in arte libertas.

Не лучшая идея, будучи слабовидящим человеком, переписываться на оживленном перекрестке методом голосовых сообщений, неподалеку от полюбившегося Кавеху книжного. Он смело пересекал пешеходные переходы по диагонали, наплевав на правила дорожного движения. Сейчас есть вещи, куда более сильно увлекающие его внимание. Живо добегая до тротуара, Кавех спотыкается о придорожный поребрик, матерясь себе под нос и прыгая на здоровой ноге еще какое-то время. Прямо за ограждением в паре метров от него пронеслась парочка нетерпеливых машин, которые, как только загорелся зеленый свет, рванули по своим делам, развивая запрещенную на этом участке дороги скорость. В прочем, не Кавеху на это жаловаться. Сейчас он не отличался особенной внимательностью и осторожностью, чтобы замечать подобные детали, как мимо проезжающие автомобили и мирно огибающие его люди. Есть кое-что более важное, чем все это, а именно переписка с его возлюбленным. Он уже давно перестал отрицать факт наличия у себя влюбленности в некого третьекурсника факультета живописи Аль-Хайтама. Зачем пытаться скрыть очевидное? Ко всему, про его чувства знало уже как минимум четыре человека, трое из которых входят в его близкий круг общения. Кажется, только вчера Кавех ныл Чайлду о том, что его чувства, вероятнее всего, отвергнут, но сейчас, когда с момента осознания симпатии прошло чуть меньше месяца, он, кажется, уже окончательно смирился. Будь что будет. Все-таки он не так плох собой, чтобы получить грубый отказ. Ко всему прочему Аль-Хайтам и сам проявлял инициативу: они стали куда чаще переписываться с его подачи, встречались у главного входа в Академию и гуляли вечерами, а сейчас, кажется, у Кавеха наклевывалось его первое в жизни свидание. Если кратко, они с Аль-Хайтамом уже давно хотели сходить на какое-то масштабное культурное мероприятие вместе, чтобы после обсудить увиденное и, возможно, набраться опыта у более известных творцов. Так как Кавех был падок на любой кипиш (даже если это голодовка), он с радостью согласился составить живописцу компанию. Еще бы он был против культурного обогащения. Одному ходить в такие места было как-то не по себе, Тигнари сейчас был очень занят практикой, а Чайлд не особо жаловал такие скучные светские тусовки. Оставался еще его новый знакомый Кейя, но о нем Кавех еще не так много знал, чтобы делать выводы о его интересах. Все, что ему было известно, что Кейя любит альтернативный рок, вроде как занимается танцами, даже согласился попозировать когда-нибудь, и вообще он очень хочет с ним встретиться. Предложение Кавеху нравилось, но он никак не мог выкроить свободный час между учебой и встречами с Аль-Хайтамом. Последний месяц он чувствовал себя навязчивой пиявкой, которая при первой же возможности зацепилась за объект влюбленности и никак не хотела его отпускать. Пока Хайтам не высказался против, он не видит в этом ничего плохого. Ко всему, им ведь, интересно вместе? Аль-Хайтам чувствует себя сравнительно комфортно рядом с Кавехом, а сам Кавех готов вырывать из своего плотного графика любую свободную минутку, лишь бы увидеться с обожаемым творцом. Сейчас его путь лежал в полюбившуюся за месяц книжную лавку. Если его не подводит память — Хайтам закончил книгу и сейчас как раз раздумывал над тем, что начать читать из нового. Хотелось сделать ему приятное и купить чего-нибудь такого, что ему явно придется по вкусу. Было страшновато ошибиться в выборе и купить что-то из уже имеющегося у него на книжных полках, но Кавех уже имел некоторое понимание о предпочтениях в литературе у данного экспоната книжного червя. Тяжелая литература, психология, философия, религия, культура, античная литература в эксклюзивных изданиях — все это эрогенная зона мозга Аль-Хайтама, а Кавех ну уж очень хочет доставить ему удовольствие хотя бы таким примитивным путем. Про какую там он говорил книгу в прошлый раз? Кажется что-то про Еврипида или Геродота. От Кавеха: А у меня для тебя будет подарочек:) Ты рад? От Зеленка: Смотря что за подарок. Что там? От Кавеха: А вот встретимся, посмотришь) От Зеленка: Интригуешь? От Кавеха: Спрашиваешь еще;) От Зеленка: Уже собираюсь.) От Кавеха: Давай-давай, буду ждать тебя как Ассоль капитана Грея) По словам голосового помощника Аль-Хайтам отметил его сообщение реакцией сердце и, судя по всему, вышел из сети. Ну и правильно, пусть собирается, Кавех его не отвлекает. Минуя еще парочку пешеходных переходов, он все быстрее и быстрее приближался к желаемому месту. Шаги уже можно было и не считать. Он выучил количество переходов, поворотов, примерное расположение опознавательных знаков, поэтому, когда в глаза ударил ярких желтый свет неоновой вывески, он понял, что почти на месте. Для полноты картины не хватало скурить одну сигарету перед входом в книжный. Выверенный порядок действий в бит играющей в наушниках песни: залезть холодной рукой в карман, извлечь оттуда бумажный коробок с заветным