неожиданно спросил Хайтам, судя по звукам извлекая кружки из серванта. — А?... Нет-нет, я только за... — Кавех подошел к тёмно-зелёным стенам, проводя по ним рукой, чтобы почувствовать фактуру. А вот и помешанность Хайтама на зеленом. В целом, вся его квартира была выполнена в изумрудном, древесном, черном и белом цвете. Изредка мелькали красные, оранжевые и желтые детали, разбавляя атмосферу и добавляя в нее уюта. Он прошел мимо комода, на котором были расположены статуэтки, дорогие духи, фотографии, которые особенно сильно привлекали Кавеха. Проводя рукой по деревянной поверхности, он не обнаружил пыли, что совсем удивительно. Либо сам Хайтам такой чистоплотный трудяга, либо... — И ты живешь тут один? — спрашивает Кавех, любуясь разнообразием позолоченных подсвечников. — Да, — Хайтам выходит с кухни с двумя антикварными кружками, в которых теплился свежесваренный кофе. — Я такое разве что в пинтересте видел. Не квартира, а музей, — честно признается Кавех, с благодарностью принимая кружку и даже не сделав глоток уже понимает, что в его приготовлении использовались весьма качественные зерна. — Я привык, — пожимает плечами Хайтам, обращая внимание на ноги Кавеха в носках, оставляет кружку на комоде и уходит в холл, чтобы вытащить ему домашние тапочки, — Тут может быть прохладно, поэтому походи пока в них, я прибавлю отопления, — он вновь подхватывает кружку и скрывается в одной из комнат, оставляя Кавеха наедине с прекрасными портретом, расположенными прямо над камином. У него в доме даже, черт возьми, камин есть! На нем изображена женщина средних лет, с прекрасными серебряными волосами, мягкой улыбкой и крупными золотыми глазами. В руках она держит корзину фруктов и кажется более чем счастливой. Взгляд ее сочится жизнью. Особенно внимание привлекала прорисовка тканей ее платья. Они казались воздушными, как сказали бы преподаватели живописи: ткани «дышат», «живут». Ее нежные руки с парочкой колец располагались под корзиной и на персике, едва касаясь его рукой, женщина, кажется, боялась, что он упадет. Залюбовавшись портретом, Кавех не заметил, как комнату объял треск иглы патефона, и сразу после раздались басовитые нотки немало известной песни Франка Синатры. По первым нотам Кавех понял, что играет «The World We Know». Песни Франка Синатры были для него чем-то спокойным, зимним, и что самое прекрасное — идеально вписывались в атмосферу этой квартиры. Хайтам разогнулся, откладывая парочку пластинок на стол, словно приготовив их для следующего проигрыша. Он отпил кофе и посмотрел на виниловый проигрыватель, словно оценивая процесс. Кивнув самому себе, он подошел к Кавеху, становясь рядом, и проследив его взгляд, уставился на портрет. — Красиво, — только и говорит Кавех, утопая в музыке. — Моя работа, — Хайтам, кажется, видел в ней недостатки, поэтому говорил без должной гордости. Кавех считал, что такой проделанной работой можно гордиться, потому что лично он поражен ее глубиной. — А кто это на картине? — Кавех отрывает взгляд от холста и смотрит на молчаливого творца этого произведения. — Моя мама. — Она невероятно красивая! — восклицает Кавех, улыбаясь. Теперь понятно, в кого Хайтам пошел своими серебряными волосами и точеными чертами лица, правда большего Кавех сказать не мог. Портрет, в отличии от самого Хайтама, был достаточно крупным, чтобы близь стоящий Кавех мог рассмотреть нужные ему детали, а вот сам Хайтам... На расстоянии сантиметров десяти он бы мог познать его красоту и дать ей оценку, но это будет смотреться как минимум странно. Испытывать чувство смущения рядом с этим человеком Кавех не хотел, поэтому, закусив губу, похоронил это импульсивное желание где-то глубоко внутри. — Я тоже так думаю, — отозвался Аль-Хайтам, делая глоток и рассматривая портрет. Чуть погодя Кавех развернулся к нему и улыбнулся. — Тебе не одиноко жить одному в таком