Вот меч. Он — был. Но он — не нужен. Кто обессилил руку мне?
Александр Блок
«Идут часы, и дни, и годы»
Когда наложницы вынужденно рассказали о деянии светлого принца прибывшим стражникам, к моему удивлению, никто так просто их словам не поверил. Девушек взяли под стражу и увели. Тихие слёзы Авроры и отчаянное сопротивление Руты не дают мне покоя. Снова и снова я прокручиваю в голове кадры с застланными ужасом лицами в надежде, что ощущения притупляться — сотрутся точно слой на заведомо проигрышном лотерейном билете — но они продолжали разъедать, мучить и разрушать. Ни Зельфа, ни Шай, ни Кайдена рядом нет, и мы с Хранителем молча сидим наедине. Он перебирает папки, пряча довольную улыбку после увиденного шоу, а мой кулак так и напрашивался пройтись по его физиономии. Сдерживает только очевидность исхода драки. Спустя час или два, когда пальцы у меня распухли от нервного выворачивания на них колец, приходит Калипсо с моими вещами, бережно собранными в сумку. На эмоции и подробности она суха: всех четырёх наложниц и принца ждёт заключение до выяснения обстоятельств. На них возложен запрет покидать покои то ли ради их безопасности, то ли ради спокойствия окружающих. Мне ничего не остаётся, как стиснуть зубы и кивать. По каменному коридору в сопровождении двух стражниц до Разлом я иду молча. «Всё обострилось слишком сильно, леди Фэй. Для нас и для вас будет лучше переждать непогоду», — сказала мне на прощание генерал. Воля её была непреклонна. Всё решили за меня. От непутёвого детектива избавились так же быстро, как и наняли. Хорошие новости: гонорар обещали выплатить, когда обстоятельства проясняться после допросов. Плохие: так паршиво от осознания своего бессилия мне давно не было. Потенциальные деньги вовсе не греют душу, а беспощадно жгут. В квартиру я возвращаюсь под утро и сплю до позднего вечера. Когда короткие ролики с котиками теряют терапевтический эффект, я откладываю телефон в сторону. Лёжа на кровати в ожидании папы, я разглядываю фотографию Млечного пути и пытаюсь не расплакаться. Келли подбадривает, что это победа, но отчего тогда так щемит в груди? И где же звуки фанфар? Пока что на фоне играет лишь плаксивая музыка, которую бы следовало выключить, да даже подняться и сделать это сил нет. Что выяснится после допроса? Девушки повторят историю, рассказанную в Распутье, и покажут кинжал. Будет ли этого достаточно для выдвижения обвинений в сторону Зельфейна? И как вообще проходят их суды? Шквал вопросов разрывает мысли и давит пульсирующей болью. В коридоре щёлкает дверной замок. Папа. Через пару минут он стучится в мою комнату, и я отзываюсь. На пороге появляется мужчина, чьё лицо за последние дни обросло бородой и слоем из претензий к нерадивой дочери, что ослушалась и ушла. Я сажусь на край матраса, боясь взглянуть ему в глаза. Что я увижу там? Разочарование. Вместо того чтобы читать мне мораль, папа подходит и крепко прижимает меня к себе. Замираю от неожиданности, и через секунду тумблер в голове переключается. Горькие слёзы льются по моим щекам, а рыдания сотрясают воздух. Пространство сжимается вокруг нас, и только папины объятия служит щитом от целого мира. Его шершавая рука поглаживает по спине, и он приговаривает в макушку: — Поплачь, милая. Ты столько пережила за эти дни. И я плачу, не находя причин. Всё бурлит и кипит. Вырывается на поверхность, как лава из жерла вулкана. Почему слёзы такие холодные? Почему они не сдирают кожу с моих солёных щёк? Я горю. Горю из-за бессилия. Из-за того, что