В погоне за собственной тенью

      — Заполнил? — устало потирая переносицу, спросил следователь.       Мужчина наклонился низко к столу и выводил каждую буковку на листке с заявлением. Всë бы было хорошо, если бы они так не просидели в кабинете уже три часа.       Шастун глянул в окно, было пасмурно, по стеклу стекали капли июльского дождя, но на окне стояла решётка, непозволяющая рассмотреть историческое здание напротив, которое так красиво и мрачно смотрелось будучи мокрым.       — Заполнил, но вы же не диктовали. Вот я и сам справился.       — Ну, показывай как справился, — со вздохом обречённости, парень забрал у того листок, начал вчитываться и прикрыл глаза мысленно считая до десяти.       В заявлении было миллион грамматических, лексических, логических ошибок, а местами и вовсе сильно приукрашенная ложь. Всë дело в том, что перед следователем Антоном Шастуном сидел уже давно известный ему человек — Славик. Славик был известен всему округу и всем полицейским, патрулирующим в этой местности. Мужчина с короткими тёмными волосами, пустым взглядом карих глаз, в олимпийке и в старых, поношенных и с грязными коленками спортивных брюках с четырьмя полосками, избивал частенько свою жену. Бил он её не сильно и каждый раз проходил только по статье побоев, но Шастун пытался выбить у начальства, чтобы его наконец посадили и изолировали от общества. Этим он и хотел заняться после заполнения заявления. Бумаги мужчина отказался подписывать и признавать вину тоже, поэтому писал заявление, что его оклеветали, а сотрудники полиции превышают свои обязанности.       Помогать ему не было желания, поэтому Антон посмотрел на него уставшим взглядом, держа в руке смятый клочок бумаги с кривыми буквами и размазанными в некоторых местах чернилами от шариковой ручки.       — Слушай, Славик. Ну, что такого я тебе сделал, что ты на меня заявление пишешь, а? Жену твою защитить хочу и всего, а ты тут выделываешься. Ради чего?       — Ради справедливости, командир, — безумно наивно и со смешком в голосе, ответил мужчина, улыбаясь, — Кто её бьет-то?       — Так ты и бьëшь.       — Она заяву накатала?       — Нет.       — Так, а в чëм вопрос, командир? Как вы там любите говорить, нет тела — нет дела?       — Я так не говорю, — недовольно пробубнил Антон, поправляя русую чёлку, — Синяки-то у неё откуда? Тут и заявление не нужно никакое.       — Откуда же я знаю откуда у неё синяки, Антош, — пожимая плечами и ещё наивнее прежнего продолжил Славик, — Может на работе кто бьёт или пьёт втихаря с кем, тот и бьёт. Я-то чего?       — Согласно уже показаниям столетней давности, жена у тебя из дома не выходит, ты её не пускаешь никуда. Какая работа, какая пьянка?       — Так ты и сам ответил на свой вопрос. Информация «столетней давности», а теперь работает.       — Ну-ну, приеду проверю.       — Оснований нет, командир.       — Найдутся, не переживай, — пару раз кивнув и глянув за дверь, серьёзно ответил следователь, а затем встал, — Сиди, переписывай, загугли как правильно, а я сейчас вернусь. Надумаешь сбежать — точно сядешь.       — Да когда такое было? — крикнул мужчина в догонку Антону, когда тот закрывал дверь, выходя в коридор.       В пятницу вечером в отделении полиции, кипела жизнь. В конце коридора сидел прикованный наручниками мужчина, с другой стороны коридора писали заявление и ещё двоих выводили в наручниках опера. Антон шёл к начальнику отделения, чтобы в который раз выпросить хоть какой-нибудь срок этому Славику или привлечь внимание общественности.       — Входи, — после стука в дверь, раздался голос из кабинета.       — Станислав Владимирович, ну, я не могу уже так, — недовольно начал Антон, хлопнув дверью.       — Шастун, ты ко мне с этой фразой заходишь уже третий раз за месяц. Может тебе в отпуск, а? — отвлекаясь от подписывания бумаг и взглянув исподлобья на парня, устало произнёс начальник.       — Отпустишь? — оживился парень.       — Конечно нет. Выкладывай.       — Да Славик этот заебал уже, — плюхнувшись в кресло, пожаловался Шастун, — У него жена вся побитая ходит, а он признавать не хочет. Я ему говорю: «Ну, признай ты, всем легче жить будет и ей в том числе». Он всë своё гнёт, что не он её бьёт, синяки из воздуха берутся, а я видите-ли превышаю свои полномочия. Сидит у меня там на меня же заявление пишет, а я ведь…       — Антон, — перебил того Стас, вытянув руку в жесте, чтобы тот притормозил свой рассказ, — Ты чего добиваешься? Проверок?       — Нет…       — Этот Славик может и безобидный, но такими заявлениями он тебя погубит и замотаешься доказывать всем, что это он такой плохой, а не ты.       — Да он жену свою бьет, Стас! — указывая на дверь, прикрикнул следователь.       — Она заявление на него писала? Нет.       — Как она тебе его напишет, если он её из дома не выпускает?       — …Ты бы свой альтруизм пустил в другое русло.       — А ты мне бытовуху почаще давай, Стас, и вообще заебёшься разгребать мой «альтруизм», — недовольно выдал Антон, скрестив руки на груди и вытягивая ноги.       — Это всë потому что ты молодой. Все так бесоëбятся, пока не поймут, что их желание помочь упрëтся в бумажки и всë, — возвращаясь к бумагам, монотонно и вкрадчиво объяснил Стас, закончив звуком сдувающегося шарика, — Выгорают, уже не так бегают справедливости добиваются и сидят вон…       — Что? Бумаги подписывают?       — Да-а, — протянул начальник, а затем осознав колкость в свой адрес, нахмурился глядя на улыбающегося следователя, — Всë, уйди с глаз моих.       — Так, а чë со Славиком-то?       — А ты знаешь, грохни его в подворотне, если так хочется.       — Стас. Я серьёзно.       — Если хочешь, чтобы тебя понизили или уволили — флаг в руки, принимай заявление. Если же всë так же метишь в старшие следователи и выше, то на тебя ни одного заявления не должно быть. Есть ещё вариант бегать, добиваться от жены признания, к ним домой поехать, но это если очень…       — Напиши разрешение, я поеду, — крикнул из-за угла Антон, уже хлопнув дверью.       — Здорово, — обречённо произнёс Станислав Владимирович, устало поправив фуражку.       Антон работал в том же отделении, где и его отец. Сразу после кадетской школы, интерната и института, он поступил сначала просто на практику в отделение, а затем и остался здесь работать. В свои двадцать три он уже был даже не помощником следователя, а самим следователем. Его все знали чуть ли не с пеленок, а те, кто приходили устраиваться, видели, что тот как будто бы уже давно тут работает, а на вид совсем молодой. Антон вырос, стал чуть строже, серьёзнее и немного агрессивнее. Интернат не прошёл бесследно, как затем и институт, где он научился жестокости, циничности, сарказму и всяким другим вредным привычкам. Короткие русые волосы, зелёные глаза, всë те же атрибуты, что и в детстве, но сейчас он стал уже совсем другим человеком. Форма его раздражала и напоминала об отце, а у него с ним отношения складывались не очень. Поэтому он носил голубую рубашку на выпуск и брюки от полицейской формы. Отец наседал на сына с каждым годом всё больше и больше, и когда Стас выделил ему служебную квартиру, то он без раздумий туда и съехал, что уже полтора года было его домом.       Станислав Владимирович Шеминов — это отдельный индивид в полицейском участке. Дело в том, что он был как-то напарником Андрея, но успел себя зарекомендовать. Следователь после дела с Поповым проработал ещё некоторое время и уволился, а вот Стас стал двигаться по карьерной лестнице и добрался так до кресла начальника. Он вот носил форму, был всегда как при параде, чистил свои погоны без конца, а лысину прикрывал фуражкой. Когда приезжала проверка или в принципе гости из вышестоящих органов, то он не снимал эту фуражку при них никогда. Стали ходить шутки, что она у него приклеена к голове, на что Стас стал еë всë же изредка, но снимать.       С Антоном у них были странные отношения: то любит, то ненавидит. Начальник называл это юношеским максимализмом, когда Шастуна тянуло к справедливости любыми способами. Через него прошло уже два напарника и каждого хватило только на два месяца. Всë потому что у Антона были особые методы воспитания, а точнее методы выживания напарников. Он одиночка по своей натуре и работает всегда один, а тут Стас со своим «всем нужен напарник», поэтому от них приходилось избавляться разными изощрёнными способами.       