Нежно, как в первый раз

Любимый друг

Меня покинул.

Тут больше нечего сказать,

А лучше нежно повторить, как в первый раз:

Любимый друг.

Лэнгстон Хьюз

Раньше Больше всего ей запомнилась боль. Из неё будто бы вырвали кусок плоти — с мясом и кровью, и осталась только гиганская зияющая дыра. Гермиона помнит, как блуждала пальцами по телу в поисках источника фантомной боли, как раздирала ногтями кожу над сердцем, и вдоль ключиц тянулись кровавые борозды. Но всё было как обычно. Она была цела и невредима. В реальности никто ничего не вырезал из её тела и не вырывал внутренностей. Внешне она была полностью цела. Дело было в Гарри. Он пропал. Исчез неожиданно для всех, и именно его пропажа стала причиной боли. Ведь Гермиона понятия не имела, что с ним произошло: жив он или мёртв, похищен или пустился в бега, сражается или прячется. Он просто исчез. А вместе с ним исчезла и частичка Гермионы. Та часть личности, что формировалась последние семь лет жизни, одна из тех частичек, из которых по кусочкам собиралась вся её сущность, как цепочки ДНК или кирпичики дома. Она сразу поняла — каким-то внутренним чутьём, — что независимо от того, насколько ей со временем станет легче, эта боль останется навсегда. Шрамом. Клеймом. Вопросом. Вечной тревогой. Приливами сокрушающего отчаяния. Гарри Поттер исчез. Испарился. Пропал без вести. А Гермиона осталась наедине со своей болью.

***

Свои поиски она начала, как обычно, с карты. Старая хлипкая вещица, которую она хранила у себя в спальне, от долгого хранения вся стала пожёванной и помятой, потрёпанной. Углы были оборваны, загнуты, края засалены, и повсюду стояли пятна от пролитого кофе. Но ей всё ещё можно было пользоваться. Она достала её из шкафа после того, как авроры объявили, что прекращают поиски. Гарри — взрослый человек, сказали они. И не было выявлено признаков каких-либо незаконных действий. Никаких свидетельств того, что его схватили или что он сбежал. Гарри забрал с собой вещи — всё то немногое, что у него имелось. И не оставил никаких следов — ни единой ниточки, которая могла бы к нему привести. Ни одного свидетеля, ни даже слухов о себе. Бесследно исчез. Именно так описал это «Пророк» в выпуске на следующий день после того, как Гарри объявили пропавшим без вести. Год спустя расследование закончилось. «Хватит лелеять иллюзии», — утверждали власти. Они перевернули каждый камень в Соединённом Королевстве, потратили кучу денег и времени, но не продвинулись в поисках ни на шаг. Гермиона умоляла их передумать. Она отправляла письмо за письмом, всю неделю врывалась в Министерство и требовала, чтобы её выслушали. Она убеждала и молила власти пересмотреть принятое решение. — Мы же говорим о Гарри Поттере. Половина из нас была бы мертва, если бы не он. Как вы можете так просто сдаться? Дело было официально закрыто через неделю, всего за несколько дней до двадцатого дня рождения Гарри. Гермиона проплакала всю ночь, пока не заснула. На следующее утро, с высохшими слезами на щеках и опухшими после сна глазами, она достала из шкафа карту и разложила её на полу. Помятый, тронутый плесенью мир лежал у её ног. Гарри был где-то здесь — это самое подходящее место для начала поисков. Кончиком маркера Гермиона поставила красную точку в одном из районов Лондона. Площадь Гриммо — вот где она видела его последний раз. Она подошла к делу основательно: методично разделила карту на зоны, прочертив линии через страны и континенты, и присвоила им номера с первого по шестой. Первую зону она исследовала целый год. Именно тогда она впервые встретила Малкольма Маджа.

МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ВЫЖИЛ: ВПЕРВЫЕ С МОМЕНТА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ГАРРИ ПОТТЕРА ЗАМЕТИЛИ В АРГЕНТИНЕ

Когда она наткнулась на эту газету, торчавшую из мусорного бака в Косом переулке, её сердце замерло, во рту пересохло, а из лёгких ушёл весь воздух. Фотография была ужасно размытой, нечеткой и неподвижной, в отличие от обычных портретов волшебников — магловский источник, догадалась Гермиона, — и ей еле удалось разглядеть шрам в виде молнии на лбу. Но это был он. Гарри. Она узнала бы его где угодно. Она проглотила остальную часть статьи, словно голодающий — горячее блюдо, и только читая статью уже в третий раз, вдруг поняла, что это не «Ежедневный пророк». А «Громовещатель». Небольшая частная газета, основное кредо которой было прямо противоположно тому, чем занимался «Ежедневный пророк» с тех пор, как впервые нанял Риту Скитер, — говорить правду. Гермиона даже не подозревала о существовании «Громовещателя» до того дня, пока не вытащила газету из урны и впервые за два года не увидела лицо своего лучшего друга. Именно «Громовещатель» подтвердил, что Гарри жив. Снимок был сделан в прошлом месяце магловской дорожной камерой в Аргентине. Статья под ним оказалась скудна на подробности. В основном в ней рассказывалось о путешествии самого автора, которому удалось найти фотографию после долгих месяцев расследования. Гермиона принялась жадно выискивать глазами имя автора, сминая дрожащими пальцами влажную бумагу. И наконец в самом низу обнаружила: Малкольм Мадж, журналист-детектив. Гермиона нашла его в тесном, пыльном помещении на чердаке магазина котлов в Косом переулке. «Громовещатель» был маленькой газетой, и поэтому штат сотрудников оказался невелик: Мадж и два других журналиста, престарелая секретарша, дизайнер и единственный редактор — вот и вся команда, теснившаяся в крошечном, обшарпанном офисе, где и выпускалась газета. Воздух в офисе изобиловал смесью ароматов: горячих чернил на прессе и периодически доносящихся снизу, из магазина «Котёл», запахов «Сна без сновидений» и «Умиротворяющего бальзама». Зельевары призывно демонстрировали быстро закипающие котлы, и густой поток пара просачивался сквозь древние половицы и витал между столами. — К запаху быстро привыкаешь, — заметил Мадж, когда она, решительно сжав челюсть и держа карту под мышкой, присела за его стол. Как оказалось, Малкольм Мадж начал свои поиски Гарри примерно в то же время, что и Гермиона. По его словам, фотографию он получил по счастливой случайности — Мадж признался, что до того, как наткнулся на неё, ему удалось накопать примерно столько же, сколько и Гермионе. Счастливая случайность. Это признание придало Гермионе немного уверенности в том, что её поиски могут увенчаться успехом. Мадж с интересом изучил карту Гермионы: там были вычеркнуты целые города, обведены области, в которых, по её мнению, наблюдался высокий уровень проявлений незарегистрированной магии, и отмечены звёздочками волшебные деревни с примечаниями, как туда можно попасть. Он просматривал её исследования страница за страницей. Планы поисков в следующей зоне, списки мест, которые нужно проверить. — Гермиона, ты никогда не думала заняться журналистскими расследованиями? — спросил он, приподняв бровь. Он нанял её на следующий же день. Она собрала вещи со своего рабочего места в Министерстве, переехала в офис на чердаке и официально стала новым журналистом «Громовещателя». Статья Маджа о Гарри — возможно, самом известном волшебнике магического мира, — а также статус знаменитости Гермионы подняли