Если тебе нужна радуга, тебе придется вытерпеть много дождя…
Что может быть лучше, чем лежать в теплой воде, настоянной в лепестках роз, когда четверо служанок делают массаж и наносят травяные маски на волосы и лицо? Афитаб наслаждалась тем, что было недоступно простым рабыням, ведь за ее телом, за каждым сантиметром, ухаживали хатуньи, натирая кожу ароматными маслами и смягчая ее. Блаженство. Ну, кроме такой болезненной процедуры, как депиляция всего тела. Остальное же, было довольно приятным, особенно запах целебных трав, но в недавнем прошлом славянку Мирославу одолевал страх перед походом по «золотому пути». «Султан Мурад — как оказалось — моя судьба, если верить словам бабки Тамары» — задумалась счастливица. — «Повелитель красив и статен, поговаривают, жесток временами, но я не могу сказать этого после того, как он смотрел на меня. Смогу ли я полюбить его, а он — меня?». — Когда войдешь в покои, поклонись и не смей глаза поднимать — харам. — Давала поспешные наставления Лалезар-калфа, которая уже успела передать Валиде Султан о том, что ее сын-Повелитель пожелал видеть у себя славянку Афитаб-хатун. — Правитель пожелал, чтобы ты пела для него, посему, арфа уже стоит в его покоях. Коли понравишься ему — проведешь ночь, еже ли нет — вернешься в гарем такой, какой выходила из него. Больше не представиться возможности попасть на хальвет к падишаху, и станешь ты простой служанкой. Афитаб молчаливо кивнула, почти не слушая наставлений: ее сердце билось в бешеном ритме и сосредоточиться на чем-то конкретном было почти невозможно. Она повернулась лицом к высокому зеркалу, когда ей позволили, и стала с нескрываемым восхищением разглядывать отражение: она видела другую себя. Тело обвивала приятная на ощупь ткань мятно-бирюзового оттенка с воздушными рукавами и откровенным вырезом в зоне декольте, подчеркивающий формы своей хозяйки. С ушей свисали изящные сережки с маленькими рубинами в центре, которые были окружены поменьше диамантами и лазуритами, и почти в точности такой же был и кулон, висящий на ее шее. Волосы убрали наверх в объемный пучок, с которого волнами свисали некоторые локоны. И закончив с основной частью образа, на шею, грудь и за ушко нанесли ароматные, пахнущие мятой духи. — Лалезар-калфа, — Хюмашах-хатун окликнула ункяр-калфу, отойдя от одалиски, поклонившись. — Афитаб-хатун уже готова. — Отлично. — Кивнула Лалезар, довольно обведя взглядом наложницу-славянку: ее образ был идеален, и значит, можно было провожать к ждущему ее султану.*** Покои султана Мурада Хана Хазретлери ***
В султанских покоях приготовления подходили к концу: аги пропитали комнату бахуром, сменили постель, подготовив ее, поставили арфу немного дальше правительской кровати, разложив рядом тахту и мягкие подушки для удобства. Мурад стоял перед зеркалом, поправляя атласную черную рубаху, полностью не скрывающую широкую грудь, ведь она была застегнута не до конца. Один из евнухов подал ему халат, помогая надеть его, а после этого, протянул ягодный шербет. Как казалось прислуге, их правитель следил за каждым шагом и шорохом, поэтому старались выполнять свою работу без единой ошибки и неточности, впрочем, как и всегда, но, к счастью для них, Хан Хазретлери думал вовсе о другом. Мурад давно не принимал у себя наложниц — его время и покои довольно долго занимала лишь Айше, даже будучи беременной, умело развлекая его и скрашивая серые тяжелые будни. Албанка в гареме жила долгое время, поэтому вести разговоры и доставлять удовольствие ей было легче простого, а Афитаб была чем-то иным, неизведанным, и будто диким для этих мест. Своевольный взгляд, завораживающий голос, необычная для этих земель внешность и трудолюбие соединялись в этом юном существе. Усмехнувшись своим рассуждениям, взмахом руки султан отпустил слуг, ведь за дверью уже должна была ждать гостья, ожидая позволения войти. Поэтому, как только евнухи удалились, следом за ними мягкой поступью вошла нарядно одетая девушка, которая стала только краше в этих одеяниях, по сравнению с одеждами служанки. Афитаб, как только переступила порог султанских комнат, приняла неизбежное, и будто без страха тихими шагами приблизилась к мужчине, медленно целуя подол его длинного кафтана. Мурад не