―︎⌠︎✧︎⌡︎―︎
— Почему так долго? — Дитя оглядывается на своего оппонента, небрежно откладывая книгу обратно на полку, поскольку потеряло к ней всякий интерес, который не факт, что в самом деле был. Вид у существа… настораживающе скучающий — тот самый, который здесь и сейчас задумывает какую-то пакость. — Да ладно тебе дуться, Тевфик! Ты не умеешь веселиться. — Я Тауфик, — раздражённо поправляет тот, едва ли не скалясь — сдерживается, только желваки по лицу играючи гуляют. — Ох, ох, прости-прости! Твоё имя сложно пишется, — хихикает нечто, глядя в потолок обсерватории, будто серая изнанка купола, закрывающая помещение от вида на звёздное полотно, может быть очень интересной. — Так как? Ты не считаешь, что все затянулось? — Какое тебе дело? — фыркает мужчина, с презрением глядя на несносное создание, выводящее его из себя, что уж тут, не только коверканьем имени, теперь лишь одним присутствием! И это хихиканье… Ему искренне хочется запустить в существо чем-то тяжёлым, но он, с трудом собирая самообладание по крупицам, сдерживается, чтобы не добавить дёгтя в без того несладкое положение. Дитя звёзд какое-то время неопределенно мычит, складывает руки за спиной и покачивается в такт порядком надоевшей мелодии, доносящейся из громофона. Играет джаз. Джаз! Ироничное сумасшествие… если оно таковым может называться. — Любезный астроном, имя которого я никак не запомню, уясни одно: это дело как раз моё. Это моих рук дело. Тауфик щерится в ответ. — Я просил тебя лишь сыграть в шахматы на желание… — А мы чем занимаемся? Я делаю всё, чтобы разнообразить игру! Ты должен быть мне благодарен, — надув щёки, существо отворачивается и задирает подбородок, демонстрируя наигранную обиду. Какое-то время оно стоит в такой позе, но вскоре ему надоедает. — Признаться, первое время мне нравилась эта игра. Захватывает дух, — бормочет себе под нос дитя. — Но когда играешь в одно и то же несколько тысячелетий, начинает приедаться. — Поиграй в го, — выплёвывает астроном. — Ох, нет, это совсем иное, — протягивает существо и замолкает, но затем резко оборачивается к Тауфику и хлопает в ладоши. — Так, я думаю, надо бы ускорить процесс. Тем более, мне как-то обидно, что всё работает только на тебя. Дитя грустно оглядывает шахматную доску, на которой явно не хватает нескольких белых пешек. Чёрная армия стоит всё в том же составе. — И что ты собираешься делать? М? — с вызовом спрашивает ученый, поднимаясь со своего кресла. — Обернуть всё обратно? — Зачем? — преувеличенно удивлённым тоном спрашивает небесное создание. — Я всего-навсего дополню нашу партию.✦︎✦︎✦︎
Малахия довольно цокает языком, откровенно наслаждаясь видом доставленных пленников. В погоне за этой трусливой крольчихой Мюриэль удалось словить ещё и редкую, уже обескрыленную пташку. Кастиэля. Того, кто виновен в падении ангелов на землю. — Вот так чудо из чудес! — с сарказмом восклицает Малахия, приближаясь к Кастиэлю, и склоняет голову набок, словно ворон, рассматривающий свежий кусок мяса. — Мы охотились за Мюриэль… Кто же знал, что она приведет нас к тебе. Виновница торжества, лёжа совсем рядом в луже крови, прохрипела что-то невнятное в стремлении оправдаться. До чего же жалкое зрелище… — Ох, поправка. Она не знала. Дура, — заключает ангел, брезгливо морщась. — Я объяснил всё как есть. Я понятия не имею как действует заклинание Метатрона, — говорит Кастиэль, едва не давясь воздухом, когда делает попытку заглотить его, вдохнув. — И не знаю, как его обратить. Я был невольным соучастником… Малахия только усмехается его словам и наклоняется ближе. — Да я уж понял. Идиот. Кажется, в голосе лидера ангельской оппозиции скользит разочарование. И презрение, конечно — вот его слышно отчётливо. Им пропитан не только его голос — вся его аура. — Кастиэль великий… Кастиэль — важная шишка! А на самом деле обыкновенный дурак. Лох, — заключает ангел, глядя куда-то в потолок камеры. Он резко оборачивается, вновь подходя вплотную к пленнику и шипит: — Так или иначе ты в курсе дел. Ты знаешь слабости Метатрона. Малахия смотрит глаза в глаза, надеясь найти там хотя бы малую долю страха, однако всё, что он видит — отчаяние и глубочайшее сожаление. — Я действительно не знаю, — обречённо шепчет пленник. Ангел, недовольно качнув головой, подзывает одного из своих подчинённых, кивая на Кастиэля. Палач моментально приводит немой приказ в исполнение: прижав голову узника к стене, делает длинный надрез на его груди с помощью ангельского клинка. Ему полностью плевать, кого