содержимым, открыть крышечку, изъять предпоследнюю сигарету, чиркнуть зажигалкой и насладиться терпким вкусом табака. Кстати, в тему звучащей из динамиков музыке: плейлист Кавеха успел переформатироваться из динамично-меланхоличного в нечто более романтично-меланхоличное. Такие изменения изначально настораживали, но сейчас к ним оставалось только привыкнуть. В заслушанных до дыр текстах все чаще стало мелькать слово любовь, а контекст не так важен. Когда сигарета стлела вплоть до фильтра — было принято решение войти внутрь здания. Романтизируя все вокруг, Кавех пошел вдоль ровных рядков выставленных недалеко друг от друга стеллажей с бумажными источниками информации на них. Его путь лежал до секции античной литературы. Стоило действовать быстро, ведь до места встречи с Хайтамом еще нужно добраться, а время нещадно поджимало. Пробегаясь глазами (и руками) по специальным буквам-точечкам и проходя все дальше и дальше вперед, оглаживая взглядом силуэты книжных полок, он наконец-то кончиками пальцев натыкается на сборник трагедий авторства Еврипида. Старательно поддевая ноготком корешок, ему не без труда, но удается извлечь толстенький томик, чтобы открыть древнее собрание и прислонить кончик носа к пожелтевшим страницам, вдыхая аромат ветхой книги. Аль-Хайтам знатно так подсадил его на чтение, так что Кавех даже успел импульсивно купить парочку аудио-книг, которые на удивление даже не пылились в приложении, а медленно, но верно изучались. Уважительные взгляды Хайтама и живые обсуждения прочитанного стоили всех стараний Кавеха вслушиваться в текст и концентрироваться на услышанном. Ему хотелось найти как можно больше тем для разговора с Хайтамом, поэтому он невольно поддавался импульсу развития и прокачивал свои знания даже в самых гремучих для себя темах. Зажимая томик в руках, он двинулся на кассу ни разу не запнувшись по пути, за что успел себя похвалить, рассчитываясь за покупку. Аккуратно упаковывая книгу в бумажный пакетик и укладывая ее в шоппер, Кавех медленно двинулся к выходу. Он управился достаточно быстро, поэтому у него еще оставалось время на то, чтобы зайти в кофейню, взять два стаканчика кофе и неторопливо двинуться к метро, которого он немного боялся. Потеряться там было сродни смерти на глазах у толпы. Он, конечно, обладал духом самопожертвования, как и большинство творцов искусства, но, чтобы умереть так тупо, запнувшись об выбившийся угол плитки… Нет, так ему точно не хотелось. Свежий воздух ударил в лицо, стоило только открыть дверь и выйти на улицу. Световой день подходил к концу, что было ясно по небу, которое успело окраситься в розово-оранжевые оттенки, словно это не небо и вовсе, а какая-то диковинная сахарная вата из магазинчика в парке аттракционов. Раньше Кавех очень часто сожалел о том, что не может разглядеть всех красот окружающих его вещей, вроде того же самого неба и пушистых кучерявых облачков на нем. Для него это все одно сплошное месиво из различных цветов и красок, которые каким-то неведомым ему образом пересекаются между собой в единую картинку. Слепой скульптор. Где вообще такое слыхано? Звучит скорее как какая-то шутка над настоящими творцами искусства. К сожалению, с минусом, как у Кавеха, и до слепого недалеко. Да, его зрение пока стабильно, но врачи не давали хороших прогнозов. Про улучшение зрения без операции и речи быть не могло, ко всему прочему оно и ухудшиться может. Вот такая несправедливая у него жизнь. От грядущих негативных мыслей спасала разве что зажженная сигарета, да предстоящая встреча с Аль-Хайтамом, который имел чудотворное свойство отваживать от Кавеха даже самые темные мысли. Стоит им начать говорить, как настроение Кавеха делает мощный скачок вверх, стремительно улучшаясь с каждой проведенной вместе минутой. Конечно, ему и подумать страшно о том, чтобы рассказать Хайтаму о своем недуге. Об этом он думал стабильно несколько раз на неделе. А что, если Хайтам сам случайно об этом прознает? Что тогда? Какие мысли на этот счет у него появятся? А если отвращение? Может он решит, что Кавех неполноценный и не сможет в полной мере реализовать свой потенциал скульптора? Не дай бог еще и жалеть начнет, тогда уже точно можно будет поглядывать на люстру в общежитии, на которой прекрасно бы смотрелась петля с Кавехом в ней. Нет, не стоит об этом. У них прекрасные взаимоотношения. Да и Хайтам не такой человек, чтобы менять свое мнение лишь от того, что Кавех является гордым обладателем почти слепых глаз. Ко всему прочему, если Хайтам уже успел сформировать о нем положительное мнение, то вряд ли он от него откажется, узнав, что у Кавеха имеются некоторые физические особенности. Максимум удивится, минимум — посочувствует. Это лучше, чем ожидать от него любого проявления жалости. Этим он Кавеху и нравится — от него не дождёшься жалости. Он ко всем относится одинаково строго и справедливо. Кто бы это ни был: калека или обычный человек — для него все равны, все