Печать отчаянья

— Услышь меня… Харука недовольно перевернулась. — Услышишь! Нет, так невозможно. Харука недовольно повернулась на спину и сдула со лба непослушный локон. Потом попыталась заткнуть уши руками, но ненавистный шепот не прекращался. — Услышишь… По комнате гулял ветер. Хару несколько раз вставала и проверяла окна, но нет — они были все закрыты. Но ветер гулял. Он дул, что есть силы и ворошил кипы одежды, небрежно разбросанной по её дивану, аккуратно сложенные альбомные листы — которые дожидались прихода Мичиру — тормошил тяжёлые занавески, играл кристалликами люстры и совсем не давал Харуке спать. А она так хотела вздремнуть хоть пару часов! — Услышишь! Харука перевернулась и с головой укрылась одеялом. — Услышь… Ещё в комнате было холодно. И конечно благодаря этому ветру. Гуляющий по комнате ветер был холодным, но, кстати сказать, не ледяным. Хару укутывалась в одеяла, съёживалась, но всё равно мёрзла. По коже то и дело пробегали стаи мурашек. — Услышь… Нет, так невозможно. Так она точно не заснёт. Хару вылезла из-под одеяла и хмуро влезла ногами в тапки, впрочем, не вставая с кровати. Ну что за наказание! Ветер, едва она вылезла на свет, ещё пуще и радостнее забегал по комнате. Харука вновь съёжилась от холода, почувствовав, как ветер трепет ей её русые волосы. — Ну мне же холодно, — непонятно зачем произнесла она и почувствовала, как ветер переместился к полу, принимаясь резвиться на дощатом полу. — Надо бы прогуляться, — мелькнула мысль в голове Хару, и девушка, ни о чём больше не размышляя, принялась одеваться. Натянула выбранную наугад футболку, кофту, немного повозилась, пытаясь найти кроссовки, а затем, аккуратно спустившись по деревянной лестнице, вышла на улицу. В нос тут же ударило множество запахов: влажная свежесть — видимо только что прошёл дождь — почему-то свежие опилки — и тут же где-то сбоку феноменальный слух Хару уловил звук работающей пилы — запах корицы — ну да, это от булочной через дорогу. Харука усмехнулась сама себе под нос и побрела прочь от дома, вдоль тихой автомобильной улочки по немного разбитому асфальту. Харука здесь не боялась ходить, даже после потери зрения она чувствовала себя уверенно на этой пешеходной дорожке и могла обходиться без трости, чем часто и пользовалась, считая для себя это унизительным. Хару провела на этой дорожке всё своё детство. Здесь она играла в классики с Мичиру, гоняла соседних мальчишек и кормила воробьёв. Её деревянный домик был небольшим. Не то что стоявшие рядом соседские домины. Даже у Мичиру дом был и то больше. Маленькое деревянное строение имело всего один этаж и чердак, где и размещалась комната Харуки. Постоянно ругающиеся родители, вредный младший брат вынудили девушку перебраться наверх, но Харуке там нравилось. Там не было обоев, лишь грубые доски, над потолком были видны балки крыши, но всё это по-своему создавало уют, который и залёг ей в сердце. Харуке там нравилось. Конечно, не всё было так идеально, на чердаке было большое количество пауков, но Харука и с этим научилась справляться, повесив над своей кроватью сетку и залезая под неё вечерами, глядела в окно и читала какую-нибудь книгу. Это не было романтично, но было по-своему уютно и домашне. Разумеется, это было до того, как её родители умерли. Харука остановилась прямо напротив — насколько это позволял определить её слух — двора, где работала пила, и ветер донёс до неё свежий запах древесины и древесных опилок. Сама не зная почему, Хару любила этот запах. Он ей казался таким родным, таким… знакомым. Харука глубоко вдохнула любимый запах и с улыбкой побрела дальше. У неё были хорошие родители. Они любили друг друга. Как жаль, что она осознала это только после их смерти. Они любили друг друга. Хотя и часто ссорились. Но это было скорее из-за того, что имели разные интересы. Иногда Харуке приходило в голову, что родители так просто развлекались. Так или иначе, но они любили друг друга. Но что сейчас об этом вспоминать. Харука шла дальше, по пешеходной дорожке вдоль автомобильной улочки и наконец-то за последние несколько дней была спокойна. Назойливый шепот в голове стих. Но девушку всё не покидало ощущение, что тот самый странный ветер, что сквозил в её спальне, преследовал её до сих пор. На улице была жара и Харука чувствовала, как солнце припекает ей макушку, но всё тот же холодный ветер путался у неё под ногами. Тормошил волосы и иногда чересчур порывисто подталкивал в спину. Неожиданно, девушка остановилась. Каким-то шестым чувством она поняла, где находится. Старая школа «Линсейла». Старое здание, ныне разрушенное и обгоревшее. Харука пару секунд постояла у входа и медленно стала подниматься по ступенькам. Осторожно, чтобы не споткнуться, ощупывая путь руками. Как она поняла, что это та школа? Девушка не знала сама. Будто бы ей кто-то подсказал, шепнул на ухо, как кто-то шептал непонятные, странные слова все эти дни… Да и почему ветер, подталкивающий в спину, привёл Харуку именно в это место? Это так странно. В заброшенной школе было тихо. Под ногами странно и непривычно хрустели осколки и кусочки стены. В нос Харуке ударил неприятный запах гари, и она слегка поморщилась. Надо же, вроде столько времени прошло, а этот запах до сих пор не выветрился. Неожиданно, Хару осознала, что всё, что они сделали с этой школой — это отвратительно. Как-то раньше эта мысль не приходила ей в голову. Приказ есть приказ, его надо выполнять, но… чувствуя под ногами эти осколки и черепицу, вдыхая едкий и неприятный запах гари невольно, совсем невольно Харука начала переосмысливать свои действия. Она спустилась в старый подвал. Ноги сами привели её туда. Спустилась и невольно выдохнула: здесь умер Тайки. Её последнее неприятное воспоминание. Как же хорошо, что она не видит того самого места, это, наверное, было бы слишком тяжело. Харука медленно прошла вперёд, наткнулась на какой-то ящик, аккуратно обошла его и упёрлась в стену. Довольно странно сюда приходить. Даже ей. Какая всё-таки глупая смерть — удар током. Он мог ведь ещё жить и жить… Девушка