I wish it didn't have to be this way
Понял он это уже гораздо позже. После той неразберихи со свиданиями, крышами, мигалками Диму как отшептали. Он с Громом общался, но по делу — все тот же Димка, улыбался, даже шутил, но только по работе. Игорю первые дни казалось, что он до сих пор на него обижен. Потом прошла неделя, за ней — вторая, а Дима все не менял своего отношения. Игорь даже начал тосковать. Как-то не очень весело, когда твой друг изображает из себя только твоего коллегу. С одной стороны, Грому первое время было вообще прекрасно — его никто не трогал, они с Димой безмолвно условились не вспоминать о том свидании, и всем было хорошо. Он продолжал подкалывать Димку, пару раз даже припомнил ему случай в раздевалке, но потом сам же об этом и пожалел, потому что Дима в ответ ничего не сказал, а Игорь опять вспомнил, каково это было. А с другой стороны, Димы ему очень не хватало. Игорь даже поймал себя на мысли о том, что Дима от него держится на расстоянии, потому что запах геля для душа он больше не чувствовал. Но все эти мелочи меркли по сравнению с тем, что Игорь переживал, ни с кем не делясь и никак себя не выдавая. Ему все чаще приходила в голову мысль о том, что что-то с ним не то творится. Если раньше ему хотелось просто быть Диме другом, работать с ним, то теперь все стало восприниматься как бы немного ярче, сильнее, как запах у беременных, что ли. Раньше Дима улыбался, и Игорь улыбался тоже, потому что Димина улыбка заразительна. Теперь он улыбался в ответ, потому что ему нравилось, когда Дима улыбался. Если раньше похлопывания по плечам и трепание по волосам воспринимались как проявление дружбы, то теперь Игорь вкладывал в них что-то более важное. Поэтому трогал реже — чаще смотрел, представлял, как мягко бы прошелестели волосы у него по ладони. Поначалу Игорь пытался убедить себя, что он придумывает. Попытался вспомнить, как гладил так Сашу. Но Саша была давно, он помнил ее, но не так хорошо. Дима был сейчас — прямо напротив, вертелся вокруг стола, бегал по участку, с кем-то спорил, с кем-то ругался, с кем-то смеялся. Дима жил, а Игорь за ним наблюдал, не решаясь самому себе признаться в том, что он прекрасно знает это чувство и знает, что с ним происходит. Знал, и пытался упросить себя сделать вид, что это все неправда, потому что правдой быть не должно и не может ей быть. Сделать вид у него и правда получилось — он начал еще злее шутить, один раз даже (но это было случайностью) сорвался на своего напарника после неудачного задержания. Дела с каждым днем обстояли все хуже, потому что Игорь пытался решить задачу, которая была ему не по силам. Пытался побороть самого себя. Он запутался, и с каждым днем находить кочки в этом болоте ему становилось все труднее, а болото тянуло его на дно. Все прояснилось в один вечер, почти перед завершением рабочего дня. Дима собирался, а Игорь заканчивать не торопился, в задумчивом состоянии прогуливаясь около их рабочего места, потому что ему было лень топать домой. Забывший о последствиях подобных шуток Цветков нарисовался около их стола. У него в руках был какой-то от руки написанный документ, который он, видимо, хотел отдать напарникам, но заметил, что Дима уходит. — Димочка идет готовить ужин и переодеваться в платье горничной перед приходом любимого мужа? Правильно, — Дима по совету Игоря игнорировал подобные выпады. А Игорю вот именно эта штука почему-то показалась смешной. Точнее, ему представился Дима в таком костюме, его воображение не нашло это отторгающим, и Игорь посмеялся над тем, что ему таким представился его напарник. — Да мы бы на такого Димочку всем отделом бы посмотрели, — ответил Игорь, с довольным лицом прогоняя по кругу картинку, которая возникла в голове без