просто люди. Преодолев небольшое расстояние до кофейни, Кавех привычно толкнул стеклянную дверцу и вошел внутрь, где его уже ожидала Нилу. По ее уставшему лицу было понятно, что это не первая ее смена подряд. Хотелось посочувствовать, но кажется девушка еще неплохо держалась и не нуждалась в вопросах о ее самочувствии. — Мне как всегда и еще один малиновый раф. Все с собой, — Кавех пошарился по карманам, чтобы выудить оттуда картхолдер. — С Хайтамом сегодня встречаешься? — Нилу пробила на кассе заказ, проводя оплату и неторопливо принимаясь за работу. Эти двое стали завсегдатаями в этой кофейне, посещая ее чуть ли не каждый день. — Мы собрались на выставку. Вот решил, что он точно не откажется от доброй родной порции кофеина. — Вы сильно сблизились за эти два месяца, как я погляжу, — Нилу выглянула из-за стойки, протирая поверхность тачки. — Есть такое, надеюсь, он также думает, — Кавех слегка улыбнулся, утыкаясь взглядом в свои ладони. — Знаешь, я уже не первый год здесь работаю, и до твоего поступления он всегда ходил сюда исключительно один, брал кофе и садился в самый дальний угол. Ты первый, с кем он проводит так много времени в этой кофейне, — девушка преободрительно подмигнула Кавеху. Кажется, по теплоте в его взгляде было легко понять его отношение к этому скупому на эмоции и слова живописцу. Эти и другие мелкие факты о Аль-Хайтаме заставляли Кавеха неловко улыбаться и упираться взглядом куда угодно, только не в глаза говорящим ему эти слова людям. По многочисленным мнениям, Кавех — первый, кто смог настолько быстро сблизиться с Аль-Хайтамом. Эти мысли вызывали в нем наивную надежду на имеющиеся у объекта его влюбленности взаимные чувства. В это хотелось верить, даже если самую малость. Отвлекаясь на раздумья, в которых то и дело мелькало имя Аль-Хайтама, Кавех и не успел заметить, как перед ним образовались два теплых стаканчика с кофе, бережно воткнутые в специальную подставочку. — Хорошо вам провести время, — Нилу пододвинула к нему стаканчики, показывая тем самым нарисованных на них котиков. — Спасибо тебе, Нилу, — Кавех бережно принял стаканчики, так и не заметив показанные ему рисунки, старательно выведенные хрупкой женской рукой. — Еще увидимся, — бросила напоследок девушка, когда Кавех уже был на пути к выходу. — До скорой встречи! — откликнулся он, помахав свободной рукой, толкая ей же в последствии дверь. Вынимая телефон из кармана пальто, Кавех разблокировал его, сразу попадая в диалог с Хайтамом, чтобы сделать фото стаканчиков. Ему часто говорили, что он хорошо фотографирует, что было той еще иронией. На самом деле, он не мог в полной мере оценить качество сделанных фото, как ни старайся — мелкие детали разглядеть явно не удастся. Но на удивление он всегда фоткал предмет ровно по центру. Были конечно моменты, когда он смещал центр фотографии, но это встречается и среди людей со стопроцентным зрением, поэтому это никак не выдавало факт наличия у него инвалидности по зрению. От Кавех: Взял нам! Угадаешь какой взял тебе?) Ответное сообщение от Хайтама пришло примерно через пять минут, когда Кавех уже пересек два перекрестка, направляясь к ближайшему метро. От Зеленка: Малиновый раф? От Кавех: В яблочко! Уже выходишь? От Зеленка: Надеваю пальто и выхожу. От Кавех: Я уже около метро, поэтому подожду тебя на месте! Хайтам лайкнул его сообщение и, судя по всему, пошел одеваться. Кавех спрятал телефон в карман, смотря на вход в место, где он явно потратит не маленькую порцию нервов, минуя толпы людей и пытаясь сесть на нужный ему поезд, который едет в центр города, а не от него. — С богом… — прошептал он себе под нос, толкая тяжёлую стеклянную дверь и входя во внутрь помещения. В целом все могло пройти хуже, но, к счастью, проблемы возникли только с тем, чтобы найти нужную ему платформу и оплатить проезд (он вытащил не ту карточку и турникет сыграл с ним злую шутку, захлопнувшись чуть ли не перед самым носом). Ему помогла одна девочка, как он понял, она тоже студентка Академии. Хватило слов о том, что он впервые на этой станции и совершенно не понимает куда ему идти, чтобы добраться до Центральной Сумерской Галереи. Он отблагодарил девушку целых три раза, забегая в предпоследний вагон поезда и цепляясь за первый нащупанный поручень, парочку раз промахиваясь и хватая рукой воздух. Ему выходить через пять станций, поэтому, чтобы хоть как-то скрасить время, Кавех воткнул один наушник в ухо, включая себе музыкальное сопровождение. В свободное время, когда он не мог ничем себя занять в силу обстоятельств, он любил воображать разные сюжеты для своих картин в голове, моделировать скульптуры и обращаться к уже выученным знаниям по теории искусств, однако сегодня какой-то особенный день. Если раньше в его мыслях мелькал Аль-Хайтам, как бы напоминая о своем существовании ненавязчивыми появлениями в голове Кавеха, то сейчас чуть ли не каждая мысль, проходящая через мозг Кавеха, касалась именно