успел коснуться девичьего округленного подбородка, таким образом, позволяя подвестись, как она поднялась сама, взглянув на него снизу вверх. Глаза их встретились, и повисла мимолетная тишина, которая позволила им собраться с мыслями и чуть-чуть подробнее рассмотреть черты друг друга. Первой заговорила славянка: — Вы желали, чтобы я спела Вам, чтобы Вы хотеть услышать? — Все, что угодно — выбор за тобой. — Отойдя от удивления, ответил мужчина, хмыкнув и за два шага добравшись к тахте, сел на мягкие подушки напротив инструмента, указывая Афитаб на место напротив себя. Хатун покорно опустилась на предложенные подушки и выдохнув, установила руки там, где это было нужно, отметив про себя то, что инструмент был не похож на тот, на котором она привыкла практиковаться. Эта арфа была золотой, с вырезанными на ней узорами и более удобной, а струны отблескивали от света свечей, будто такие же, как и основа, покрытые позолотой. За спиной же падишаха было нетрудно заметить и рабочий стол, за которым стоял книжный шкаф, полностью забитый тонкими и потолще книгами да писаниями. Девушка собравшись с мыслями, стала начинать играть мелодию, но не успев начать петь, ее тут же жестом руки остановил султан. — Нет. Не нужно петь и играть то, чему тебя здесь научили — много раз слышал одно и тоже — лучше сыграй и пой то, чему ты научилась на родине. — Но я не смогу перевести на Ваш язык свои песни. — Заметила славянка, опустив руки. — На каком бы языке ты не пела, голос останется прежним. И немного задумавшись, девушка вернула руки на струны, поставив их в немного другом положении. Заиграла мелодия — нежная, легкая, как весенний ветерок, а за ней последовал и голос. Слова османский правитель не знал и не понимал, но слушать, как поет наложница было одним удовольствием. Мужчина сумел лучше запечатлеть ее образ в своей памяти: ткань наряда мягко обвивала женское юное тело, волосы убранные в высокий пучок со свисающими прядями немного покачивались из-за телодвижений своей хозяйки. Лицо было спокойным, но сосредоточенным, а глаза…. Глаза Мурад не мог разглядеть, ведь взгляд Афитаб был устремлен на ее руки, перебирающие струны. Но вот, девушка стала поглядывать и в его сторону, а он старался ловить каждый взмах ее ресниц, держа зрительный контакт с одалиской. Ему удалось сохранить его: теперь зеленые, словно степь глаза смотрели на него, а розовые губы продолжали открываться, выпуская слова песни. — Но сколько и хотела ту мысль переменить, в кого она влюбилась, нельзя было забыть…. — Стала допевать куплет Афитаб, постепенно затихая и подходя к окончанию. Вот, песнь подошла к концу, и в покоях воцарилась тишина, и только серый шум с улицы нарушал ее. — Из тех голосов, что я слышал ранее, ни один не сравниться с твоим, Мира. — Ее прошлое имя Мурад произнес с особенным выражением, нарушив молчание. — О чем была твоя песня? — О том, что пишут поэты в стихах, а музыканты слагают куплеты. Уверена, — русинка кивнула в сторону книжного шкафа, — Что хотя бы одна страница из Ваших книг посвящена этому чувству. Ожидаемо, что я пела о любви? — «Неужели он запомнил мое прежнее имя? Удивительно». Славянка встала с тахты и подошла к полкам с книгами, рассматривая их, пока взгляд Мурада блуждал по ней одной. Хоть Афитаб и не умела читать, но взяла одну из книг в зеленой обложке, и раскрыв ее, поняла, что не ошиблась — стихи. Тем временем, молодой правитель подошел к наложнице, и та оказалась зажата между ним и шкафом — их разница в росте и пропорциях тел была видна невооруженным взглядом. — Что здесь написать? — Рубаи Омара Хайяма. — А здесь? — С интересом посмотрев на другую из книг и ткнув пальчиком на красную обложку. — Сказки «Тысяча и одна ночь». — Сказки? — Искренне удивилась ясноликая, насмешливо улыбнувшись. — Неужели падишах держит у себя на полке книгу сказок? — Я ведь тоже был ребенком когда-то, — парировал Мурад, взяв с полки книгу сказок. — Они были моими любимыми в свое время. — Почему они нравились Вам? — Поинтересовалась Афитаб, посмотрев на открытые страницы, на одной из которых была красивая, даже волшебная картинка. — Потому что их объединяет то, что ценно больше всего, — он отвел глаза от книги, посмотрев на понравившуюся наложницу: она