***
Бесконечный людской поток вынес меня прямиком к дверям магазина женской одежды, в котором я трудилась обычной уборщицей. Мрачно улыбнулась, глядя на массивные стеклянные двери, украшенные вычурной ковкой. Если бы в прошлой жизни мне кто-нибудь сказал, что я переквалифицируюсь в поломойку, я бы точно предположила, что у говорившего не все дома. Глубоко вдохнув, я толкнула створку дверей и попала в царство вечной элегантности и утонченной женственности. Этот магазин, который по опыту прошлой жизни я для себя называла бутиком, излучал атмосферу изысканности и гламура, где каждая ткань, каждый шов были одой женской красоте. Интерьер магазина был выдержан в приглушенных пастельных тонах; мягкое освещение отбрасывало нежное сияние на тщательно проработанные витрины. Манекены, украшенные роскошными нарядами, их точёные силуэты, застывшие в элегантных позах, манили безмолвным очарованием. Тончайшие шелковые платья, искусно расшитые бисером и изысканно сшитые, облегали манекены, словно каскады жидкого лунного света, вызывая чувство восторга и нестерпимое желание приобрести такое великолепие. Да, не зря местный дизайнер ел свой хлеб с двойным маслом. Воздух внутри магазина, буквально пропитанный сдержанным ароматом эксклюзивности и роскоши, сводил покупательниц с ума. Мне же он буквально жёг лёгкие. Среди полированных мраморных полов и сверкающих люстр я остро чувствовала себя лишней. Чужой. Конечно, я уже была не той оборванкой, какой впервые вошла в эти двери. На мне были добротные кожаные ботинки, тёмно-зелёное платье-футляр и чёрное строгое пальто. Но всё равно казалось, будто всё вокруг — и огромная люстра, и безликие манекены, и сама одежда настойчиво повторяли: «Тебе тут не место». Продавцы же — чемпионы мира по лицемерию, когда дело касалось богатых клиенток, — даже не считали нужным скрывать за слащавыми улыбками пренебрежительной жалости и презрения. — Явилась, не запылилась! Где тебя носит? Миранда. Владычица этого королевства. Одетая в ослепительной красоты платье от кутюр, драпирующее ее фигуру с непревзойденной элегантностью, она двигалась с расчетливой точностью, и каждый ее шаг излучал непоколебимую уверенность, требующую благоговения. Ее глаза пронзительно смотрели на окружающих, не оставляя незамеченной ни одной детали. — Извините, миссис Уинтер! Риджент-стрит перекрыли полицейские. Опять у красных митинг. Начало двадцатого века выдалось для планеты бурным. Революции, войны и протестные движения сотрясали мир, как в эпилептическом припадке. Не последнюю роль во всём этом веселье играли коммунисты. И если в Лондоне их воспринимали как горстку безобидных чудаков, одержимых утопической идеей, то я при виде алых флагов всегда напрягалась. В прошлой жизни любая страна, в которой к власти приходили коммунисты, очень быстро превращалась в жестокую диктатуру. Гневно фыркнув, Миранда настороженно поджала губы. — Одумайся, Британия, ты одурела! —Уинтер сузила глаза, покачала головой и продолжила, словно прочитав мои мысли: — Если хотя бы дюжина этих психов попадёт в парламент, то мы все обречены. Лучше бы дали больше мест женщинам — глядишь, не позволили бы кучке бородатых недоумков принять очередную законодательную глупость! Я улыбнулась одними уголками губ. О, Миранда Уинтер знала, о чем говорит. Вся ее жизнь — сказка о Золушке, но очень умной и меркантильной. Молоденькая провинциалка, без гроша в кармане, охмурила престарелого нефтяного магната, что души не чаял в новой супруге. Четвертой, кажется. После пяти лет совместной жизни благоверный погиб при загадочных обстоятельствах, оставив безутешную вдову с солидным наследством. Думается мне, что горевала она недолго: очень быстро женщина организовала свой — более чем успешный — бизнес. И плевала она с высокой колокольни на шушуканье недоброжелателей — мол, из женщины не выйдет толкового управленца. Равно как и на сплетни, что смерть супруга — дело рук самой Миранды. Если слухи не врали, то… я аплодирую стоя. Спланировать и провернуть нечто подобное — это надо уметь! Прервав мои мысли, Миранда строго произнесла: — В следующий раз не смей опаздывать, иначе я урежу твой оклад на четверть, — кинув на меня последний взгляд, Уинтер гордой походкой удалилась в свой кабинет. Я была благодарна ей от всего сердца. В моей памяти была ещё свежа та зима, когда все мое имущество было на мне, а именно: порванное платье, застиранное до такой степени, что определить изначальный цвет было непосильной задачей; хлипкие осенние ботинки, которые давно просили каши, да кашемировое пальто с чужого плеча — украла в театральном гардеробе. В тот зимний вечер, окинув меня оценивающим, смешанным с жалостью и сомнением взглядом, она приняла меня на работу. Она видела во мне былую себя. Мои проблемы не испарились в миг, нет. Зато у меня появилась крыша над головой, какая-никакая еда и небольшой неприкосновенный запас, который будет нужен мне в дальнейшем. Почему я не пошла искать лучшей жизни среди магов, к которым принадлежу по праву рождения? Интересный, но очень тяжелый для меня вопрос. Однако я выбрала стратегию: «не ной и не лги себе». Я не хотела, чтобы меня — нищую и никчемную, видели мне подобные. Люди, что стояли со мной на одной ступени, не должны стать свидетелями моей слабости! А магглы… их мнение не имело особого значения. За эти полтора года, что я жила здесь, я влилась в новую реальность и полностью приняла её. Нет больше «старой Меропы» и «прошлой Екатерины», есть только одна — Меропа Гонт.***