Желание справедливости было превыше всего, поэтому иногда он применял физическую силу, а последнее время нервы и вовсе сдавали, он психовал без конца, мог по столу стукнуть, ногой пнуть стул, наорать на кого-нибудь, но без причины старался так не делать. Из-за таких предрасположенностей он метил в отдел по особо важным делам, отдел убийств, громких расследований и запутанных дел, а не «у меня муж украл нож!». Поэтому если со Славиком всë получится, то он снова подойдёт к Стасу и попросится расследовать убийства серийных маньков, расчленёнку и так далее.       — Адрес тот же? — залетая в кабинет, спросил у расслабившегося мужчины Антон.       — Д-да… А что?       — Пойдём, к жене твоей съездим. С разрешением конечно от начальства, — взяв с собой чёрную напоясную сумку, которую он носил через плечо, не без издевательства произнёс следователь.              — А заявление? — растерялся он.       — Что заявление? Написал — здорово, молодец. Поехали говорю, — открывая дверь и беря с собой ключи от кабинета, нервно сказал Шастун.       Таким образом они спускались по отделению полиции до парковки, где стояла служебная машина. Парень сразу сказал Стасу: «Я с мигалками не хочу ездить», на что получил: «Ты чë, опер что ли, чтобы так выделываться? Едь на чëм дали» и с тех пор он ездит на обычной полицейской машине с синими полосками на дверях «полиция» и мигалками сверху. Так как он в засаде-то никогда не сидел, особо никого не вылавливал, то и конспирация ему была не нужна, а своей личной машины не было, но очень хотелось.       Антон не представлял особо, зачем они едут к мужчине домой, потому что девушки в таких случаях редко тут же начинают писать заявление на мужа, что он ее избивает. Уговаривать он ее тоже по закону не имеет право, оказывать давление тем более, но может быть повезёт и она согласится подписать. Выкручивая руль влево, следователь иногда поглядывал на пассажирское сиденье, где вполне заметно нервничал Славик и без конца теребил в руках связку ключей, видимо от квартиры. Антон задавать вопросов не стал, а просто молча ехал, размышляя с чего начать.       — Вот здесь, в пятом подъезде, — тихо произнёс пассажир, указывая пальцем на подъезд одной из хрущёвок.       — Семьдесят пятая квартира? — припарковываясь, спросил парень.       — Да.       Они поднялись на седьмой этаж на лифте и остановились у деревянной двери с золотыми цифрами семьдесят пять. Мужчина повременил, пока следователь внимательно наблюдал за ним и его действиями. По крайней мере Антон это делал для того, чтобы тот ничего такого не выкинул и не решил убить его прямо в этом подъезде. Славик нервно улыбнулся, посмотрел на него, затем снова губы дрогнули в подобие улыбки и провернул ключ в замочной скважине.       Заходя внутрь, Антон бы никогда не подумал, что здесь живёт неблагополучная семья, потому что всё было даже лучше, чем у него в квартире. Прихожая плавно перетекала в кухню, а перед парнем открылся вид на две двери. Справа была дверь получше, чем прямо перед ним. Давно лопнувшая белая краска, потресканое дерево, а другая просто была бумажной, но чистой и как будто деревянной.       — Эта дверь куда ведет? — спросил Антон, стоя на коврике у входной двери и указывая головой на белую дверь напротив.       — Это соседи. У нас коммуналка же, вот наша, — указав на дверь справа, вздохнул мужчина.       В этот момент из этой самой двери вышла девушка. Совсем молоденькая, маленького роста, для Антона так вообще метр шестьдесят не рост вовсе, тёмные волосы собранные в короткий хвостик и уставший взгляд карих глаз. Она была из тех людей, которые если бы увидели сотрудника в форме, тут же бы испугались, замельтешили, начали семенить на месте и пытаться уже тут же за что-нибудь оправдаться. Антон не носил полицейскую фуражку, пиджак, а его могли выдать только брюки и относительно офисная рубашка, на которую он забивал или не хотел пришивать погоны.       — Здравствуйте, — неловко поздоровалась девушка и начала нервно теребить руки, смотря то на мужчину, то на Антона.       — Привет, это мой…эм, знакомый, — начал мужчина смотря на следователя и прося, чтобы тот подыграл.       Антон бы и подыграл, игнорируя правило, что сотрудник в первую очередь должен представиться, чтобы не пугать девушку и расположить к себе, но вместе с тем он понял, что Славику проще сказать, что это его друг, зная, что жена не сможет ему пожаловаться и попросить о помощи, если всë-таки решится.       — Да, знакомый следователь Антон Андреевич Шастун, — показывая удостоверение, холодно ответил Антон, но и вместе с тем мягко посмотрел на успевшую испугаться девушку, которая стала нервно поправлять длинную футболку.       — О, господи. Слав, что ты?..       — Не переживайте так, всё в порядке. Просто решил с вами поговорить. Можно я пройду? — указав рукой на дверь, возможно даже слишком приторно, спросил Шастун.       — Что же это я, —прошептала себе под нос она, открывая дверь за спиной, —Да, конечно, проходите.       — Наташ, чайник поставь.       — Да-да, конечно.       Комната была маленькой, но с высоким потолком. Тут же стоял шкаф с одеждой, холодильник, кровать, чуть дальше обеденный стол, телевизор, тумбочка и диван. Для Антона это было просто каким-то крошечным государством, в котором он чувствовал себя Гулливером, но прошёл к столу, внимательно наблюдая за девушкой мельтешившей у него в поисках чайника. Следователь сел на стул, а Слава на кухонный уголок, обшитый цветом слоновой кости. На стене была прибита книжная полка, немного жёлтые потолки, магнитики на холодильнике и вроде бы всё было даже чисто и относительно спокойно, а самое главное, было видно, что здесь люди действительно живут. Обводя квартиру взглядом, он заметил у телевизора пакет с мусором, в котором лежал разбитый графин в чём-то красном.       — Не давите на неё, она и так зашуганная у меня, — тихо произнёс Слава, когда девушка вышла за дверь, чтобы поставить чайник на общей кухне.       — Ты и зашугал? — злобно усмехнулся Антон, чувствуя омерзение к некому напутствию от кого, от кого, но не от него, на что мужчина закатил глаза и обиженно замолчал.       Когда они втроём наконец сели за стол, девушка смотрела на молодого следователя во все глаза и всë ждала от него хоть какой-то информации. Антон же наблюдал за отношениями Славы и Натальи, чтобы сделать хоть какое-то умозаключение. Свет в комнате был в разы лучше, чем в прихожей, поэтому парень смог рассмотреть пару еле заметных и замазанных тональным кремом синяков с царапиной под глазом. Пока он конечно не мог утверждать, что создателем этих побоев был именно муж девушки, но внутренняя жажда справедливости бушевала. Он потëр костяшки на руках и поправил рубашку, нервно разгладив складки.       — Наталья, я к вам, собственно, просто поговорить, вы не пугайтесь так, — начал Антон издалека.       — Я не пугаюсь, просто что такого Слава мог натворить… или я, что к нам следователь пришёл?       — Нет-нет, всë в порядке. Расскажите лучше о своей работе.       — О моей…работе? — непонимающе пискнула девушка, смотря на мужа в поисках помощи или ответов, но он хмуро буравил взглядом стол.       — Да. Сла… Владислав рассказал, что вы устроились на работу недавно. Это так?       — Да, всё верно. В салон красоты администратором, вон там на углу у нас.       В этот момент Антон достал помятый листок бумаги и ручку, записывая факты и помня, что с другой стороны у него заявление, которое он предложит как-нибудь девушке подписать. В этот момент она поднялась, пробубнив: «чайник-то вскипел наверное», но Шастун осторожно потянул её за руку, чтобы та села на место. Славик всё так же смотрел в стол или на солонку, а девушка успела снова испугаться. Указав ей взглядом на мужчину и сделав знак, чтобы он сам сходил за чайником, Наталья села на место.       — Слав, — тихим голосом, робко позвала девушка, — Сходи пожалуйста, выключи чайник там. Я буду зелёный, вам какой? — обратилась она к следователю.       — Да, мне как раз нужно будет пару вопросов про вашу работу задать, поэтому, Владислав, чëрный, если можно.       Владислав посмотрел сначала на следователя, который казался серьёзнее, чем обычно, а затем на жену, которая мило усмехнулась и слегка сжала его руку в знак поддержки, мол «сама справлюсь, не переживай». Как только он вышел, Антон придвинулся к Наталье и тихо начал тараторить:       — Не подавайте признаков того, что напуганы или того, что я вам что-то спасительное стараюсь сказать. От соседей знаю, что у вас из квартиры слышны крики о помощи, вы вся в синяках, Славик ваш отказывается от слов и пытается меня обвинить в клевете. Наталья, послушайте, я хочу вам помочь, у меня в руках заявление и если вы сейчас подпишите его, то его посадят, а вы сможете спокойно жить.       