блестящим и искренне заинтересованным взглядом смотрела на него, не отрывая взгляда. — Честность и доброжелательность. — Это и правда, ценные качества, султан Мурад. — Кивнула славянка, не зная, что можно еще придумать для разговора. Впрочем, она ведь вообще не для этого пришла в покои, но то, что происходит сейчас, даже к лучшему. — Почитаем их? — Хочешь почитать? — Удивился мужчина. — Я еще не уметь читать на османском. Возможно, Вы почитаете мне, Повелитель? Османский правитель усмехнулся, и взяв девушку за руку, подвел ее к тахте, где они располагались ранее и усадил рядом с собою. Он перелистнул несколько страниц назад, найдя начало и принялся читать: его бархатистый голос обволакивал слух, маня за собой и приковывая внимание. И пока Мурад Хан вел Афитаб по страницам сказок, она рассматривала его: лицо, губы, немного сокрытые недлинной аккуратной бородой, напряженные широки плечи, большие и крепкие руки, с особенной бережностью держащие книгу… С какой же хваткой он держит женщин?.. Боже, что за мысли? Как они возникли так скоро и почему? Это было ей неясно. Да, мужчина имел нечто особое, что привлекало женщин, собственно, не только возможность подняться по карьерной лестнице, но и что-то другое, что не успользало и даже страшило красну-девицу. Заметив, что локон мужских волос спадает на лоб Мурада, Афитаб протянула руку к его лицу, желая убрать мешающий волос, но в сию же секунду ее руку резко схватил султан, цепко сжав ее запястье, что девушка ахнула от неожиданности. Глаза мужчины светились чем-то неизведанным и злым, что немного испугало одалиску. — Я не хотела причинить неудобства, — пролепетала русинка, почувствовав, как хватка стала ослабевать и становиться мягче, нежнее. — «Я много слышала о том, что ему нелегкие времена пришлось пережить, наверное, подобная реакция ожидаема». — Вы были сосредоточены и увлечены чтением, а волосы спадали на Ваше лицо, и я подумала, что они могли помешать, султан Мурад. — Просто Мурад, без официоза. — Произнес Мурад Хан, медленно и нехотя отпуская женскую ручку: она была маленькой и нежной, и только мозоли на руках из-за работы выдавали в ней титул простой одалык в гареме. — Я обыкновенная наложница, и как диктуют правила дворца, не могу обращаться к Повелителю мира просто по имени, иначе меня накажут из-за этого. — Усмехнулась Афитаб-хатун. — Была бы ты простой наложницей, то мы бы явно не сидели на тахте и не читали книги, — ухмыльнулся Мурад Хан, — Тот взгляд, что подарила мне ты в гареме и тогда в саду мимолетно, меня погубили — все никак не могу понять, отчего не могу забыть лик твой светлый. — Еще немного и поэтом сможете стать Вы смело, Повелитель. — Рассмеялась красна-девица, после чего замолчала. — Говорят о жестокости султана и о его не милосердии, но почему я вижу обратное? Каков Вы настоящий? — Если я не буду держать государство в своих руках, то оно потерпит крах, иначе нельзя. — Мурад провел рукой по щеке Афитаб, а она прислонилась к его ладони, словно маленькая птичка, ищущая укрытия и тепла. Красавица-одалиска положила свою маленькую, по сравнению с рукой султана, руку на его пальцы, нежно прикасаясь к ним. — Ты спросила, какой я настоящий, — выдерживая паузу, продолжил падишах, все еще держа свою руку у женского лица. — Я уже не знаю, какой я на самом деле, и тебе самой придется узнать это. — Пока что, я видеть лишь хорошее, и это нисколько не льстивость иль лицемерие. — Даже если бы это было не так, я бы поверил, — усмехнулся в ответ султан Мурад. — Тебе сложно не поверить — ангельский лик все исправляет, сглаживает. Их лица оказались близки друг к другу, чувствуя дыхание на губах. Султан первым сократил расстояние, овладевая желанными губами, а наложница и не противилась, неумело и робко отвечая на поцелуй. Руки мужчины, которые с особенной внимательностью рассматривала славянка Мира, оказались на ее шее, руках, талии, блуждая по всему телу и постепенно освобождая его от одежды. Красивое платье оказалось на полу, оставив свою обладательницу совершенно нагой — по телу пробежали мурашки от мимолетной прохлады, после которой по телу тут же прошелся жар. Мурад немного отстранился, дабы сполна насладиться открывшимся ему видом: юное тело было стройным и