Доказательство и практическое обоснование существования вампиров

      — Если честно, в детстве у меня было упрямое предубеждение против этих загадочных «семейных рецептов». Мне казалось, что с таким оправданием должны непременно подавать отраву… Не в буквальном, конечно, смысле — такого, к счастью, не случалось, по крайней мере, у меня на глазах, — но в остальном, представь: какой-то сумасшедший граф уже у смертного одра в полубреду сочиняет, как бы смешать ежевику и куриные потроха так, чтобы гости не заподозрили неладное. А гости ведь тоже не дураки, и от графа ждут денег, благословения, и готовы хвалить что угодно, лишь бы старика задобрить.              Альфред слушал размышления виконта с некоторым изумлением. Мысль была, конечно, логичная, и вполне в духе времени, как ни странно для вампира, живущего вдали от современных веяний, но почему сейчас? Разве не о крови они должны говорить? Они..?              — Ваша милость, я…       Но виконт его точно не слышал.       — Впрочем, я, разумеется, и подумать не смею, что это относится к Магде. Она производит впечатление девушки куда более разумной, чем я полагал, принимая ее в замок, — тут он впервые внимательно посмотрел на Альфреда, будто эти последние слова должны были значить для него нечто очень важное, но тут же продолжил свои весьма пространные размышления.       Впрочем, и на этот раз виконта прервали раньше, чем он успел закончить хотя бы одно предложение. Раздался звон крошечного колокольчика, и почти сразу открылась потайная дверь. Ни разу за все пребывание в замке Альфред не имел возможности увидеть Магду по-настоящему: мельком в темноте коридоров — да, бессчётное множество раз, но никогда прежде так, как сегодня. И она восхищала. Восхищала почти так же, как Сара, преображенная вечностью и мыслью о ею обещанной свободе.              Вместо приветствия Магда улыбнулась Альфреду и прикрыла глаза. Пожалуй, встреться они случайно где-то посреди скитаний Альфреда по бескрайним лесам Трансильвании, он бы и не смог узнать ее. Густо подведенные черным глаза, небрежно уложенные пышные волосы, искусное платье, словно у полной жизни принцессы, вынужденной придаться театральному трауру. Не говоря о том, что Магда теперь была. Некогда кроткая помощница в чужом доме, сейчас — всего лишь слуга, она, наконец, не боялась смотреть в глаза, слишком громко ударять каблуками по полу, спеша по делам, да и просто быть на виду.              Опустив поднос с чайником и двумя чашками на стол, Магда легко подхватила опустевшую тарелку из-под нарезанных овощей и повернулась к виконту, чтобы спросить, нужно ли ему что-то еще. По-немецки она говорила с сильным акцентом. Вампир отослал ее взмахом руки и короткой вежливой улыбкой.              И стоило Магде исчезнуть, как виконт переменился в лице. Точно актер, который снял разноцветную маску шута, чтобы выслушать придирчивую критику режиссера.       — Ты прав, chéri, мы действительно можем питаться кровью любых живых существ. От тараканов до слонов и верблюдов, но охотимся на людей, потому что…       — Ваша милость! Я…       Вампир вскинул ладонь, не утруждая себя тем, чтобы хоть на мгновение запнуться и обратить внимание на Альфреда. Жадный до знаний, он нашел их. Оставалось слушать, внимать до конца. Альфред отодвинул тарелку, обхватил обеими руками пустую чашку и приготовился ждать. Что бы ни сказал виконт, он был уверен, что сможет запомнить главное и без карандаша и бумаги. Важного было не так много.       — Очевидно, мы произошли от людей. Есть разные точки зрения относительно того, кем или чем были первые вампиры: незахороненными язычниками? злыми духами? наваждением самого Дьявола? Сейчас все это неважно, вряд ли столь древние существа по-прежнему живы или, по крайней мере, находятся в трезвой памяти. Все ныне живущие вампиры являются обращенными людьми, теми, по чьим жилам текла человеческая кровь, кто пил человеческое молоко, кто плакал человеческими слезами. Наши глаза могут позабыть вид солнца, а кожа — шероховатость распятия, хотя, — виконт пожал плечами и несколько отвлекся от своей мысли: в скорбном мраморном выражении его лица сверкнуло и погасло что-то знакомое, оживленное, — этот вопрос неоднозначен, ты знаешь. А вот приучить тело к другой крови сложнее. Это не невозможно, но вопрос в цене. Ты ведь видел наших родственников, верно? Нет-нет, они пьют человеческую кровь, и, смею заверить, прекрасного качества, однако мало и очень редко. Не раз в год, это было бы совершенно безумно, но тем не менее. А теперь представь, что с теми новообращенными, кто отказывается от человеческой крови с первой же ночи, происходят метаморфозы более чудовищные. Они теряют речь, память, способность мыслить…       — Ваша милость, я понял, — Альфред поднялся. Конечно, виконт по-прежнему мог смотреть на него сверху вниз, если бы его пустой взгляд выражал в тот момент хоть что-то. Но все же так было легче и правильнее. Кончиками пальцев Альфред опирался на поверхность стола, напрягая руки до боли, лишь бы не дрожали. — Ваша милость, я понял еще прежде, что мой вопрос оскорбил вас. Поверьте, я не хотел, я… — виконт заинтересованно приподнял бровь, Альфред похолодел от мысли, что, в сущности, до этой секунды он ничего и не понимал, — я просто не подумал, что смогу задеть вас. Мне правда жаль. Ваши слова ценны для меня, но как материал для исследования, а не как объяснение, потому что я не нуждаюсь в нем так уж сильно. Мне стоило доверять вам, как вы доверились мне, впустив в замок и согласившись помочь. И теперь я виноват перед вами. И прошу прощения, если это только возможно.       — Они слабеют. Постепенно, если вовремя не прийти на помощь, преображается и внешний вид. И после, если скормить такому вампиру целый легион, он уже никогда не станет прежним. Что ж, каждый живой организм хочет жить. Жажда помогает неопытному вампиру не опуститься до уровня зверя, столетия спустя мы делаем этот выбор сами, потому что почему-то полагаем свою жизнь ценнее самочувствия незнакомца, — виконт непринужденно пожал плечами и сел за стол. Он потянулся к чайнику, над носиком которого поднимался пар, наполнил до краев свою чашку, а потом поднял глаза и беззаботно улыбнулся. — Ты прощен.       Должно быть, Альфред выдохнул чуть громче, чем стоило бы. На языке жглось столько глупых ненужных слов, что он удивлялся, что с его губ не срываются клубы дыма. Он не сел, а просто опустился в кресло со всей высоты своего роста и на мгновение позволил себе спрятать лицо в ладонях, чтобы затушить этот жестокий каннибальский огонь. Виконт нарочито шумно пил чай и продолжал по привычке бесцеремонно рассматривать Альфреда, словно искал отличия по сравнению с последней их беседой.       — Ах, я такой неосмотрительный! Ведь тебе не на чем было записать, — вдруг проговорил виконт, но насмешка вышла тусклой и вымученной. И стоило ли отвечать на эту шутку?       Альфред виновато улыбнулся.       — Я все запомнил, Ваша милость.       — Comme tu veux, — виконт повел плечом и снова сделал глоток. — Как тебе чай?       Едва ли Альфред про него помнил. Он наполнил кружку, из вежливости сделал глоток, не испытывая ни малейшего желания пить или есть хоть что-то в остаток в высшей степени неловкого вечера, однако теплый ягодный вкус приятно его удивил. Альфред невольно отпил еще немного, чтобы убедиться, что ему не показалось и что чай действительно превосходил ожидания.              Насмешливая улыбка на губах виконта стала чуть теплее.       — Отец когда-то интересовался изучением крови, чтобы, если позволишь, выстроить нам режим питания. Я нашел некоторые исследования, на которые он опирался, но, полагаю, куда больше тебе захочется взглянуть на результаты его собственных экспериментов и размышлений? — Альфред неверяще уставился на вампира. Документы самого графа? Об этом он давно не смел и мечтать. Однако виконт прервал его воодушевление неожиданно и довольно сухо: — Не радуйся раньше времени. Этими записями давно никто не пользовался, так что их придется поискать. Но отец обещал, что займется.       