Ночной Баттерси-парк, расположенный вдоль берегов Темзы, завораживал. Величественные дубы и ивы, чьи ветви тянулись к небу, пробуждали чувство единения с природой у каждого, кто в этом нуждался. Мягкий шум реки помогал приводить мысли в порядок, а ночной бриз остужал раскалённый реактор глухого бешенства. Самое то после тяжелого рабочего дня. В своей прошлой жизни, я не воспринимала работу уборщиц, считая, что каждый заслуживает своего места. Рано вышла замуж, муж-алкоголик, пятеро детей, а денег нет? Сама виновата. Глаза видали, что руки брали. Куда каким-то там поломойкам до талантливой балерины! Сейчас же я готова была дать себе пару оплеух за такие мысли. Какой же я была дурой! Так называемый «закон бумеранга» определённо существовал, как бы смешно это не звучало. И он очень больно приложил меня по голове. Если персонал магазина относился ко мне с едва скрываемым презрением, то некоторые покупатели считали долгом высказать его нарочито громко. Сегодня одна из таких «случайно» разбила пудру, а потом с нескрываемым удовольствием смотрела на мои потуги собрать все осколки. Пустив пару едких комментариев по поводу «обслуживающего персонала», гордой походкой исчезла с моего поля зрения. Маргарет. Девица с внешностью суккуба и характером пикси. Высокая брюнетка лет двадцати. Точеная фигура, которую та подчёркивала на все лады с помощью дорогой одежды, нисколько не заботясь о нормах приличия. В нашем магазине она появлялась стабильно раз в неделю, притаскивая с собой отвратительного шпица, что каждый раз пытался нагадить где ни попадя. Эта сука приносила Миранде просто неприлично огромные деньги, и та велела потакать всем капризам богатой клиентки, заглядывать в рот — в общем, всячески ублажать. А у меня руки чесались заколдовать поганую стерву — чтобы прыщи во всю рожу или волосы дыбом на недельку. Перспектива проучить зазнавшуюся магглу была очень соблазнительной, но я отлично помнила печальный опыт Морфина. Брату не хватило мозгов отомстить красиво, за что тот и загремел в Азкабан. Мне же проблем с министерством, даже гипотетических, стоило избегать. Я не могла ей ничего сделать. Пока. Физический труд, как известно, закаляет. Я, устраиваясь на работу, наивно полагала, что готова к любым сложностям. Как же я ошибалась! Первый месяц был сплошным адом. Руки трескались и кровили, спина болела из-за одной и той же позы, в которой приходилось работать часы напролет. Приходя домой, я силой заставляла себя постигать азы магических наук. Когда буквы на страницах превращались в кашу, а лоб то и дело норовил поцеловаться со столешницей, я разрешала себе отдых. Сон продолжительностью в три-четыре часа стал нормой. Так проходили дни, недели, а потом и месяцы. Хотела ли я бросить это неблагодарное дело? Конечно. Когда ты днями напролёт пытаешься превратить таракана в карандаш, а на выходе получается многоножка-мутант, у которой грифель карандаша вместо головы, хочется рыдать во весь голос. — Да, вот умора была, — прошипела я себе под нос на парселтанге. Чёртова дурная привычка разговаривать сама с собой — сказывалось длительное одиночество. Я честно пыталась отучиться, чтобы окружающие шарахались от меня, но все мои попытки с треском провалились. Благо, инквизиции сейчас нет. А то зажарили бы меня, как шашлык. Парк был почти пуст: в такой поздний час добропорядочные лондонцы предпочитали сидеть по домам, а не таскаться чёрт знает где. Выбрав наиболее безлюдную часть парка, я плюхнулась на кованую лавку. Вытянув ноющие ноги, наплевав на все общественные нормы приличия, развались на ней. Занятно. У волшебников тоже были гендерные нормы поведения, от которых за милю разило средневековьем. Но магглы — это совершенно другой разговор! У них и шага нельзя ступить, чтобы не напороться на очередного ханжу. Нельзя так сидеть, вы же леди! А если леди устала, как лошадь после пахоты, и сидит так, как ей удобно? И так почти во всём: то нельзя, это нельзя… Устремив взгляд на звездное небо, которое сегодня было особенно прекрасно, я прикрыла глаза. Планы двигались со скрипом. Они только в голове такие прекрасные и четко продуманные. Лишь спустя какое-то время ты понимаешь, что реальность работает несколько иначе. Все наваливается одно за другим, и сил иногда просто не хватает. Стальная выдержка, которую я тренировала всю свою жизнь, иногда давала трещину: порой хотелось выть и кусать себе локти от досады. Взять хоть те же деньги. Сколько бы я не впахивала, сколько бы не экономила, больше их как-то не становилось. Но я не давала себе распускать нюни, и, точно спартанец, упорно двигалась дальше. — Как ты там? — обратилась я к своему сыну, будто тот мог услышать меня, — мама очень скучает… Глаза защипало. Утерев непрошенные слезы, я поднялась и уже была готова вернуться домой, как услышала за спиной едва слышимое шипение: — Что вас огорчило, говорящая? Подпрыгнув от страха, я резко вытащила волшебную палочку, направив его в сторону источника звука. Внимательно приглядевшись к густо растущей траве, я заметила торчащую над остриженной зеленью треугольную голову. Змея. Облегченно вздохнув, при этом коря себя за