повернулась. Она отлично знала, что стоит сбоку от неё, возле стены. Что за вещь. Тот самый злополучный сейф. Сейф, который принёс ей так много надежды и впоследствии ещё больше разочарования. Подумаешь, зрение. Если бы она не стала так бороться за него, возможно, это бы спасло того парнишку, Тайки. Возможно, он бы остался жив. Она не только лишила себя последней надежды, но и загубила человека… Харука слегка провела по сейфу ладонью. Он оказался вскрыт. Рука неловко вздрогнула, а сердце пропустило удар. Несмело, словно сомневаясь в правильности своего решения, Харука протянула руку… — Не трогай! — чей-то усталый голос заставил её испугаться. Она даже подпрыгнула на месте. — Не делай этого! — голос, конечно, был уставшим, но резким и вовсе не хриплым. Хару спешно обернулась, но скорее даже по инерции, а не из надежды что-либо увидеть. Человек, видимо, немного прошёл вперёд. — Кто ты? — она занервничала. Не любила не знать, что происходит вокруг. — Странно, — а в голосе нет насмешки. — В прошлый раз ты меня сразу узнала. Даже приложить успела. — Коу? — наугад выдала Харука. — Он, он, Тено, — лёгкая ирония, но судя по тону, в этот раз он не намерен над ней насмехаться. Харука не могла видеть, насколько изнеможённо выглядел парень. Идеальная до этого серо-зелёная форма «Осхабы» висела мешком, и её давно не мешало хотя бы погладить, под глазами залегли круги, а руки были в мелких ссадинах. Но Коу старался держаться ровно, словно бы не замечая своё состояние. Из гордости, наверное, хотя и не понятно было, зачем. Скорее всего по привычке. — Что ты здесь забыл? — Вот не поверишь, Тено, я как раз хотел спросить тебя о подобном. Как ты вообще сюда добралась, в твоём-то состоянии? Коу стоял прямо перед ней, буквально в нескольких шагах, засунув руки в карманы брюк. — Я не беспомощна! — вспыхнув как спичка, огрызнулась Хару, но тут же замолчала. Почему-то ей показалось, что ругаться здесь, в том самом месте, где умер Тайки, не стоило. — Не беспомощная, — спокойно согласился Сейя. — Мой нос это долго вспоминал. Но ограниченная, — сразу было видно, что спорить ему лень. Девушка недовольно повела плечами и вновь потянулась к сейфу. — Не трогай! — Почему? — Харука чуть повернула голову. — Это ты его вскрыл? — Нет. Когда я пришёл, он был ещё закрыт. — То есть? — не поняла девушка и даже обернулась. — До тебя он был закрыт. — Хм, — Харука снова повернулась к ящику. — Не трогай, — повторил юноша. — Почему? — Тено недовольно нахмурилась. — Если ты сделаешь это, то твоя жизнь полностью переменится. — Что за фигню ты несёшь?! — Сам не знаю, — пожал плечами брюнет. — Говорю то, что мне кажется. То, что чувствую. То, что просто знаю. Хару неуверенно кивнула. Да, кажется, это называется интуицией. Некоторые, говорят, ею обладают. В лицо ей снова ударил ветер. Тот же самый, холодный. Он задержался у неё на волосах, а потом скользнул за спину. — Коу, ты это чувствовал? — резко спросила она. — Чувствовал что, Тено? — лениво отозвался парень. — Ветер. — Нет. Нет. Вот оно как. Ну, она почти так и думала. Нет. Повисло неловкое молчание. И Харука вдруг почувствовала, что просто обязана это сказать. — Коу… — позвала она. — Ммм… — Твой брат умер здесь, — сухо выдала она, чувствуя, как остро стучит сердце. — Что? — Сейя поднял взгляд от пола. — В паре метрах от меня. Сейя не ответил, и Хару продолжила. — Он пытался вскрыть этот сейф, когда его ударило током. Мгновенная смерть. — Ясно, — кивнул Коу, и не скажешь по голосу, что эта новость опечалила его. Харука ведь не могла видеть, как дрожали его руки. — Ты поэтому сюда пришла? — Нет. Нет. — Я… сама не знаю. Зачем пришла, — неожиданно призналась девушка. Где-то из глубины подвала послышался детский плач. — Что? Здесь ребёнок? Твой, Коу? — Ага, мой, Тено, вот минут десять назад сам для себя родил, — съехидничал, не удержавшись, парень, но потом всё же серьёзно ответил. — Нет, он… моей подруги. — Селены? — Ты поразительно догадлива, Тено, — прохаживаясь по подвалу, ответил брюнет и, думая, что сам бы, окажись на её месте, не догадался наверное. Плач девочки затих. — Ясно, — задумчиво ответила Тено, чуть прикусывая губу. Сейю невольно привлекло это простое, вроде бы движение. Неожиданно он представил, как она прикусывает губу, когда он раздевается… Он помотал головой, стараясь прогнать видение. Вероятно, он был слишком долго без девушки. — Ты не собираешься ничего предпринимать? — он изогнул бровь. — Нет. — Нет?! — Нет. — Странно, вы же все так её ненавидели… — Иногда, Коу, устаёшь ненавидеть и от этого переосмысливаешь свои поступки, — она немного помолчала. — Мне жаль девочку. — Странно слышать это от тебя, Тено. Коу даже поперхнулся от неожиданности. — Ты не знаешь меня, чтобы так обо мне говорить, — слегка вспылила та, мельком осознавая, что Коу в чём-то прав. — Но я понимаю тебя, — закончил он свою мысль. — Мне не нужно твоё понимание. — Почему ты рассказала мне о брате? — выдал, наконец, он интересующий так долго его вопрос. — Не похоже, что ты собиралась это сделать. У них что-то было? Сейя прищурил глаза. Да нет, навряд ли. Тено не из тех, кто даже просто яшкается с врагом, не то что уж теснее общаться. Да и Тайки… так не мог поступить. Наверняка нет. — Не знаю, — девушка пожала плечами, и Коу против воли проследил за движением её футболки. Она явно была ей коротковата. — Мне показалось, что было бы неправильным молчать. Через пару секунд заминки она снова повернулась к сейфу. — Ты уверена, что хочешь это сделать? — снова спросил парень. — Твоя жизнь изменится после этого. И назад уже будет ничего не вернуть. «Нет, не открывай, не делай этого. Ты же знаешь, что тебе это не нужно». Харука кивнула и, протянув руку, взяла из сейфа какой-то предмет. На ощупь это оказался камень. Это действительно был камень. Камень серебряного цвета. Серебряный кристалл. *** Он любил блондинок. Да, блондинок. Длинноногих таких, красивых. Алмаз вошёл в свою некогда уютную квартиру, пинком ноги открывая входную дверь. И огляделся. Почему некогда уютную? Да потому