Холод

Казалось, пути на Северную башню, в кабинет прорицаний, не было конца. Невилл, не имевший закалки Ивана, пыхтел позади, шумно иногда отдуваясь. Брагинский же упорно шёл по ступеням вверх, иногда чуть сбавляя шаг. Ещё пара этажей — и русский услышал над головой гул знакомых голосов. Значит, они с другом прибыли. Действительно — оба вышли на узкую площадку, где столпился весь их класс. Но никаких дверей и в помине не было, зато над головой виделся люк с бронзовой табличкой: «Сивилла Трелони, профессор прорицания». Дверца люка внезапно открылась и прямо к ногам юной персонификации опустилась серебристая веревочная лестница. Все в изумлении притихли. Что ж, Иван и полез первым. Очутился он в помещении, которое напоминало ему эзотерический магазин, старомодную квартиру сотен бабушек и сувенирную лавку с тысячью ненужных мелочей. В этой комнате, погруженной в красноватый полумрак тёмных ламп, теснились примерно пятнадцать-двадцать круглых столиков в окружении обитых пестрой тканью кресел и мягких пуфиков. Шторы на окнах задернуты, многочисленные лампы задрапированы темно–красным шелком. Было очень тепло и душно; в камине под заставленной вещицами каминной полкой горел огонь, издавая тяжелый дурманящий аромат. На запах, Брагинский определил усиливающие, «на грани фола», травы, вызывающие видения. На огне медленно закипал большой медный чайник. Брагинский выбрал столик у стены, и вместе с Невиллом присел за него. Все тоже разбились на пары или на тройки и устроились за столиками. Говорили шёпотом, но недолго. Откуда-то из полумрака раздался приглушенный, почти неземной голос: — Добро пожаловать. Как приятно видеть вас наконец в вашем физическом облике. Брагинский с трудом не прыснул смехом, рвущимся из груди — этот театральный эффект был ему полностью знаком… Вид Трелони внушал отвращение — бесчисленные цепочки, шали, очки, делавшие её похожей на лупоглазую сову, прямо-таки орал о том, что она либо… чуть ненормальная, либо старая дешевка — мошенница. Даже их «якобы прорицатели» не перегибали с антуражем. — Приветствую вас на уроке прорицания. Трелони села в широкое кресло возле камина: — Меня зовут профессор Трелони. Скорее всего, вы до сих пор еще меня не видели. Я редко покидаю свою башню. Суета и суматоха школьной жизни затуманивают мое внутреннее око… Внутри Ивана — громко и неприятно, с холодком, захохотал Александр. Альтер-эго откровенно веселилось, слушая речь этой… дамочки. Он таких пачками клал в могилы, в свое время… А Трелони продолжала: —… Так, значит, вы избрали прорицание, самое трудное из всех магических искусств. Должна вас с самого начала предупредить: я не смогу научить многому тех, кто не обладает врожденной способностью ясновидения. Книги помогают только до определенных пределов… Сейчас уже взъярилась Грэйнджер — вон как у неё кулаки сжались. Она же была яростным книжным червем, и во многое, что было написано, свято верила… Трелони продолжила свою речь, а Иван мыслями уплыл в другую даль — касаемо присланных ему документов, потом подумал об отце… Очнулся он, когда Долгопупс ударил его локтем — все уже поднимались за чашками, чтобы начать гадать на чайной гуще. Брагинский и Невилл быстро выпили чай — кстати, отличный по качеству, и обменялись чашками. И пытались расшифровать знаки на фарфоровых стенках и донышке, оставленные чаинками. Чашка Невилла была «ровной», судя по знакам-чаинкам. Иван легко «прочел» о единственном предстоящем ему браке, о количестве будущих детей и о том, что он добьётся стабильности в карьере. Зато Невилл никак не мог понять «его чашку». Но, судя по всему, ничего хорошего она не сулила. Профессор Трелони подошла к ним, несколько минут послушала «блееяние» Невилла, и взяла иванову чашку из рук паренька. — Какая интересная чашка! Но несчастливая… Весы — судебное заседание, правосудие… не вижу, на Вашей ли стороне чаша весов или нет, молодой человек… Кинжал, судя по