трусливость, я немедленно убрала палочку. — Больше не смей подкрадываться сзади! Это ради твоей же безопасности, — бросила я немного раздраженно. — Простите, госпожа, этого больше не повториться, — прошипел в ответ змей, все ближе подползая ко мне. Это была змея причудливого внешнего вида. Чёрную чешую разделяла голубая полоса от кончика носа до кончика хвоста. Забавный хохолок на голове делал змею похожим на какаду. — Тебе лучше прятаться в траве. Если люди увидят, то тебе несдобровать. — Магглы не увидят меня, госпожа, — Вот это поворот! Он сказал «магглы»? — Прошу прощения за мою бестактность. Разрешите представиться — подобных мне называют «селестриями». — Так ты — магическое существо? У тебя нет собственного имени? — под моим удивленным взглядом змей немного смутился. Не знаю, как я до этого додумалась. Может, потому что хохолок на голове селестрия сменил окраски и вместо чёрного сделался лимонно-жёлтым? — Первый ответ — да, второй — нет, госпожа. Меня украли, когда я был ещё яйцом, чтобы продать. Но, как видите, мне ужалось сбежать. Вот так мы и познакомились. Я назвала его — Герпий. Да-да, в честь Герпия Злостного.***
Кисти рук страшно болели. Такое ощущение, словно я с дуру сунула их в костёр. На спину будто кто-то взгромоздил тяжеленный бетонный блок. В глазах — мелкий колючий песок. Я устало опустилась на колченогий стул — единственный в моём убогом жилище. Никогда бы не подумала, что от махания палочкой можно настолько устать! Но зато мышь, которую я поймала пару дней назад, наконец-то превратилась в кошку. Обыкновенную, трёхцветную и очень упитанную. Без вытянутого мышиного носика, без длинного голого хвоста! Да уж, прав был мой драгоценный папаша, чтоб ему сдохнуть да побыстрее, когда говорил, мол, трансфигурация — материя сложная. Если в том же зельеварении важно внимание к деталям, то трансфигурация требует ещё и фантастического воображения. Маг, желающий превратить ту же мышь хоть в кошку, хоть в гиппогрифа, должен максимально точно представить, как должен будет выглядеть конечный результат. Заниматься самообразованием — дело похвальное и благородное. Ну, как минимум я когда-то так считала. Но восполнять пробелы по знаниям магическим — о, господа, это сущий кошмар. Всё равно что пытаться получить квалификацию хирурга самостоятельно! В Хогвартс отец нас с братом и не подумал отдавать, предпочитая учить колдовским премудростям сам. И если с Морфином он с удовольствием возился, то на меня вскоре плюнул, решив, что я если не сквиб, то около того. На тот момент такое положение вещей меня полностью устраивало. Пусть считает хоть сквибом, хоть лукотрусом, да хоть поленом в конце концов! Лишь бы отстал, ибо его педагогические методы… В общем, когда его всё же хватит Кондратий, полагаю, Люцифер с радостью возьмёт как минимум некоторые из его воспитательных наработок на вооружение. Правда, сейчас я кусала локти от досады. Стоило учиться прилежнее, и не важно, каким способом вбивалась в голову наука. Потянувшись до хруста в суставах, я поднялась. До ужаса хотелось завалиться спать. Часиков, желательно, на десять. Но нельзя. В восемь я должна быть на работе, а у меня ещё легиллименция, которая почему-то никак не давалась. Я со своими экспериментами уже пятерых местных пьянчуг отправила в психлебечницу! И ещё десятерых — на кладбище. Хвала Мерлину, мой район — это самое убогое гетто во всём Лондоне. Публика максимально далека от высшего света, а копов днём с огнём не сыщешь. И то, что у кого-то из соседей начала протекать крыша, никого не удивило. Подумаешь, Джо допился до белочки! А по Билли и вовсе лечебница давно плакала. Он, ещё когда в Индии служил, подсел на какую-то гадость. Вернувшись же домой, додумался полировать то, чем он закидывался, виски. Ничего удивительно, что в петлю полез. Так, наверное, рассуждали местные. И только я знала, что случилось на самом деле. Хотя, зря я грешу на легиллименцию. По сути, стабильно хорошо мне давались руны, зельеварение и трансгрессия, которой когда-то нас с братом обучал отец. Как ни странно, именно трансгрессию я освоила быстро и легко — чтобы иметь возможность смыться в куда подальше от отцовского гнева и подождать, когда он либо остынет, либо напьётся до гоблинов с крылышками. Помню, как тогда бесился Морфин! Как это так — бездарная сестрица-сквиб его обставила! Ещё мне неплохо давались непростительные заклинания. Хотя с Круциатусом пришлось помучиться. Я никак не могла взять в толк, почему жертва, вместо того, чтобы орать от боли, даже чихать не начинала. Наверное, я бы долго ещё задавалась этим вопросом, если бы не случай. Местный алкотитан решил поучить уму-разуму мальчишку-бродягу, который хотел не то что-то спросить, не то стащить. Пьяница уже даже замахнулся громадным, похожим на кувалду, кулаком на ребёнка, но сделать ничего не успел. Я оказалась быстрее. О, как же он вопил! Музыка для моих ушей! Тогда-то я и поняла: чтобы Круциатус сработал нужно всей душой хотеть причинить своей жертве боль.***