подтянутым, мягким и податливым. По сравнению с ним она была такой хрупкой и миниатюрной, но до невозможности соблазнительной. Афитаб быстро оказалась лежащей на мягкой и холодной постели под султаном Мурадом, чувствуя приятное порхание бабочек в животе и скорость ударов своего сердца. Она чувствовала что-то, что заставляло ее разум затуманиваться и наслаждаться тем, что делает мужчина, так быстро запавший ей в душу. Она будто забывала обо всех правилах, устоях и всякой сдержанности в проявлении чувств, полностью отдаваясь нахлынувшей страсти. Забыла о страхах, не могла понять почему отдается этому мужчине так сразу, как он того желает. Желает ли она этого? Затуманивающийся разум твердит нет, а сердце и тело вовсе обратное. Кого слушать и слушать ли - не понятно, но обратного пути уже нет. Она обязательно все обдумает, но не сейчас, не сейчас... Потом. Потом, когда буря поутихнет. Мурад же не мог сдерживать себя, да и не желал этого, лаская каждый миллиметр нежной женской кожи. Его будоражило то, как славянка отвечает на его ласки: закусывание губы, томный взгляд, вздохи, ее румяные щечки, напрягшиеся соски от возбуждения. Его сердце будто стало биться с новой силой, а тело действовало самостоятельно, не слушая велений мозга. Его руки владели телом Афитаб, доставляли удовольствие и вызывали реакцию, которую хотелось запечатлеть в памяти, хотя должно было быть совсем наоборот. Губы оставляли дорожку поцелуев на плечах, груди, животе, задерживаясь на эрогенных местах и губах. За ласками и нежностями, последовала необузданность и резкость. Когда дошло до того, к чему все велось, мужчина старался держаться и не причинять боли своим присутствием в девственной плоти, но получалось у него, мягко говоря, неважно. Она не нарочно царапала ногтями его плечи, а болезненные вздохи и стоны, крики удовольствия разносились по покоям. О сдержанности и самообладании обоих можно было и не упоминать. Лишь к темной ночи, когда силы иссякли, а за окном опустилась кромешная тьма, они упали на подушки, часто дыша и слыша, как колотятся их сердца. Отдышавшись, мужчина заботливо укрыл девушку одеялом, крепко прижимая к себе и вдыхая аромат волос, параллельно нашептывая какие-то нежности и засыпая. Афитаб также быстро заснула в теплых и крепких объятиях, мирно проспав так до самого утра.***
Солнце только-только начало появляться на горизонте, славянка Афитаб проснулась в теплой султанской постели. Аккуратно приподнявшись, девушка посмотрела на рядом лежащего и спящего мужчину: он выглядел мило и забавно. Взъерошенные волосы спадали на лоб, брови и губы были расслаблены, одна рука держала подушку, а вторая касалась ее талии, мягко обнимая и согревая. Наложница-фаворитка медленно, чтобы не разбудить Мурада, освободилась с его объятия и встав с постели, укуталась в уже подготовленный для нее халат — длинный, темно-фиолетовый с золотистыми узорами по краям. Еще раз обернувшись и убедившись в том, что султан спит, Афитаб выскользнула из покоев на веранду, чтобы подышать свежим воздухом и привести мысли в порядок — эта ночь изменила очень и очень многое. Как минимум для самой русинки. «Эта ночь была…. Незабываемой» — облокотившись руками о мраморные перила и смотря в сад, задумалась красавица-одалиска. Она чувствовала изменения в своем теле, да и наглядно видела их: ее грудь была все еще напряжена, а шею и ключицы покрывали следы от поцелуев. Волосы непослушно лежали на ее плечах и свисали на лопатки, колыхаясь от прохладного ветерка. — «Я будто оказалась в сказке, мне было хорошо и приятно…. Но это было так смущающе». — На губах заиграла глупая улыбка, а зеленые глаза на миг зажмурились. — «Мурад был таким нежным и настойчивым, несдержанным…. Надеюсь, это было не на одну ночь, он не может забыть меня, не должен забыть». В тоже время, теперь уже фаворитке, казалось неправильным то, что было ночью. Они ведь даже не знают друг друга, видятся буквально первые разы, и она уже отдалась ему. Впрочем, ее уже отдали ему, как только взяли в плен. Могла ли она сказать вчера нет, даже если бы хотела близости? Конечно же нет, он ведь падишах и он здесь решает, что, кому и когда делать. И возможно ли это как-то изменить, повлиять?.. Так она простояла одна не