Приручение смущения. Методичка по влюблению в хулигана-священника.

Трэвис любит гулять вечером по городу. Он обходит его целиком. Делает крюк по лесу рядом и возвращается. Обычно это бывает не часто, но сегодня, после тяжелого дня, блаженная прогулка в тишине города заслуженная. Фелпс вздыхает. В свете фонаря хорошо видно пар, идущий изо рта. Глаза парня устало слипаются. Теплый пуховик и его карманы согревают руки. В наушниках мелодично играет музыка. Он не заглушает тихого далёкого шума машин с трассы. Скорее дополняет. На лице появляется мягкая довольная улыбка. — Фелпс! — кто-то позади окликает блондина. Он снимает наушник и держа его в пальцах, поворачивается, смотря, на идущего к нему из-за плеча. — Уф… Прости, но ты не ходишь, а бегаешь. — это Фишер, он пытается отдышаться после бега. — Хах… Эмм… Что-то хотел? — щёки Трэвиса чуть розовеют, что остаётся не замеченным благодаря морозу. — А, ага. Вот. — Сал робко протягивает молочный шоколад Фелпсу. — Это тебе. Трэвис покрывается заметным румянцем, утыкается в шарф, пытаясь его скрыть. Ладони без перчаток берут упаковку. Фишер замечает блестящий чёрный лак на ногтях. Глаза его словно сорят от радости. На Трэвисе все красиво. А особенно на его красивых, немного излишне худых, руках. — Вау… Отец разрешает тебе красить ногти? — у Салли что не мысль, как вода в заднице, долго в голове не остается. — А, ну… Да, мы не плохо ладим на самом деле, он не самый плохой папа, раз уж он пастырь в церкви. — при мысли о Кеннете, блондин улыбается. Он любит отца, как и большинство подростков своих родителей. Да старший Фелпс не всегда добр, но такова специфика их семьи. — Да ты не подумай, я хорошо отношусь к твоему папе…- Сал машет ладоням, мол «ничего такого в мыслях нет». — Он просто кажется грозным. — Ты видел его? Ну, просто, не помню чтобы кто-то из вашей семьи приходил в церковь. — разговоры о семье и родителях были самыми комфортными для Фелпса, ведь это большая часть его жизни, он легко расслабился, говоря о служении и исповеди. — Папа ходил на исповедь… Я был с ним. — почему-то Фишеру стыдно говорить о отце и его исповеди. — Оу. Ясно. — повисает неловкая пауза. Трэвис вольный ее нарушить, прощается с Салли, говоря ему просто «спасибо», удаляется вдоль по тротуару. Дорога домой наполнилась мыслями — Почему подарил? Зачем? Почему мне? А почему шоколад? А почему с клубникой? Да и не сильно то его волновали они все. В груди теплом расплывалось радость. Трэвис не любит шоколад, но кажется этот будет особенно вкусным. Дома тепло. Руки и щёки колит. Кажется, Кеннет уже не дома. Он уехал на сбор церковнослужителей, оставляя воскресную исповедь и уход за церковью на сыне. Трэвис, несмотря на страх и неприязнь, согласился, для отца эта поездка правда важна. Да и говорить людям — «Я тебя прощаю сын мой» или «дочь моя.» — не такая уж сложная работа. Правда, — подумал Фелпс. — нужно будет разложить в лавке библии и свечи, как следует. Такие вещи стали для парня частью быта. Что не удивительно. Он же сын священника. Пройдя на маленькую кухню, блондин щёлкнул выключателем. По комнате растёкся жёлтый теплый свет. Он обвил обои в мелкий цветочек, стол у стены и три табуретки к нему. Холодильник с магнитиками из дешёвых новогодних подарков, немногочисленных поездок на отдых и папиных отъездов, то туда, то сюда. Кеннет любил мелкие побрякушки, потому дом был наполнен брелоками, магнитами и прочей (по мнению Трэвиса) чепухой. Еще у стены в литой столешнице были газовая плита, одна из конфорок не имела включателя, потому, рядом лежали спички (зажигалку старший забрал, ей удобнее прикуривать). И раковина. На стене висят одинокие прихватки с розами. На коротком кусочке столешницы, кажется, сделанной специально, стояла микроволновка, на ней красовался электрический чайник, купленный (а может быть аккурат спизженый)в местном магазине техники, что постоянно закрывается и через пару месяцев вновь открывается. Никто точно не знал, просто ли это ебнутость владельца или стратегический ход. Но семья Фелпс, живущая рядом, часто наблюдала за смехотворными картинами. Трэвис заливает в чайник воды и щёлкает кнопкой, включая. Укладывает на стол презент от Салли и уходит в небольшую каморку. Общая комната с отцом. Двуспальная кровать, шкаф с вещами, тумба с торшером, у которого ужасно часто перегорают лампочки, что Кеннет, прости Господи, иногда выругивается в ночи, когда чтение книги прерывает погасший свет. Фелпс достает из шкафа футболку. Её будет вполне достаточно, в доме тепло, даже жарко. — Нужно поужинать по-хорошему, ммм… — Трэвису с особым трудом удаётся есть перед сном. Блондин открывает холодильник в поисках продуктов для перекуса. Вздыхает, думая что шоколадки и трех литров чая желудку будет достаточно. Вечер после трапезы был спокойным. Даже тихим. Трэвис был удивительно сконцентрированным, не желающим смотреть что-то. В голове был только Фишер, что с ноги ворвался в вечер. А потом что будет? Что за знаки внимания? Еще и переглядки до этого странные. Все это не нравилось, казалось некомфортным, особенно для Фелпса, что не часто пользовался вниманием у кого-то кроме Джонсона. Ну… — проскользнуло в голове блондина. — Время покажет. Утро наступало тягуче долго. Надоедливо. Суббота, но Трэвису нужно встать и наконец разобраться стриклятой библией. Блондин утыкается лицом в подушку, выключив будильник. Правой рукой чешет затылок и рывком переворачивается на спину. Зевает и вытягивает руки вверх. Смотрит на ногти и думает о том, чтобы скоро накрасить их снова, ведь лак начал облезать, а это ужас, как плохо выглядит. У Фелпса сегодня полно дел. Как своих собственных, так и данных отцом. В первую очередь церковь, потом всё остальное. Блондин шумно втягивает воздух носом и садится на кровати. Вкрат в руки телефон. 8.07. Глаза слипаются устало. — Как это делает папа? — недовольно бурчит Трэвис, ища у кровати тапочки. Шуршит ими на кухню. Снова ставит чайник. Шмыгает носом, и накинув пуховик на плечи, выходит во двор, направляясь к церкви. По дороге одивает накинутый пуховик нормально, всё-таки Фелпс переоценил собственные возможности, выходя в футболке и трусах на улицу. Почти залитая в здание, блондин хлопает дверью. осматривается. Всё как обычно. Сени с лавкой, в ней то и подают приблуды верующим. За менее массивными дверями зал с лавками и алтарём. Если завернуть на право, можно зайти в комнатушку чуть меньше, чем сени. Комната для исповеди. В ней стоит нечто, вроде двух кабинок, в одной (правой) сидит исповедник, в другой (левой) исповедующийся. Завернув на лево можно выйти во двор, обычно ход служебный, поэтому дверь закрыта. — Ну что, за работу.