его. Картины? Хм-м, в таком концепте неплохо бы смотрелся Хайтам в роли модели. Скульптура? У Хайтама невероятно красивый профиль, может, получится позвать его на практику в роли модели. Теория искусств? О, об этой теме говорил Хайтам, когда мы ходили в парк недалеко от Академии. Хайтам. Хайтам. Хайтам. Его имя непрекращающейся чередой звучало в голове, никак не желая покидать сознание Кавеха. От этого становилось неловко. Не это ли называется помешанностью? Влюбленный творец — дело страшное, а главное — легко распознаваемое. Стоит лишь один раз нарисовать легкий эскиз своей музы, как он становится постоянным героем твоего искусства. С одной стороны — это весьма романтично, а с другой стороны… становится страшно, что твои чувства поймут прежде, чем ты успеешь их озвучить. Но, черт возьми, как о нем можно не думать? Он же такой… прекрасный, чудесный, нереально красивый, невероятно умный, заботливый, трудолюбивый. Кавех может продолжать еще долго, подбирая все новые и новые описания Аль-Хайтама, который, казалось, уже стал частью его ежедневной рутины, занимая отдельное место в его нежном сердце. Глубоко задумавшись, он чуть не пропустил свою станцию, выбегая из вагона прямо перед самым закрытием дверей. Сейчас предстояло не заблудиться. Как говорил Аль-Хайтам, который заранее объяснил ему маршрут — ему нужно повернуть налево, подняться по лестнице, придерживаться левой стороны, пройти туннель и выйти к эскалатору, который приведет его к нужному выходу. Кавех одумался, когда уже ехал наверх, направляясь прямиком к выходу. Стоило выйти из метро, как он внутренне возликовал первому удачному опыту поездки в общественном транспорте без сопровождения друзей или родителей. В родном городе метро отродясь не было, а ездить на автобусах ему не разрешали, хоть он и прокатился на них тайком пару раз вместе с Тигнари. От неимения опыта нахождения одному в общественном транспорте, Кавех тревожился от одной мысли о предстоящей поездке. Все оказалось куда легче, чем он себе воображал. Ему здорово помогли его социальные навыки, если бы он был заядлым социофобом, было бы куда тяжелее. Экстравертного настроя в нем хоть отбавляй. На улице уже начинало темнеть, потихоньку зажигались огни, а люди спешили с работы домой. Были, конечно, и те, кто собирались компаниями, штурмуя ближайшие бары и ночные клубы, чтобы напиться до беспамятства и продолжить пьянку-гулянку у кого-нибудь из них на квартире. Сегодня Кавех не в их числе. Он идет культурно развиваться и смотреть на то, что даже не увидит. Но кое-что он почувствует, а именно присутствие главного для него объекта искусства. Сейчас, когда люди на улицах идут сплошным потоком, ему хочется побыстрее выбраться из толпы и дойти до места встречи, желательно, чтобы по пути кофе осталось целым и не вывалилось из его рук. Ну и приключения же он для себя находит. Выпереться в центр города, вечером, в пятницу, так еще и одному — умные решения преследовали его, но он был быстрее. Радовало лишь то, что станцию от галереи разделяет не такое уж и большое расстояние. Включать сейчас навигатор было рискованно — Хайтам может что-то заподозрить, а Кавех пока был не готов раскрывать абсолютно все карты. Находясь в подвешенном положении среди большого количества народу в незнакомом месте, он принял тяжелое решение — снять наушники, чтобы лучше ориентироваться в пространстве. Вообще, таким людям как он не советовали передвигаться по городу в наушниках, но Кавех часто пренебрегал этими советами. Были, конечно, моменты, когда он мог поплатиться за собственные необдуманные решения жизнью, но они имели свойство забываться невероятно быстро, что на деле не есть хорошо. Небо темнело все сильнее и сильнее с каждой минутой. От света придорожных фонарей у Кавеха рябило в глазах, поэтому он остановился протереть их руками, чтобы дать себе отдохнуть. Пока его глаза закрыты — усиливаются все остальные чувства. Это неоспоримый факт. Опустим то, что из-за инвалидности по зрению, его слух, осязание и обоняние были куда более развиты, чем у других людей. Так вот, к чему все это: пока Кавех тер пальцами уголки многострадальных глаз, он услышал тихие отголоски мелодии. Кажется, это была скрипка и что-то еще. Кавех был невероятно падок до музыки, а тут еще и его любимые уличные музыканты, песни и мелодии которых всегда грели сердце и душу. Недолго думая, он решил немного отойти от намеченного маршрута, учитывая, что этим путем тоже можно добраться до галереи. Он шел чуть ли не на слух, слушая завывания скрипки и следуя ее зову. Даже от сюда он мог понять, что инструмент явно находится в руках мастера своего дела. Кавех умел разбираться в частоте звучания музыкального инструмента хотя бы потому, что в средней школе увлекался музыкой и ходил на дополнительные занятия по игре на фортепиано, где преподавали ужас всех студентов музыкальной школы — сольфеджио. Не сказать, что этот предмет вызывал у него какой-то особый