не смогла доказать всем, чего стою. Из-за сомнений, шепчущих: «Ты — бесполезная». Из-за разговоров и прощаний, которых не было. — Ты сильная и смелая, — продолжает отец. — Я так горжусь тобой. — Пап, я ничего не смогла. Девушек взяли под стражу, а принц Зельфейн… — Всхлипы чередуются с глотками воздуха. Подобно рыбе, выброшенной жестоким океаном, я пытаюсь набрать в лёгкие кислорода. — Принца обвинят в убийстве, но почему это так меня гложет? Откуда чувство, что я всё испортила? Они обвинят его. Бедная Шай… — Бледные пальцы сжимают папину рубашку сильнее. — Я глупая, если не верю в его виновность? Глупая? Глупая! — Дочка, ты сделала так много… — Откуда тебе знать? Ты всё это время был здесь. — Оттуда, что ты моя дочь, Фэй Мэтьюс. Пускай всё обернулась не так, как ты бы хотела, зато именно с твоей помощью расследование зашло так далеко. — Так далеко, что даже телескопом Хаббл не разглядеть моих достижений. — Шутишь. Значит, не всё так плохо. Я шмыгаю носом и отодвигаюсь, вытирая лицо рукой. Синяки под глазами папы ещё выразительнее, чем до моего ухода. — Сама не знаю, чего так реагирую. — Всё запуталось, но не по твоей вине, милая. Клубок оказался слишком туго связан. Такое случается. — Отец взъерошивает мне волосы, и я хихикаю уворачиваясь. — Помнишь, что я постоянно повторяю? Если дело зашло в тупик, то сделай шаг в сторону и наблюдай. А ещё лучше — отпусти нить и затаись. Когда та задёргается… — Останется проследить за тем, кто дёрнул. Помню, пап. Ты просто кладезь великих цитат. Давай издадим книгу c советами от самого крутого сыщика города? Он вновь притягивает к себе, смеясь, и я греюсь в тепле его тела. Так проходит минута, другая. — Пап? — М-м? — Есть кое-что, что я узнала во дворце. Это меня беспокоит, но устроила сейчас я сцену не из-за этого. — Рассказывай. — Это о маме. — Он напрягается. — Помнишь то Рождество, когда я выбежала за оленем? Так вот, то был Зельфейн. Он оказался принцем Светлого Двора и… — Слова застревают в горле, и я с силой выталкиваю их: — И моим братом. Град моих слов уже не остановить. Я рассказываю всё-всё, что только могу вспомнить. Вплоть до того, как пах сад, сколько светлячков билось о стёкла в абажурах на балу и какого кроя было моё звёздное платье. Сглаживаю в рассказе углы про похищение и вовсе умалчиваю про сердечные метания. В конце, когда кажется, я иссякла до дна, отец глубоко вздыхает и серьёзным родительским взглядом смотрит то на меня, то в стену. То в стену, то на меня. — Похоже, нам нужно обсудить кое-что важное, и я так боюсь, что раню тебя вновь. Что ещё? Похлопываю его по плечу, а сама издаю истеричный смешок. — Выкладывай. И отец рассказывает, как восемнадцать с половиной лет назад встретил мою маму или ту, кого я ей считала таковой по крови. Элеонор. Она пришла в его агентство за помощью, и у них завязались тёплые отношения. Не любовь, но уже то, что подкрадывается перед её приходом. В первый месяц знакомства Бэн Мэтьюс осмелился пригласить объект своего обожания на первое свидание в парк. Тот самый, где расположен Разлом Эггерс Гров. Стоял вечер воскресенья, поэтому большинство людей разбрелись по домам. И тут, посреди шума ветра и шелеста травы, они услышали детский плач. Мой плач. Я лежала у дерева рядом с проходом и громко требовала у этого мира внимания. Из-за завесы никто не слышал и не видел комка из слёз, страха и одиночества. Меня бросили. Оставили на земле с кулоном на шее, который скорее походил на гирю, чем на украшение. Когда папа заглянул в