что сейчас его здесь ничего не держало. И никогда не держало. Он любил блондинок. Высоких таких, как королева Серенити. Так почему же сейчас он вспоминает эту черноволосую бестию? Королева Серенити ему нравилась, он никогда этого не отрицал. Даже сейчас предложи ему кто-нибудь руку Нео-королевы в обмен на спасение мира, он тот час же согласился бы. Не раздумывая. Она ведь была идеальна. Нежная, величественная, хрупкая. Настоящая женщина. Такие как раз и созданы для того, чтобы находиться за спиной сильного мужчины, который сумеет о ней позаботиться. А что может этот её земной принц? Король… разве он может её защитить? Юнец. Это ведь она вечно кидалась ему на помощь и защищала, а должно-то быть наоборот. Когда Алмаз впервые увидел её голубые глаза, то понял, что она ему будет сниться во снах. Эта женщина сразу напомнила ему о родине. Она была бы королевой красоты на его планете. Она была такой же, как и его женщины. Эталоном красоты. Молочная кожа, тонкие руки, серебряные волосы и эти глаза… цвета неба… Трудно было её не возжелать. Сецуна была другой. Спроси кто-нибудь у Алмаза, кого бы он предпочёл, мужчина бы выбрал Серенити. Она ведь была идеальна. Сецуна была абсолютно другой. Её внешность была непривычна Алмазу, который привык к светлым девушкам. И при встрече с ней долго не мог привыкнуть к тому, что у девушки могут быть волосы такого странного цвета. Разве это нормально? Но, как оказалось, для плутонианцев вполне. Глаза. Этот рубиновый тяжёлый взгляд всегда напрягал его. Тем более, это Серенити всегда смотрела нежно и чувственно. Взгляд Сецуны был острым и проникновенным. А ведь не каждому человеку приятно ощущение, что собеседник всё о тебе знает. Он помнил первую фразу Пеллар, адресованную ему: — Принцесса Серенити — лунна. Она уже влюбилась. Как она тогда узнала, что он заглядывался на юную лунну? Ах да, вот ещё. Её голос. Мягкий, терпкий, обволакивающий. Словно душистый мёд. Но чуть прислушаешься — и вот он уже лезет к тебе в душу. Алмаз не терпел, когда-нибудь лез к нему в душу. Он моргнул, вспоминая тёплые прикосновения рук Серенити, тогда ещё молодой принцессы. Прикосновения Пеллар никогда не были тёплыми. Её ладошки обычно были холодными, и то здесь, то там мелькали царапины. А вот кожа Пеллар не в пример лунне была бархатистой. Бархатистой и нежной. Вот только смуглой, а не молочной, как у Серенити. У них было столько различий, у Серенити и Пеллар, что невозможно было понять, как он вообще влюбился в принцессу Плутона. Он ведь преследовал Серенити буквально по пятам, был одержим ею… да что говорить… она до сих пор ему по вкусу, эта лунна. Когда он пропустил момент, что ему стала нравиться Сецуна? Хотя… Алмаз устало плюхнулся в своё любимое продавленное кресло красного цвета и помассировал пальцами центр лба. Он уже давно допускал эту мысль. Ведь вполне может быть так, что он начал увлекаться Серенити, дабы избавиться от наваждения к Пеллар. К необычному тянет… А она ведь не только внешностью была непохожа на привычных ему девушек. Она была сильной. У неё было столько власти, что рассчитывать она могла только на себя. В понимании Алмаза это было неправильным. У каждой женщины должен быть свой мужчина, который решит за неё все проблемы, будет оберегать и защищать. Пеллар не воспринимала ни чьих советов. Даже подруг. Слушала, притом очень внимательно, часто интересовалась мнениями у сенши внешних планет, но всё равно поступала так, как сама считала нужным. Она не принимала ни чьей помощи. Исключая, опять же, внешних. К остальным же, в особенности к мужчинам, относилась с подозрением и недоверием. Иногда Алмаз частично её понимал. Ей досталось такое могущество, завладеть которым были бы не прочь многие. Вот и пришлось ей стать подозрительной и жёсткой. Вон малышка Сатурн тоже никому не доверяла. Но у неё была хотя бы Уран, которая опекала её, как родную. А у Сецуны никого не было. Ни кого, кто бы мог опекать её саму и заботиться о ней так, как она заботилась о своих подругах. Она просто не позволяла этого делать. Всегда показывала себя сильной, держала себя в руках и безукоризненно следила за словами. Бесило видеть её такой сильной. Серенити, как ласточка, всегда нуждалась в опеке, а она… тоже нуждалась, но она же Хранительница. Наверное, Алмаз сам этого не понимал, но вероятно ему просто нравились сильные женщины. Сильные, но не сильнее его. Такие сильные женщины, которых он мог бы защищать. Мужчина же защитник по своей натуре. По своей природе. Глупо было эту природу менять. Сецуна никогда не выполняла ни чьих приказов. Никогда. Ни чьих. Это была её отличительная черта. Даже гордую Уран порой можно было заставить сделать что-либо, но только не Пеллар. Мелания рассказывала про это. Пеллар так воспитали. И Алмаз знал про это. Так воспитывали всех Хранительниц. Чтобы они были независимы, их с детства учили никому не подчиняться. Он был единственным, кто мог ей приказывать. И кого она слушалась. Даже в этом мире, не помня его, он умел на неё надавить, приказать. Так может действительно ему нравятся не такие нежные барышни, как Серенити, а сильные женщины, которым нужная хорошая мужская опека? Может он действительно увлёкся этой леди только затем, чтобы вытравить из своих мыслей Сецуну? Ведь он помнил её взгляд, когда впервые встретил. Это Хаура одарила их мужской коллектив презрением и спесью. Хотару встретила настороженно. Во взгляде Пеллар было пустое равнодушие, Алмаз знал этот тип женщин, их даже расположить к себе нелегко, не то что завоевать. Поэтому и пытался избавиться от наваждения с помощью Серенити. Ведь лунна была идеальна. Для него. И ведь даже получилось. Он действительно влюбился в Серенити, грезил только ей одной, да что греха таить, до сих пор, во сне, частенько её видит. Так почему же… в мыслях до сих пор мелькала она? Он желал Серенити, а сам думал о Сецуне. Прижимал к стенке Серенити, а сам смотрел через бледное плечо лунны в сад, где под руку с Сатти, но чаще одна прогуливалась плутонианка. Он перешёл на розовое вино, хотя раньше не терпел