Девушка побледнела, а её губы затряслись, затем она их быстро облизнула и посмотрела на дверь, прислушиваясь к шагам на кухне. Антон видел как на её лице отражалось большое количество эмоций: от неверия, до страха.       — Я-я не могу. Поймите, он ведь… Я не работаю на самом деле, а если его не будет, я не выживу. За квартиру нечем платить. Куда я?       — Я помогу, обещаю. Только подпишите бумаги.       — Не могу, — замотала она активно головой из стороны в сторону.       — Вам нравится, что он вас бьет что ли? — нервничал Антон, тоже посматривая на дверь и беспокоясь, что не успеет донести информацию до жены.       — Н-нет, п-просто мать не поймёт, если к ней приду и…и, — у неё начинали слезиться глаза и трястись руки.       — Тихо-тихо, помните, нам не нужно, чтобы он заподозрил о чëм мы тут с вами говорим, — успокаивал, причитая Антон, взяв её за руку и прося посмотреть на себя, — Я гарантирую вам безопасность. Не думайте о том, что будет потом, главное сейчас спастись, Наталья. Вы же молодая совсем, а если он в один момент не рассчитает и ударит сильнее, да так, что ваша мама будет плакать на похоронах, а не просто осуждать.       — Что вы такое?.. — испугалась Наталья, внимательно слушая следователя и начиная ему верить. Но он неожиданно сел снова так как будто ничего и не происходило, невозмутимо спросив:       — Так что говорите, подруга устроила?       Девушка непонимающе на него посмотрела и часто заморгала, но только потом увидела как перед ней образовалась кружка зелёного чая.       — Д-да, подруга. Она там меня стригла пару раз. Спасибо, Слав.       Мужчина кивнул и внимательно посмотрел на следователя, а затем на жену. Она стала значительно бледнее с того момента, как он вышел на кухню.       — О чëм говорили?       — О работе, — спокойно ответил Антон, поправив чëлку и выдохнув.       — Да, ей хоть и подруга посоветовала, но она у меня всё сама. А вообще…       — Слави-ик! — послышался крик из коридора.       Все трое переглянулись, но мужчина вздохнув встал из-за стола и всё же вышел.       — Мне некуда идти, — обречённо прошептала девушка.       — Если совсем край, я попрошу начальство выделить вам квартиру, оправдывая это угрозой жизни. Надо будет — охрану приставим. Наталья, я вас прошу, не губите себя. Знаете сколько таких семей по России и все ведь молчат. Эти пидо… эти мужья только одно слово, на самом деле, их это возвышает над жертвой. Понимаете, вы жертва в этой ситуации. Вас никто не обвинит, прошу вас.       Она кусала губы, затем пока слушала следователя, начала грызть ногти, но не переставала смотреть тому в глаза и чувствовать впервые защищённость и появившуюся надежду. Судорожными движениями и трясущимися пальцами, Наталья чуть ли не вырвала листок бумаги у Антона и быстро распрямила, пока муж разговаривал с соседями в коридоре. Подписав заявление, она выдохнула и посмотрела на следователя таким взглядом, который буквально кричала: «Что теперь делать и что будет дальше?». Парень сжал её руку и ободряюще улыбнулся.       — Не переживайте. Вы сделали всё, что от вас требовалось. Мужу не говорите. Сейчас я ничего сделать не смогу, должен разобраться начальник, но вы не думайте, что это займёт неделю или две. Я приеду через три дня, обещаю вам.       Забрав заявление и смяв его в сумку, Антон отпил чай и сочувственно посмотрел на совсем выбитую из колеи девушку. Возможно она думала, что он её тут же заберёт с собой, возможно не знала, что делает, возможно не понимала, как оказалась в такой ситуации вовсе, но ей ещё нужно было время, чтобы делать вид, что всё в порядке. Каждый раз натыкаясь на дела, где муж убил жену или парень убил собственную девушку, Антон не понимал почему жертвы это терпят. Каждый раз был один и тот же сценарий: «Все знали, что он её бьёт, но ничего не делали. Может, милые бранятся, только тешатся». Из дела в дело, из истории в историю всегда фигурировало, как психологическое, так и физическое насилие, но никто ничего с этим не делал. Он обвинял в этом не только родственников и друзей «пары», но и следователей и участковых. Наверняка они догадывались или видели, но вот разбираться в этом никто не хочет. Много бумаг, а бумаги не все в стране любят подписывать, особенно, которые дают сотрудники полиции.       — Простите. Пахан холодильник нашёл, предлагает съездить забрать, — возвращаясь, извинился Славик.       Оба сидели и спокойно пили чай, тогда мужчина совсем успокоился и продолжил диалог, чувствуя уже себя в комфорте и ощущая полную безнаказанность. Антон спустя час откланялся и уехал в отделение, примчавшись к Стасу. Поднимаясь по лестнице, он старался максимально выпрямить смятый священный листок с заявлением, но подпись была видна, имя, фамилия и отчество тоже, а значит не имеют право не принять.       — Стас! Стас, я… — начал было Антон, пока не увидел, что у начальника в кабинете встреча с вышестоящими лицами, — Я… В смысле Станислав Владимирович, можно? Здравия желаю.       Все посмотрели на него с интересом. В кабинете находилось человек пять, который до прихода парня что-то бурно обсуждали, а у кого-то с лица ещё не до конца пропала улыбка. Женщина, которая стояла ближе всех к Стасу, внимательно осмотрела с ног до головы юношу. Это была глава следственного комитета куда в идеале метил Антон, но по слухам женщина жуткая. Чёрные завитые волосы, убранные в пучок, узкие и въедливые глаза серого цвета, а главное, яркая красная помада. Ей было лет пятьдесят, но её по-прежнему все уважали и побаивались.       — Здравствуйте, молодой человек, — с интересом протянула она, спрашивая взглядом у Стаса кто это.       — Шастун Антон Андреевич, наш следователь-криминалист.       — А-а, сын Шастуна и метящий в свои двадцать три на должность следователя по особо важным делам в комитете. Похвально, ничего не скажешь. Не будем отвлекать от работы, говорите с чем пришли.       Антон чуть растерялся и посмотрел на Стаса, как бы спрашивая можно ли рассказать и попросить задержать официально Славу. Тот получил кивок и начал довольно официально:       — Разрешите доложить, Станислав Владимирович! Мною получено заявление о применении домашнего насилия в сторону девушки от мужа. Вот заявление, вот дело, по которому проходил её муж ранее — Поляков Владислав Семёнович.       — Она к тебе сама пришла написала? — искренне удивился начальник, рассматривая весь пожëванный клочок бумаги на столе.       — Нет, товарищ начальник. Так как муж еë не выпускал из дома, вы дали разрешение на то, чтобы их посетить и убедиться в этом.       — Да-да, припоминаю. И она подписала?       — Да.       — Антон Андреевич, а вы давно проявляете такое благородство и неравнодушие? — поинтересовалась женщина в форме, осматривая листок и Стаса.       — Не могу ничего не делать, когда вижу несправедливость.       — Стас, так, а чего он у тебя сидит в криминалистах? Отправь его по особо важным делам. Давно ведь паренёк тут сидит, да бумажки подписывает и заявления собирает. Вон герой какой у тебя в отделении.       Антон как услышал, что сейчас решается его судьба и появилась возможность наконец сделать так, чтобы его повысили, тут же повеселел. Стас же немного даже побледнел, понимая какое количество бумаг, проверок и всего такого его ждёт, если один из сотрудников переведётся на ступень выше и станет расследовать настоящие дела с трупами, коррупцией и нарушением закона самими полицейскими.       — Алевтина Васильевна, он совсем зелёный вон. Какой ему следователь по особо важным?       — Такой, Станислав Владимирович. Вы свою раскрываемость-то видели вообще? В тройке самых низких по Москве. Кроме Домодедово, прости господи, — она перекрестилась и выдохнула так, что все в кабинете могли сделать вывод, что именно это отделение полиции её личная боль, — Таких сотрудников на руках носить надо тебе-то.       — На руках — могу, повышение — ну-у, — скептически покрутил рукой Стас, показывая как бы шансы пятьдесят на пятьдесят, а другой поправил фуражку.       — Дело-то прими хотя бы, начальник, — с усмешкой в голосе произнесла женщина и отошла от стола к коллегам.       Антон смотрел на Стаса, с которым работал и был знаком уже больше двух лет, как на предателя, чуть ли не вонзившем нож в спину. Начальник его чувства понимал, но и документы на себя брать не хотел, а, самое главное, теперь высокий спрос будет с него, как с человека повысившего хотя бы кого-то и с отделения, где появился очередной следак по особо важным делам.       — Ох, Шастун-Шастун, — устало потирая глаза, прошептал начальник отделения Шеминов, — Я же потом поплачусь за это… К напарникам готов?       — Ч-что? — расстерялся Антон, думая, что ему послышалось.       — Да или нет.       — Да!       — Чего «да»? Ты двух прошлых напарников чуть не угробил и все заявления о переводе мне сидели тут писали.       — Стас, — начал чуть тише Антон, приближаясь к столу, чтобы никто из «чужаков» не услышал, — Ты знаешь, что если я правда захочу, то могу быть дружелюбным. Одному-то проще работать, чем с напарником, а по идее должно быть вообще-то наоборот. Давай мне вот кого-угодно, хоть Абрамова, прости господи.       — Даже так? — усмехнулся Стас.       — Ладно, нет, это я перегнул.       — Вот-вот, героизм свой напыщенный убери, когда не нужен. Не с ней разговариваешь всë-таки, — мотнул головой в сторону женщины, Стас.       Оба помолчали, один смотря на начальника, как побитый щенок с надеждой во взгляде и чуть ли не в полусгибе, чтобы разговаривать с ним на одном уровне, а другой буравил взглядом стол и потирал лоб, приподнимая и снова надевая фуражку. Активный мыслительный процесс видимо прекратился, когда Шеминов посмотрел на него в ответ.       — Заебешь же в любом случае?       — Вопрос времени, — усмехнулся Антон, пожимая плечами.       — Джабр — напарник, первое дело будет каким-нибудь легким, сразу не перейдëшь на серийников, понял?       У Антона заблестели глаза от радости и перехватило дыхание, как будто он ждал услышать именно эти слова. Не «я люблю тебя», «женись на мне», «ты очень милый», а именно в такой конкретной формулировке. Страсть к особо важным делам у него появилась из-за юношеского максимализма и желания очистить мир. Ему всегда казалось, что он создан для большего, чем бумаги и заполнение заявлений и вот это «большее» так неожиданно настало. Это потом он в календаре пометит конец июля, как знаменательный день, но пока он просто безгранично рад как ему повезло.       — Стас, я вот обещаю, что надоедать меньше буду и приносить проблем тоже меньше и с Джабриком постараюсь не собачиться, — замельтешил и активно зажестикулировал Антон.       — Да-да, все так говорят, — усмехнулся начальник отделения, затем повернулся в сторону толпы, — Алевтина Васильевна, спасибо за волшебный пинок, перед вами следователь по особо важным делам. Пока не официально, но всё же.       Женщина сначала равнодушно посмотрела на Стаса, а затем медленной и размеренной походкой на каблуках подошла слабо улыбаясь к Антону. Он чуть смутился, потому что всё же жизненный опыт и статус в полиции давят на собеседника и сложно не думать с кем ты разговариваешь. Она протянула ему руку для рукопожатия и поздравила с неожиданным повышением.       Спустя обещанных жене Славика три дня, Антон не приехал, так как был занят уже совсем другой работой, но доверил вести это дело другим сотрудникам. Жаль, что им было уже всë равно на очередное заявление, а Наталья так и осталась в своей золотой клетке.       Повышение Антона затем будет больше его проклятием, нежели даром, но это парень поймёт чуть позже. Точнее уже через месяц, когда участятся ночные звонки. Как и в этот раз. Посреди ночи раздалась противная телефонная трель, оповещающая о звонке. Антон спустя месяц работы в особом отделе всë еще не привык, что он должен быть доступен двадцать четыре на семь, поэтому следователь сначала посмотрел по сторонам, пытаясь понять откуда идёт звук, и только потом нажал на кнопку «ответить». Всё ещё находясь в сонном состоянии, Антон с закрытыми глазами, почти всё так же продолжая спать, машинально ответил.       — Да?       — Спишь?       — Глупый вопрос, Джабр, — пробубнил Антон, — Чë ты хочешь?       — Спать, но тут убийство.       Антон открыл глаза и нахмурился, не совсем понимая при чëм тут он, ведь на него спихивали мошенничество, кражу и другие мелкие преступления, которые за этот месяц поручил Стас, говоря, что всë потом.       — А я тут при чëм?       — А ты расследуешь кражу. Пропала картина, а некий Лавлинский Михаил Николаевич дома мёртвый лежит. Приезжай короче, на месте разберёшься. Адрес выслал смской уже.