долго: к этому времени, султан Мурад проснулся и заметил отсутствие наложницы в постели. И приказав евнухам принести платье для новой фаворитки и завтрак для них двоих, набросил на себя рубаху и кафтан, выйдя на балкон и застав там задумчивую красавицу-фаворитку, стоящую у перил. Мужчина приблизился к девушке со спины, обвив руками тонкую талию — холодная. — Ты замерзла. — Произнес он, облокотившись подбородком о ее плече и коснувшись шеи. — Я и не заметила, как Вы проснулись, мой Повелитель. — Проворковала Афитаб, посмотрев на мужчину: он уже был одет, но волосы оставались растрепанными, словно у мальчишки. — О чем же ты задумалась, м? — Он прикрыл глаза, продолжая обнимать славянку. — О том, что было. Ночью. — Падишах хмыкнул, услышав ответ красавицы-одалиски. Она же немного смутилась, чего нельзя было не заметить. — Где та непокорная канарейка из гарема? — Непокорная канарейка? — Переспросила Афитаб, развернувшись лицом к Мураду Хану. — Сейчас улетит и не вернется. — Даже так? — Именно. Они стояли и смотрели друг на друга, играя в так называемый гляделки, пока мужчина не прижал свою женщину к колоне, и приподняв девичий подбородок вверх, поцеловал. Славянка задержала дыхание от неожиданности, а ее руки расположились поверху рук Повелителя. Наложница отстранилась первой, оглядываясь. — А если нас кто-нибудь увидит? — Пролепетала она, развернувшись к мужчине спиной и устремляя свой взор в сад. — Пусть смотрят — что с того? Новоиспеченная фаворитка промолчала, а Мурад, вместо того, чтобы требовать ответа, лишь вернул свои руки на талию, прижавшись к хрупкой женской спине — чтобы не замерзла — смотря туда, куда смотрит новая возможная любимица. — Кто они? — Поинтересовалась Афитаб, увидев три мужские фигуры в роскошных кафтанах и тюрбанах. Парни не спеша следовали по дорожкам осеннего сада, держа руки за спинами и о чем-то разговаривая. Первый был самым высоким и старшим из троих: светловолосый брюнет с серьезным лицом и тонкими губами; второй был темноволосым и более теплого оттенка кожи на фоне своих собеседников, а третий был светлым и русоволосым, совсем еще мальчишкой, можно сказать. — Мои младшие братья: шехзаде Баязид, шехзаде Касым и шехзаде Ибрагим. — Ответил падишах, взглянув на братьев, прогуливающихся в дворцовом парке. — Вы совсем не похожи. — Заметила славянка. — Особенно с шехзаде Баязидом. — У брата другая Валиде, не Кесем Султан. — И где же она? Разве, не все женщины, принадлежащие к династии, проживать в стенах Топкапы? — Повернувшись к Мурад Хану, красавица-одалиска заметила, как его лицо будто потемнело, брови нахмурились, а взгляд потяжелел. Что такого в ее вопросе — не понятно, и раз падишаху эта тема неприятна, то и не стоит развивать ее, верно? Так и поступим. Афитаб протянула руку к лицу возлюбленного, указательным пальцем проведя между бровями, как бы расслабляя мышцы межбровья, и улыбнувшись, молвила. — Не хмурьтесь. Мужчина улыбнулся, но в глазах все еще осталась та тяжелая искра. Султан Мурад переплел их руки и поспешил завести наложницу в покои, где их уже ожидал накрытый стол с изобилием блюд к завтраку и платье в подарок для новой фаворитки.*** Покои икбал Айше —хатун. ***
Будущая мать первенца султана Мурада Хана — Айше-хатун — сидела в своих покоях на мягком диване. Ее шкафы были забиты роскошными нарядами и тканями, выдвижные шкафчики туалетного столика валились от разнообразия дорогих украшений, и все это были подарки если не от султана, то от его Валиде. Служанки и верная Нарин были готовы выполнить любой ее каприз, но когда появлялась наложница в покоях ее возлюбленного Повелителя, уже никто не мог ей помочь. Раньше, когда одалиски посещали султанские покои, они сразу после хальвета возвращались в гарем и размещались на этаж фавориток, а эта осталась до самого утра и им еще завтрак отнесли! И платье красивое…. Как это так, Мурад? Икбал, словно на иголках, сидела на диване в не просто красивом, а великолепном платье цвета морской бирюзы, поглаживая свой круглый живот и нервно покусывая губы. Служанки тихо стояли у дверей и подле своей госпожи, не смея лишний раз даже пошевелиться. — Как он мог, Нарин? — Нарушила тишину албанка, посмотрев на подругу и служанку одновременно. — Я