большом доме? Почему ты не живешь с родителями? — Кавех еще не знал, что задел запретную тему, которую не стоило заводить вообще. — Это их квартира, а они... погибли пять лет назад, — спокойно ответил Хайтам, отходя к кофейному столику и садясь в старенькое винтажное кресло. Он не сказал больше ни слова, кажется, погружаясь в собственные мысли. — Прости... — Кавех прикусил язык, понимая, какой личный вопрос задал. Он поднял тему, которую нельзя было задевать, — Я не хотел... Мне очень жаль... — Не страшно. Это произошло давно, я свыкся с этой мыслью. Как бы умиротворенно он не пытался звучать, Кавех уловил нотки отчаяния в его голосе. К такому не привыкаешь даже спустя десятилетия, что говорить о таком коротком сроке. Он только что надавил на свежую рану и совершенно не знает, что сейчас следует сказать. Кавех сам потерял отца в юном возрасте, тот погиб во время экспедиции. Он был отличным человеком по словам его коллег, и отвратительным мужем по словам матери. Кавех не знал, кому верить, но в его голове осталась лишь парочка воспоминаний об этом человеке. — Кавех, малыш, это теперь твое! — говорил мужчина в годах, вручая ничего не понимающему ребенку старинный мастихин, — Это мастихин твоего прадеда, он был выдающимся художником, может и ты станешь таким же. Маленький Кавех удивленно похлопал глазками и посмотрел на фамильную вещь с высеченными на дереве инициалами. Он еще не знал, что в будущем будет вспоминать эти слова с теплотой и воспримет их как вызов самому себе, чтобы оправдать надежды умершего. Мать его стремления не поддерживала. Он сомневался, любила ли она отца на самом деле, но все еще помнит ее горькие слезы, когда ей сообщили о трагической кончине ее супруга. Кавех тогда не понимал, что значит эта новость. Папа не вернется? Он ушел на небеса? Но ведь он обещал ему привезти статуэтку из своего путешествия в пустыне? Он наврал ему? — Кавех... Все будет хорошо... Мы справимся... — говорила ему женщина, притягивая к себе руками хрупкое детское тело. Она говорила это больше для себя, нежели с целью успокоить ребенка, который не понимал всей сути происходящего. Он молча плакал, зная, что надо оставаться сильным и поддерживать маму. Ей сейчас тяжелее, чем ему. Он должен стать взрослым как можно скорее, чтобы защитить ее и помочь справиться с выпавшими на ее долю тяжестями. Он вскоре разочаровался в женщине, которую до этого нежно звал мамой. Когда на их пороге появился неизвестный мужчина он увидел улыбку матери. Мужчину представили как нового папу Кавеха. Но какой это папа? Он помнит его лицо, он знает, что это не папа. Папа был добрым, щедрым, заботливым, а мерзкая ухмылка этого человека заставляла Кавеха убежать в слезах в свою комнату. Мама предала его, мама предала папу. Она нашла ему замену... Но почему? Сейчас взрослым мозгом он отчасти понимал женщину, в столь молодом возрасте ставшую вдовой. Вот только... Следующие годы для Кавеха оказались сущим адом, за что он, кажется, никогда не сможет простить женщину, которая подарила ему жизнь. Now over and over I keep going over The world we knew Days when you used to love me Из мыслей его вырвал отрывок песни, которую он знал наизусть. Он все еще стоит, замерев на месте и смотря на такого тихого Хайтама. Оставив кружку на комоде, он подходит к нему сзади и обнимает со спины. Почувствовав легкую дрожь под своими руками, он успокаивающе подпевает песне, через пару строчек добиваясь нужного эффекта — Хайтам начинает тихо подпевать исполнителю вместе с ним. Кажется, это успокаивало не только владельца дома, но и самого Кавеха. Такие мгновения казались для него более, чем интимными. Они в пустой квартире говорят о тревожащих сердце вещах, поют давно забытые многими тексты и обнимаются под музыкальное сопровождение Франка Синатры. Что еще нужно для счастья? Но песня заканчивается и Кавеху приходится