особых затрат энергии воображения. Он-то и сказал это просто потому, что пришло в голову, а его мозг отвлекся от контроля над языком. Ход мыслей Грома Дима проследить не мог, а вот услышать смех и последующий комментарий — вполне. Игорь не успел даже среагировать, а уже получил кулаком в лицо. — Игорь, ну ты и уебок. Как же жаль, что мне пришлось с тобой работать, — бросил Дима, уходя. Отдел провожал его взглядами. Кто-то даже зааплодировал, остальные подхватили. Дима был первым человеком, который решился врезать Игорю Грому в ответ на его дерзости прямо у его рабочего места. Прокопенко об этом, конечно, ни одна живая душа не рассказала. А в тот вечер Игорь наконец открыл для себя значение сочетания «волшебные пиздюли». Первую, ударную дозу, он получил от Димы, вторую — от Юли, которая не просто ему позвонила. Позвонила, узнала, на работе ли он, приехала в участок, вытащила его на улицу, влепила пощечину и очень зло смотрела. Игорь в упор уже не мог понять, за что его вдруг так все возненавидели за какую-то шутку. Ну это же далеко не самая обидная, он Диме и обиднее вещи говорил. Это ж вообще, считай, комплимент… — Разуй глаза, Гром, — шикнула на него Юля, когда он все же спросил, в чем провинился, — разуй глаза и подумай. Очень хорошо подумай. Вспомни, что ты мне тогда сказал. Да почему ж вы тупые-то такие все. И быстро дуй Диму догонять и просить прощения, а то я тебя убью. — Ты прям перед полицейским участком, Юлька, это, наверное, худшее место для убийства. — Меня оправдают. Я скажу, что избавилась от самого тупого идиота в мире, — Юля злилась не на шутку, у нее в глазах огонь плясал. Где-то Игорь облажался. — Да что я сделал-то? — Да нравишься ты ему! — Юля зажала себе рот рукой и зажмурилась, когда поняла, что сказала. — Ты сам догадался, если что. — Да я и догадывался… Просто долго доходит. — Пока прощения у него не попросишь — не звони мне и вообще со мной не связывайся никак. Адиос долбаебам, — Юля быстрым шагом вернулась в машину и торопливо покинула место преступления. Игорь поплелся домой, захватив в участке куртку и кепку. Вот те раз. Приплыли. Дома он сделал себе кофе и уселся за стол. В квартире было так тихо, что свои мысли он не думал, а слышал. Из хорошего: он был прав. Из плохого: Юля тоже насчет него права. Нельзя было сказать, что эта симпатия была на поверхности — единственный раз, когда Дима проявил себя сомнительно, был в раздевалке. Или нет. Игорь пытался вспомнить еще какие-то моменты, но в голову ничего не приходило. Вероятно, из-за чувства вины, которое им овладело после того, как ему помогли понять. Он решил пересмотреть все свои слова и действия через эту призму: вот он говорит, что Дима его бесит. Вот он защищает Диму от Цветкова. Плюс в карму. Отказывается пойти с ним на крышу. Говорит, что у него свидание. Картина вырисовывалась не самая приятная.Что же он натворил.
Кочки в болоте закончились. Игоря неумолимо тянуло вниз. Просить помощи он умел только у одного человека из всего своего окружения. Был час ночи, поэтому позвонить он не мог, но быстро набрал сообщение. «Можно я приеду? Мне плохо.» «Конечно.» Через тридцать минут ему открыли дверь. Теть Лена не спала. Эти люди его никогда не подводили и никогда не подвели бы. И он их тоже. В этой квартире его очень любили и принимали со всеми глупостями, дурацкими поступками, недостатками, ошибками, сомнениями. Приняли и сейчас: выслушали, напоили чаем, поругали, даже дали подзатыльник, а за ним — советы. «Попроси прощения. Это немного изменит, но это надо сказать. Обязательно.» «Приготовься к тому, что ты его потеряешь.» «Дай ему время. Ты поступил плохо, но каждый заслуживает права на ошибку.» «Ты только себя не закапывай.» Ночевать он тоже остался у них.