его, слишком оно уж походило на лимонад. Почти что безалкогольное. И только ведь потом узнал, что его так любит принцесса Плутона. Он один смел ей перечить. Потому что изначально не знал, какую могущественную силу она держит в руках. Все остальные мужчины общались с ней подчёркнуто-уважительно, это даже бесило, никогда не осмеливались даже голос повысить, чуть ли не лебезили, а для него казалось ненормальным такое отношение. Он привык приказывать женщинам. Подчинять их. Ох уж эта странная галактика со странными правилами. Только он один мог вырвать из её рук бокал с терпким вином, уводить, замечая, когда она устаёт или накидывать на плечи шаль. Женщине нужен хозяин. Тот, кто будет следить за ней и опекать. Но проблема была в том, что Сецуна, как и он, сильная. Она не Серенити, которая таяла ото всех этих знаков внимания. Возможно, плутонианка подкупила его именно этим. Но она умела притворяться. Лгать. Сецуна была одиночкой. Той самой женщиной, которой, как никому другому, нужна ласка, но которая может уйти в любой момент. Даже не обернувшись. — Останься! Хоть раз останься со мной! Но в ответ тишина. Вот такая странная у них любовь. Она нуждается в нём, но раз за разом уходит. Он ненавидит её, но постоянно думает о ней… Разве может быть что-нибудь запутаннее? Он отвлёкся неожиданно. Очнулся от своих мыслей. Сапфир включил телевизор неподалёку. Сел в кресло и отхлебнул чаю, поставил его на соседний столик и принялся за бутерброды. — Брат, ты всегда, конечно, был невозмутимым, но сегодня ты перемахнул все пределы… — с непонятной иронией прокомментировал поведение подростка блондин. Опустил подбородок на руку и прищурил глаза. По телевизору шли титры индийского сериала. — Я спас Хотару, это главное, — пожал плечами парнишка. — Та девушка не умерла. Наверное. А остальное мне до лампочки. К тому же я жрать хочу. — И больше ничего не хочешь спросить? — удивлённо приподнял бровь Алмаз. — Хочу. Где именно ты шлялся несколько дней? — Только не говори, что ты скучал. — И не скажу, — бросил в ответ подросток, не отрываясь от экрана телевизора. В этот момент Сапфир был так похож на обыкновенного подростка, который тащится от телевизора и компьютерных игр. Разве что более серьёзный. И ведь не скажешь, что когда-то пережил дворцовый переворот, коронование и убийство семьи. Совсем не скажешь. — Но ведь интересно же, — продолжил тот. Нет, он, конечно, знал, что психика у подростков рыхлая, но не настолько же… чтобы после всего увиденного так спокойно себя вести. Это странно. — Ну, я смотрю, ты без меня и не особо-то скучал, — Алмаз решил поддержать разыгранную братом идиллию и сделать вид, что ничего не произошло. — И уборкой себя не утруждал, — он внимательно оглядел комнату, где в самых разных местах стояли кружки, тарелки, стаканы. — Ну, — пожал плечами Сапфир. — Тебя не было, значит никто не действовал мне на нервы. — Но у себя в комнате, держу пари, такого свинарника не развёл, — он покосился в сторону комнаты Сапфира. — Ну, это же моя комната, — снова пожал плечами мальчишка, мельком подумав, что Алмаз не видел ещё свою комнату. — Ты ничего не помнишь, Сапфир? — спросил Алмаз, задумчиво опираясь головой на руку и перебивая диктора. — Если это должно объяснить увиденное, то нет, — как бы безразлично отозвался Сапфир, не отрывая взгляда от экрана. — И ты ничего не хочешь спросить об этом? — Будет нужно — сам расскажешь, если нет — значит, от тебя и не добьёшься. Брат рассуждал здраво, впрочем, как и всегда. Не пытался ничего вызнать, заранее зная, что это бесполезно. Алмаз ничего не ответил. На некоторое время воцарилась тишина. Сапфир не отрывался от телевизора, где крутили какую-то полуобразовательную-полуфантастическую программу про древние цивилизации и планомерно поглощал со своей тарелки заранее приготовленные бутерброды. Алмаз молчал. Думал, размышлял. Хмурил брови иногда, глядя на брата. — Если хочешь спросить что-то — спроси, — не отрываясь от телевизора, проговорил Сапфир. Там как раз рассказывали про мистические ритуалы ацтеков. Алмаз хмыкнул. Ему это показалось довольно символичным. — Хватит хмуриться на меня с такой рожей. На замечания брата ничего не ответил, продолжая о чём-то размышлять, изредка потирая подбородок рукой. Когда диктор с нездоровым воодушевлением, наверное, в пятый раз пересказывал про мистические ритуалы, Алмаз, наконец, заговорил. — Сапфир, скажи, почему ты всё-таки вступился за Хотару? Помнится, тебе раньше дела никакого до неё не было. Сапфир ответил не сразу. Продолжал сидеть в кресле с таким непроницаемым видом, будто и не слышал вопроса, но Алмаз знал, брат просто обдумывает ответ. — Не знаю, — наконец, отозвался Сапфир, не глядя в его сторону. Сапфир имел привычку отвечать так, что со стороны казалось, будто бы он разговаривает сам с собой. — Мне просто показалось, что она не должна так умереть. Да, правильно, она не должна так умереть. — Ясно. — Да я и так знаю, что тебе всё ясно, — не особо вдаваясь в подробности, бросил Сапфир. Что делать — вопрос не стоял, Алмаз знал это и так. Стоит ли — тоже. Дело было в другом: а не прознают ли остальные трое про это? А впрочем, если и прознают, то ничего не сделают. Они всегда были комнатными растениями. Не хотели мстить. — Ладно, идём. Сапфиру словно и не нужно было ничего объяснять. Он спокойно выключил телевизор и встал. Алмаз встретил его взгляд: он не боялся, не волновался, не паниковал. Он доверял брату. Забавно, правда? Учитывая то, что Алмаз хотел с ним сделать. Мужчина отвёл его в центр комнаты. И сам встал напротив. У них под ногами лежал красивый белый ковёр. Да, жаль будет ковёр. Наверное, это первая мысль, которая посетила Алмаза с того момента, как он решил приступить к задуманному. Вероятно, брату будет больно. Нет, точно больно. Он в этом не сомневался. Но он не мог лишить его такого шанса. Это было бы неправильным. Он ударил в грудь брата прежде, чем на лбу появился чёрный полумесяц. Ударил и только тогда открыл глаза. Сапфир смотрел на него широко распахнутыми глазами. На месте сердца