***
Темнота. Пустота. Холод. Это все, что я могла чувствовать на данный момент. Тело было настолько тяжелым, что пошевелить хоть пальцем было невозможно. Складывалось такое ощущение, что меня приложили молотком по голове и прижали бетонной плитой сверху для надёжности. Чтобы не сбежала, видать. Звуки. Кто-то бегает, мельтешит рядом. Звук металла, звонкий и холодный. Как... ложка об тарелку? Нет, не похоже. Что-то теплое коснулось ноги. Подождите минуту! Ноги? Судьба решила вдоволь надо мной поиздеваться, оставив живой после прыжка с крыши 20-этажки? Сквозь шум начали просачиваться голоса. Кто-то переговаривается друг с другом, слов не разобрать. Единственное, что захватило мое внимание – плач. Плач ребенка. Голову пронзила боль. Воспоминания хлынули одно за другим, разрушая хрупкую плотину рассудка: «Почини его, дылда безмозглая, почини сейчас же!». «Твое счастье, что подвернулся добрый дядя из Министерства! Может, я и совсем тебя сбуду с рук, может, он не побрезгует женушкой из сквибов поганых». «Чертова девка! Будь моя воля, то придушил бы собственными руками. Да негоже чистую Слизеринскую кровь проливать! Позор! Пятно на нашей крови!». «Слышишь, он назвал ее «любимая». Все равно он не будет твоим». «Моя дочь, чистокровная волшебница из потомков Салазара Слизерина по прямой линии, мечтает о мерзком грязном маггле?». «Ах ты, гнусная бездарь, сквиб несчастная, вонючая осквернительница крови!». Страх, безысходность, печаль, тоска. Все чувства разом хлынули и утопили меня с головой. И где-то там, на задворках души, словно забитый зверь, пряталась злость и ненависть. - Доктор! Доктор, она жива! С ней что-то происходит! Женщина, лежащая на кушетке, издала скулящий звук. — Несите грелки, срочно! «Любимая, выходи за меня!». «Ты — свет моих очей. Я не вижу жизни без тебя». «Моя любимая жена, наша любовь найдет продолжение в нашем ребенке. Что-то от тебя, что-то от меня, а в целом — плод любви». Счастье, тепло, радость… Страх? «Ты сделала меня самым счастливым мужчиной на свете! Если будет девочка, то назовем ее в честь тебя!». Надежда. Р-решительность? «Ты гнусная ведьма! Ты обманула меня! Будь ты и твой ребенок прокляты!». Надлом. Горе. Уныние. Опустошенность. Ненависть к себе. Желание смерти. Последняя мысль, что посетила мой многострадальный разум, показалась мне настолько привычной и ненавистной, что боль от сжатой челюсти отдавала на виски: «Меропа… Меропа Гонт». Не имея сил продолжать борьбу с раздирающей голову болью, я позволила спасительной темноте забрать меня в свои объятья.***
Пробуждение оказалось не из приятных. Все тело казалось мне одним большим источником тупой боли. Низ живота ныл так, будто все органы сжимал в кулаке садист-великан. Открыть глаза получилось не с первой попытки. Перед глазами все плыло, превращаясь в серое пятно. Холодно. Мерзкое ощущение пробирало до костей, заставив сильнее укутаться в колючий плед. Сознание постепенно возвращалось. И только одно у меня не вызывало сомнений – я жива. Однако никаких эмоций у меня это не вызвало. Странно, верно? Может, они накачали меня транквилизаторами? Прикрыв глаза, я отдалась ощущениям. Сыро, холодно, неуютно. За окном воет ветер, придавая нотки умиротворения. «Я жива. Меня зовут Меропа Гонт, в замужестве Реддл». В попытках борьбы за собственную жизнь, я перелопатила всю религиозную литературу. Рай, Ад, Колесо Сансары, даже перуанский шаманизм. Похоже, я не переродилась, а попала в чье-то тело. В тело человека, чья жизнь едва ли была наградой за страдания в моей прошлой жизни. Это мое наказание за самоубийство? Сбоку послышалась возня. Маленький комочек закряхтел и открыл свои глазки. Бесцельно обводя взглядом комнату, малыш громко сопел. Почти инстинктивно прижав его к себе, я слабыми руками потянулась к пуговицам на одежде. Осматривая темный пушок на голове младенца, теплое чувство разлилось в моей груди: «Мой сын. Мой Том».***