Альберт Швайцер когда-то написал: «Чтобы быть счастливым, надо всего лишь иметь хорошее здоровье и плохую память». Очень давно, в предыдущем воплощении, меня попросту позабавил такой вывод. И только сейчас я начала понимать, насколько был прав герр доктор. Несмотря на то, что я являюсь жертвой близкородственных связей (отсюда неимоверная «ангельская» внешность), меня смело можно назвать здоровой. Учитывая опыт прошлой жизни, это не могло не радовать. Пройти пешком пару десятков миль? Не проблема. Отдраить до зеркального блеска бутик, включая окна и огромную рогатую патинированную люстру на потолке? Без вопросов. Выпить водички прямиком из Темзы, не боясь заразиться какой-нибудь дрянью? Легко. Когда-то отец, рассказывая о драконах, пошутил, что их желудок способен переварить даже железнодорожные рельсы. Похоже, мне по какой-то удивительной прихоти судьбы достался именно драконий. Уж что-что, а лопать всякую гадость, от которой даже канализационная крыса схватила бы несварение, я могу, не опасаясь никаких последствий. Казалось бы, живи себе и радуйся. Но… Второй составляющей счастья по Швайцеру мне не досталось. У меня ужасающе хорошая память. Даже если бы я очень захотела, вывернулась вон из кожи или порвалась на наш Юнион Джек — не смогла бы забыть день, когда оставила сына в том ужасном месте. Наверное, мне было бы проще, будь я похожа на обитательниц трущоб Баттерси. Местные, с позволения сказать, дамы далеко не самого тяжёлого поведения были «поминутно беременны», как сказал русский классик. И, как и слабоумная Лизавета, нисколько не заботились о судьбе своих детей. Единицы — у которых по счастливой случайности водились деньги, на всех парах мчались к маггловским эскулапам, которые ради наживы шли на преступление. Преступление исключительно в юридическом смысле: я никогда не была приверженкой пролайферских взглядов, искренне полагая, что женщина должна иметь право выбора и вольна делать со своим телом, что ей заблагорассудится, в том числе и аборт. Пока же в современной Британии действовал мораторий на подобную процедуру. И, как по мне, очень зря: раз естественный отбор на людях перестал работать, то, может, хоть так подсократится число как идиоток, для которых секс по пьяной лавочке — обычное дело, так и детей с кучей врождённых пороков — плодов такой вот любви? Как бы там ни было, большинство местных относились к собственной беременности как ко временной проблеме. Спустя девять месяцев лишь единицы обзаводились детьми. Куда пропадали отпрыски остальных, я доподлинно не знала, хотя и догадывалась: часть убиты руками своих же матерей, остальных почти наверняка оставляли на порогах приютов. Осуждала ли я этих женщин? Вовсе нет. В таких районах, как наш, каждый выживает, как умеет. Жаль ли мне было детей? Безусловно. Но, как справедливо заметил Герпий, я не могу помочь им всем. Поэтому я сосредоточилась на собственном сыне. В тот день, как и в любой выходной до этого, я, укрывшись дезиллюминационными чарами, стояла у массивных кованых прутьев приютского забора и наблюдала, как играют малыши, среди которых мелькала и тёмная макушка Тома. Зачем я это делала? Чтобы убедиться, что с сыном всё в порядке. Что он одет, сыт и здоров. И… чтобы меня сильнее душила совесть. Болезненный, но фантастический по силе воздействия мотиватор. После таких сеансов садомазохизма я училась и работала, как проклятая, порой забывая даже про сон. Когда же измученный организм начинал бунтовать, то и дело порываясь утащить меня в царство Морфея, я шла к приюту. Пока моих сбережений — что в галеонах, что в фунтах — явно не хватит на то, чтобы переехать из трущоб в район поприличнее, а тащить ребёнка в Баттерси — скверная идея. Дети мирно возились в песке, практически друг с другом не общаясь. Но меня это не беспокоило: ещё в прошлой жизни я прочла статью какого-то насквозь титулованного детского психолога, в которой светило науки утверждал, что до определённого возраста детишки играют не вместе, а рядом. Вот и Том, не обращая внимания на остальных, увлечённо лепил из песка замок. Я улыбнулась, невольно любуясь работой сына. Похоже, матушка-природа щедрой рукой отсыпала ему исключительный художественный вкус. Если он, когда вырастет, решит связать свою жизнь с архитектурой, я препятствовать не буду: да от одного взгляда на жилища магов либо хочется ржать в голос, либо биться головой об стену. Том отошёл на шаг и оценивающе прищурился, придирчиво изучая собственное творение. Подняв с земли мелкий гладкий камушек, ребёнок задумчиво потёр переносицу. Но сделать то, что придумал, не успел: от сильного толчка в плечи мальчик, как подкошенный, рухнул на четвереньки, на песчаный замок опустился чей-то грязный башмак. Я подобралась, как готовая к броску львица, и вцепилась яростным взглядом в двух рослых приютских хулиганов, по виду уже школьников. Один, гнусно хихикая, методично уничтожал то, что осталось от замка, а второй поднял моего мальчика за шиворот в воздух, как котёнка. — Тебе здесь не место, Реддл, — выплюнул этот мелкий мерзавец. — Почему? — бесхитростно поинтересовался Том. — Да потому что ты — ведьмино отродье! — вызверился хулиган и, швырнув моего сына на землю, с размаху ударил ногой в живот. Том сдавленно охнул, свернулся в позу эмбриона, прикрывая ручками голову, но не проронил ни слезинки. К своему ужасу, я осознала, что подобное происходит не впервые, ведь мой малыш уже знал: слёзы лишь ещё больше раззадоривают таких вот выродков, самоутверждающихся за счёт тех, кто меньше и слабее. — И шлюхин сын! — встрял второй и с силой пнул моего сына в спину. Вот уже много поколений подряд бичом