оторваться от Хайтама, чтобы посмотреть на него и поворошить серебряные волосы. — Приступим к работе? — задорно спрашивает он, склоняя голову набок. — Да, уже пора, — кивает ему Хайтам, поднимаясь с кресла и устремляясь в другую комнату. Кавех идет за ним по пятам, наблюдая за уверенными действиями живописца, готовящегося к написанию картины. Он внимательно рассматривает место, которое для него подготовили и его брови невольно взметаются вверх. — Это... это ты называешь подготовительным процессом? — Что-то не так? — Хайтам оборачивается в его сторону и после смотрит на постановку, — Что-то стоит поменять? — Нет... Что ты... Все прекрасно, я просто не думал, что ты подошел к делу с такой ответственностью, — это меньшее, что можно было сказать. На полу лежало белое полотно, на нем стоял деревянный высокий стул, а по всей поверхности в разных местах лежали красные яблоки с другими элементами композиции. — Я подумал, что под твой типаж хорошо подойдет подобная античная тематика. Конечно, если ты не против... — Нет! Конечно, нет! Мне все нравится! — Кавех замахал руками и вновь принялся оценивать свое рабочее место, как модели. — Тогда можешь пока освоиться, — Хайтам положил вымытые кисти на тряпочку и поставил подготовленный холст на мольберт, проверяя ничего ли не забыл, — Разрешишь включить мою музыку для работы? Мне под нее легче работается. — Без проблем, делай, что хочешь, — улыбается Кавех, проходя мимо композиции, чтобы рассмотреть рабочее место Хайтама. Тот легко кивает и уходит в соседнюю комнату, возвращаясь с проигрывателем и извлекая из деревянного шкафа пластинки и вытаскивая одну из них из конверта, чтобы протереть сухой тряпочкой. Несмотря на стремление Хайтама к идеалу, Кавех заметил некий хаос на его рабочем месте. Без этого он не мог бы считаться живописцем. Краски лежат в разброс, какая где, валялись на письменном столе, множество разных тряпочек, испачканных в краске, салфетки, вероятно, прибереженные для грязных рук, бутылечки с маслом. Все это создавало некую правильную рабочую атмосферу для рождения будущего изящного творения. Такому мастеру хотелось доверять. Знакомые ноты заставили Кавеха повернуть голову в сторону источника звука и ошарашено выпучить глаза. Хайтам слушает это? Идеальный Хайтам... который сейчас снимает рубашку и надевает на себя старенькую потрёпанную временем футболку с логотипом его любимой группы. — Ты... Ты фанат Нирваны? — только и выдает Кавех, на что Хайтам оживляется и активно кивает. — Моя любимая группа, — подтверждает он, тупо пяля на Кавеха. — И моя... Затяжную паузу разбавили строчки, заученной до дыр «Smells Like Teen Spirit». Hello, hello, hello, how low? — Сейчас будет припев... — констатирует факт Кавех. — Слова знаешь? — Обижаешь. До взрыва барабанных перепонок осталось... Три... Два... Один! — With the lights out, it's less dangerous, — они орут текст словно подростки на тусовке, — Here we are now, entertain us, — иногда не попадая в слова, Кавех в унисон с Хайтамом и Куртом Кобейном завывает фразы из этой легендарной песни, — I feel stupid and contagious, — кажется Хайтам орет даже громче него, — Here we are now, entertain us. — A mulatto, — Хайтам указывает на Кавеха, замолкая на следующей фразе. — An albino! — Кавех подхватывает инициативу, дергаясь под бит. — A mosquito. — My libido! — Yay! — вместе воскликнули они, чтобы после дружно засмеяться. Кавех в первый раз видел настолько яркую улыбку у Хайтама и его смех... Такой чистый и звонкий, иногда казалось, что он давил его где-то внутри себя, но было видно, что ему по-настоящему весело, так же, как весело Кавеху. — Никогда бы не подумал, что ты фанат Нирваны! Я до сих пор не верю! — восклицает Кавех, хаотично дергая руками. — Я тоже был уверен, что ты фанат спокойной музыки, — Хайтам разделяет его удивление. — Да черта с два! Я с пеленок слушаю