Альфред несколько рад кивнул. «Я понимаю, да, конечно, спасибо большое, понимаю». Он как-то сник. Не потому, конечно, что уже так понадеялся получить заветное исследование самого графа фон Кролока, но вообще. Словно это маленькое разочарование пробило брешь в стене, которая и без того грозилась развалиться на кирпичики.              Виконт пригласил Альфреда вернуться к работе, но с четверть часа они молча пили чай. Альфред смотрел перед собой: остатки ужина расплывались перед глазами и цветочные узоры на чайнике сливались в одно синее-синее пятно. Виконт то разглядывал его, то откидывался в кресле и прикрывал глаза, точно наслаждаясь слышной ему одному музыкой. Тишину нарушали треск камина и затихающий дождь, похожий на прощальный шепот кончающегося лета. Альфред не взялся бы судить, сколько времени оставалось до рассвета, но выходило, что виконт всю ночь или, по крайне мере, ее большую часть решил провести в его угрюмой компании. Чувство стыда позволяло сосредоточиться, собраться с мыслями, вспомнить какие-то вопросы, аспекты, неточности… А потом все это уплывало вновь, стоило лишь посмотреть на расслабленное лицо вампира. Допустимо ли отвлекать его, беспокоить чем-то? Пожалуй, да, но отговорки в голове звучали убедительнее доводов разума.              — Альфред, дорогой, — через некоторое время виконт подался вперед, осторожно поставил чашку на стол и подпер голову ладонью. Вкупе с хитрой улыбкой это смотрелось так искусственно, что Альфреду стало не по себе. За последние ночи он привык к тому, что подобные театральные сценки не сулят ничего хорошего. — А как долго ты придумывал свое извинение?       Альфред нахмурился. Не то чтобы вопрос был чересчур бесцеремонным или унизительным, пожалуй, виконт фон Кролок при желании мог бы придумать и более изощренное издевательство, просто отчего-то Альфред успел поверить, что его в самом деле простили. А подобное ехидное любопытство наводило на совсем иные мысли. Он поджал губы, отвел взгляд и отвернулся к окну.              — После нашего вчерашнего разговора, пока собирался спать.       — Вот как.       Альфред злился, внутренне и едко. И горчее всего было отдавать себе отчет в том, что на злость эту он не имеет никакого права. Да, виконт жестоко проучил его, но вопрос лишь в системе координат. Не более ли жестоким было записать его в кровожадные убийцы, ссылаясь лишь на пару-тройку теорий и сотню домыслов?              Впрочем, он ведь и оказался убийцей? Может, не таким жестоким, но убийцей, тем, кто пьет кровь, кто обманывает, заводит в сети. «Мне жаль», — Альфред, правда, хотел повторить свое извинение, пусть и получилось бы лишь зло выплюнуть его в довольное лицо вампира. Но вышло иначе.              — Как часто вы убиваете людей?       Виконт изумленно приподнял брови, но, как ни странно, разозленным не выглядел. Он вновь откинулся на спинку кресла и вальяжно махнул рукой.       — Охотимся мы не чаще трех раз в неделю. В зависимости от времени года, например, летом люди крепче и одной охоты хватает едва ли не на неделю, везения, собственного самочувствия и прочих незначительных и безынтересных факторов, в перечислении которых я не вижу смысла, пока ты, дорогой, сидишь без ручки. Однако ответ на твой вопрос другой. Скажи, тебе никогда не приходило в голову, что убивать каждую жертву — глупо и опасно? Исключения составляют несчастные случаи или охотники, — вампир подмигнул и шепотом пояснил: — Вроде вас с профессором. Хотя, признаться, я привык к натиску посерьезней, чем вы тогда… Впрочем, отец действительно пригласил вас в гости, а потому ситуация приобрела некоторую весьма пикантную особенность, — он хихикнул, прикрыв рот кончиками пальцев, и вполне серьезно продолжил: — Другой случай: необходимость. Ежегодный бал, поддержание самой жизни наших родственничков или вот еще: в одной из деревень к северу несколько лет назад была эпидемия. Не чума, конечно, но приятного мало. Лечить никто не брался. Выживаемость ничтожная, зато сил у смертельно больных куда больше, чем порой представляется. Они могли заразить половину окрестных деревень, так что пришлось заняться.       