он ранит. Стены чуток, совсем слегка, осыпаются от крика боли. Мюриэль в углу сжимается и жмурится, не вынося происходящего. — Я понимаю, — вдруг продолжает Малахия. Видимо, он ещё не потерял надежду выпытать нужную информацию с помощью простых уговоров. Но терпение не вечно. — Ты готов умереть за своё дело. Но разве стремительно падающие рейтинги Метатрона стоят твоей жизни? И, что самое главное… Стоит ли Метатрон её жизни? — лидер кивает в сторону второй пленницы. — Не трожь ее. Она невиновна… Неверный ответ, братец. Это не то, что хочет услышать прямой противник Варфоломея. Малахия ухмыляется и поднимает руки, как бы сдаваясь. — О, я не стану её трогать, — и с этими словами он всё так же молча кивает своему подчинённому, только что наносившему увечья Кастиэлю. Коридоры наполняются предсмертным визгом за доли секунды — и за столько же погружаются в привычную тишину. Оставшийся в живых пленник склоняет голову, прикрывает глаза, не веря. Не желая верить. — Ангелы… убивают ангелов… Кем мы стали? — шипит он, стараясь не обращать внимания на боль в теле. Малахия поднимает брови, невинно уточняя: — Я следую твоему примеру. Скольких убил в раю ты сам? Скольких при падении? Кастиэль меняется в лице: отчаяние сменяется недоумением. И столь очевидная перемена просто не могла остаться без внимания лидера ангельской оппозиции. — О, ты не знал? Очень многие погибли при падении. Азраэль, София, Иезекииль… При последнем имени в голове узника что-то щелкает. Разве не Иезекииль помогает сейчас Винчестерам?.. И если он умер, то… Размышления прерывает продолжающаяся тирада, набирающая силу в своей громкости. — «Умерли» — это не то слово. Они уничтожены. По твоей вине. И я думаю, в сложившихся обстоятельствах ты выдашь всё, что знаешь… — это Малахия с изощренной яростью шепчет на ухо Кастиэлю, но, осознав, что тот продолжает молчать, отходит. — Что ж. Ладно. Оставляю тебя в руках мастера. Нотка сожаления вполне различимо проскальзывает у него в голосе, но её никто так и не услышит: из тени, ступая на носках, чтобы стук каблуков не резал уши, выходит незнакомая девушка, до этой поры никак не участвовавшая в устроенном представлении. Она неподвижно стояла, привалившись к стенке и наблюдая за убийством Мюриэль; она даже не моргнула, когда камера наполнилась болезненным криком пленного; поныне её лицо не выражает толком никаких эмоций — ни садистской радости, ни напряжения. Полное безразличие и поистине ангельское спокойствие. То, что необходимо профессиональному небесному душегубу, коим эта личность и является. — Мне плевать, что останется, — чеканит Малахия и, махнув рукой своему подручному, уходит вместе с ним восвояси. В наполовину опустевшей камере раздается фырканье, благо, упущенное ушедшими из-за звука их же шагов. Закатив глаза и сморщившись, точно в помещении пахнет сточными водами, девушка выжидает момента, когда лестница перестанет поскрипывать и тем самым обозначать присутствие ненужных свидетелей. Несмотря на то, что бывший ангел все еще находится в роли жертвы, он все-таки чувствует перемену общей атмосферы. К счастью, отсутствие благодати не означает отсутствие чуткости. — Сколько пафоса, — внезапно ворчит молодая особа, закрывая дверь и намеренно игнорируя существование на ней замков. Она сдерживает порыв мимически спародировать речи Малахии. — Аж бесит. Кастиэль озадаченно моргает, с подозрением и непониманием оглядывая так называемого «мастера». Пусть ослабевшее, но натренированное нутро мечется из стороны в сторону и никак не может определиться: считать эту барышню другом или все же отнести её к касте врагов. Заметив столь пристальное внимание к своей персоне, девушке остается только ухмыльнуться. — Не напрягайся особо, — советует она, подходя к столику с инструментами. Шприцы, иголки и прочий инвентарь райских стоматологов мучительницу коренным образом никак не впечатляют и, более того, не интересуют. Единственная вещь, которую из всего этого хлама можно счесть относительно полезной — ангельский клинок, который тут же оказывается в руках у палача. Она подкидывает его несколько раз, любуясь блеском стали. Вид крайней увлеченности девушки оружием заставляет надежду пленного окончательно покинуть своего хозяина. Он тяжело вздыхает. — Убей меня быстро, — говорит Кастиэль и, выпрямившись насколько позволяют оковы, зажмуривается. Воцаряется неловкая тишина. — Не собираюсь я тебя убивать, — бубнит незнакомка. — И пытать тоже. Не знаю, что там надумал Малахия, но я не собираюсь