Кобейна! Родился и умру под его песни. Хайтам посмеялся вновь, подхватывая кисти. — Значит точно сработаемся, я не могу работать ни под что другое, кроме этих песен. — Могу понять, я сам творю только под свой плейлист. Хайтам подтягивает к себе стул, чтобы уложить на него нужные принадлежности и встает за мольберт, оценивая свет. — А какую еще музыку ты слушаешь? Кавех, увлеченный диалогом, эмоционально чуть ли не пищит от радости. — Много какую. Я так-то меломан, но в основном это старая музыка, но есть и условные Arctic Monkeys, Vundabar, alt-J, The Beatles, Tame Impala, Mother Mother, ну и Ланочка, конечно, куда без нее. Хайтам одобрительно хмыкает. — Мое уважение, у тебя прекрасный музыкальный вкус, — одобрительным тоном говорит он, указывая рукой Кавеху, чтобы он прошел к постановке. — Я рад, что у тебя тоже! — он делает, что велено, и наступает на белую ткань, перед этим снимая тапочки с носками, и резко стопорится. — А мне... Ну, не пойдет же в этой одежде позировать? Хайтам выглядывает и оценивает его взглядом. — Ну... Кавех понимает его без слов, пока Хайтам подносит ему белую ткань. — А ну... Мне раздеваться получается? — он неловко мнется на месте, беря ткань в руки. Молчание. — Как хочешь... Кавех понятливо кивает, покрываясь всеми оттенками красного, пока расстёгивает пуговицы рубашки и откидывает ткань в сторону. Хайтам понятливо отворачивается, хотя, казалось бы, они оба парни, чего стесняться? Очевидно, есть чего, по крайней мере для Кавеха. Он медленно стягивает с себя брюки, иногда оглядываясь, чтобы узнать, не подсматривает ли Хайтам. Ясно дело он до такого не опустится, но некая паранойя не давала Кавеху вдохнуть спокойно. Не то чтобы он так сильно стеснялся своего тела, но были моменты, когда ему было ужасно неловко оставаться без одежды, особенно зная, что на тебя будут постоянно смотреть, внимательно разглядывая каждый участок кожи. Оставшись в одних боксерах, он проходит к стулу и садится на него, накидывая ткань на бедра и закрывая ей пах. — Э... Хайтам, я не знаю, как лучше сесть. — Сейчас помогу, — Хайтам поворачивается к нему лицом. А вот и он — изучающий взгляд. Хайтам делает пару шагов ему навстречу, рассматривая как на Кавехе лежит ткань, и обходит его, чтобы встать сзади. Он аккуратно касается его плеча, от чего Кавех вздрагивает, покрываясь многочисленными мурашками. Его плечо аккуратно тянут назад, побуждая выпрямить спину и раскрыть грудь. — Закинь одну ногу на стул, — Кавех послушно поднимает ногу и ставит голую ступню на дерево, чувствуя в ушах стук собственного сердца. Хайтам аккуратно обхватывает его предплечье и поднимает руку, ставя локоть на колено и сгибая кисть, — Расслабь руку. Легко сказать, особенно, когда не знаешь, в какую секунду ждать очередного прикосновения. — Да, вот так, — Хайтам отходит в сторону и берет со стула красное яблочко, вкладывая в ладонь Кавеха под его вопросительные взгляды, — Сейчас я поправлю волосы и ткань и можем приступать, — звучит быстро, вот только руки Хайтам движутся с особой скоростью, едва касаясь обнаженных бедер Кавеха, сдвигая ткань так, чтобы создать нужные ему складки. Пара правок касательно волос не остаются без внимания Кавеха. Хайтам аккуратно раскидывает золотистые пряди по спине, убирая парочку локонов вперед, чтобы они едва касались выпирающих ключиц, — И последний штрих, — он отходит в сторону и снимает с гипсовой скульптуры Давида лавровый венок, чтобы возложить его на мягкие светлые волосы Кавеха. Кавех все это время в непонятках смотрел на художника-постановщика, беспрепятственно подчиняясь любым его указаниям. В движениях Хайтама чувствовался профессионализм. Конечно, без взгляда, оценивающего общую постановку, не обошлось. Все закончилось, стоило Хайтаму отойти на пару шагов назад и одобрительно кивнуть. — Расслабь вторую кисть, — он достал телефон и открыл