Сцена вырисовывалась удручающая: умирающая без надежды и веры деревня и снующие между домов вампиры, отекшие от количества выпитой крови и дурные от всей дряни, которую поглотили вместе с ней. Знали ли больные в свой последний час, что смерть с ликом прекрасного рыцаря из древних легенд настоящая, а не мерещится в лихорадочном сне? Знали ли, что умирают по воле бессмертных судей, а не равнодушной природы? И если бы Альфред был рядом, он бы смог помочь? Он ведь столько читал о редких заболеваниях, он бы нашел хоть что-то! Ведь Кенигсберг…              Альфред поежился. Потом неожиданно чихнул и потер нос. Стало немного легче. Может статься, сегодняшняя прогулка будет стоить ему пары ночей под одеялом с градусником и чаем от Магды. Недурная перспектива, если задуматься, хотя Альфреда она едва ли радовала. Чтобы отлечь внимание от раскрасневшегося носа и желания чихнуть еще раз, Альфред поднял взгляд на виконта и, глядя в его задумчивые сокрытые в тени глаза, вдруг сказал:       — Сочувствую.       — Тебе стоило задать этот вопрос раньше. И тогда не было бы и половины наших проблем.       Альфред сжал подлокотник и ничего не ответил.              — Если ты наелся, то идем, — вдруг сказал виконт и, встретив удивление в лице Альфреда, закатил глаза. — Я же вижу, что ты сегодня не готов работать. Провожу тебя до комнаты и уйду. Сам камин разведешь?       Альфред кивнул, сделал последний глоток и поспешил забрать вещи. Высохнуть они не успели, но, по крайней мере, вода больше не сочилась при каждом прикосновении. И не капала, оставляя след на полу. Они снова пробирались лестницами, которых Альфред сам и не стал бы искать. Однако на этот раз виконт хотя бы захватил подсвечник, и трескучая вечность, в которую превратилось их маленькое путешествие, была залита пляшущим рыжим светом.              Обычно стремительному виконту пришлось замедлить шаг, чтобы Альфред, прижимающий к себе ворох мокрого тряпья, не поскользнулся и не оступался. На широких лестницах без перил он крался с особенной аккуратностью, так что вскоре виконт изрядно заскучал:       — Chéri, а почему ты решил писать обо всем этом? Если уж вы решили сохранить тайну, то какой смысл выставлять себя городским сумасшедшим ради сомнительной вероятности получить некоторое уважение в весьма узких кругах?       — Я же никогда не был прагматиком, — Альфред глухо усмехнулся. — Я захотел писать о вампирах и…вот.       — А почему? — не унимался виконт, разве что не подпрыгивая на каждом шагу от любопытства.       Хотел бы Альфред разделять его энтузиазм. Раньше его влекла ненависть, ледяная и льдом обжигающая. Ненависть к проклятым румынским лесам, к замку, ко всей этой истории. За случайных жертв, за пролитую кровь, за профессора, за Сару. За самого себя. За нормальные сны, нормального наставника, нормальную любовь, нормальную жизнь. Альфред сжал кулак, как получилось, сцепил зубы. Потом выдохнул, потому что сил на злобу не хватило.              — Я ведь ненавижу в…вампиров.       Виконт обернулся. По движению головы Альфред понял, что его несколько раз внимательно осмотрели сверху-вниз и снизу-вверх.       — Спасибо за честность, — сказал виконт и уперся рукой в стену. Она пружинисто поддалась. Альфред оказался в своей спальне. Виконт постоял на пороге некоторое время: он не спешил помочь Альфреду или продолжить разговор, просто стоял, опираясь плечом на дверной косяк и скрестив руки на груди, и наблюдал. Впервые в жизни, Альфреду столь пристальное внимание было безразлично. Он развел камин, переоделся за ширмой, разложил у камина вещи, снял ботинки, оставив поближе к огню и их, сел за рабочий стол и лишь тогда заметил, что давно остался один. О присутствии виконта не напоминал даже привычный цветочный запах. Альфред шмыгнул носом, встал, чтобы накинуть на плечи одеяло, и, скрестив ноги, снова устроился на рабочем месте.              Стоило записать то, что виконт рассказал сегодня. Да, стоило. Стоило. Альфред рассеянно просмотрел свои записи, с раздражением отмечая, что буквы растекаются перед глазами, взял ручку, но вместо ясных тезисов в голове стоял непроходящий тупой гул. Он отдавал удушающим свербением за ребрами. Трясущимися руками Альфред пролистал записи.              