всему, здесь, знак мести. Вы готовите месть… Гвоздь — постоянные нападки на Ваших близких, несправедливость… Глаз, осторожность во всех делах, — бормотала Трелони, — древо, исполнение задуманного, высокие амбиции… Змея — тут вы чей-то смертельный враг. Она легонько потрясла чашку. -… Колокол, опасность. Молоток — жестокость. Сокол — у Вас есть смертельный враг, который попытается уничтожить Вас… Стрела — неприятное известие… Да, все… Трелони выпрямилась. Иван едва ли не зевал во весь рот — он-то знал цену этим «предсказаниям». Хотя — надо отдать должное, эта гадалка по части знамений угадала. Она оставила их пару и пошла дальше — её позвали девочки у дальнего столика. — Ничего себе у тебя чашечка, — хмыкнул друг Ивану. Тот лишь вздохнул — он и так знал о том, что жизнь у него будет нелёгкая. Как говориться, не жили хорошо, так и нечего начинать… *** Урок Макгонагалл начала о рассказах об анимагах. Рассказывала интересно, так что Иван даже заслушался. Спросила класс об анимагах, и Брагинский рассказал немного об отце, чей облик был «классическим» — бурый медведь, Хозяин Земли Русской. Макгонагалл благосклонно начислила ему премию в размере двадцати баллов. Но в замке, тем не менее, было нервозно и страшно. Несмотря на то, что дементоры были далеко от школы, их тлетворное влияние все равно распространялось повсюду. В округе сбежало какое-либо зверье и улетели птицы, брезговали появляться магические животные и кентавры. Там, где пролетали смертельные демоны, оставалась мертвая земля и седой прах и пепел. Количество истерик, нервных срывов и вражды между факультетами выросло в геометрической прогрессии. Так же у многих было расстройство сна и психики. На ум Ивана не один раз приходило то, что они являются сейчас пауками в банке, которые затем с голодухи и тесноты становятся канибалами и жрут друг друга. Он сам продолжал заниматься на улице, но только после того как дементоры покидали замок на значительное расстояние. *** Иван в этот день должен был бы пойти впервые на ЗОТИ с новым преподавателем, тем самым оборотнем, Римусом Люпином, но только он, болтая вместе с Невиллом и Полумной, ступил на лестницу, как в висках будто бы взорвалась сверхновая, в глазах потемнело, а вот рту стало солено. Он понял, что у него льётся кровь, и далее сознание покинуло его… *** Это должно было быть очередное собрание стран, как вдруг Альфред Ф. Джонс пронзительно закричал, схватившись за сердце, и рухнул навзничь, извиваясь в судорогах и громко, пронзительно крича. Никто сначала не понял, что с ним, но тут волна боли дошла и остальных. Дико завыл от боли Мэтью, Канада, падая со стула. Упал на колени Ван Яо, с расширенными глазами и просто оглушенный болью. Англия, Артур, тоненько вскрикнул — и лишился сознания, обвиснув на стуле. С его губ начала капать алая струйка.Тяжело захрипел от боли Иван Брагинский; так же, как и Соединенные Штаты, Федерация схватился за грудь, но все-таки выдержал — годы пребывания в войнах, постоянных потерях населения дали ему определённую закалку. Втянув в себя две струйки алой крови из носа, готовившейся оросить пиджак, он, пошатываясь, подошёл к Джонсу, который уже не мог выносить эту боль — он рыдал навзрыд, стонал и кричал, утеряв связь с настоящим, цапая то самого себя, то каменный пол окровавленными пальцами. — Что происходит? — прохрипел Яо, немного приходя в себя, и окидывая затуманенным взором стонущих и находящихся без сознания стран. — Скорее всего, — тут у Брагинского все-таки закапала кровь из носа, и он, как-то машинально приложил рукав к кровоточащему носу, опустился на колени, и, бережно, словно ребёнка, положил блондина к себе на колени так, чтоб изо рта на пол свободно стекала красная струя, и дрожащее от боли полубезумное воплощение не задохнулось, — террористический акт. На территории США… Невероятное количество жертв. На календаре было одиннадцатое сентября две тысячи первого года...