камеру, — Я сфотографирую твое положение, если ты не против. Оно никуда не уйдет, не волнуйся, это чтобы мы смогли легко поставить тебя в эту же позу, чтобы неправильная расстановка не сказалась на итоговом результате, — получив разрешение, он отошел к мольберту и быстро сделал пару снимков, проверяя их качество и откладывая телефон в сторону, чтобы скрыться за мольбертом. — Скажешь, когда устанешь, я пока сделаю подмалёвок, потом поужинаем, — говорит он, открывая масло, о чем Кавеха уведомил вырвавшийся из бутылька специфичный запах. — Я не ужинаю, но не откажусь от кофе, — говорит Кавех, уставившись на потолочные расписные плинтуса. — Как твой желудок еще жив с таким рационом, состоящим из кофеина. — Сам поражен его стойкостью. — Доведешь ведь, — Хайтам выдавливает краски на палитру и посматривает на Кавеха. — Ой, вот только не надо бабушкиных советов. Хайтам хмыкнул и послушно замолчал. Конечно, молчать для него было комфортнее, но Кавеху, как модели, всего за пару минут стало ужасно скучно сидеть без дела и увлекательного разговора. Он утомленно вздохнул, чем привлек внимание до этого занятого художника. — Если хочешь, можем поговорить о чем-нибудь, — ненавязчиво предлагает он. — Не откажусь, кажется, за час я переберу все внутренние монологи из возможных. — Понял, — и вновь замолчал, видимо подбирая тему для разговора, — Ты, как я понял, тоже пишешь? — его тон сквозил заинтересованностью. — Есть такое. Правда в стол. Я не любитель показывать результат другим. — Но ведь так ты не сможешь получить достойную критику? — Оно к лучшему. Терпеть не могу критику. Хайтам непонятливо уставился на него, чтобы уловить мысль, но так и не осознав принципов Кавеха, возвращается к работе. — И что обычно служит объектом для написания твоих картин? — Да много чего на деле... Сам того не осознавая Кавех пустился в подробное описание вдохновляющих его вещей, пока Хайтам понятливо слушал и кивал между делом. Он умел внимательно слушать, что доказывали его уместные комментарии, но сам говорил редко. За разговором час прошел достаточно быстро. Кавех резво отозвался, что совершенно не устал и может просидеть в такой позе хоть всю ночь. Хайтам ему не поверил, но продолжил работу. Они задержались на лишний час, пока Кавех не сдался со словами: «у меня задница занемела сидеть на этом стуле». Хайтам не сопротивлялся и тут же отложил кисти, уходя на кухню, чтобы заняться приготовлением ужина для себя и кофе для Кавеха. Битую четверть часа Кавех бездействовал, просто наблюдая за движениями хозяюшки на кухне. Хайтам умело обращался со всеми кухонными принадлежностями и приятные ароматы еды не заставили себя ждать. Естественно, у Кавеха проснулись киты в животе от таких запахов, но он всячески продолжал их игнорировать. Мало ли чего они хотят? У Кавеха свои планы на жизнь, и он не будет слушаться всяких там млекопитающих, поселившихся в его организме. — Точно не хочешь? Я приготовил на двоих, на случай, если тебе захочется, — кажется Хайтам тяготел желанием накормить тощую модель хоть чем-то, чтобы не наблюдать за его пагубными попытками съесть собственную губу. — Ты меня дразнишь что ли? — возмущается Кавех, закидывая ногу на ногу. Ну чего он просто не сядет есть один. Кавех ведь не против составить ему компанию с невесть какой по счету чашечкой кофе? — Просто предлагаю. Я не спец в готовке, но может быть тебе понравится... — кажется он и вправду старался удивить Кавеха незамысловатым блюдом, чтобы хоть как-то оборвать его цикл кофе-сигарета-кофе-сигарета. — Ладно, — сдался Кавех с тяжелым вздохом, чтобы сразу после увидеть еле заметную улыбку на лице Хайтама, которому удалось соблазнить его на второй прием пищи за сутки, — Только немного, и исключительно потому что ты это приготовил. Не хочу видеть твои щенячьи глаза полные грусти от того, что я не оценил твою стряпню. — Надеюсь не