в груди зияла дыра. В прямом смысле этого слова. Сердце вместе с частями грудной клетки и кровью лежало позади него на белоснежном ковре. Наверное, любой другой бы умер. Да что там наверное… умер бы. Но не они. Сердце Сапфира, истекая кровью прямо на белоснежный ковёр, всё ещё билось. Колени мальчишки задрожали, и он беспомощно, словно подрезанная кукла, завалился на пол. Алмаз спешно обошёл брата и присел возле его сердца на колено. Потом перевёл взгляд на Сапфира. Подросток дышал хрипло и протяжно, в отверстии в его груди с неприятным бульканьем хлюпала кровь. Алмаз заворожённо коснулся рукой тела брата, а потом, словно опомнившись, резко прошептал на незнакомом, шипящем языке несколько слов. В его руку лёг древний нож. Древний серебряный нож с чистой, без единого рисунка, рукоятью и с полностью исписанным непонятными словами и рисунками лезвием. Алмаз покрепче сжал его в руке и облегчённо вздохнул, чувствуя, как по венам разливается родная, древняя и такая далёкая магия. Кончики пальцев приятно защипало от переполнившей его силы. Он словно снова задышал после долгой задержки дыхания, словно снова начал жить. Он ощутил, как у него кружится голова от переполнившего его экстаза и постарался прийти в себя. Покрутил головой, отчего позвонки на шее приятно хрустнули. Затем обмакнул кончик лезвия в стёкшую с сердца на ковёр кровь, поднял кинжал вверх и позволил каплям скатиться вниз на безупречно-чистую серебряную рукоять. Нарисовал этой же кровью круг вокруг брата, сделал надрезы в виде сложных символов на сердце, а затем точно такие же на лбу у Сапфира. Всё то время, пока Алмаз совершал необходимые действия, полумесяц на его лбу не переставал светиться. Сердце, вырванное из груди, билось в такт тяжёлым вздохам Сапфира. Дальше легче не будет. Он положил кинжал на ковёр и, обмакнув палец в кровь Сапфира, начертил вокруг замысловатый узор. Кинжал размножился. Теперь их было ровно четыре. Красная кровь уже давно запачкала его рубашку, но Алмаз не обращал на это внимания. Сосредоточенно продолжал действия. Окровавленной рукой взял нож и с размаху всадил в раскрытую левую ладонь брата. Сапфир болезненно замычал и дёрнулся. Больно, да. Но осталось немного, скоро ты умрёшь. Второй кинжал Алмаз на подобии первого всадил уже в правую ладонь. Сапфир сквозь тяжёлые хрипы слегка пошевелил пальцами. Алмаз взял третий кинжал и, прежде чем ударить, провёл лезвием по своей руке, вспарывая рубашку и разрезая кожу. Потом всадил этот же кинжал в бьющееся сердце. Наконец, он взял последний, исходный, нож. Скоро всё будет закончено. Вот он, финал. Вытер появившийся на лбу пот, оставляя на нём кровавую полосу. И прежде, чем успел хоть о чём-нибудь подумать, перерезал брату горло. Он перестал дышать одновременно со своим сердцем, тяжёлые удары которого прекратились в то же мгновение. Алмаз устало вздохнул и облегчённо расслабился. Ну вот и всё. Он убил своего брата. *** — Летта, прошу тебя, образумься, ты и вправду считаешь, что это я? — Сапфир последний всё ещё пытался её убедить. Он последний ещё верил, что она не сделает этого, верил в неё и в их любовь. У него были сломаны пальцы на руках – подарок заботливой Уран – разорвана форма, по виску текла кровь, но он верил, что она поймёт. Она всегда ему верила. Девчонка стояла впереди. Крепкий, самоуверенный вид, ни одной эмоции на лице, даже руки не дрожали, держа тяжёлую секиру возле его горла. Любой, кто взглянет на неё, сразу посчитает, что она никогда и не любила этого мальчишку вовсе, не испытывала к нему никаких чувств. Но Сапфир верил. Она была единственной, кому он осмелился поверить, исключая Алмаза. Одно время даже считал, что её опоили, одурманили, не верил, что она всё это говорит сама. И это когда уже остальные давно потеряли веру и разочаровались. Он верил. — Летта! Но лезвие секиры, прислонённое к его горлу, даже не дрогнуло. Алмаз смотрел на отчаянные попытки Сапфира и понимал, что тот действительно не верит. Он не поверит ему. Он не поверит никому. Он верит только одной Летте. — Сапфир, она не услышит, — покачал головой Алмаз и горько усмехнулся. Он ведь сам когда-то уговаривал поверить его этой девчонке. А теперь уговаривает не верить… На него смотрели суровые рубиновые глаза, но он предпочитал этого не замечать. Не смотреть на них. Но даже она, Хранительница, волновалась, а она, эта девчонка, молодая Летта… До чего двулики бывают сатурнианцы. — Она услышит! — огрызнулся мальчишка. — Я верю Летте. — Сапфир, — протянул второй, брюнет, сидящий прямо на несуществующем полу, недалеко от них. Он тоже перестал верить. — Твоя Летта и была инициатором. Это она пришла к такому выводу, это она посчитала справедливым для нас такое наказание. Это она предложила его. Она. — Нет! — он не слышал. Не верил. Не понимал. Слишком доверял ей. Только ей, его Летте. — Летта, я знаю, это не ты. Я знаю, что ты никогда так не сделаешь. Я верю тебе, Летта. Что бы они ни говорили, я буду тебе верить. Он взял её за руку. Девчонка вырвала свою руку из его. Ударила своей секирой о несуществующий пол Пустоты. То же самое сделала Плутон, её гранатовый талисман засветился. Уран и Нептун призвали свои талисманы почти одновременно. Прошептали несколько слов. Между Плутоном, Нептуном и Ураном образовался магический треугольник. Малышка Сатурн стояла в центре. Когда повеяло холодом, все мужчины, все пятеро, синхронно вздрогнули. Да, конечно, все они, кроме Сапфира, уже потеряли веру, но что-то в них ещё жило… А ведь в их галактике не перерождаются. Они не переродятся. И от этого было ещё страшнее. — Летта! — холод начал окутывать. Пробирать тело, ноги, замораживать пальцы, забирать воздух… — Летта! Это было больно. Они и не думали, что настолько. — Летта! Но Сатурн уже отвернулась. Она неспешным шагом удалялась от этого места, даже не вздрогнув и не изменившись в лице. — Я всё равно верю тебе, Летта! Это была последняя его фраза. Последние слова. И только на них у молодой Летты на секунду дрогнули глаза. Только на них. Этого никто не заметил. *** — Где Летта? — это