подчиняться ему в данной ситуации. Узник приоткрывает один глаз и впадает в ступор, когда собеседница протирает платком лезвие и начинает пробовать его на зуб. — Зачем ты… — Дрянной, — подводит итог молодая особа и достает из кармана пальто перманентный маркер. — Я бы сказала, что ужасный. Таким и пытать-то стыдно… — жалуется она, рисуя на серебристой поверхности странные символы. — Ты ведь ангел, и должна знать, что из себя представляет наше оружие, — встает на защиту вещи озадаченный Кастиэль. Девушка на несколько секунд замирает, а затем прыскает, прикрывая рот тыльной стороной руки, в которой держит маркер. Смеется по-доброму, снисходительно. — Да, я знаю, — кивает собеседница, продолжая хихикать и чертить изогнутые линии вдоль рукояти. — Но мой лучше. Пленный задумчиво следит за её действиями. Он видит, что отдельные точки узора всё равно скрепляются между собой непрерывной линией; как только эта линия замыкается, начертанное на клинке источает почти незаметное фиолетовое сияние, но спустя время уныло затухает. Встряхнув оружие, девушка вновь подкидывает его к потолку и на этот раз удовлетворенно хмыкает. Она отбрасывает вещь обратно на стол, отчего Кастиэль невольно вздрагивает и шикает сквозь зубы: раны дают о себе знать. — Ладно, — вздыхает барышня, пододвигая стул на середину камеры и садясь на него верхом. Теперь она сидит ровно напротив пленного, смотря на него снизу вверх. — Пытать или убивать я тебя не собираюсь, поскольку у меня есть деловое предложение. — Деловое… предложение? — переспрашивает бывший ангел, видимо, не понимая, бредит он или все случается взаправду. На бред, к слову, очень похоже. Девушка утвердительно гукает и подпирает рукой щеку, локтем опираясь на спинку. В глазах у нее читается полная уверенность, и ни одного намека на какой-либо обман или хитрость. Прямо-таки праведница… — Что… что ты предлагаешь? — Услуга за услугу, — особа немного выпрямляется, кладя теперь обе руки на спинку стула. — Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. Все в выигрыше. Она пожимает плечами и зевает, ожидая ответной реакции. — И… Чем я могу тебе помочь? — Кастиэль хмурится, не до конца сознавая, можно ли доверять этой барышне. — То есть ты согласен? — уточняет девушка. — Зависит от того, что ты от меня потребуешь, — с подозрением отвечает пленный. Она задумчиво мычит, поднимаясь на ноги. Не имеющий возможности убежать, да хоть просто сжаться калачиком, Кастиэль напрягается всерьез, подмечая, что у приближающейся к нему незнакомки в руках сверкает необычной формы острие. Он жмется спиной к стене в тщетной попытке увеличить расстояние между дамой и собой, но сие действие никак не помогает. — Стой, что ты… В глазах меркнет, стоит этому странному предмету воткнуться ему в живот. Однако, что самое удивительное — боли нет, а из появившихся ощущений присутствует скорее легкое покалывание в том месте. В ушах набатом бьет сердце, перебиваемое хриплым дыханием. Палач произносит какое-то слово, которое бывший ангел определенно смог уловить и различить. И, увы, как только зрение возвращается, оно стирается из памяти. Зато воспоминание о достаточно внезапном нападении остается на своем законном месте, заставляя адреналин выделяться дальше. — Зеленых бабочек не видишь? Отлично, глотай, — рявкает девушка, поднося к его лицу сосуд с мерцающим веществом. Ангельская благодать. Колпачок с характерным звуком слетает, и светящаяся субстанция тут же поглощается пленным. Чувство такое, словно в тебя залили раскаленную магму: тело начинает гореть изнутри, по венам распространяется новая сила, она проникает в каждый орган, и в конце концов захватывает всю плоть целиком. Вспышка. — Не благодари, — первое, что слышит Кастиэль, придя в себя. Девушка присвистывает, снимает последний замок с его ноги и отходит в сторону, как бы позволяя бывшему пленному попривыкнуть к свободе. Освобожденный хочет задать своей спасительнице несколько насущных вопросов, однако ситуация не располагает, и он не успевает: из коридора доносятся голоса. Ангел пораженно смотрит на неверную приспешницу Малахии — та преспокойно стоит у стены, сложив руки на груди, и взглядом указывает на покоящийся на столике клинок. — Хватай и беги. Я знаю, что сражаться ты умеешь, Кастиэль, — она прикладывает палец к губам, намекая, чтобы он не разбрасывался ненужными вопросами. — Мы еще встретимся. Нужна будет неотложная помощь — зови. На мгновение замолкает, но, хитро улыбнувшись, заканчивает: — Мое имя Азенет.―︎⌠︎✧︎⌡︎―︎