мои заплаканные глаза, я замерла. “Я никогда не видел таких серьёзных младенцев, — шутит он, делясь эмоциями о том дне. — Ты наблюдала за мной, но казалось, что изучала, анализировала и уже тогда рождала в своей крохотной головке выводы об этом мире и обо мне.» Родители подождали, но за мной так никто и не вернулся. Сейчас я понимаю, почему Элеонор-Нэд, не могла зайти в Распутье. Она бежала от прошлого и не имела права вернуться в него ни на шаг. Если бы не Бэн и Элеонор, то я бы оказалась в приюте, где в незнании о своих корнях сошла бы с ума, как и сотни других плодов бурных чувств фэйри и человека. Вопреки всем опасениям, зародившимся внутри них, они твёрдо решили воспитать меня как родную. На следующее утро папа сделал маме предложение. Помнит он этот момент так, как будто он случился вчера. Мама расплакалась в его кабинете из-за навалившихся трудностей, о которых она не могла никому рассказать. Бэн Мэтьюс, будучи простым романтиком, встал на одно колено и надел на её палец кольцо, сделанное собственноручно из скрепок. С тех пор они были вместе, и разлучить их по силам стало лишь смерти. — Значит, я на год старше и не принцесса? Папа еле сдерживает слёзы и натянуто улыбается. Им пришлось записать меня только через год после находки и уменьшить возраст, дабы не вызывать подозрений. Словно я только родилась и вовсе не годовалая малышка. Так происходит в обычных семьях: свадьба, а потом дети. Маме же пришлось ходить с накладным животом и мастерски уклоняться от вопросов друзей и знакомых, как суперзвезда от вспышек папарацци. — Ты меня не ненавидишь? — осторожно спрашивает папа. — Не говори так. Я безусловно и безоговорочно злюсь, но не оттого, что вы не сказали правду, а потому что решили, будто я стану меньше вас любить из-за неё. Ты — мой папа. Так было и будет всегда. Поверь, ничего не изменилось. — Подмигиваю припухшим глазом. — Кроме моего королевского статуса. — И какового оно? Почувствовать себя принцессой на короткий миг? Пожимаю плечами, и только сейчас ощущаю усталость, придавившую сверху. — Как попасть в телешоу и вылететь. Ещё какое-то время мы болтаем о том о сём, а после кровать притягивает меня обратно, и я просыпаюсь в следующем дне: уже не такая разбитая королева драмы, а боевая Фэй Мэтьюс, полная решимости подать документы в Гончие. Я принимаю душ, завтракаю и мчусь в офис, обмениваясь с лучшей подругой мемами. — Фей, ты нужна мне, — кричит Келли, когда я только появляюсь на пороге. — Срочно! Не успеваю вставить и слово, как вижу её с телефоном в руке. Я сразу понимаю, что этой полоумной от меня надо, и поднимаю руки в защите. — О нет, нет, нет! Только не это! Взгляд Бэмби пронзает меня насквозь. — Пожалуйста, детка! Я без тебя не справлюсь, ты же это знаешь. Я выдыхаю от отчаяния. — Какая же ты манипуляторша! Выхватываю смартфон и иду к стене напротив её стола. Жестом указываю, куда подруге нужно встать. Келли, ни секунды не раздумывая, следует на место, подпрыгивая от радости. Из колонок ноутбука приглушённо играет грустная песня времён восьмидесятых. Похоже, всё серьёзней, чем я думала. Я поворачиваюсь к Келл с вопросительным взглядом. — Ох, заткнись! — отмахивается она. — Я в норме! Просто сделай фото. Она улыбается своей самой красивой из улыбок и прижимает букет из голубых бутонов к груди, которые при ближайшем рассмотрении оказываются чёрными манстреллами под гламуром. Теми самыми, что растут лишь при Светлом Дворе. Её новый ухажёр из тех же мест? И когда она только успевает? — Фотографирую! Позы