рода Гонтов был бешеный, необузданный темперамент. Прежде мне удавалось подавлять эту неприятную особенность, но сейчас… Мир подёрнулся пурпурной дымкой. Ярость разбуженным драконом бушевала внутри: шумела кровью в ушах, билась о рёбра лихорадочным стуком сердца. «Взрослые! — как за спасательный круг, ухватилась я за осенившую меня мысль. — Где, горгулья их раздери, взрослые?! Они должны прекратить эту экзекуцию!» Взгляд загнанным зверем метался по двору приюта, пока не споткнулся о двух женщин. Меня словно окатили ледяной водой. Эти две размалёванные выдры всё видели, но вмешиваться не собирались! Более того, они… ухмылялись! «Ах, вы, твари!» В ладонь скользнула волшебная палочка. Если эти две курицы не намерены разобраться, то это сделаю я! И богом клянусь, я заставлю их пожалеть! Во время таких приступов бешенства ни один из Гонтов не отдавал себе отчёта в том, что именно чувствует. Взять хотя бы Морфина, который ограничивался коротким «бесит!». Но я отчётливо понимала каждую эмоцию, и даже более того. Теперь я знала, какого цвета ярость — охристо-багровая, как зарево пожара. Теперь я могла сказать, каково на вкус отчаяние — солоновато-горькое, как слёзы, с едким металлическим привкусом крови. И только теперь я, к собственному удивлению, выяснила, как выглядит… надежда. У надежды гибкое змеиное тело, покрытое антрацитово-чёрной чешуёй, которую вдоль хребта разрезает лазурная полоса. У надежды на голове небольшой хохолок, меняющий свой цвет в зависимости от настроения. И у надежды есть имя. — Госпожа, я всё понимаю, но не делайте глупостей, — прошелестел Герпий. — Если вы сейчас их заколдуете, то сделаете только хуже: от вас за милю фонит ужасающе тёмной магией. Настолько чёрное колдовство неизбежно заинтересует авроров. Для того, чтобы забрать ваше дитя, вам нужны не проблемы, а богатая маггла и… ритуал. Я с трудом отцепилась от прутьев ограды и медленно побрела вдоль улицы, заставляя себя успокоиться. Я понимала, о каком ритуале упомянул Герпий. Обмен личинами. Сложная и очень древняя вещь, которая совершенно случайно обнаружилась в одном из фолиантов, приобретённых мной у мистера Бёрка. Благодаря ритуалу я могу стать кем угодно и жить его жизнью, в том числе и распоряжаться его имуществом и деньгами. — Знаю. Но ритуал нужно провести с первой попытки. Мне нужно потренировать каждый этап по отдельности, что, в свою очередь займёт уйму времени, которого нет у Тома! — И у меня есть решение вашей проблемы, — в голосе селестрия отчётливо слышалась улыбка. — Маховик времени.***
С тех пор, как верный Герпий, ввалившись в мою комнату, практически вывернулся наизнанку и выплюнул маленький золочёный веретенообразный маховик на цепочке, прошло три месяца. Положа руку на сердце, я до сих пор вздрагиваю при мысли о том, что могло случиться, если бы его поймали. Поначалу я, решив, что он отважился проникнуть в Министерство магии, ничего и слушать не хотела. «Нет, нет и тысячу раз нет! — бушевала я. — Они тебя поймают! Убьют! Что я буду без тебя делать?!» Но змей быстро меня успокоил. Оказывается, он уже давно наблюдал за одним магом. На первый взгляд, обычный горький пьяница, хвастун, каких поискать, да и к тому же на руку нечист. Какое-то время назад этот волшебник работал в Министерстве, откуда, к слову сказать, его с позором вытолкали — «за хищение в особо крупных размерах, коррупцию и превышение служебных полномочий», как выяснил Герпий. Как же там звали того мага? Бриджертон? Андербридж? А, не важно. Как бы там ни было, этот мужик разобиделся на министерство и, когда собирал манатки, прикарманил заодно пару артефактов, среди которых имелся и маховик. Змею, в общем-то, и делать почти ничего не пришлось. Только дождаться, когда волшебник напьётся до беспамятства, пробраться в дом и забрать устройство. С маховиком дело и правда пошло куда быстрее. Да, я чудовищно выматывалась, держась исключительно на ослином упрямстве, железной воле и куче всевозможных тонизирующих и восстанавливающих эликсиров. Но зато я овладела этой окаянной легиллименцией, разобралась с бытовыми чарами, отчасти с целительством, хотя глубоко эту тему не копала, уверенно выполняла все этапы ритуала и даже научилась превращаться в птицу — и снова ради ритуала. Он требовал начертания двух типов кельтских рун — круг охранных и вписанный в него равносторонний треугольник рабочих. Для проведения было необходимо довольно большое пространство (я выбрала полянку в глухом лесу) и идеальная точность. Если охранная окружность не будет достаточно… круглой, а треугольник — достаточно равносторонним или треугольным, то всё пойдёт насмарку: древняя магия выйдет из-под контроля и прикончит в первую очередь меня саму. Как минимум, так было сказано в гриммуаре мистера Бёрка. Проверять справедливость слов автора я не собиралась: слишком дорого могло стоить любопытство. Проще говоря, я решила, что в процессе тренировок будет нелишним оценивать работу с высоты птичьего полёта, и начала учиться анимагическому перевоплощению. Я, конечно, знала, что итоговый результат не возьмётся предсказать никто, что животное, в которое превратится маг, зависит от его внутренних характеристик, но почему-то чувствовала, что я лично могла бы стать только птицей. Хотелось бы стрижом или сапсаном — наибыстрейшими представителями орнитофауны. Я