восторг (скорее наоборот), но зато он приобрёл новые абсолютно бесполезные в его нынешнем роде деятельности знания. Ну, пусть хоть сейчас пригодятся. Когда до источника звука осталось всего пара метров он заметил темное пятно из толпы людей, которые облепили музыканта, наслаждаясь его исполнением. Кавех юрко проник в их ряды, выбиваясь на первый план, чтобы посмотреть на этого удивительного человека, что собрал вокруг себя такую обширную толпу зевак. Худощавый парень невысокого роста, ровесник Кавеха, умело управлялся со скрипкой в своих руках, извлекая из нее настолько чудесные звуки, что уши буквально сходили с ума от услышанного великолепия. Закончив предыдущую мелодию, музыкант поклонился под аплодисменты толпы, склоняя свою светлую голову, чтобы взять микрофон и объявить название следующей композиции. — Большое спасибо, — начал он, вновь кланяясь, — Следующим произведением, которое я исполню, станет Theory of Light, автор Eternal Eclipse, — под звучные аплодисменты, среди которых были и хлопки Кавеха, он вновь поднял скрипку, устраивая ее поудобнее и зажимая в руках смычок, прежде чем ударить по струнам. Инструмент запел, изначально печально, передавая всю тоску и грусть произведения. Музыкант всем телом участвовал в процессе исполнения, даже его мимика соответствовала моменту. Кавех мог лишь почувствовать то, как он участвовал в процессе, как изменилось его выражение лица, стоило музыке взять другой темп. Колонка на заднем фоне добавляла басов, делая звучание глубже, что стало особенно заметно, когда стиль произведения изменился на более тревожный и отчаянный. Кавех еле сдержался от того, чтобы не открыть рот от удивления. Кажется, от услышанного он сам перенял чувства музыканта, напрягаясь всем телом и украдкой слушая величественное продолжение. Лицо музыканта передавало полный спектр его эмоций: когда музыка ускорялась, он закусывал губу, жмуря глаза, когда затягивалась, он расслаблял губы, вытягивая их в одну сплошную линию, когда мотив становился агрессивнее, он слегка сгибался, напрягая скулы и, вероятно, закусывая щеку изнутри. Одно его исполнение можно было считать искусством, Кавех чувствовал это. Творец творца видит из далека, так же и здесь. Кавех не мог видеть глазами, он видел это сердцем такого же деятеля искусства. Глубоко погрузившись в пучину своих мыслей, он и не заметил, как мелодия плавно оборвалась, а по толпе разошлись дружные овации. Недолго думая, он присоединился к настрою толпы, обуреваемый переданными ему музыкантом эмоциями. Тревога, отчаянье, предчувствие бури. Конечно, мозгом он осознавал, что это явление можно назвать разве что хорошим исполнением, но интуиция… Она его никогда не подводила. — Дамы и господа, позвольте вручить вам небольшой презент в благодарность за ваше внимание, — произнес музыкант, прежде чем развернуться к стене, чтобы вытащить из своего рюкзака мешочек с оригами, — Сегодняшнее мое выступление посвящено одному малоизвестному месту. Мало кто из вас бывал в госпитале недалеко отсюда. Там, каждый божий день, дети и старики борются с ужасными болезнями. Я пока никак не могу помочь им, но возможности позволяют мне исполнить в их честь пару мелодий, — развернувшись лицом к зрителям, парень подошел к первым рядам, вытягивая из мешочка предметы ручной работы, — Эти оригами сделали дети из описанного мной учреждения, прошу, примите их. Думаю, они будут крайне благодарны миру за то, что он помнит и будет помнить о них. Кавех прослушал половину речи, очухавшись лишь тогда, когда к нему подошел музыкант, слегка трогая за рукав и привлекая к себе толику внимания. — Извините, — обратился он к Кавеху, слегка дергая его за рукав, — Это ваше, — Сказал он прежде чем вложить в ладонь Кавеха маленький голубой цветок, — Спасибо за ваше присутствие. — Не стоит... — скомкано ответил Кавех, чтобы после добавить, — Прекрасное исполнение, маэстро. — Что вы, — музыкант, судя по тону его голоса, слегка смутился, — Оно было весьма заурядным. — Не скромничайте, — Кавех улыбнулся, смотря на синее пятнышко на своей ладони, — Это было потрясающе. Очень чувственно. — А вы разбираетесь в музыке, — парень слегка улыбнулся, — Если вам интересно мое творчество, можете послушать здесь, — исполнитель подал визитку с соцсетями, слегка касаясь пальцев Кавеха своими, на которых отчетливо ощущались грубые мозоли от постоянного истязания струн. — С радостью, — Кавех приблизил бумажку к лицу, еле замечая крупную черную букву «А». Стоило ему отойти назад, как музыканта облепили со всех сторон. — Мистер Альбедо, как вам это удается? Вы всегда так внимательны к своей публике. Ответные любезности от музыканта Кавех уже не слышал, в его голове четко отпечаталось столь необычное имя. Альбедо. Интересное имя. Это разве не определение из астрофизики или чего-то подобного? Может его родители ученые астрономы? А может просто люди со своими причудами. Впрочем это не так важно. Важно то, что