сменяются быстрее, чем успеваю их заснять. Подруга словно фотомодель журнала Vogue. И это не удивительно, ведь в её аккаунте больше ста тысяч подписчиков, а я у неё — фотограф на побегушках с тех самых пор, как мы познакомились. Наверное, вы думаете, что это очень глупо — выкладывать фотографию с букетом, который подарил тебе парень. Поверьте, мы в курсе. Келл делает это лишь ради того, чтобы позлить Вито. Они стабильно расстаются раз в пару месяцев. Я к этому привыкла, хоть и не сразу. Обычно всё заканчивается выкладыванием провокации с подписью в духе: «Спасибо за прекрасный вечер! [смайлик в форме сердца].» И, сюрприз, грозный вампир уже через пару часов после публикации поста робко стучится в нашу дверь. И так по кругу. Келл однажды сказала: «Мы созависимы и не надо нас лечить». Эти сумасшедшие любят друг друга, а я в любви не эксперт. — Готово, сучка! Я подхожу, чтобы показать результат, и мы пролистываем получившиеся кадры. Вышло недурно. — Ты так и не сказала, от кого букет, — спрашиваю между делом. — Думала, ты покончила с фэйри. Она мнётся. — На самом деле он для тебя. — Видя, как мои глаза расширяются, подруга добавляет: — Принёс гонец. — Гонец? — Угу. Фэйри со Двора. — Букет оказывается в моих руках, и я верчу его как диковинку. Келли с подозрением на меня смотрит и коварно ухмыляется. — Не переживай, если бы там была змея, то она бы уже заползла в пакет с пончиками для миссис Рэтжински. — Интересно, спасибо. — Целую её в щёку и улыбаюсь воображению, подхватившему шутку про змею. — Мне ещё надо написать письмо в Управление Равновесия на стажировку в Гончие. Папе скажу, если одобрят. — Удачи, красотка! — Она останавливает меня, придерживая за локоть. — Ты точно в порядке? Голос вчера по телефону кислее лимона был. — Мне лучше. Правда. Её обеспокоенное лицо сменяется хитрым. — А букет? От кого он? — Если б я знала. Келл кивает на стол, где лежит толстая папка. — Не забудь домашнюю работу. Я взвываю, но подхватываю документы подмышку. Мне предстоит потратить несколько вечеров на заполнение полной отчётности по делу и подать декларацию в Управление, как только обналичим чек. Обнимаю подругу на прощанье и направляюсь к выходу. Неугомонная фея садится на диван, гипнотизируя телефон в ожидании звонка или сообщения от своего вампира. Выхожу на улицу, закидывая рюкзак через плечо. В лицо ударяет порыв прохладного ветра. Небо затянуто тучами, а я без зонта. Впрочем, ничего нового. Не теряя зря времени, ускоряю шаг в сторону остановки. Дверь за моей спиной скрывается под гламуром и сливается со стеной. Мне не нужно смотреть, чтобы знать это. Всё то время, пока я жду транспорт, я не могу перестать разглядывать пышные бутоны и прокручивать навязчивые мысли. Приближается моя карета. Наконец-то! Автобус останавливается, и стоит мне зайти внутрь и сесть на свободное место в конце салона, как окна покрываются моросью. Кроме меня в транспорте едут пожилая дама и пару молодых людей, которые даже не обратили на меня внимание, когда я вошла. Со временем приходит осознание, что чаще всего большинству плевать на всех, кроме себя. Это понимание изрядно помогает справиться с подростковыми комплексами, когда кажется, что весь мир наблюдает за тобой под микроскопом. Усевшись поудобнее, я достаю смартфон, надеваю с шеи наушники и включаю музыку. При неудачном повороте автобуса цветы выпадают из рук и падают. Кряхчу, тянусь и вижу свёрнутый лист бумажки, упавший рядом. Разворачиваю и читаю:Уже сдалась, полукровка?