так часто об этом думала, что за время изучения превращения сама себя убедила в том, что неизбежно стану стрижом. И никак иначе. Правда, Герпий то и дело напоминал, что у судьбы есть чувство юмора. Когда я наконец-то стремительно уменьшилась в размерах и покрылась чёрными, жёсткими перьями, а на смену слабому от рождения зрению пришло исключительно острое, моей радости не было границ. Издав радостный свист, я триумфально взмахнула крыльями… и насторожилась. Размах — ярда где-то под три. Не многовато ли для стрижа? Задумчиво склонив на бок голову, я попрыгала к стоявшему на полу старому зеркалу. И застыла, словно громом поражённая. С другой стороны стекла на меня смотрела огромная птица. Мощные жёлтые лапы с бритвенно-острыми, загнутыми когтями, аспидно-чёрное оперение, белоснежные голова с шеей и пронзительные янтарные глаза. — Срань господня! — завопила я. — Какого чёрта?! Почему я — долбаный символ США?! Правда, из глотки вырвался лишь слабый печальный свист. На столе, свившись упругими кольцами, вовсю потешался Герпий. — Госпожа, какой замечательный у вас стриж получился! Жаль только, что немного орлан! Я ничего не имею против орланов. Меня ещё в прошлом воплощении завораживало, как они парят часами в воздухе, почти не взмахивая крыльями. Птица очень сильная, в ярости один такой красавец может здорово искалечить и даже убить человека, а зрению орланов позавидовал бы и сам Робин Гуд. Вот только превращение в птицу я рассматривала не только в качестве подспорья к подготовке к ритуалу, но и чисто с утилитарной точки зрения. Маленький и юркий стриж не вызовет подозрений ни у магглов, ни у магов и всегда может подсмотреть или подслушать что-то интересное или полезное. Но орлан… Птица, мягко говоря, не маленькая, не спрячешься. Но и это не основная проблема. Белоголовые орланы не водятся в Британии! Их дом — Америка, юг Канады и Мексика! В итоге я смирилась. Чёрт с ним, что в Англии от орлана толку чуть. Может, меня занесёт в Штаты? Вместо ненужных душевных терзаний я занялась поиском жертвы для ритуала. Я стервятником кружила по городу, даже пару раз наведалась к воротам приюта. Жертву я не нашла, но зато наказала двух мелких подонков, которые издевались над Томом. Одного я наградила энурезом, а на второго натравила змей, когда их группа вышла на прогулку в парк. Великий Салазар, он верещал от страха, как свинья, хотя его атаковали безвредные ужики! После этого хулиган начал заикаться. В итоге эти двое паршивцев получили на свои головы такую цистерну позора и насмешек, что их перестали бояться даже самые маленькие. Досталось от меня и двум псевдовоспитательницам. Одна из них, на свою беду, была беременна. Несложное заклинание — и у гадины случился выкидыш. Вторую же ко мне привела сама судьба, не иначе. Та заскочила в магазин Миранды — купить «что-нибудь приличное», как она выразилась. Миссис Уинтер, как это было у нас заведено, предложила гостье чаю, чем я и воспользовалась, подмешав ей в напиток Веритасерум. А дальше началось шоу. Она выдала такое, отчего даже у видавшего виды судьи волосы на голове встали бы дыбом! Оказывается, в этом их приюте, чтоб ему в адском пламени сгореть, царили коррупция и воровство. Персонал без зазрения совести крал еду, которую поставляли для детей, и перепродавал втридорога. У них процветали побои в качестве наказания, психологические пытки и даже педофилия. С каждым словом гостьи справедливая Миранда всё сильнее хмурилась, а я, улучив момент, выскользнула за двери, перехватила полицейского и, корча жуткие пантомимы, сообщила ему, что, мол, в магазине рядом какая-то сумасшедшая рассказывает такое, что хватит на десять лет непрерывного повешения. Коп, хмуро кивнув, отправился за мной. В итоге недовоспитательница оказалась под стражей, а приют заполонили стражи порядка всех мастей и засолов, включая представителей ювенальной юстиции. Я была собой очень довольна. Конечно, постоянное присутствие служителей закона — стресс и для детишек, но в присутствии копов никто не отважится применять свои извращённые воспитательные методы. Всё бы хорошо, но жертва для моего ритуала никак не желала находиться. Каждый раз, когда, как мне казалось, встречалась подходящая женщина, меня начинала грызть совесть — долго и со вкусом. Не знаю, сколько бы я ещё сомневалась и колебалась, если бы снова не вмешался его величество случай. В тот день у дверей магазина снова показалась эта отвратительная Маргарет. Чёртова самовлюблённая стерва меня страшно раздражала. Да, я, как говаривала Миранда, — технический персонал, но разве это повод задирать нос настолько? «Брысь», «уродина» и «замарашка» — самые мягкие из определений, которыми награждала меня Маргарет. Сначала было обидно, но потом я свыклась, а обида уступила место глухому раздражению. Обзывает? Да и чёрт бы с ней. Не она первая, не она последняя. Для таких случаев следовало бы отрастить толстую броню из презрительного равнодушия, что я медленно, но верно делала. Но в этот раз мерзавка перешла все границы. У дверей магазина, прячась под навесом от проливного дождя, ютился мальчик-беспризорник. Миранда, несмотря на суровый вид, обладала поистине золотым сердцем. Ей всегда было жаль таких деток. Она никогда их не прогоняла, подкармливала и давала мелкие поручения, за что стабильно платила. Малышня в