телефон Кавеха завибрировал, оповещая о новом сообщении. Точно, Хайтам наверняка уже ждет его около галереи. Круто разворачиваясь, Кавех быстрым шагом рванул к назначенному месту. Он никак не рассчитывал на то, что, бродя по городу примерно половину сегодняшнего дня, опоздает. Он наскоро закидывает цветок и визитку в карман и сжимает подставку со стаканчиками кофе посильнее. Своеобразная пробежка до галереи вряд ли пошла на пользу его легким, а если брать в учет тот факт, что его пару раз чуть не сбили машины, которые по неведомой причине не знали понятия «красный свет», она вполне себе могла лишить его жизни. Но пока что ему несказанно везет, потому что ожидающий его у дверей черный силуэт ждет всего пару минут. — Опаздываешь, — начал было Аль-Хайтам, наблюдая за тем, как Кавех слегка сгибается, передавая ему стаканчики с кофе. — Он слегка остыл, твой тот что слева, — с отдышкой ответил ему Кавех, опираясь на свои колени, тяжело дыша. — Спасибо, стоило ли так заморачиваться. Мы могли купить кофе неподалеку, — Хайтам посмотрел на него вопросительно, слегка дергая бровью. — Тогда мы бы не успели вовремя, да и ты больше любишь уже привычный тебе кофе. — И то верно, — Хайтам поставил подставку со стаканчиками на широкие гранитовые края лестницы, извлекая стаканчик Кавеха и протягивая ему, — Выпей, тебе нужно перевести дыхание, — подметил он. — Да, спасибо, — Кавех выпрямился и принял холодный стаканчик, делая парочку поспешных глотков. — Пей осторожнее, так и подавиться можно, — заметил Хайтам, выкидывая пустую подставку в близстоящую мусорку, чтобы сделать первый глоток на пробу, проверяя качество принесенного ему Кавехом кофе, — Как всегда хорошо, и сиропа в меру. — Рад слышать, — откликнулся Кавех, — Ты уже покурил? Глупый вопрос, если учитывать то, что от Хайтама несло запахом одной, а то и двух выкуренных сигарет. — Да, скурил две штуки, пока дожидался тебя. — Оперативно. — Есть такое. Минута молчания завершилась тем, что Кавех кивнул головой в сторону двери. — Пошли? Хайтам молча кивнул, закладывая одну из рук в карманы своего пальто, прежде чем начать подниматься по лестнице. Благо она была стандартной и Кавеху не пришлось проводить вычисления, чтобы ненароком не запнуться. Проведя свой привычный ритуал, Хайтам открыл тяжелую деревянную дверь, придерживая ее для Кавеха и входя внутрь первым. Из очевидных плюсов: здесь тепло и пахнет духом хранящихся здесь древностей. Из минусов: сегодня тот самый день, когда народу в галерее искусств хоть отбавляй. Кавех не услышал сдавленный выдох Хайтама, который ставил свою сумку на ленту для проверки ее на наличие опасных предметов. — А здесь шумно, — заключил он, проходя через металлическую рамку сразу после Хайтама. — Я заметил, — подавленно высказался Хайтам. Кавех почувствовал мимолетные нотки напряжения в его голосе, замолкая на пару секунд. — Кажется, нам налево? — спросил он у Хайтама, который молча кивнул и, прихватив край его пальто, повел за собой в нужный им зал. Они молча прошли проверку билетов, так что Кавех кожей чувствовал тихое негодование Хайтама. Он успел сделать что-то не так? Если да, то что именно? Стоит ли ему извиниться? — Ваш билет, пожалуйста, — стоило Кавеху спохватиться, как Хайтам молча протянул свой телефон с qr-кодом контролеру. — Спасибо, проходите, — сказала им пожилая женщина перед тем, как открыть доступ в выставочный зал. — Пойдем, — Хайтам впервые за время пребывания в галерее обратился к Кавеху, заставляя его слегка приподнять уголки губ и схватить его за руку, лишь после осознавая, что, возможно, это было лишним. Однако Хайтам уже успел сжать его пальцы в крепкой хватке, так что думать о путях отхода уже было не совсем уместно. — Стой, — Кавех отошел слегка в сторону, свободной рукой шарясь в сумке и вытягивая из нее пакет с подарком, — Совсем забыл тебе вручить. Я думал сделать это перед входом сюда, но с этим опозданием у меня все вылетело из головы, так что вот, — он протянул Хайтаму так называемый сюрприз, наблюдая за тем, как державшая его пальцы рука, аккуратно отрывается от ладони и тянется за предметом. — Что это? — спросил он, открывая пакет. — Посмотри сам, — Кавех слегка улыбнулся, топчась на месте от смущения, — Я забежал в книжный по пути. Ты как-то говорил, что у тебя не осталось чтива, так что я решил, что это станет хорошим подарком. — Спасибо, — тихо пробубнил Хайтам, вытягивая книгу из пакета, чтобы пройтись пальцами по обложке, — Это и вправду хороший подарок. Я буду ее беречь, — заверил он, складывая книгу вместе с пакетом в сумку, — К сожалению, я ничего не подготовил. — И не стоило, я просто хотел тебя порадовать, — поддавшись сантиментам выпалил Кавех, замахав руками, — Ну что, пошли? Экспонаты от нас, конечно, не убегут, но все же нам стоит поторопиться, время выставки ограничено. Хайтам согласно хмыкнул, и направился за Кавехом. Прямо у входа в зал их ожидала неплохая такая очередь. Кавеху в целом