— Вы уверены? — прокуренный голос женщины отбивался от стен скудно обставленного кабинета. Взрослая женщина лет пятидесяти презрительно осматривала нищенку перед собой. Нескладная фигура, да и лицом она дурна. Тяжелая челюсть, крючковатый нос, тусклые волосы. Всю эту картину «украшали» косящие в разные стороны глаза, взгляд которых вызывал больше отвращение, чем жалость. Если бы у Миссис Вул спросили бы, как именно должна выглядеть злая ведьма, то та без промедления указала бы на девушку перед собой. Оборванка, что доползла сюда на сносях, сейчас отказывалась от своего ребенка. Нет, директор приюта не удивилась отказу нищенки, но это неприятное чувство не давало покоя. Хотелось всунуть ей ребенка, чтобы она умотала на все четыре стороны! Промолчав несколько мгновений, девушка все же ответила ей: — Да, я уверена. Цокнув языком, директор была явно недовольно данным обстоятельством. Когда-то давно, ее муж открыл данный приют, дабы дать кров бедным и обездоленным. Сердобольный супруг стоял горой за свое детище, пока не зачах от болезни. Чета Вул никогда не имела детей, оттого кукушки вроде этой нищенки казались ей особенно отвратительными. Сунув руку в карман, девушка достала золотую монету. — Это все, чем я могу отблагодарить вас. Прошу, позаботьтесь о моем сыне! Это было последнее, что от нее услышала миссис Вул. Окинув пустой кабинет взглядом, женщина медленно повернулась к окну, где бушевала ужасная метель. —Не к добру это, природа в ярости. Опять люди мрут, как мухи. Миссис Вул устало покачала головой.***
Я стремительным шагом удалялась от ворот приюта, растворяясь в тяжёлом войлоке лондонских сумерек, кутаясь в молочный плащ вязкого тумана. За несколько коротких минут глаза успели опухнуть, щёки горели от едких слёз. Плакала, разрываясь от горя и отчаяния, не только мать-Меропа. Вместе с ней рыдала от стыда и отвращения к себе и моя чёрствая циничная душа балерины. Артистки балета только на сцене похожи на сказочных фей — грациозных и воздушных. В жизни каждая из нас — хищница, готовая ради роли пойти по трупам, сотворить любую гнусность и при этом не почувствовать ровным счётом ничего. Ни угрызений совести, ни сожалений. Только обжигающую, пьянящую радость триумфа. Единственное, что никогда не оставляло равнодушной меня лично, — страдания детей. Голод, болезнь, просто обида. Не важно. Дети не должны страдать. Точка. Нечего тут обсуждать. И теперь… я сама обрекла на страдания собственного же сына! «Я должна немедленно вернуться и всё исправить! Так нельзя!» «И загнётесь оба, деточка. От голода и холода. У тебя в кармане два кната. Проще говоря, ты нищая, как церковная мышь». Мучительный спор с самой собой. Отчаяние. Боль. Стыд. Гнев. Любовь. Ярость. Ненависть. Чудовищный коктейль, который я, лихо встряхнув, как заправский бармен, выпила залпом. Отчаяние. Боль. Стыд… Чувства кружились, как лошади на манеже. Всё быстрее и быстрее, превращаясь в чёрную дыру, в которую проваливалась я сама. И, когда уже казалось, что больше я не выдержу, взорвусь, чтобы рассыпаться каскадом кровавой пыли и осесть в тёмных лужах на мостовой, перед глазами возникла река. Темза — грязная, с болотного цвета лоснящейся шкурой — походила на огромного толстенного сома, заключённого в гранитную тюрьму берегов. Ещё не до конца понимая, что творю, я выбросила над водой руку. По телу прошла странная волна силы — смесь экстаза и первозданного ужаса — и… Вода поднялась высоченной стеной, чтобы