Я пробегаюсь глазами по строчкам несколько раз и мну лист в кулаке. Взгляд устремлён сквозь окно, но улицы не вижу. Мысли уже не здесь, а в саду при Дворе Света, где растут пышным кустами дикие манстреллы. Всё ещё недостаточно кусочков для того, чтобы сложить пазл, но я знаю, что это исправлю. Кайдену и Тео придётся многое мне объяснить. А пока я набираю на смартфоне текст письма и, затаив дыхание, отправляю в надежде получить одобрение на стажировку.***
Нажимаю выключатель в коридоре, но свет не загорается. Зевс тебя дери, папа! Меня не было всего ничего, а он забыл оплатить счёт. Снимаю рюкзак и пробираюсь на кухню, не снимая обуви. Гудит холодильник. Открыв нижний ящик, я рыщу в нём в поисках свечей и спичек. По коже шеи пробегают мурашки. Первый попавшийся нож моментально оказывается у меня в руках, когда я резко разворачиваюсь и вглядываюсь в темноту. Холодно. Из приоткрытого окна доносится звуки улицы и шум дождя. Красный свет от вывески китайского магазинчика под нами заполняет пространство комнаты лишь наполовину и не дотягивается вглубь. Пахнет неприятностями. Я сглатываю, боясь моргнуть. — Кто здесь? Удар. На пол что-то падает и катится. Затем слышу шипение, и чёрный дым смешивается с красными огнями улицы, забирая каждый метр комнаты себе. Я срываюсь с места и бегу к двери, ведущей вон из квартиры. Тёмная фигура в плаще с капюшоном появляется прямо передо мной. Она сливается с тенями так, будто те являются её продолжением. Сердце гулко бьётся в ушах. Я пячусь, выставив вперёд нож. Фигура делает ко мне выпад и выбивает его из моих рук. Затем кулак прилетает мне в живот, вынуждая скрючиться от боли и хватать ртом воздух. Лезвие моего же оружия блестит в свете фар, заблудившихся в окне. Я хватаю вазу с комода и метаю её в надежде, что это подарит мне хотя бы секунды. Ваза со звоном разлетается на осколки. Превозмогая протест внутренностей, я разворачиваюсь и скрючившись двигаюсь в противоположенную сторону. Руки в перчатках хватают меня за волосы и тянут назад. Я брыкаюсь, кричу, но вот лезвие взлетает над моей головой и ударяет в грудь… Нет. Это нечто ударяет лезвие, отталкивая его и фигуру от меня вспышкой яркого бело-золотистого света. Шея и грудная клетка горят. Глаза жжёт. Я добираюсь до своей спальни, цепляясь за предметы. Какие-то из них падают. Влетаю в спальню и дёргаю окно с такой силой, что и сама не ожидаю. Боюсь оглядываться, поэтому вылезаю на пожарную лестницу и мчусь по ней вниз так быстро, как могу. Пролёты преодолеваю на адреналине, не сразу замечая, как ноет лодыжка. На улице я теряюсь во времени и бегу, бегу, бегу. Боль в мышцах приходится загнать как можно глубже: туда, где трепыхается паника и мечутся мысли. Дождь застилает глаза, скрывая слёзы, и вскоре вся одежда с тяжестью впитывает в себя воду. Садясь в первое попавшееся такси, я радуюсь, что в кармане завалялось немного денег. Всю дорогу я всматриваюсь в окно, будто за мной непременно идёт погоня. Разум настаивает, что пора собраться, но чувства берут верх. В Разлом Эггерс Гров я буквально вваливаюсь и падаю на колени, тяжело дыша. «Мне нужна помощь», — произношу я в своей голове, зная, что хранитель всё слышит. В этот же вечер несколько стражниц возвращаются со мной в квартиру. Порядком успокоившись, я разбираюсь с щитком, щёлкая выключателем в коридоре, и свет разливается, оголяя осколки и следы грязи на полу. Мне не впервой возиться с электричеством из-за постоянных перебоев. После установки защитных чар, стражницы покидают квартиру, и я умоляюще вглядываюсь им вслед, вся дрожа. Душ смывает пот и слёзы, но страхи… Они стоят за шторкой в ванной. Преследуют меня по пятам, пока я иду в спальню. Ложатся со мной в кровать и поглаживают по голове. В руке я сжимаю пустую нить от кулона, и засыпаю под собственный голос:Спи, покуда окутан чарами…
Я свяжу твои кости лентами,
Кости вмиг обратятся алыми
И распустятся в пышном вереске.
Когда папа меня будит, я рассказываю о произошедшем, и он белеет на глазах. Никогда мне не доводилось видеть его таким напуганным. Позднее в спальню врывается Келли и крепко-крепко сжимает меня в объятиях, пока мы обе не решаемся отпустить друг друга. Её глаза красные от слёз. А я ни разу не замечала, чтобы подруга плакала. Хьюстон, у нас опять проблемы.