терпела то, что хатун посещают его покои, а эту он до самого утра оставил и она даже не вернулась еще в гарем. Я хочу увидеть эту дьяволицу! — Госпожа, Вам нужно держать себя в руках — это может быть небезопасно для ребенка. — Попыталась успокоить будущую султаншу, Нарин, присев с ней рядом. — Сколько было таких девиц до Вас, она такая же, как они. — Нет, Нарин, она не такая. Не такая. Иначе бы до утра не задержалась, ведь только мне удавалось сделать это, а что теперь? Уф… — Девушка скривилась, погладив рукой низ живота. — Вот родите Вы шехзаде нашему Повелителю, и он забудет обо всех, будет все, как раньше, госпожа, я уверена. — Иншалла, хатун…. Уф… М-м-м… — Айше скривилась от боли, тут же почувствовав теплую жидкость на своих ногах и руке, ткань наряда также намокла, а снизу живота заболело с новой силой. — А-а-а.! Нарин! Нарин! — В глазах появился страх, и девушка сжала своей рукой руку переполошившейся служанки. — Хатун! Позовите лекаря и повитуху, сейчас же! — Громко произнесла личная калфа икбал, находясь рядом с ней и поддерживая. — Бершан, передай Валиде Султан, что начались схватки! — И Повелителю не забудьте… А-а! Сказать. — Корчилась от боли албанка, часто дыша. И пока начался переполох, акушерка и лекарь действовали очень умело и спокойно: не одни роды были у них на практике. Валиде Кесем Султан оповестили сейчас же, и только после она приказала передать новости своему сыну-правителю.*** Покои султана Мурада Хана Хазретлери ***
Султан и его новая фаворитка сидели на тахте, вкушая приготовленные лучшими поварами блюда. Афитаб восседала в новом платье, подаренным Мурадом: оно было светло-зеленого, скорее салатового оттенка с рукавами три четверти, плотно облекающими предплечья с так называемыми «фонариками» на плечах. На ткани наряда были вышиты золотыми нитями узоры цветочного типа, с добавлением маленьких камушков-драгоценностей. Горловина была квадратной, а волосы девушка убрала наверх с помощью золотой заколки, и такой тендем подчеркивал ее тонкую шею, ярко выраженные ключицы и грудь. Она стала походить на лесную нимфу, отказавшуюся от райского существования, отдавшись во власть любви и мужчине, которого полюбила. Они ворковали, словно голубки, соскакивая с одной темы на другую, и вот, Мурад затих на какое-то время, после чего спросил то, что Афитаб хотела не вспоминать в эти тихие и спокойные для нее минуты. — Ты ворочалась во сне, — молвил мужчина, смотря на девушку. — Тебе было некомфортно? — Нет, мой султан, мне более чем было комфортно быть с Вами, пусть и непривычно. — Ответила она, отпустив с руки столовый прибор. — Кошмары мучают меня уже не одну ночь — мне сниться моя родина и близкие, которых я потеряла. — Откуда же ты? — Спросил Мурад Хан, дотронувшись большой ладонью щеки гезде Афитаб-хатун. — Я с Любимова, это один из поселков русских земель. Его больше нет, к сожалению. — Пригорюнилась славянка, и османский властелин обнял ее, дабы утешить: он не знал и не узнает, каково это потерять родину и оказаться в плену в другой стране без возможности вернуться восвояси. — Теперь твой дом здесь, канареечка. — Только и произнес мужчина, слегка отстранившись. — Я обрету его в твоих объятиях, Мурад. — Слабо улыбнулась красна-девица, но падишах видел, что боль от нахлынувших воспоминаний все еще теплилась в ее зеленых глазах. — Иди сюда, — мужчина встал, подавая девице руку, после чего, подвел ее к высокому зеркалу, стоящему неподалеку от выхода на веранду. Девушку он поставил лицом к зеркалу, а сам стал за ее спиной, взяв что-то со своей тумбы. На шее тут же очутилось нежное золотое ожерелье с каплями жемчуга. Падишах не успел что-либо добавить, как в дверь постучались, и он вымученно выдохнул. — Да! В покои буквально вбежал Хаджи-ага, верный слуга Валиде-регента, склонившись в поклоне. — Что такое, Хаджи-ага? — Повелитель, позвольте, — он намекающе посмотрел на стоящую подле султана наложницу. — Говори. — Султан приблизился к евнуху и тот что-то сказал ему на ухо, после чего, обрадованный новостью, Повелитель поспешно покинул свои покои, ничего не сказав русинке. «Что могло обрадовать Мурада?» — удивилась гезде-хатун, поклонившись Хаджи. — Пойдем, Афитаб-хатун, определим тебя, куда нужно. — Мягко улыбнувшись, произнес евнух, кивнув в сторону выхода. — Но я еще не попрощалась с Повелителем. — Наивно заметила юница. — Султану не до тебя сейчас — с позволения Аллаха, ты встретишься с ним еще, но могу заметить, что шансов у тебя маловато, зная Повелителя. — Ответил ага, ведя наложницу-фаворитку в ташлык.*** Гарем ***