это не особо мешало, но вот Хайтам, судя по всему, чувствовал себя не совсем комфортно в такой толпе. Он нервно теребил наушники на шее, кусал губу, бегая глазами из угла в угол. Кавех всячески пытался его приободрить, отвлекая незатейливыми диалогами, на которые второй отвечал без особого энтузиазма. Когда пришло их время проходить в зал, Кавех наконец-то вдохнул полной грудью, утыкаясь взглядом в мыльные стены. Их содержимое его безусловно интересовало, но не так как рядом идущий человек. Даже сейчас, когда Хайтама явно напрягала обстановка, в которой они находились, он был таким прекрасным. Он спокойно смотрел на картины, подходя к заинтересовавшему его холсту, чтобы полным внимания взглядом окинуть работу восемнадцатого века. Кавех молча направился за ним, усердно делая вид, что тоже рассматривает картину. Смотреть на зеленое пятно было не очень-то интересно, но Хайтам, который, судя по всему, был полностью погружен в изучение полотна, заслуживал всех похвал мира. Кажется, Кавех не врал, он и вправду здесь не за тем, чтобы повзирать на картины и статуи. Он хотел посмотреть на них через глаза Хайтама, он хотел услышать его непредвзятое мнение об увиденном, нарисовать свою версию описанного в голове, визуализировать картину по четкому описанию живописца. Вот что ему нужно. Только и всего. Ему хватит и того, что Хайтам насладится чудным зрелищем, а он просто понаблюдает за его эмоциями и впечатлениями. — Эта картина… — начал было Хайтам, затыкаясь от подошедших к экспонату зевак. — Эй, Хлоя, глянь сюда, — парень прыснул со смеху прямо рядом с Хайтамом, — Почему такое убожество вообще выставили на продажу, ты глянь какой кривой рисунок. — Ну может он под чем-то был, когда ее рисовал, пойдем к следующей, — девушка поволокла парня к следующей картине. Кавех сжал руки, оставляя следы от ногтей на внутренней стороне ладони. Хайтам видимо разделял его негодование, он так и не продолжил начатую фразу, молча уходя к следующей картине. Кавех, тяжело вздыхая, побрел за ним. Он уже настроился на интересный рассказ, но из-за каких-то невежественных подонков, которые испортили Хайтаму весь настрой, он был вынужден давиться несбыточными мечтами. После того как Хайтам обошел три картины, не произнеся ни единого слова, Кавех немного затревожился. — Не слушай их, Хайтам, люди разные бывают. Не все они разбираются в искусстве… Хайтам кивнул, вздыхая прямо перед портретом одного из знатных чинов. — Твоя правда. Кавех легонько похлопал его по плечу, сконфуженно улыбаясь. — Пойдем посмотрим на ту картину, мне кажется, тебе она тоже может быть интересна. Хайтам посмотрел на него с секунду, прежде чем направился к указанному произведению искусства. Кавех решил, что сможет его разболтать. Подумаешь, в мире много тупых людей, а вот таких умных и начитанных как Хайтам — единицы. Его не должны заставлять молчать небрежно брошенные слова каких-то чудаков. Конечно, если это задело Кавеха, который по сути своей трепетнее относился к скульптуре, то такого прилежного студента живописи, как Хайтам, и подавно. Спустя десятки осмотренных картин, Кавех стал замечать, что Хайтам кажется холодеет, да и цвет его лица отдаленно напоминал титановые белила. Он стал все дольше молчать. Если раньше он говорил хоть что-то, даже пару раз высказал свое мнение об увиденном, то сейчас как живой труп ходил от экспоната к экспонату. Кавех несколько раз пытался вызнать у него, все ли хорошо, но получал только скупое «нормально». Даже дураку понятно, что совершенно ему не «нормально». Он порывался предложить Хайтаму посидеть отдохнуть, но тот, казалось, совершенно его не слушал, думая о своем. Чем дальше они шли, тем меньше оставалось свободного места. Повсюду царил беспорядочный галдёж, от которого хотелось сбежать. Множество запахов, звуков, визуальных шумов вынуждали Кавеха испытывать легкое головокружение. Единственное, что приводило его в чувства и перечеркивало окружающую их обстановку — это присутствие Хайтама рядом, который вселял ему недюжинную уверенность. Правда вот он все чаще хватался за наушники, теребил руки, кусал губы, нервно вздыхал. Его дерганная походка не скрылась даже от почти слепого взгляда Кавеха. Он шаркал подошвой ботинок, быстрыми шагами передвигаясь от одного объекта к другому, не особо вникая в содержимое картин, скорее окидывая их взглядом из некой необходимости показать свое участие в процессе изучения произведений искусства. Немного отвлекшись, Кавех с интересом посмотрел на стоящую посередине коридора статую. Тела мужчины и женщины, прикрытые легкой тканью, сплелись в объятьях. Почему-то эта скульптура привлекла его внимание на недолгие пару минут. Он обошел ее со всех сторон, еле сдерживая навязчивое желание прикоснуться к складкам развивающей ткани. Хайтам точно должен на это посмотреть. Если верить проходящему мимо экскурсоводу эта картина называлась «Amor». «Любовь» с латинского языка. Сильное творение, автора