долгу не оставалась, то и дело принося «доброй леди», как они называли хозяйку, охапки полевых цветов. Миранда уже не знала, куда их девать, но выход подсказала я, всего лишь предложив плести из цветов что-нибудь. Идея была встречена на ура, и теперь двери магазина украшали венки, как на Рождество, а потолок увивали цветочные гирлянды. Покупательницы были в восторге! Но Маргарет, в отличие от миссис Уинтер, не отличалась ни хорошим воспитанием, ни даже пониманием, что такое хорошо и что такое плохо. Когда мальчик, застенчиво улыбаясь, протянул к ней руку, девушка грубо его оттолкнула. Мальчик потерял равновесие, оступился и, падая, сильно ударился о каменный бордюр, а потом затих. В моей груди снова загорелось уже знакомое охристо-багровое бешенство. Глаза застелил кровавый туман. Я больше не сомневалась. Я нашла свою жертву. Мучила ли меня совесть? Нисколько. Этот монстр даже ухом не повёл. В конце концов, я убивала людей и получше, чем Маргарет Флэнниган. Тогда же я умоляюще уставилась на Миранду. Женщина, гневно сощурив глаза, процедила что-то похожее на «чёртова сучка» и, вымученно улыбнувшись, кивнула мне. Я стрелой бросилась вон из магазина, едва не сбив с ног стерву Маргарет, и одним прыжком оказалась рядом с ребёнком. Хвала Мерлину, мальчик был жив, хоть и без сознания. Бегло скрыв нас обоих дезиллюминационными чарами, я уже хотела было трансгрессировать в ближайший госпиталь, как вдруг кое-что заметила. Ребёнок оказался волшебником: я отчётливо ощущала его очаг магии. Да, пока неразвитый, но очень мощный. У парнишки определённо был невероятный потенциал. Поэтому я, недолго думая, перенесла нас к дверям больницы Святого Мунго. Там я закатила страшный скандал: эти недоумки отказались лечить ребёнка! Денег у него, понимаете ли, нет! Что я только не делала: и фактами давила — дескать, мальчик определённо волшебник, нас мало, а вы, кретины, так легко разбрасываетесь магической кровью; и грозила самыми страшными карами — как об стену горох. Нет — и хоть ты тресни. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы не вмешалась Батильда Бэгшот, что по счастливой случайности оказалась пациенткой Мунго. Историк магии быстро оценила как ситуацию в целом, так и серьёзность моих намерений и решила взять мальчика под свою опеку, чем здорово шокировала и медперсонал, и меня. Мерлинова борода, она даже отправила сову не то нотариусу, не то какому-то ещё законнику! Когда я осторожно поинтересовалась, зачем ей это, пожилая леди, солнечно улыбаясь, призналась, что мальчуган напомнил ей какого-то там родственника. Кого именно, я не знаю. Миссис Бэгшот не стала распространяться, а я — настаивать. Её сентиментальность сделала доброе дело, и мне этого было вполне достаточно. … Ещё пару дней я угробила на то, чтобы вытащить из головы Маргарет нужные мне знания с помощью легиллименции. Герпий кисло пошутил, дескать, я мало того, что едва ли найду там что-нибудь стоящее, так заодно рискую заразиться непроходимой тупостью. Я тогда только посмеялась и отмахнулась. Но уже очень скоро осознала: мой друг оказался тысячу раз прав! Святые гоблины, да уже после пары минут копания в мыслях этой овцы мне нестерпимо захотелось помыть голову, причём изнутри! Желательно с хлоркой! Нет, тупость, конечно, не заразна, но сам образ мышления, модель поведения и жизненные принципы убивали наповал. С другой стороны, чего я хотела от банальной содержанки, у которой нет ничего, кроме внешности? Как бы там ни было, нужную мне информацию выудить удалось. Всё, что меня в сущности интересовало, — деньги. Точная сумма, где хранится и как её оттуда достать. Оставалось только подготовить место. Сказать по правде, я никогда в жизни не видела ничего более сложного, чем этот ритуал. Для начала для него нужно было зелье. Даже два. С этим у меня проблем не возникло: зелья всегда мне давались легко. Вот только у меня возникла куча вопросов по поводу ингредиентов. Часть из них определённо работала как крововосстанавливающий отвар, что объяснимо, ведь для начертания всех рун требовалась кровь самого мага. Вполне понятная мера предосторожности, чтобы не свалиться от кровопотери. Но для чего там было нужно всё остальное, я не понимала в упор. Допустим, ещё часть вступала в своего рода магическую реакцию с рунами на земле и работала как своеобразный катализатор для трансформации, ведь и жертва должна была выпить эликсир, правда, второй. У него не было крововосстанавливющих свойств, зато, как и в том, что должна была выпить я, содержались некоторые элементы Оборотного зелья, вроде крыльев златоглазок. И… всё равно оставалось ещё огромное количество редких и дорогих составляющих, назначения которых я не понимала. Смертельно хотелось на них попросту плюнуть или заменить более дешёвыми и распространёнными, но осторожность пересилила, и я снова поплелась к мистеру Бёрку. Сказать, что он нашей очередной встрече не обрадовался — это не сказать ничего! Бедняга побелел, как инфернал, шарахнулся от меня, как от прокажённой, но быстро взял себя в руки. Похоже, природная жадность и интерес взяли верх, ведь я сразу сообщила, что пришла просто за покупками. Если мой список владельца лавки и удивил, то виду он не подал. Просто быстро собрал всё, что мне было нужно и намеревался вежливо спровадить. Я бы и сама убралась из