был первый вопрос, который задал брат, едва открыл глаза. — И я тебя рад видеть, брат, — отсалютовал ему кружкой с чаем Алмаз, сидя в продавленном, глубоком кресле. — С пробуждением. — Где Летта? Она здесь? — настороженно повторил интересующий его вопрос Сапфир. Он сидел во втором кресле, куда его заботливо уложил Алмаз, оставляя приходить в себя после ритуала. Оглядел комнату, посмотрел на брата, который так и не сменил одежду — сидел в окровавленной рубашке. Это ведь только сенши вспоминают всё так легко. Он ухмыльнулся. — Да, она здесь. Родилась, — Алмаз слегка склонил голову. — Иначе бы я не стал тебя будить. А впрочем… — Алмаз сделал неопределённый жест рукой, так и не заканчивая фразы. — Неужели никому нельзя верить? — вслух проговорил Сапфир, подходя к окну, за которым чересчур ярко для весны играло солнце. — Ты спрашиваешь меня это каждый раз, когда пробуждаешься. У Сапфира было трудное детство. У него вся жизнь была трудная. Он родился и рос во время дворцовых переворотов, то тут, то там на его планете вспыхивали восстания и заговоры, его самого не раз пытались отравить. Он прошёл тяжёлый путь, чтобы сохранить престол, и вынужден был рано научиться не верить людям, чтобы сохранить свою жизнь и не стать жертвой заговора. Им пытались манипулировать. Править через него. Влиять с помощью него на знатных людей. На миг Алмаз подумал, что после Летты, после того, что случилось, Сапфир может перестать верить даже ему. Но он тут же отмёл от себя эту глупую мысль. Они ведь связаны друг с другом гораздо больше, нежели просто дружбой, хотя и её было достаточно. Они даже родились братьями в этой и нескольких предыдущих жизнях. — Летта жива? — спросил он, не поворачиваясь. — Да, ты не помнишь? — в голосе Алмаза промелькнуло удивление, но не настолько значительное, чтобы вызывать беспокойство. — Нет, в голове всё перемешалось, — ответил Сапфир, взъерошивая волосы и прикрывая глаза. — Она жива, ты сказал, что она не должна умереть вот так. — Возможно, — согласился Сапфир. Разглядывая тротуар внизу из окна, он о чём-то сосредоточенно размышлял, хотя и не делился причиной. — Что ты собираешься делать? — спросил Алмаз, всё ещё держа в руках кружку с подостывшим чаем. — Они тоже здесь? — вместо ответа не сразу поинтересовался мальчишка. — Здесь. Переродились, — при их упоминании мужчина несколько скривился. Он никогда их особенно не любил, самой крепкой дружбой он был связан именно с Сапфиром, а они… после того случая он стал презирать их ещё больше. — Они ничего не сделают? — он всё не оборачивался. И спрашивал с одинаковой интонацией. Иногда это даже раздражало. — Ты же знаешь, что нет, — Алмаз усмехнулся и поставил кружку на стоящий рядом столик. — Они, как и были растениями, так растениями и остались. — А принцесса? — при упоминании о девочке неэмоциональный голос брата всё же дрогнул. Что ж, принцесса стоила этого. Но даже ей он, наверное, больше не доверял. И не верил. — Ты же знаешь, здесь только её отпечаток, — голос Алмаза звучал сухо и безразлично, но и ему самому трудно давались слова о этой их маленькой девочке. В конце концов… — Здесь только её отпечаток, — пожав плечами, сказал Алмаз. — Сенши её зовут. Несмотря на то, что нас всех стёрли. Но душа-то её всё ещё там. Болтается. — Да. Да, да, да, — кивнул, соглашаясь, Сапфир и, наконец, повернулся. — Спасибо, — и улыбнулся. Устало, тепло, но искренне. — Спасибо. — Ты же не думал, что я тебя кину? — криво усмехнулся Алмаз и получил в ответ такую же понимающую улыбку. — Ни разу. А Алмаз почему-то мысленно вздохнул. Он не перестанет верить ему. — Ты же не думал, что я перестану верить и тебе? — Сапфир понимающе смотрел на блондина, словно читал его мысли. Алмаз неопределённо повёл плечами. У него действительно проскальзывала такая мысль. Но думал ли он полноценно об этом… — Ты это я, — серьёзно проговорил Сапфир. — Я знаю. *** — Это довольно забавно. Сецуна присела на корточки, чтобы разглядеть отрубленную голову Металии. — То есть всё так просто? — Минако, в отличие от неё, старалась ни на тело, ни на голову не смотреть. Её несколько подташнивало от представленной здесь картины, но лицо терять как-то не хотелось: как-никак она Верховная сенши! — Ну, просто-непросто, — Сецуна поднялась на ноги и слегка, лёгкими движениями, отряхнула колени. — Но довольно забавно. — Это всё? Он умер? — Кунсайт стоял прямо напротив Мины, но изучал скорей Сецуну, чем её. Его очень интересовала перспектива не оказываться больше под влиянием тьмы. — Я не знаю. Я ведь ещё ни разу не отрубала Металии голову, — Сецуна пожала плечами, подпинывая носком ноги отрубленную часть тела. — Другими словами, нас всех ждёт весёлая жизнь? — проговорила Нептун, на коленях которой мирно спала Хотару. Они сидели вдвоём на небольшом двухместном диванчике в центре комнаты. — Вполне возможно. Сецуна продолжала рассматривать отрубленную голову. Зойсайта в комнате не было. Он единственный не участвовал сейчас в разговоре, а уже как полчаса смотался за Нефритом. Пытался вытащить его из того самого положения, в которое лично отправил. — Не будем её будить? — Мичиру указала взглядом на спящую у неё на коленях Хотару. — Не будем, — согласилась Плутон, снова возвращая взгляд к голове. — Металия идиот. Я его предупреждала, что если он начнёт действовать слишком активно, то поплатится за это головой. Так и вышло. Правда, я не думала, что в прямом смысле, — она снова попинала отрубленную голову носком туфли. — Ты разговаривала с нашим прямым врагом? — удивился Кунсайт. — Сенши, — лишь бросил Джедайт, закатив глаза, на что Сецуна скептически приподняла брови. — Так я и с вами разговаривала тоже, — недвусмысленный намёк. — Кстати, Рей, я вроде велела вам ждать там, — Сецуна подняла голову. Рей в беседе тоже не участвовала. Игнорировала их, можно так сказать. Она сидела на стуле возле Ами, внимательно вглядываясь в лицо подруги и держа в своих руках её ладонь. О чём думала сенши, было непонятно. На её лице было написано полное безразличие ко всему происходящему. Сецуна