Что тебе снилось?

      День полз за днем, а возвращением отряда даже не веяло. Эвтида успела несколько раз сходить в храм Амона-Ра, помолиться за Амена и отнести подношения. Едва ли в этом был смысл: сколько раз нужно молиться, чтобы перебить все те проклятие, которыми кроют его черномаги со всех уголков империи? И вообще — она молится за здравие эпистата. Смешно! Надо же было так размякнуть!       Оставшиеся в поселении охотники вели себя расслаблено: иногда выбирались на рейды, но почти не патрулировали само поселение — их осталось мало. Дошло до того, что Реммао осмелел и начал брать для учеников заказы. Все охотники знали его как писаря, и никто не обращал внимания на отлучки или случайные встречи в городе.       Но вот прошло десять дней, затем двенадцать, а горизонт со стороны запада оставался чист. Даже песок не вздымался под порывами ветра. И все тревожнее становилось ожидание.       Эва злилась на себя за эту тревогу, выпрашивала у Реммао больше заданий, чтобы отвлечься, но полностью избавиться от мыслей не получалось. Они скручивались внутри нее, как змеи, и душили, душили, душили.       Однажды Дия нашла ее на закате, пялящейся на кровавое солнце. Вообще-то, Эва вышла подышать, но обнаружила, что ждет, когда на фоне гранатовых полос нарисуются силуэты всадников: сначала на стыке земли и неба появится размытая движущаяся полоса, затем укрупнится и рассыпется на фигуры лошадей и охотников. Образ получился настолько яркий, что она почти воплотила его силой мысли... Но реальная картинка оставалась нетронутой.       Дия встала слева, слегка касаясь подруги плечом.       — Что с тобой, Эва? Поделись, я же вижу, ты страдаешь.       — Ничего я не страдаю, — отмахнулась та.       — Ты либо молчишь как рыба, и грустно о чем-то думаешь, либо рявкаешь на всех, как собака, не подойди к тебе! Что тебя грызет? Мне ты можешь рассказать, — она сложила бровки домиком и вглядывалась в глаза подруги с искренним участием. Похоже, и правда хотела помочь.       Эва не ответила, но переживания все равно себя выдали:       — Как думаешь, что там произошло? Их нет почти две недели.       — Разве это долго?       — Тизиан сказал, они напали на след, чуть ли не логово зачинщиков нашли. — А Амен обещал, что вернётся через десять дней, не позже, и мир уже будет избавлен от хвори. Уверял, что ей не о чем волноваться. Обманщик. —Туда целая толпа охотников поскакала, почему так долго?       — Я не знаю, Эва, какая разница? Чем дальше охотники, тем спокойнее нам. Ты как будто волнуешься... — Дия нахмурилась. — Эва, ты же не за эпистата переживаешь? Он тебе... нравится, да?       Эва смотрела на барханы вдали. На секунду ей захотелось сказать "да". Поделиться с Дией всеми своими переживаниями, рассказать... хоть кому-нибудь. Она так устала от вранья. Когда долго хранишь секреты, они начинают гнить внутри тебя, как гниют побитые фрукты на солнце.       — Что за глупости? Как ты могла такое подумать? — сказала она бесстрастно.       — Прости. Конечно, предполагать, что ты можешь быть так беспечна — глупо, но... — Дия вздохнула, взгляд устремился куда-то вглубь. — Чувства заставляют нас совершать несусветные дурости, уж я-то знаю. — Она встряхнулась и прямо посмотрела на подругу. — Не думай, что я не заметила, что ты иногда сбегаешь ночью. Надеюсь, не к эпистату, Эва?       — Я же не спрашиваю, куда ты исчезаешь по ночам? Хотя у меня есть догадки.       Дия покраснела. Конечно, Эва понимала, что девушка бегает к Исману. Брата она знала как облупленного, а его довольная морда и жаркие взгляды, бросаемые на Дию, никого не обманули бы. Эва надеялась, что сама она не так очевидна. Тем более, что уходила чаще после того, как Дия уснет или первая убежит на свидание.       — Так что прошу, просто… не спрашивай, ладно? — добавила она.       Дия окинула подругу расстроенным взглядом, прикоснулась к ее плечу и бесшумно отступила назад. Эва простояла на том же месте, пока Ра окончательно не опустился в Подземный мир, и только когда сумеречная прохлада прильнула к плечам, собралась идти спать. Краем глаза заметила какое-то копошение внизу, опустила взгляд под ноги. Возле камня, пересыпая песок, скользила змея.       