популярность «Громовещателя» на новый уровень. За две недели он стал всеобщеизвестным изданием, а всего за месяц его тиражи выросли втрое. Горячие чернила, зелье сна без сновидений и две чашки кофе в день — и всё же поиски Гарри Поттера по-прежнему находились в тупике. Мадж занял пост главного редактора, передав свою прежнюю должность Гермионе. Её самая первая статья «Подводные течения: послевоенная политика и внутренняя кухня нового Министерства магии» имела мгновенный успех. Не найдя новых зацепок, поискам Гарри она начала посвящать свои выходные дни, а в будни сосредотачивалась на выпуске интригующих и актуальных историй для «Громовещателя». Мадж научил её всему, что знал сам, и, будучи Гермионой Грейнджер, она быстро освоилась. Когда «Громовещатель» стал самой продаваемой газетой в Соединённом Королевстве, Рита Скитер проникла в офис на чердаке, украла одну из будущих статей Гермионы прямо со стола и выдала её за свою собственную в «Пророке» на следующий день. Гермиона впала в ярость. От бешенства она побагровела, её всю трясло от возмущения. Выходки Скитер смертельно достали, как и явная глупость, которую та проявила, уже второй раз перейдя ей дорогу, и Гермиона решила, что с этим пора заканчивать. Она опубликовала свою оригинальную статью в «Громовещателе», отметив тот факт, что она была украдена и использована в «Пророке» без её ведома и разрешения. Также в последнюю минуту она подготовила краткое разоблачение Скитер под названием «Сказки мадам Жуковской-Плутовской», в котором подробно рассказала о разгуле подпольного сообщества незарегистрированных анимагов, представляющего угрозу новым ценностям Министерства и усилиям по послевоенной реабилитации общества. На следующий день Скитер уволилась из «Пророка», поскольку прошёл слух, что она находится под следствием Министерства. И тогда каждое утро в каждый дом Соединённого Королевства стали доставлять «Громовещетель». Он быстро превратился в самую популярную волшебную газету Западной Европы. Когда люди спрашивали, Гермиона всегда отрицала, что именно она обанкротила «Ежедневный пророк» и лишила Риту Скитер работы. Просто так получилось. По мере того, как тиражи «Громовещателя» росли — и выросли в десять раз, — увеличивался и его штат. Тесный, вонючий офис на чердаке в Косом переулке, в котором и так никогда не хватало места, остался в прошлом. Мадж купил второй этаж заброшенного склада на окраине маггловского Лондона и нанял более дюжины новых сотрудников. Себе он выделил личный кабинет, Гермионе — отдельный закуток, и внезапно производство газеты пошло полным ходом. Горячие чернила, две чашки кофе в день и абсолютно никаких запахов зелий, просачивающихся с нижнего этажа. Рита Скитер больше никогда её не беспокоила. Жизнь потихоньку налаживалась. Гермиона так страстно ударилась в работу и увлеклась настолько, что даже не заметила, как боль стала возвращаться — постепенно, почти нежно, пока не стала нестерпимой. Три года. Прошло три года, а Гарри всё так же числился пропавшим без вести. Три года, и они не нашли ничего, кроме размытой фотографии — призрачного напоминания о том, что он существует. Эта боль подталкивала её продолжать поиски. Но именно из-за этой боли ей иногда хотелось сдаться. Потому что погоня за Гарри означала погоню за болью. Бесконечные воспоминания об утрате, поиски, стремление исправить ошибки — порой всё это становилось совершенно невыносимым. Но Гермиона Грейнджер никогда не была из тех, кто так просто сдаётся. Когда-нибудь Гермиона найдёт Гарри Поттера. А пока она продолжит искать. А пока она ищет, она будет писать.