Когда-то, в прошлой жизни, кто-то смутно знакомый хотел написать роман о юноше, который продает душу, чтобы спасти жизнь своей возлюбленной, но жестоко расплачивается перед Провидением за сделку с Дьяволом. К счастью, рассказы — более ходовой товар.               …К собственному удивлению, Альфред не заболел. Когда ему удалось размяться после сна за столом и привести помятое лицо в более человеческий вид, то настроение было почти благостным, а от воспоминаний минувших дней удавалось отмахнуться, как от назойливой мухи. Хотя бы первые полчаса. Это время Альфред употребил с пользой и полной самоотдачей возложенной на него миссии. А потом вспомнил про выстрелы. Отойдя от стола, он вышел в соседнюю комнату: отвлечься прогулкой не получится, но можно забыться в нескромном романе или вовсе провалиться в дремоту. Один минус — это ускорит наступление вечера.              Однако в небольшой смежной гостиной Альфред обнаружил завтрак: чайник, графин с водой, печенье, несколько видов варенья и мягкий дышащий хлеб. До сих пор Магда оставляла завтрак в помещениях кухни и ни разу не изменяла своей привычке. Альфред наполнил чашку брусничным чаем, который и холодный оказался ароматным и очень вкусным, опустился на диван и прижал колени к груди. Красные маки на сервизе напоминали кровавые кляксы.              

***

             — Ваш отец не изучал, как именно кровь влияет на организм вампира?              Последние теплые ночи виконт был однозначно намерен провести на свежем воздухе. Свежим он был во всех смыслах, так что работа чередовалась с перерывами, во время которых Альфред натягивал перчатки на непослушные пальцы и разве что не сжигал их над пламенем свечей. Благо, он уже привык писать почти в темноте, и хотя бы не слезились глаза. Порывы ветра иногда гасили то одну свечу, то другую, и эту проблему тоже решал Альфред: виконт к огню приближаться то ли побаивался, то ли всего-навсего не хотел.              — Не могу сказать, дорогой. Он занимался этим тогда, когда мне было совершенно не до того. Я просто хотел жить, а не ковыряться в бумажках, чтобы понять, почему я уже умер.       Виконт приподнялся, подцепил с тарелки несколько крупных виноградных ягод, но не съел их, а принялся перекатываться в и без того перепачканных соком пальцах. Зрелище было несколько вызывающее, учитывая, как вальяжно он раскинулся в кресле, как запрокидывал голову, демонстрируя скуку от некоторых вопросов, так что волосы чудом не касались земли, как напевал что-то, пока Альфред отогревал руки или делал заметки. Вообще все в нем было расслабленным и безмятежным. Альфред сам себе удивлялся, что не злиться с той силой, как следовало бы.              — Прошу прощения.       — Ах, что ты. Это дела давно минувших дней. Настолько давно, что они мне действительно глубоко безразличны.       Виконт, наконец, отправил виноградину в рот и мечтательно прикрыл глаза, точно дразнился. Сам Альфред ничего, кроме горячего чая, употреблять не мог. Хотя кусок мяса тоже был вполне ничего. Стоило бы научиться у Магды чему-нибудь перед отъездом, но этот день казался очень далеким и практически несуществующим. Альфред еще не начинал собирать чистовой вариант из разрозненных идей, а потому представить завершение работы в обозримом будущем ему не удавалось. С другой стороны, он ведь может все закончить и в Кенигсберге? От фон Кролоков ему нужны данные, а не редактура.              Но от этой мысли настроение портилось окончательно. Кенигсберг. Альфред любил этот город, ставший для него первым глотком свободы и тюремной клетью, но больше не чувствовал, что его там ждут. Ни родных, ни друзей, ни долга. Одна звенящая пустота в ответ на все надежды. И это тоже уже не злило.              — А как ваш организм реагирует на обычную еду? Догадываюсь, что пользы от этого никакой.       — Верно, — виконт демонстративно закинул в рот следующую ягоду. — Даже вкус способны ощущать не все. Но мне повезло. Видишь ли, — он спустил ноги с подлокотника, чтобы речь звучала чуть убедительнее, чем фантазии неудачливого поэта, — слово «вампир», которое ты, дорогой, так тщательно используешь, в сущности ничего не значит. Как не значит, скажем, слово «человек». Мы с отцом, наши драгоценные родственники с кладбища, другие вампиры в Европе — картина не будет полной, пока ты не рассмотришь всех, но ведь это не представляется возможным, да? — и наблюдая, как все больше и больше мрачнеет Альфред, виконт беззаботно добавил: — А ведь некоторые становятся вампирами, так и не обретя бессмертия.       Альфред уставился на него с бессмысленной усталостью и тоже откинулся в кресле. Холод полоснул по груди, которая до этого была надежно укутана в пару слоев мантии. С каждым днем осень все настойчивее просилась в гости. Первые птицы уже снимались с мест и исчезали за горизонтом, так что замерший ночной лес лишался неразличимых звуков дыхания и шороха перьев. Ухали совы. Волков почти не было слышно, точно кто-то увел их, нежно наигрывая на флейте незамысловатый марш.              Холоднее ночи было прикосновение виконта к запястью там, где кончались перчатки и не начинался рукав.       — Эта разочарованная frimousse выглядит очаровательно, милый, но решительно тебе не идет. Как и строить из себя дурака. Впрочем, если ты таким образом напрашиваешься на утешения, то это иной разговор, — он хрипло рассмеялся и продолжил с поразительной серьезностью: — Сам подумай, Альфред, сколько ученых, делая открытия, сразу преподносили всю информацию? А сколько ошибались в самых основах, но хотя бы предлагали другим посмотреть в том же направлении? Быть первым — не значит быть последним. Это несколько эгоистично, не думаешь?       Свободной рукой Альфред потер нос и снова посмотрел на виконта. Тот едва заметно улыбался.       — В некотором смысле тебе повезло. Мой отец — не самый могущественный вампир на свете, хотя, наверное, один из сильнейших в этой части Европы, но и далеко не слабый. Надеюсь, ты это понимаешь. Так что сможешь написать свою диссертацию о среднем арифметическом. Я написал одному старому знакомому отца, который пытался составить некоторую классификацию, однако… Кстати, Альфред! Где мои письма?              Внешний холод оказался ничтожным по сравнению с тем, что поднялось в груди Альфреда теперь. Отвращение, ужас, стыд — какой-то удушающий коктейль из всех чувств, которые он испытывал и прятал в течение пары последних дней и ночей. Тут же было и само время, испорченное, отравленное.              Альфред выдержал ставший наигранно строгим взгляд виконта и ответил:       — Простите, Ваша милость, не успел тогда на почту. Сбился с пути, а когда пришел, было уже закрыто. А потом…не хотелось возвращаться.       Виконт нахмурился. Потом принюхался.       — Но в трактир ты все же пошел. Я помню.       Альфред прикрыл глаза. Тем вечером виконт предложил попробовать вино, которое хранилось, по его заверениям, в подвалах замках с тех самых пор, как отсюда ушли последние люди. Вино было крепким и било в голову сразу, так что Альфреду хватило одного бокала. Кроме того, оно было чересчур холодным для такой погоды. Вот сварить из него глинтвейн, пожалуй, вышло бы вполне удачной идеей. Пить в одиночестве виконт не стал, так что бутылка, закрытая пробкой, все так же стояла на столе. И звезды тускло, но отражались на поверхности кажущегося черным стекла. И рубиновые капли мерцали в бокалах, как осколки разбитого кольца. О других сравнениях, о сервизе с проклятыми маками, Альфред старался не думать.              Когда виконт отнял руку, стало еще холоднее. Альфред одернул рукава и тяжело уставился на него через накрытый, переполненный даже, стол.              — Что случилось в деревне? — спросил виконт.       Альфред предпочел бы не отвечать.       — Я познакомился с Григоре. Вам знакомо это имя?       — Григоре, Григоре, — виконт перекатывал имя на языке, произнося его с разными акцентами, а потом вдруг оживился: — Григоре Куцов?       Альфред пожал плечами. Настолько близко они познакомиться не успели.       — Законовед? — виконт дождался неуверенного кивка. — Да, его я действительно знаю. Любопытный юноша, хотя и упрямый ужасно. Впрочем, сколько ему теперь? Сорок? А ведь когда-то он был очень похож на тебя.       Альфред криво усмехнулся. Ему и самому приходила на ум подобная рецензия, вот только в озвученном виде она была не намного милее, чем давешняя «открытая книга». А впрочем, какая разница.       — Так и что же? Как он нынче? — живо интересовался виконт, так что Альфред невольно почувствовал себя еще более виноватым. Выходит, он повздорил с хорошим знакомым виконта? Не просто повздорил, а перепугал и оставил одного ночью в лесу. Пусть и в обмен на выстрел.              Альфред снова скосил взгляд, глядя за спину виконта, туда, где дремал вечный темно-зеленый сад. Казалось, осень в этом году не доберется до него и, бессмертный, как и его хозяева, он простоит всю зиму. Оазис надежды в надвигающемся царстве зимы. Но будет ли эта надежда такой же бесценной без привычного тепла? Без улетевших птиц? Без солнца, играющего в легкой прозрачной листве?              — Как давно вы разговаривали последний раз?       — Давно, — отмахнулся виконт. — Так что я почти ничего о нем не знаю.       — Здесь, в Румынии, он хотел собрать материалы для своего исследования. Но не смог уехать. Он сказал, что тут… — слова огнем царапали горло, — как болото. И его оно не отпустило. Он верит в вампиров, но считает, что их меньше или что они не такие жуткие, как говорит большинство жителей. Рассказал мне про казни, которые устраивают местные… Сказал, что так убили его брата.       Виконт покивал.       — Его брат, знаешь ли, и правда хотел стать вампиром. Полагал, что так будет проще помочь семье: по крайней мере, одним голодным ртом меньше, физической силы больше — не хочу думать, как он планировал помогать им дальше, но он действительно искал нас с отцом. Приходил к замку, письма писал… Глупая история, если честно.       — Вы не…охотились на него?       — Попытались однажды. Вроде как чтобы припугнуть. Но он, очнувшись на утро со следами на шее, воспринял это, как добрый знак, как метку избранного, и окончательно обнаглел. Я слышал, он пытался найти вампиров в других краях, но не особо преуспел. Так что то, что он умер от рук людей, а не вампиров — удивительная случайность.       — Григоре, кажется, винит в его смерти вас, — заметил Альфред с неожиданной холодностью. Так, будто эти люди в самом деле уже ничего для него не значили. А потом он понял, какой вопрос виконт задаст следующим.       — Почему ты так думаешь?       — Мы разговаривали о вампирах, моей работе и том, у кого я живу. Он подумал, что я тоже вампир. И попытался убить.              Некоторое время виконт молчал. Только лицо его преобразилось чудовищно, точно кто-то плеснул щелочью на еще недавно прекрасную скульптуру. Все черты заострились, и из-под личины изнеженного аристократа и банкетного философа проступил хищник. Он был изумлен и разъярен одновременно. Свечи отражались в распахнутых темных глазах. Под верхней губой проступили чудовищные клыки, к одному из них нелепо прилип ошметок красной виноградной кожицы.              — Ты шутишь, — голос, глубокий и глухой, точно принадлежал вовсе не виконту.       — У него есть пистолет. Думаю, с серебряными пулями, потому что иначе было бы глупо, да?              Клыки у виконта не острее, чем у домашней кошки, так что, чтобы прокусить шею, нужно приложить изрядное усилие. Должно быть, с непривычки новообращенные вампиры очень долго мучают и жертву, и самих себя. Неудивительно, что юные девушки подвержены большей опасности, чем крепко сложенные, обитые мышцами и жиром, мужчины. Ну конечно, дело вовсе не в гипотетическом отпоре, ведь сила вампира все равно выше человеческой!              Виконт неожиданно поднялся, натягивая перчатки на изящные кисти.       — Ты знаешь, — проговорил он, явно сдерживая что-то куда более дикое, чем этот резкий грубый тон, — он имеет право на любое оружие и любую самооборону. Мы хищники, а не палачи. Все должно быть справедливо. Но выставлять меня негостеприимным хозяином…       Альфред неожиданно с необычайной ясностью понял две вещи: во-первых, он боится виконта фон Кролока, возможно, теперь, зная, как легко в нем мешается вполне искреннее дружелюбие и природная жажда, боится даже больше, чем раньше; во-вторых, через четверть часа в деревне случится непоправимое. Он вскочил. Покачнулся стол. Кресло с грохотом упало на землю. В ушах Альфреда гремела какофония из слов виконта, его недавнего мягкого смеха и выстрелов. Одного за другим.       — Ваша милость, прошу вас! — Альфред чудом ухватил его за запястья и сжал до боли. — Прошу вас, не надо!       — Chéri, я всего лишь хочу преподать нашему приятелю урок. Нападение на тебя было письмом, и Григоре вполне заслуживает получить ответ, — виконт говорил так мягко, насколько это было возможно в его состоянии. Он выпутал свои руки из хватки Альфреда и потрепал его по плечу. — Скажи честно, ты ведь подумал, что встреча с ним была частью моего коварного плана? Что это я собирался тебе отомстить?       Альфред молчал. Ответа на вопрос виконта он просто не знал. Не позволял себе об этом думать.       — Вот видишь. А я никогда, запомни, никогда не собирался тебя убивать. Ни…в ночь бала, ни тем более сейчас. Хотя ты умеешь нарываться, это правда, — он рассмеялся и собирался было отступить, но пальцы Альфреда снова впились в него.       — Умоляю, оставьте его. Он достаточно наказан!       — Альфред…       — Вы будете ничем не лучше его соседей, убивающих просто так!       Мир вокруг дрожал, дробясь на мелкие осколки. Но это будет проблемой потом. Или не будет вовсе, если виконт все же переступит черту.       — Вы же знаете про его племянницу! Ей и так никто не может помочь!       — Альфред, черт побери, успокойся. Я же не собираюсь его убивать.       — Оставьте его в покое!       — Да что с тобой?! — виконт резко выдернул руку и обхватил лицо Альфреда холодной ладонью. — Ты в порядке?       Альфред замер. Дрожь не унималась, но лишь сейчас он понял, что она зарождалась внутри него, точно все органы разом решили выпорхнуть наружу. Каждый удар сердца отражался в шее, запястьях, ушах. И щеки горели, будто от десятка пощечин. Альфред отстранился, прислоняя собственную руку к щеке и лбу. Жара не ощущалось. Он посмотрел виконту в глаза и выговорил, четко артикулируя каждое слово:              — Оставьте его в покое, Ваша милость. Я не хочу, чтобы этот человек пострадал.       — Он хотел убить тебя, Альфред, не зная о тебе ничего, — виконт приподнял бровь.       — Я помню. И, — так легко было представить, как Григоре сам просыпается от свиста пули, вонзающейся в изголовье его кровати, как кричит, как шарит рукой по кровати в поисках оружия, но замечает свой пистолет в руках гостя, бледного, как безразличная луна, с холодной самодовольной ухмылкой на губах, — все равно не желаю ему зла. Пожалуйста.       — Каждый раз, выходя из замка, ты будешь оглядываться в поисках его тени, — виконт скрестил руки на груди, а значит, больше никуда не собирался. Пока. Альфред присел на край стола и отвернулся.       — Он мог рассказать обо мне всем знакомым, так что, может, бояться мне стоит не только его. Уже поздно.       — Вот именно! Почему ты сразу мне не сказал?!       Альфред покачал головой. На глаза попался уголок листа: мелким почерком дата и повестка дня. Он сжал кулак, удерживаясь от желания скинуть все со стола, как в приступе картинной истерики. Ответ Альфред так и не придумал, хотя в голове вертелось что-то невразумительное, при желании из этой мешанины мыслей можно было бы слепить подобие разумного вывода, но…              В конце концов, виконт присел рядом, вытянув перед собой чудовищно длинные ноги. Носки блестящих лакированных сапог оказались забрызганы грязью.       — В любом случае, мне стоит прогуляться и забрать письма. Если ты настаиваешь, я пообещаю ничего не делать с твоим дружком, хотя считаю, что ты совершенно безответственно относишься к своей жизни. И если раньше я видел тому хоть какие-то оправдания, то теперь… — он покачал головой. Потом стиснул плечо Альфреда. Тот едва удержался от тяжелого вздоха. Ну что ж, значит, у него снова будет почти свободная ночь.