которого Кавех, к сожалению, не запомнил. Обернувшись, он было хотел окликнуть Хайтама, понимая, что его нет рядом. Прищурившись, он оглядел ближайшие места, бегло осматривая мутные силуэты прохожих. Спустя почти пять минут усиленных попыток разглядеть хоть что-то дальше собственной руки, Кавех нашел его на лавочке недалеко от следующего зала. Хайтам пусто смотрел на стену, держа в руках свои беспроводные наушники, из которых даже ничего не играло. Тревожно оглянув его, Кавех присел рядом, тихо окликая Хайтама по имени. После третьего оклика тот все-таки отвел взгляд от стены, переводя его на носки своих ботинок. — Хэй, ты как? — Кавех придвинулся ближе, пытаясь заглянуть в чужое лицо и увидеть хоть какой-то намек на ответные эмоции, — Я хотел обсудить с тобой одну скульптуру. «Amor», кажется, но не обнаружил тебя рядом и заволновался. Ты плохо себя чувствуешь? — Любовь… — тихо произнес Хайтам. — А? Да, с латинского «любовь». Красивое и лаконичное название для такой работы, — восторженно выразился Кавех, активно жестикулируя. — Да кому вообще сдалась эта «любовь», — холодно ответил Хайтам, до хруста сжимая пластиковый ободок наушников. — Что? — Кавех ошеломленно замер. Он впервые слышал, чтобы Хайтам говорил с ним так холодно. Даже в их первую встречу его голос скорее звучал просто равнодушно и немного раздраженно, но сейчас… Кавеху на секунду показалось, что источником его злости является он сам. — К черту любовь, — рыкнул Хайтам, сгибаясь и обхватывая свою голову руками, чтобы сжать пепельные волосы дрожащими пальцами. Казалось, он вот-вот заплачет. — Я просто подумал, ты захочешь посмотреть… — начал оправдываться Кавех, сжимая край лавочки. — На что? — выдавил из себя Хайтам. В его тоне явно сквозила претензия, — На очередную интерпретацию этого «возвышенного» чувства, которое на деле является ничем иным, как обычной химической реакцией. Всего лишь гормоны, а сколько вокруг них шуму. Кавех нервно сглотнул. Он не понимал, почему Хайтам так реагирует на его слова. Он ведь не сказал ничего такого? Всего лишь хотел поделиться с ним своими впечатлениями о красивом творении, вот и все. Ком в горле не давал ему говорить, видимо именно это заставило Хайтама продолжить. — Вот скажи мне: зачем ты привел меня сюда? — сказал он, поднимая полный злости взгляд на обескураженного Кавеха. Его всего трясло, словно еще мгновение и он начнет крушить все вокруг. — Я… — Кавех не мог говорить так же спокойно как раньше, он еле сдерживал рвущееся из него чувство беспокойства вперемешку с отчаянием и.. виной? — Я думал тебе здесь понравится, и мы хорошо проведем время вместе. — Здесь-то? В толпе безмозглых идиотов, которые смотрят на красивые картинки только для того, чтобы запилить историю в инстаграм? Ты привел меня для того, чтобы я вдоволь насладился находящимися здесь отбросами общества? — Нет, — тихо промямлил Кавех, сдерживая наступающие на глаза слезы. — Тогда ответь мне: зачем? Кавех шмыгнул носом, тяжело сглатывая. Все звуки вокруг превратились в один единый белый шум. Он не различал ничего, кроме непривычно холодного голоса Хайтама. От истеричного плача его разделяло всего пара мгновений. Пустота медленно обволакивала его тело, заставляя вздрогнуть один, а то и два раза. Почему все так перевернулось? Все ведь было хорошо? Почему Хайтам так зол на него? В чем он провинился? — Если ты хочешь, мы можем уйти и погулять где-нибудь еще, — тихо прошептал Кавех, отводя взгляд в сторону, чтобы не видеть, как Хайтам закидывает голову назад и раздраженно усмехается. — Куда-то еще, говоришь, — эта отягощающая пауза, кажется, длилась целую вечность, — Ты считаешь меня за идиота? Думаешь, я ничего не замечаю? — Чего не замечаешь? — Твоих взглядов, Кавех. Ты думаешь я их не вижу? Я что, по-твоему, слепой? Кавех замер, чувствуя, как у него начинается паника. Так он знает. Он не так представлял свое признание. Совершенно не так. — Зачем ты так говоришь… Они ничего не значат, мне просто приятно проводить с тобой время, вот и все. — Я не умею любить, Кавех. Эта функция мне не доступна. Если это все, что ты от меня хотел, то можешь идти смотреть… — он не смог договорить, зажимая уши руками и стискивая челюсти, но Кавех этого уже не видел. Мир, который он выстраивал все это время, рухнул. Не произнеся больше ни слова, он поднялся с места, не слыша, как Хайтам окликает его вновь, уже совершенно не так как раньше. Он ничего не слышит. Только фоновый шум и ритм собственного сердца, нервно стучащий где-то у него в ушах. Слезы, что все это время копились где-то внутри, наконец-то вырвались наружу. Он шел наугад, минуя коридоры чисто на ощупь пару раз запинаясь и падая. Дыхание прерывалось, ноги еле-еле волочились по полу, пока он бездумно брел на выход. Улица встретила его проливным дождем и светом ночных огней. Но все это не важно, так же как десяток пропущенных звонков от Аль-Хайтама. В голове лишь одна фраза. Я не умею любить.