повернула голову к Джедайту. Тот пожал плечами. — Я-то тут при чём? Я пытался её отговорить, — он скрестил руки на груди. — Но когда Рей ничего не помнит, она ещё невыносимее. — Так она ничего не помнит? — наконец, поняла Мичиру. — То-то она меня так странно встретила. — Меня больше другое интересует, — медленно и вкрадчиво протянул Джедайт, отталкиваясь от стены комнаты и делая несколько шагов. Сецуна вдруг присела и снова начала с неподдельным интересом изучать голову. — Почему Рей вдруг приспичило немедленно убрать Зойсайта? Леди Пеллар, не подскажите? — Джедайт склонился над Сецуной практически вплотную. Да, с Четвёртым Лордом в догадливости и сообразительности могли соперничать лишь меркурианцы. — Леди Пеллар, это правда? — подал и свой голос Кунсайт. — Да, — твёрдо ответила Сецуна и поднялась на ноги. С вызовом и одновременно с каким-то спокойствием посмотрела на Лордов. Они никогда её не поймут. Они всегда будут её осуждать. Но её поймут только лишь внешние, а с остальными уже не так важно. — Я не могла допустить, чтобы Металия окончательно затащил к себе во тьму Зойсайта. — А вам не приходило в голову, Леди, — холодно начал Первый Лорд. — Что есть другие пути… — Нет, — резко отрезала, перебивая, Плутон. — Их нет. Зойсайт был подвержен влиянию тьмы настолько, что вытащить его не представлялось возможным. Считаете, что я не рассматривала этот вариант? Она была права. И она знала это. — Зойсайт сейчас свободен, — напомнил ей Джедайт. — И он сейчас единственный, кто полностью осознал себя. — Шальная пуля, — немного горячо бросила Сецуна. — Это всего лишь шальная пуля, которая случайно угодила в Ами! Этого не должно было случиться! Это просто чудо! А я не могла надеяться на чудо. На кону столько жизней. Это непозволительная для меня роскошь. — Леди Пеллар не верит в чудо? — иронически спросил Кунсайт. — Нет. Почему-то этот ответ стал для Лордов настоящим шоком. Удивил. — Пел… ты могла вот так вот запросто убить и Кунсайта тоже? И Джеда? И всё потому что в них была тьма? — негромко спросила Минория. — Да, — не колеблясь, ответила Сецуна. — Я бы это сделала. Ты Верховная, Мина, должна понимать, что означает собой долг. Конечно, Мина понимала. Она даже не опустила глаза, смело глядя на Плутон. Конечно, она понимала. И даже слишком. — А если бы Уран оказалась во власти тьмы? — спросил в свою очередь Джедайт. — Ты бы убила её? — Это бы сделала я, — ответила Мичиру прежде, чем это успела сделать Плутон. — Сецуна права. Это было слишком опасно. Иногда для мира надо чем-то жертвовать, как бы ни было потом трудно. Кунсайт и Джедайт обменялись взглядами. В чём-то внешние были, безусловно, правы. Их логику понять было можно, они стремятся защитить мир всеми средствами. Но они забыли, как жестоки на самом деле бывают внешние в своём стремлении достичь мира и в выборе для этого средств. Они могут пойти по головам и по трупам… чтобы только его сохранить. Их нельзя было в этом винить. Внешних так воспитывали. Прививали верность только своему долгу. Чтобы они были преданы ему так, как никогда не будут преданы младшие. — В моём доме совершенно убийство, — Кунсайт устало потёр лоб. — Я, конечно, понимаю, что тебе это забавно, Сецуна, я тоже смерти Металии не огорчаюсь, но вот что мне делать с трупом телом… Наконец в комнату ввалился тот, кого Сецуна ждала больше всего, но кто в разговоре не участвовал — Зойсайт. Ввалился, конечно, не он, а Нефрит, которого Зойсайт просто впихнул в помещение, но не суть. Зойсайт, наконец, вернулся. Выглядел он, прямо скажем, неважно. Под глазом — синяк, расцарапанная скула, потрёпанная рубашка — Нефрит явно встретил друга с распростёртыми объятиями. — Куда ты меня притащил?! — выругался он, толкнув в ответ Зойсайта. Толчок получился мощным, и парень едва сумел удержаться на ногах. — Я никуда с тобой не пойду! Уж лучше быть расстрелянным. — Ой, да пожалуйста, — взорвался Зойсайт, распахивая дверь и кивая в сторону выхода. Очевидно, оскорбления, которыми Нефрит успел уже его изрядно полить, наконец, сделали своё дело. — Выходи. Там тебя и расстреляют к чёртовой бабушке. Не фиг больше мне мозги полоскать. А сам, обогнув шатена и проигнорировав окружающих, направился прямиком к кровати. Нефрит недоумённо покосился в проход и потом, как бы напоследок, обернулся в сторону Зоя. И побледнел. Увидел Ами, которую, плечом в наглую отодвинув Рей, за руку схватил Зойсайт. — Ами! — он пулей подлетел к напарнице и с надеждой вгляделся ей в лицо. Казалось, Ами даже не дышала. — Ты! — он рыкнул на Зойсайта и ударил его в челюсть так, что Зой не сумел удержаться на ногах и завалился на пол. — Это всё ты! Кунсайт и Джедайт мгновенно оказались рядом и подхватили его за руки. Нефрит яростно вырывался. Зойсайт утёр кровь с разбитой губы и, пробормотав: — Это ж сколько мне ещё сегодня по морде-то надают, — посмотрел на Нефрита снизу вверх. — Вот это уже походит на старые, добрые времена, — с потугой пробормотал Кунсайт. Нефрит всё ещё не оставлял своих попыток вырваться из их захвата. — Да, Джед? Как вспомню, как Неф и Зой мутузили друг друга… — Ага, — пропыхтел в ответ Джедайт. — Тебя вечно нет, а я их разнимай. — Это сделала я, — громко, с выдохом, проговорила Рей за их спинами. Нефрит неожиданно затих, а потом сердито сбросил с себя руки мужчин. Покосился на Рей и снова обернулся к Ами. — Спасибо, — с пола пробормотал Зой, пытаясь всё утереть не останавливающуюся с губы кровь. На миг все замерли. — Я не пожалел, что оставил её на тебя. Нефрит затаил дыхание. В памяти начали проноситься отдельные отрывки, какие-то слова, картинки и обещания. Но кому… Что? — Что ты сделал, Зой? — уточнил Джедайт. — Да, перед тем, как отправиться в разведку, в свою долину Юга, — Зой ведь так и не подумал подняться с пола. — Я ведь знал, что не вернусь, — тихий вздох со стороны Минако. — Я оставил свою Амелию Нефриту. Попросил его беречь её. И глядя сейчас на всё это, — Зой снова утёр с губы кровь и посмотрел на свою руку. — Я понимаю, что не прогадал. Он много раз сдерживал своё обещание. Защищал