в следующий миг с яростным грохотом обрушиться на прибрежный гранит. Я устало опустилась на сизый, щербатый от времени парапет. Странно, но мне полегчало. Вернулась способность мыслить трезво и чётко. «Потерпи совсем немного, сынок. Мама за тобой вернётся. Во что бы то ни стало!» Но для этого мне нужен план. Для его реализации нужно взвесить плюсы и минусы моего положения. Из минусов: у меня нет крыши над головой и денег, нет ни друзей, ни хотя бы знакомых, на которых я могла бы опереться. У меня нет достаточной квалификации ни в чём. Единственная работа, на которую я смогу претендовать, — дворничиха или поломойка. И я… мягко говоря, обладаю не самой притягательной внешностью. Да что там! Бросив мимолётный взгляд в зеркало, я чуть не завопила от ужаса! Стоп. Отставить лирику, деточка. Ты не в том положении, чтобы жаловаться и ныть. Даже самой себе. Что у нас из плюсов? Первый и основной: у меня нет никакого БАСа и в помине. Я твёрдо и уверенно стою на своих двоих. И… умею колдовать. Более того: я чувствую в себе прорву магии. Похоже, что мне по плечу даже очень серьёзные колдовские материи. Может, со временем и морду себе подрихтую, чем чёрт не шутит. Задрав голову к небу, я сумрачно улыбнулась дрожащим низким облакам. Оригинальная Меропа — робкая и наивная — точно не выжила бы при таких вводных. Но у Меропы «версии два-ноль», как выразился бы мой знакомый айтишник из прошлой жизни, есть уникальный козырь. Даже два. Довольно неплохие мозги и опыт баталий без оружия, которые я неизбежно выигрывала. Единственная битва, которую я продула, — поединок с болезнью. Хотя… нет, я не продула, если вдуматься. Я попросту с поля боя сбежала, ведь нет смысла бодаться с противником, которого не можешь одолеть. Тогда не было ни единого шанса что бы то ни было изменить. Но сейчас — это уже совершенно другая история: покопавшись в памяти, я нашла способ как минимум поправить своё убогое финансовое положение. Карактак Бёрк, напевая себе под нос пошлую песенку, на которые всегда был богат Лютный переулок, скрупулёзно пересчитывал выручку за день. Не так много, как хотелось бы, но мистер Бёрк всегда был терпеливым. Цыплят ведь по осени считают, верно? К тому же, сегодня этот трус и выскочка Малфой, трясясь и поминутно оглядываясь, продал за сущий бесценок одну очень занятную вещицу, изрядно потрепавшую нервы и здоровье магглов в прошлую войну. Стоит придержать её до поры. Рано или поздно найдётся тот, кто сможет оценить её по достоинству. Правда, в руках толкового мага эта штука может наделать много бед, но Карактака не беспокоило, кто и зачем её купит. Лишь бы заплатил установленную сумму. Закрыв сейф с наличными, волшебник собрался уже было отправиться в паб и пропустить пару пинт, как вдруг звякнул колокольчик над дверью. — Кого там нелёгкая принесла?! — раздражённо проворчал Бёрк и, нацепив на лицо дежурную подобострастную улыбочку, вышел в торговый зал. Заметив тощую фигуру в грязном рванье, владелец лавки расслабился. Он узнал посетительницу: именно эта ведьма недавно продала ему уникальную реликвию — медальон самого Салазара Слизерина за совсем уж смехотворные копейки. Едва ли эта побирушка была в курсе истинной стоимости сокровища, каким-то чудом попавшего к ней в руки. — Что, милочка, снова притащила что-то на продажу? Показывай! — с развязным весельем в голосе велел Бёрк, но осёкся, напоровшись на взгляд девушки — испытующий и тяжёлый. — Добрый вечер, мистер Бёрк, — прошелестела она, рассматривая выставленные на продажу фолианты в стеллаже. Самого хозяина посетительница больше не удостоила и взглядом. — Вы ошиблись: я не продавать, а, скажем так, взыскать с вас должок. Карактак удивлённо