Весь гарем переполошился и погряз в догадках: кто же появиться у Айше-хатун? Некоторые молились за то, чтобы это была девочка, ведь если появиться шехзаде, то она станет главной женщиной империи после Махпейкер Кесем Султан, конечно. Впрочем, многие были рады за албанку, ведь она успела покорить их сердца своей добротой, ангельским ликом и подарками да праздниками, которые устраивала в статусе беременной фаворитки и любимицы. И в самый разгар сплетен, в ташлык входит Хаджи-ага, ведя за собой Афитаб-хатун. Евнух подвел девушку к Лалезар-калфе и начал давать распоряжения по поводу новенькой фаворитки. — Лалезар, позаботься о Афитаб-хатун, подсели к, — Хаджи задумался и тут же сказал. — Ай, пусть одна в комнате будет пока, спокойнее. И двух хатун приставь, как положено. — Конечно, Хаджи-ага. — Поклонилась калфа, тут же спросив. — А Айше-хатун там как? Больно любопытно. — Любопытство — это грех, Лалезар-хатун, грех. Занимайся своей работой. — Отмахнулся ага, удаляясь с гарема. — А что с Айше-хатун? — Подала голос Афитаб. — Схватки начались у нашей икбал, иншалла шехзаде долгожданный родиться. Эти слова стали для юной наложницы громом среди ясного неба. Конечно, она знала, что ребенок у первой фаворитки ее возлюбленного вскоре родиться, но чтобы в день, когда она обрела возможность на счастье — отнюдь. «Я должна сохранять лицо и быть рада за Мурада — у него появиться ребенок, первый ребенок». — Думала красавица-русинка, пока вместе с Лалезар поднималась на этаж фавориток, где отныне было ее место. — «Которого подарю не я». Перейдя порог комнаты, одалиска замерла, рассматривая убранство: две кровати, общий большой шкаф для вещей, встроенный в стену, столики с тахтой посередине комнаты между постелями и прикроватные тумбочки с зеркалами. Комната не была большой, средней, стены и потолки были украшены мозаикой, а лампы висели на железных поручнях. — Айтач и Шебнем-хатун будут прислуживать тебе, — молвила калфа, когда абхазка и черкешенка показались в комнате. — Хатун, приберитесь и подготовьте комнату, а я как приду, проверю все. Если будут указания от Повелителя, Афитаб-хатун, ты узнаешь о них. И женщина поспешно ушла, а Айтач приблизилась к своей новой хозяйке, пока Шебнем, скрипя зубами, начала готовить комнату, как приказала им Лалезар-хатун. — Поздравляю с повышением, Афитаб. — Улыбнулась абхазка, обводя взглядом наложницу-фаворитку. — Какое платье красивое, сразу понятно, что подарок от Повелителя. — Платье и правда, волшебное. — Скупо ответила красна-девица, опустившись на свою постель и нервно сжав подол наряда. На сердце было тяжело — и как так можно было быстро прикипеть к мужчине? И привыкнуть к этому убранству, начиная от нарядов и заканчивая предметами обихода... — Из-за Айше переживаешь, понятно. Но если ты все сделала правильно или уже понесла, иншалла, то бояться тебе нечего — султана своего еще увидишь. — Так и будет, — кивнула гезде-хатун, бросив на подругу уверенный взгляд, — Мы обязательно встретимся и ночей у нас будет много. — Какие наивные мысли, гезде-хатун. — Заметила Шебнем, прежде молчавшая. — Занимайся своим делом, джарийе-хатун, да уши не развешивай. — Фыркнула на черкешенку Айтач, и та лишь закатила глаза, умолкая. Минуты тянулись мучительно долго, что уж говорить о часах. Новоиспеченная фаворитка нервничала первое время, но по наставлению единственной подруги держала лицо и старалась не думать о плохом. «Ты можешь что-нибудь изменить — нет, так плыви по течению» — Твердила ей Айтач. Да к тому же, была лишь одна ночь, а она не изменит чувств правителя к своей первой фаворитке, нужно набраться терпения и сил. Наложницы в гареме даже посмеивались с Афитаб, мол, ночь провела с султаном, а подарков так и не получила. Но, пусть дары от возлюбленного Повелителя задержались, но не зря: в сундуке лежало два прекрасных платья, ткань, серьги да мешочек с золотом. Но то, что больше всего