разочарую, — видимо он намеренно пропустил подкол про глаза, доставая тарелки и ставя на стол кружку с кофе, пенки от молока в котором было больше, чем самого кофе. Заботливый. Готовит Хайтам и вправду хорошо. Кавех думает, что если бы ему дали чуть больше времени, то он мог бы даже обогнать Тигнари. Хотя это навряд ли. Еду Тигнари Кавех вспоминает с той же теплотой, что обычно говорят о домашней еде, приготовленной бабушкой. За тихой трапезой Кавеха успело посетить огромное множество мыслей разного содержания, но последняя успела прочно занять заслуженное место в мозговой извилине. Незакрытый гештальт. — Слушай, Хайтам... — начал Кавех, накалывая листик салата на вилку, — Ты если что всегда можешь отказаться, я не настаиваю, — внимание Хайтама было успешно привлечено, потому что он заинтригованно уставился на него, пережевывая пищу. Видимо его учили не говорить с набитым ртом, — Мне скоро нужно будет показывать свои умения на практике, и я был бы рад, если бы ты смог мне помочь... — такую степень неловкости, как сейчас, Кавех испытывал достаточно редко. — Чем именно? — отозвался Хайтам, отложив вилку в сторону. — Я хочу снять мерки с твоего лица... — Я не против. Если сможешь без ленты, то я готов хоть сейчас, — Хайтама, судя по всему, такое предложение вовсе не смутило. Конечно, он же не первый год в Академии Искусств, наверняка ему уже предлагали нечто подобное. — Я делаю замеры рукой, когда это что-то не критично большое, — заявил Кавех гордо, поднимаясь со стула и подходя к Хайтаму, который развернулся к нему лицом и беспрерывно смотрел за его действиями. Дыши. Дыши. Дыши. Разжав ладонь, Кавех приложил ее к скуле Хайтама, изучая ощущения. Он теплый, кожа мягкая, ко всему он недавно брился, щетина еще не успела украсить его лицо за это время. Острые скулы, как Кавех и думал. Желваки выступают, лицо угловатое. В голове Кавеха все было приблизительно также. — А... Порез? — Бритва. Кавех посмеялся с такого мелкого просчета. Ну до чего забавный. Хайтам спокойно наблюдал, как его лицо бесстыдно изучали, проводя рукой по губам, глазам, носу. Кстати, он оказался с горбинкой, от чего Кавех невольно ухмыльнулся. Ну чем не греческий деятель искусства. — Ты закончил? — аккуратно поинтересовался Хайтам, на мгновение открывая глаза, чтобы убедиться в том, что руки Кавеха успешно завершили свое исследование. — Ага. Спасибо тебе, — Кавех лучисто улыбнулся, получив взаимную улыбку одними уголками губ. — Не стоит благодарностей. Остаток отдыха пролетел незаметно за недолгим разговором о бытовых вещах. Кавех позировал без особой усталости, может это еда так хорошо сказывалась на его организме, а может приятная музыка, а может компания Хайтама... Все вместе, если так рассудить. Остаток вечера был более оживленным, чем его начало. Они нашли общую тему в обсуждении групп старого родного рока, споря насчет карьеры того или иного исполнителя. Хайтам не изменял своему мнению, но и не пытался склонить к нему Кавеха, чем его безусловно радовал. Все построено на взаимном уважении и принятии чужого мнения, как имеющего место быть. Они закончили даже позже, чем планировали, а Хайтам перевыполнил собственный план, довольно рассматривая вырисовывающийся силуэт. Кавех был невероятно рад видеть его скрытую радость, продолжая оживленно болтать на всякие незамысловатые темы. Хайтам, как и обещал, вызвался его проводить. По дороге их разговор ушел в тему искусства, живописи, если быть точнее, иногда задевая и скульптуру. Тут они оба были в своей тарелке, от чего непониманий не возникало. Как оказалось Хайтам даже отчасти согласен с умозаключениями Кавеха и все же, как и думалось ранее, он был фанатом старой школы, что ни капельки не удивляет. Заходя в комнату и закрывая дверь, Кавех сполз на пол, закрывая лицо руками, чтобы тихо запищать от восторга. Он окончательно и бесповоротно влюбился.