вытаращился на посетительницу и гулко расхохотался — словно какой-то шутник потехи ради принялся колотить поленом по пустой бочке. — Должок! Ой, насмешила! — отсмеявшись, проговорил Бёрк и, вмиг сделавшись серьёзным, недобро сузил глаза. — Послушай пока ещё доброго совета: чеши отсюда и не оглядывайся. Такому отребью, как ты, я ничего не должен. — И снова ошибаетесь. Помнится, я продала вам одну любопытную вещь. Родовую реликвию. — Посетительница развернулась вполоборота, и Бёрк обмер: перед ним стояла далеко не простая попрошайка. Вылетевший со службы и опустившийся на дно аврор? Этого владелец лавки не знал, но её поза и положение тела говорили о многом: девушка контролировала всё пространство торгового зала. Одно неосторожное движение — и… — Я полагаю, вы сразу поняли, что медальон принадлежал Салазару Слизерину и что он определённо не подделка, — Карактак буравил девушку выжидающим взглядом. К чему она клонит? — Так вот, мой предок никогда не был наивным идиотом: все вещи, которые ему когда-либо принадлежали, зачарованы особым способом. Во-первых, каждый, в ком течёт хоть капля крови Слизерина, способен их чувствовать, — девушка что-то быстро прошипела, послышался звон разбитого стекла — и в её ладонь впорхнул тот самый медальон, а Бёрк вжался в стену от ужаса и рефлекторно выставил перед собой пухлый гроссбух, хотя и понимал, что, в случае чего, он никак не поможет. Волшебник узнал парселтанг и понял: шутки кончились. — Во-вторых, мне достаточно одной фразы — и всё ваше заведение взлетит на воздух. Вы ведь не желаете, чтобы я лишила вас вашего детища и жизни? Девушка вновь заговорила на парселтанге. В ответ медальон вздрогнул и раскололся. Из трещины хлынуло ледяное серебристое свечение. Когда девушка на мгновение залюбовалась древней реликвией, Берк, не теряя ни минуты, инстинктивно потянулся к волшебной палочке, дабы уничтожить угрозу в виде невесть откуда свалившейся на его многострадальную голову нахалки. Заклинание почти сорвалось с его губ, как шквал темной магии, ударивший из злосчастного медальона с одной целью — защитить свою хозяйку — сбила его с ног. Вслед за хозяином поверженной армией рухнули стеллажи. Стёкла в них разбились с таким жутким грохотом, что в пору было подумать, будто магглы снова испытывали свои орудия для уничтожения друг друга. Сложнейшие темные чары ритмично сочились из медальона, точно кровь из сердца. Берк на своей шкуре убедился: оборванка не блефовала. — Прекрати! — пискнул Бёрк. — Остановись! Пожалуйста! — гостья, отдав какой-то приказ по-змеиному, положила медальон на рабочий стол. Карактак опасливо покосился на жуткую вещь: та была целой. Не фонила чудовищной магией, не грозила разнести всё вокруг до фундамента. Облегчённо выдохнув, мужчина хрипло поинтересовался: — Чего ты хочешь? — О, с этого следовало начинать! — миролюбиво улыбнулась девушка и, бесцеремонно сцапав со стола клочок пергамента и перо, что-то стремительно нацарапала и буквально впихнула пергамент в руки опешившему Бёрку. Бегло взглянув на написанное, Карактак, в общем-то, не удивился, увидев сумму. Смущало, правда, количество нулей, но… Положа руку на сердце, он мог поклясться: это — мизер за сохранность бизнеса и жизни. — И каково ваше слово? — не унималась девушка. — В сущности, альтернатив у вас ровно две: либо вы соглашаетесь и можете забыть о моём существовании, либо… — гостья выразительно постучала ногтем по медальону и жестом изобразила взрыв. — К тому же, я попрошу у вас только половину суммы. Вторую я возьму книгами. — Книгами? — тупо переспросил Бёрк, отмирая. И что нашла эта ненормальная в горе древней макулатуры? — Именно, — промурлыкала та. — Ну как, по рукам?