Вестница погибели.       Вместо того чтобы испугаться, девушка яростно затопала ногами, пытаясь раздавить юркую тварь.       Кончик пера скрипел по шероховатому папирусу, оставляя след иероглифом. Реммао диктовал имена одно за другим, Эва не успевала записывать в нужном темпе. По-либ, Ба-бейф-ми, Га-хи.. что? Тьфу!       Прошло пятнадцать дней.       Вот и все, о чем она могла думать. Займись они сейчас работенкой шезму — справилась бы на отлично, но это нудное письмо просто высасывало из нее остатки разума!       Реммао заметил, что она отбросила перо и пялится в пространство, скрутил свиток, с которого читал, швырнул его на стол и выхватил папирус из-под руки Эвы. Вгляделся в строчки, тяжко вздохнул.       — Ужасно. — Глянул на свиток, на Эву, снова на свиток и на Эву. Густо подведенные глаза выражали обреченность. — Молись Тоту*, Эвтида. Молись Тоту.       — Никогда не желала быть писарем, — отмахнулась она.       Реммао собрался возразить, но с улицы донеслись голоса. Свист, окрики и… топот копыт? Эва хотела немедленно вскочить и кинуться к окну, но отчего-то не смогла пошевелиться, только вцепилась пальцами в край стола.       Рэймсс первым выглянул на улицу, за ним Дия и Реммао. Их взгляды одновременно помрачнели.       — Что там? — не выдержала Эва, хотя и так знала ответ.       — Охотники вернулись, — сказал Рэймсс.       Эва прикрыла глаза. Хвала богам! Она сползла со стула, разгладила складки на платье и перебежками двинулась на улицу.       Народ сгрудился на въезде в поселение. Усталые охотники спрыгивали с лошадей и передавали поводья в свободные руки, забирали поклажу, жадно глотали воду. Полдень нещадно жарил, и по запыленным спинам и лбам текли струйки пота и грязи; кого-то подхватывали под руки и волокли к лекарям, кого-то укладывали на носилки, но гораздо больше человек выносили с закрытыми лицами. Схватка вне сомнений была жесточайшей.       Эва протиснулась мимо зевак, толкнула плечом какую-то женщину и, наконец, оказалась в первом ряду. Она тянула шею, выискивая огромную фигуру в белом плаще. Обычно Амена несложно заметить в толпе — он просто торчит из нее, как пальма посреди пустой земли.       Где же он? Она блуждающий взглядом по людям, но его не находила.       В желудке завозилось неприятное чувство, склизкое и холодное, как змея.       Как та змея, что встретилась ей недавно.       Взвился посвист, и хмурый, как сотня демонов, Тизиан выкрикнул: "разойдитесь!". Народ перед ним расступился, вперёд выдвинулись мужчины с носилками… а на носилках лежал эпистат.       Белые волосы разметались, голова была безвольно повернута в бок, губы приоткрыты. Без сознания. Кожа, кажется, бледнее, чем когда-либо прежде. Крови заметно не было, но под плащом и не видно. Эва придушенно ахнула и рванулась вперед, но чьи-то пальцы больно впились ей в плечи. Дия крепко, изо всех сил сжала подругу то ли в хватке, то ли в объятиях, сдерживая порыв бежать к Амену и одновременно давая опору. Окаменевшая Эва прислонилась спиной к Дие и во все глаза следила, как Амена уносят в сторону домов.       — Пока жив, — бросил на бегу Исман, помогавший главному лекарю, и Эве пришлось довольствоваться этим коротким объяснением до следующего утра. Никого не подпускали к эпистату и на атур, а слухи не обновлялись с вечера — как лекарь вошел в домик, так до утра и не выходил. Только Тизиан шнырял туда-сюда, но его бы и сама Маат** не разговорила.       От вернувшихся охотников тоже мало что удалось узнать. Они нагнали группу людей, сбежавших из Фив. Там действительно оказалось несколько черномагов, умевших управляться с хворью, как с дресированным псом. Многие охотники погибли от одного прикосновения. Но их все равно было больше, и, пусть с потерями, они смогли обезвредить преступников.       