приятно обрадовало славянку, так это книга сказок «Тысяча и одна ночь», точно такая же, какая и у Мурада. Это означало для девушки то, что мужчина помнит ее. Когда начинало вечереть, гарем посетила новость: Айше-хатун, теперь уже султан, благополучно родила. Это был всеми долгожданный шехзаде, и нарекли его Ахмедом, в честь покойного отца действующего главы султаната. Говорили, что султанша чувствует себя прекрасно, а то как же, сына родила, конечно же она чувствует себя хорошо. Но праздник в честь рождения наследника должен был быть позже, когда юная мать оправиться после долгих родов — только в городе объявили о том, что наследник на свет появился, фейерверки пускали да из пушек стреляли. И все четыре дня, как Айше Султан, главная Хасеки, отлеживалась в своей постели, Мурад приходил к ней и проводил время с сыном и госпожой, что немного огорчало красавицу-фаворитку. Учиться она не перестала, посещала уроки как обычно, обучаясь письму, чтению, этикету. А вечером пятого дня, когда из гарема стала доноситься музыка и довольный смех, гёзде Афитаб-хатун облачилась в один из своих нарядов, подаренных Мурадом Ханом, спустилась вниз, дабы насладиться праздником и вкусными яствами. Айше Султан в роскошном фиолетовом платье с золотыми узорами на нем и круглой горловиной, восседала подле свекрови и золовок, держа на руках маленького сыночка, укутанного в пеленки. На ее высоко поднятой голове величаво красовалась корона с фиолетовыми камнями и поменьше диамантами вокруг, прямо как у европейских правительниц, только роскошнее и на турецкий лад. Наложницы подходили и поздравляли новоиспеченную Хасеки и Валиде Султан, и албанка приветливо кивала каждой подошедшей, широко улыбаясь. И вот, когда все уселись, Нарин-калфа и еще одна служанка, по-видимому нянечка-кормилица, удалились из гарема, унося малютку шехзаде Ахмеда в покои. Афитаб опустилась вместе со своими помощницами на тахту, вместе с другими фаворитками — их всего было четверо, славянка была пятой. Хасеки Султан, заприметив новый интерес возлюбленного Повелителя, вскинув голову еще выше, будто говоря: «Смотри, где я и где ты — я теперь главная, я Хасеки». И как на зло, русинка смотрела приветливо на красавицу-соперницу, улыбаясь ей, как советовала ей Айтач-хатун. «- Когда ты становишься фавориткой, все начинают смотреть на то, как ты ведешь себя, что надеваешь, а самое главное наблюдают за тем, насколько ты сильна. — Говорила абхазка, сидя рядом с подругой. — Стоит проявить слабость, и ты погибнешь, даже не заметив этого». — Как же хочется стереть улыбку с ее лица, — была недовольна славянка, надпивая шербет и тут же отставляя его на хонтахту — слишком сладкий и приторный, как и ее улыбка, натянутая на губы. Было противно самой от себя. — Афитаб, держи себя в руках — тебя будто подменили в последнее время. — Одернула девушка наложницу-фаворитку. — Айше Султан не такая слабая, как тебе может казаться. — Я знаю, врага нельзя недооценивать, но прятаться и сидеть сложа руки я тоже не собираюсь. — Она встала, и ее нежно-розовое платье, поверх которого блестел тонкий кафтан, плетеный золотыми нитями и бисером и укрепленные тонким пояском, выровнялось, а распущенные волосы, как и тонкие небольшие сережки, закачались от уверенной походки. Сопровождаемая взглядами, она приблизилась к столику, перед которым восседали султанши, и поклонившись, она улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой. — Султанши, Валиде Султан. Я приношу свои искренние поздравления с рождением наследника — шехзаде Ахмеда Хазретлери. Своим появлением он приносить радость во дворец и свет в империю, да продлит Всевышний его годы и одарит счастливым будущим. — Аминь. — Ответила Айше, смотря на соперницу. — Иншалла будет так, как ты говоришь, Афитаб-хатун. — Благосклонно кивнула Кесем Султан, махнув рукой на ее место. — Наслаждайся праздником, с позволения Аллаха и ты порадуешь нас желанной вестью. Славянка благодарно кивнула и поклонилась, однако прежде чем вернуться на свое место, одарила албанскую госпожу взглядом, означающим: «Ты вовсе не страшишь меня». Они сцепились взглядами, как две кошки, буквально на миг, после чего, временно разошлись с поля боя. Праздник продолжался в том же духе.