магазинчика мистера Бёрка побыстрее, если бы мне не бросилось в глаза кое-что интересное. На полке одного из стеллажей я обнаружила небольшой прямоугольный предмет, похожий на беременную губную гармошку. Похожее устройство я видела на страницах «Пророка» году примерно в шестнадцатом — тогда ими вовсю хвасталось министерство. Его, вроде бы, применяли в войну — то ли врагов травить, то ли ещё за каким-то чёртом. По окончании войны все такие штуки отправились в стены Министерства, где и по сей день, если верить всё тому же «Пророку», покрывались пылью. Значит, кто-то оставил одно себе. Интересно. Надо запомнить. Я, конечно, позадавала мистеру Бёрку вопросы, но чисто для проформы. Покупать странное изобретения я не собиралась, а просто тянула время, чтобы… — Что ж, спасибо за познавательную лекцию, мистер Бёрк, — улыбнулась я и тут же дёрнула рукавом, в котором держала палочку. — Altera memoria. … И вот у меня на руках два флакона. Я свой должна была выпить ровно за сутки до того, как второй выпьет Маргарет. Занятное условие, но какой у него практический смысл? Я не знала. Теперь меня больше заботила подготовка места. Признаться, это был натуральный ад. Я шесть часов проползала на брюхе, собственной кровью формируя руническую вязь. Когда всё было готово, то я абсолютно искренне позавидовала мертвецам. Так паршиво мне не было очень давно! Поздним вечером я трансгрессировала к дому Маргарет. Свет в её апартаментах ещё не горел: она только должна была возвратиться из театра. Я только сумрачно усмехнулась: она в искусстве понимала ровно столько же, сколько дворник-маггл в трансфигурации. Открыв дверь с помощью магии, я опустилась на кожаный диванчик в прихожей и приготовилась ждать.Но не тут-то было! Откуда-то из недр огромной квартиры, недовольно ворча, выполз чёртов шпиц, питомец Маргарет! Я совсем о нём забыла! — Госпожа, можно я его съем? — прошелестел на ухо Герпий. Тёплых чувств пёс во мне не вызывал, но отдавать его на съедение было слишком жестоко. В общем-то, животное было не виновато, что ему досталась дура-хозяйка, не занимавшаяся его воспитанием, а державшая при себе лишь в качестве живой игрушки. — Не стоит, — ответила змею я, усыпив собаку заклинанием. — Лучше отдадим в хорошие руки. Может, найдём семью с ребёнком, который всю жизнь мечтал о собаке? — Вы очень добры, — усмехнулся Герпий. — Будь ваша воля, организовали бы детский дом, похожий на сказку, где у воспитанников есть всё, где никто друг друга не обижает… — Для этого мне пришлось бы ограбить банк! — парировала я. — Чтобы создать такую сказку… Меня оборвал звук повернувшегося в замке ключа. Тут же вспыхнул свет. Перекошенное от негодования и ужаса лицо Маргарет — это отдельная песня, но опомниться я ей не позволила. — Империо! Вести к месту расправы покорную, как овечка, Маргарет было и забавно, и утомительно одновременно. Дёрнула же нелёгкая сэкономить силы и вместо трансгрессии пройтись пешком! С другой стороны, нужно было время убить: до того, как моя жертва должна была выпить своё зелье, оставалось ещё полтора часа. Уж не знаю, побочный это был эффект или заклинание внушило убогой, что мы с ней лучшие подруги, но она без умолку трещала всю дорогу! Великий Салазар, она разболтала мне всё — можно было даже с легиллименцией не заморачиваться! Я даже узнала, что её пса зовут Лаки и ему всего год, что у неё был богатый покровитель из Палаты Лордов, который внезапно с ней порвал… Ценная информация. Возможно, пригодится. Полянка привела Маргарет чуть ли не в щенячий восторг. Я, мысленно поставив себе засечку, что придётся тщательнее изучить воздействие Империуса, приказала жертве выпить зелье и встать на отмеченное отдельной руной место в основании треугольника. Сама же заняла положенную мне вершину, прочла инициирующее заклинание. В ответ два рунных периметра вспыхнули кровавыми созвездиями. И меня, и Маргарет окутал серебристый туман, который тут же превратился в пылающую белую канитель. Горящие нити ринулись друг к другу, на мгновение застыли, образовав чёткую прямую, а затем ринулись ко мне. Маргарет мешком осела на землю. Меня же захлестнула запредельная боль, настолько чудовищная, что я не могла ни двигаться, ни дышать, ни кричать. Безжалостная магия ломала кости и разрывала органы, перекраивала и перестраивала — заживо и без наркоза. И когда я осознала, что больше не выдержу, захлебнусь этой болью — всё прекратилось. Я дрожащими руками приманила к себе зеркало. Из него на меня смотрела Маргарет: пухлые губы, огромные карие глаза. Но смотрели эти глаза не с расслабленной надменностью, а цепко, с испытующим прищуром. — Получилось! Я триумфально вскинула руки и скривилась от боли: в левое запястье словно вонзили раскалённый гвоздь. Присмотревшись, я нахмурилась. Запястье было испещрено россыпью крошечных, но глубоких кровоточащих разрезов, которые складывались в рунический узор. На негнущихся ногах я подошла к телу Маргарет. Беспокойство переросло в тревогу: она была не просто мертва. У моих ног лежала мумия. Мерлинова борода, да Нефертити, которую я в прошлой жизни в музее видела, и спустя несколько тысяч лет выглядела лучше! — Это ненормально, — прошипела я на парселтанге, сжигая мумию. — Такого в мудрой книге мистера Бёрка не было! Для чего же, чёрт побери, на самом деле был предназначен ритуал?