её от меня, закрывал от моих атак. Во многих жизнях. Ты защищаешь её, — он обратился уже к другу. — Защищал от меня. Меня-демона. Спасибо. — Что… за фигню ты несёшь? — Нефрит выглядел то ли растерянным, то ли разозлённым. — Ты ведь помнишь, что обещал? — Помню, — нехотя отозвался Нефрит. — Я обещал. Но уж точно не тебе. Отвернулся к Ами, присел возле неё, прислонившись губами к холодной руке. — Русалочка… Джедайт отметил, как напрягся при виде этого, вроде простого жеста, Зойсайт, как он старается держать себя в руках и поспешил сменить тему. Но не успел. — Какого лешего здесь вообще происходит?! — Нефрит поднялся на ноги, внимательно оглядывая присутствующих, остановил взгляд удивлённых глаз на Мако. — Макото? Ты как здесь вообще оказалась? — Мне бы вот тоже хотелось это послушать, — встал Зойсайт и, борясь с чувствами, подошёл к шатенке. — Здравствуй, напарница, — и обнял её. Крепко так, с надрывом. На этом моменте Минако как-бы случайно глянула на Нефрита, замечая его невольную злость. — Нда, Нефрит, — довольно прокомментировала она. — Не только ты в этом перерождении привязался к своей напарнице. Как необычно вас, однако, распределили, — улыбаясь, покосилась она в сторону Зойсайта. — Да не вспомнит он, Мина, всё равно ничего, — единственный, вместо друга, ответил ей Джедайт. Мако вырвалась из объятий Зойсайта и с размаху ударила Зоя в живот. По лицу Нефрита пробежала едва заметная тень удовлетворённости. — Никому из вас не прощу, — хрипло прошептала она, глядя в пол. — Никому. Обошла Зойсайта, стонущего на коленях — ему и так от Нефрита с Джедом не хило досталось — подошла к шатену и ударила в челюсть теперь уже его. Покосилась на Джедайта и Кунсайта, но подходить не стала. — Мако, ты вспомнила? Лита… — порывисто подалась вперёд Минория. — Трудно забыть, когда тебе загоняют меч в грудину, — сморщившись, ответила она. — У меня в голове такая путаница… — она запустила руку себе в волосы. — Ничего не могу сообразить толком… Поэтому не называй меня Литой, Мина. Не называйте меня старым именем. Потом посмотрела на Нефрита, исподлобья, так тяжело. — Не прощу. Никого из вас. Никогда, — и двинулась обратно к своему креслу в углу, мимо остолбеневшего Зоя и замершей Мины. — И не надо лезть ко мне сейчас с душещипательными разговорами, Пеллар, — она уселась в кресло, угрюмо скрестив руки. — Я не хочу сейчас ни с кем разговаривать… — Но как ты здесь оказалась, — спросил Зойсайт, уже с трудом, но приподнимаясь с пола. — Охранницу свою вырубила, с которой меня оставили и заявилась. Откуда я знала, что у вас уже здесь аншлаг? — она пожала плечами. — Охранницу? Ты Тетис вырубила? — Нефрит приподнял брови. — Мы же вроде перемирие заключили. Джедайт, услышав имя Тетис, повёл плечами и украдкой, искоса, покосился на Марс. — Я с вами никогда перемирие не заключала, — процедила Мако, с ненавистью, бушующей, а не как у Рей, усталой, глядя на Нефрита. — А с тобой, — она выделила это слово. — Тем более. Нефрит замер, не понимая, с чего вдруг заслужил такую агрессию. — Это всё, конечно, занятно, — вдруг начал Кунсайт, и было совершенно непонятно, хотел ли он таким образом притушить надвигающийся скандал. — Но что нам делать с трупом? Все одновременно посмотрели на Металию. — Может, нам спросить Сатурн? — предложил Зойсайт, косясь в сторону Хотару. Девочка до сих пор спала, как ни в чём не бывало, на коленях Мичиру. Та ласково поглаживала её по волосам. — Бесполезно, — покачала головой Пеллар, по примеру Зойсайта изучая воспитанницу. — Хотару, вероятно, даже не вспомнит. — Это как? Почему? — Это её программа. Ну как бы вам попонятней объяснить… Она запрограммирована на это. Сатурн. Он запрограммирован. Как только Металия начинает более активные действия, пробуждается Сатурн. У неё «включается» программа. Уничтожить Металию. Ну, или разрушить мир, — Сецуна равнодушно пожала плечами. — Хорошенький выбор, — хмыкнул Зойсайт. — Она даже если не хочет, противиться не может. Хотару может даже ничего и не вспомнить. — Как думаешь, Пеллар, чего нам ждать? — серьёзно и задумчиво спросила Минория. Конечно, она боялась. В конце концов, она всего лишь девчонка. Пусть и возраста в сотни тысячелетий. Но боялась совсем немного. Верховная же сенши. Поэтому в её глазах читалась решимость дойти до конца. Чего бы это ни стоило. — Не знаю, — покачав головой, ответила та. — Но думается мне, ничего хорошего. Все ждали этих слов от Хранительницы. Потому и замерли. Однако одновременно надеялись, совсем чуть-чуть, что со смертью Металии всё закончится. Но в их жизни не бывает всё так просто. Не бывает всё по-правильному, всё только шиворот-навыворот. — Мы будем готовы, Плутон, — ласково, но одновременно с какой-то жестокой готовностью проговорила Нептун. — Верховная сенши у нас уже есть. Марс и Юпитер с нами. Кстати говоря, Верховная, — Нептун слегка повернулась к Минако и с готовностью уставилась на неё. — Я тебя звала. Долго. Пыталась пробудить. Потому что ты была мне нужна. Нам, — все сосредоточенно следили за Нептун. Она говорила легко, ни одной лишней эмоции не отражалось на её лице. Даже лишнего полутона слышно не было. Нептун говорила легко, певуче и неизменно вежливо. Даже сидела она с гордо выпрямленной спиной, чуть приподняв подбородок. — Но ты не пробуждалась. Я никак не могла до тебя дозваться. Как понимаешь, это нетипично для Верховной, — она легко улыбнулась, проводя своими тонкими и изящными пальчиками по чёрным волосам Хотару. — Поэтому я пришла к выводу, что ты раньше уже просыпалась, да, Минако? Несколько пар глаз внимательно уставились на Венеру. — Мина? — Кунсайт подался вперёд. Сецуна встала. Венера отвела. — Джед, нам нужно поговорить! — Рей резко встала с постели Ами, где сидела весь последний разговор, в наглую, начисто игнорируя остальных и гордо прошла к двери. Джедайт как-бы извиняюще глянул на остальных и направился вслед за Рей. — А нам нужно разобраться, что делать с Металией, — наконец, выдал Зой, и остальные дружно перевели взгляд на труп. Действительно, надо было что-то решать.