Самое интересное, что во главе всего этого стоял бывший жрец. Он-то и придумал использовать хворь в качестве орудия мести: оказалось, при вторжении Македонского погибла вся семья того жреца — жена, сын и маленькая дочка. Солдаты издевались над ними и в итоге замучили до смерти, а безутешный муж и отец, когда нашёл их мёртвыми, проклял весь Египет и поклялся во что бы то ни стало отомстить. "Вот только мстил он, почему-то, всем подряд," — сказала Дия, а Рэймсс добавил, что черномагов во все это просто втянули. Друзья пересказывали историю, перебивая друг друга, но Эва все равно слушала краем уха: все мысли занимал Амен. Что с ним, его ранили? Насколько сильно? Почему вообще никто не упоминает о нем?       Ближе к полудню Ливий вылетел из дома эпистата с такой недовольной миной, что у Эвы затрепыхалось сердце от ужаса. Главный лекарь только одно любил в жизни — свою работу, а если ему не удавалось вылечить больного — готов был проклинать всех богов.       Неужели Амен... умер?       К счастью, вышедший следом Исман сразу заметил Эву и подошел к ней.       — Говори!       — У него не хворь, Эме, у него… — Исман нахмурился, пошевелил пальцами, подбирая слова, — на нем какое-то странное воздействие. Бакари говорит, что уже на подъезде к поселению их настиг один из сбежавших во время схватики шезму, и напал на эписата. Тот отбился, но, умирая, шезму бросил на эпистата какое-то заклинание. Он сразу потерял сознание. Никаких видимых физических повреждений нет. Ливий всю ночь и утро пытался привести его в чувство — все без толку. Как будто, — брат поджал губы, ему явно не нравилось то, что он собирался сказать, — Как будто из абсолютно здорового тела пропала душа.       — Но что делать? — прошептала девушка.       — Ждать. Помочь ему физически мы бессильны, поскольку тело в порядке. А вот сознание… кто знает, что там творится. Он либо очнется, либо нет.       — Я не могу просто сидеть и ждать!       Исман посмотрел на нее сочувствующе, задумчиво потер губу.       — Ливий рассказывал, что иногда близкие разговаривают с теми, кто без сознания, и их слышат. Возможно, присутствие кого-то знакомого помогло бы эпистату…выбраться в реальный мир? Но придется рассказать Ливию о ваших отношениях, Эме, — просто так он тебя к больному не подпустит.       Эва не колебалась:       — Хорошо.       Разговор с Ливием пришлось отложить на несколько часов, ему требовался отдых от ночного дежурства, да и после сна главный лекарь наверняка будет благосклоннее. Эва тем временем попробовала разговорить Реммао.       Изображая полнейшее равнодушие к судьбе Амена и вдохновенный интерес к черномагии, девушка рассказала учителю о состоянии эпистата.       — Как интересно, — Реммао задумчиво постучал пальцами по подбородку, расхаживая по библиотеке взад-вперед. — Я слышал о подобных заклинаниях, но они очень старые. И наверняка передаются от учителя к избранным ученикам, как нечто вроде семейной реликвии. Жаль, нельзя посмотреть лично.       — Жаль, — пробормотал Рэймсс. — Я бы такому приемчику с радостью научился. Шепчешь пару фраз, но не причиняешь телу никакого вреда— и человек, получается, сам себя убивает.       — Так оно некромантское, да? — поторопила Эва. Учитель кивнул. — Но я не понимаю, как такое возможно. Чтобы человек сам себя…       — Не совсем «сам себя». Просто заклинание, как я понимаю, заставляет душу считать, что час смерти уже наступил. Ба*** отправляется на путь к Подземному миру. А чтобы попасть туда, в Дуат, нужно пройти испытания. Полагаю, именно этим сейчас и занята душа эпистата, — пояснил Рем.       Эва внутренне вздрогнула, но продолжала изображать научный интерес.       — Но поскольку настоящей смерти не наступило, душа вольна выбирать, уходить ей в Дуат или вернуться к жизни. Она сама себя испытывает, взвешивает, достойна ли жизни. Эпистат пока еще может сам вырвать себя с пути испытаний. Он ведет внутреннюю битву, сам с собой. Решит ли он жить или умереть, то есть выдержит ли испытания, устроенные себе самому — зависит от воли.       — В воле эпистата сомневаться не приходится.       — Неужели, Эвтида? Самые грозные люди внутри могут быть истерзаны и слабы.       — Это не про него.       — Его будут мучить не только чудовища, но и собственные страхи, желания, сомнения. Все поступки, которые он совершил в жизни. Все зло, которое причинил. То, что он встретит там — порождение его совести, глубинной вины. Быть гонимым своими ошибками — страшное испытание, Эвтида. А человек вроде Верховного эпистата наверняка совершил множество ошибок.       Слова Реммао лупили Эву наотмашь, как оплеухи. Она чувствовала себя ничтожной перед великими силами мироздания.       Ливий не стал долго выслушивать мольбы Исмана и Эвы и просто махнул рукой:       — Делайте, что хотите, только вреда не причините. – Он оглядел Эву снизу вверх, покачал головой, лениво усмехнулся. — Честно говоря, никогда бы не подумал. Мне казалось, вы с эпистатом друг друга не выносите.       "Отчасти так и есть," — подумала Эва. Ливий провел ее в дом к больному, но сам вскоре ушел, оставив Исмана дежурить.       Эва присела на край кровати Амена. Он словно спал — и стоило слегка погладить по щеке, как он открыл бы глаза. Девушка так и сделала, но Амен не очнулся.       Исман деликатно отошел в другую комнату, чтобы дать Эве побыть наедине со своей скорбью. Но она не разревелась. Наоборот, сжала зубы, обхватила руками ладонь Амена. Тяжелую, большую, но совершенно безвольную.       — Просыпайся, Сет тебя побери! — прошипела она. — Египет в опасности, а ты спишь! Кто должен его спасать, я? — она выдохнула. — Я вообще-то на другой стороне. По вашим законам… — Эва почувствовала жжение в глазах и зажмурилась. Наклонилась, коснулась лбом лба Амена и шепнула отчаянно: — Проснись!       Веки Амена оставались закрытыми, лоб хмурился, губы поджимались, словно он испытывал боль или злился. Где он сейчас? Какие монстры истязают его душу? Пусть он и самый сильный человек из всех, кого она знает, но боги, ведь он борется с ними совсем один!       Эва замерла. Отстранилась, села ровно.       А что, если он не обязан находиться там в одиночестве?       Что, если Эва поможет? Некроманты именно этим и занимаются: спускаются к душам умерших или зовут их сюда. И пусть она еще не черномаг, но она столько практиковалась!       Конечно, если получится его вытащить, Амен поймет, что Эва шезму. Или не поймет? Убьет ее? Одним богам известно. Но он будет жить, так? А она, может быть, даже успеет сбежать и…       Неважно. Потом с этим разберется.       Эва встала, нашла Исмана — он стоял у окна, сложив руки в привычной позе, на поясе штанов.       Разъяснила свой замысел.       — Ты сошла с ума, — выдохнул Исман, в ужасе таращась на нее. – Может, ты уже опоздала. Может, вообще ничего не получится!       — Я должна попробовать.       — Он убьет тебя. Я не позволю тебе подвергать себя…       — Я все равно это сделаю, Исман, с твоей помощью или без!       Взгляд брата стал совсем жалким. Он бы связал ее и запер в каком-нибудь подвале, лишь бы уберечь, да только слишком хорошо знал, что остановить не сможет — упрямая девчонка все равно найдет способ совершить задуманное.       — Прошу тебя, я должна. Не усложняй мне задачу, — надавила Эва.       Он качал головой, глядя в пол. Эва погладила его по плечу, обняла.       — Все обойдется. И еще кое-что, — она отстранилась. — Когда я погружусь в сон, не раньше, предупреди Реммао. Расскажи ему все. По отношению к ним мой поступок — предательство. Если Амен узнает про меня, то и про них догадается. Но я не хочу, чтобы ребята пострадали. Пусть уезжают.       — А по отношению к тебе самой это не предательство?       Эва грустно улыбнулась. Осознала вдруг совершенно четко:       — Наоборот. Если струшу и не попробую — тогда предам себя.       — Эме… — брат схватил ее запястье, но Эва качнула головой и вернулась в спальню.       Не тратя времени, легла рядом с Аменом, взяла его за руку и закрыла глаза, отправляясь следом за его Ба. *Тот — древнеегипесткий бог мудрости, считался покровителем писцов ** Маат — богиня истины, справедливости, закона и миропорядка *** Ба — душа, жизненная сущность, которая состоит из совокупности чувств и эмоций человека. После смерти человека она находится рядом с сердцем при его взвешивании.