***

Сейчас Гермиона швыряет папку на стол, и та с громким стуком падает на столешницу, скользит примерно на дюйм вперёд к кружке с дымящимся чёрным кофе. Несмотря на неожиданный звук, он не поднимает головы — его взгляд устремлён на страницу небольшой книги, которую он держит в руке, а острый подбородок удобно покоится на раскрытой ладони другой руки. Она ждёт. Гермиона морально готовилась к этому, знала, что всё будет именно так. Она скрещивает руки на груди и прочищает горло. В ушах звучит размеренное постукивание пишущей машинки. Она продолжает ждать. А он продолжает читать, словно не замечая её присутствия, и даже делает маленький глоток кофе, не отрывая глаз от страницы. Она снова прочищает горло, уже громче, и презрительно щурится. — Ты что, простудилась, Грейнджер? Тон скучающий и незаинтересованный. Он по-прежнему не поднимает глаз, и она буравит взглядом его волнистые светлые волосы, а её щёки вспыхивают от раздражения. — Малфой, нужно, чтобы Джефферсон подписал бланк разрешения, иначе мы не сможем включить его интервью в статью на следующей неделе. Малфой захлопывает книгу, бросает её на стол и выставляет вперёд челюсть. Он по-прежнему не поднимает на неё взгляд, когда кончиком указательного пальца подтягивает к себе папку, а затем небрежно открывает её. Выражение его лица, как обычно, остаётся безучастным, скорее, даже хмурым, если хорошенько приглядеться. Гермиону так и подмывает выхватить папку обратно и стукнуть его ею по голове, просто чтобы добиться от него хоть какой-то реакции, но она крепко прижимает руки к груди, чтобы сдержаться. Однако при одной мысли об этом ей не удаётся избавиться от ухмылки. Он изучает все бумаги ещё несколько минут, после чего захлопывает папку, отбрасывает её на край стола и только тогда наконец поднимает глаза. — Мне это не понадобится, — заявляет он и снова тянется за книгой. Гермиона разочарованно сводит брови и подаётся вперёд, пока не упирается в край стола. — На самом деле, понадобится, Малфой. Мы не можем публиковать информацию, которую тебе дал Джефферсон, если у нас не будет его разрешения, и… Он снова возвращает своё внимание к Гермионе и откладывает роман. — Я вообще не буду использовать интервью Джефферсона, Грейнджер, так что, уверяю тебя, оно не понадобится. Он откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди, чем зеркально повторяет её позу, и приподнимает бровь. — Как это ты не станешь использовать интервью Джефферсона? Ведь этому посвящена, считай, вся статья! — Знаешь, как утомительно каждый раз всё тебе объяснять, Грейнджер, когда я только и слышу ото всех, какая ты умная? — он отстраняется от спинки стула и кладёт предплечья на стол. — Я больше не занимаюсь этой историей. Я подошёл к вопросу с другой стороны, и поэтому мне больше не нужно интервью Джефферсона, а, следовательно, мне больше не нужна его подпись… — Я поняла, Малфой, — цедит она сквозь стиснутые зубы и резко выхватывает папку, словно змея, метнувшаяся к добыче. — Тебе стоит ставить меня в известность о подобном. Ты не можешь просто изменить всю историю, ничего мне не сказав. Это грубо и непрофессионально. Малфой взирает на неё с безразличным и апатичным видом и снова берётся за книгу. Её не удивляет, что он читает в рабочее время. Несмотря на то, что он всегда делает вид, будто только прохлаждается на работе, он очень талантливый журналист — но Гермиона никогда не признает этого вслух. Мадж нанял его около года назад, и Гермиона перестала быть единственным журналистом-детективом «Громовещателя» и стала соперничать с Драко Малфоем в том, кто лучше напишет статью или грандиознее раскроет тайну. Их соревнование было негласным — всё оставалось на уровне чувств и ощущений. По правде говоря, Малфой был для неё как бельмо на глазу. Больше не тот хулиган, что в школе, и уж явно не тот человек, что во время войны. Теперь он стал раздражающим, ворчливым болваном, который делал всё возможное, чтобы выбесить Гермиону, при этом никогда в этом не признаваясь. Он в совершенстве овладел искусством притворяться, будто его цель не заключалась в том, чтобы сводить её с ума, когда он откладывал что-то на самый последний момент или спорил с ней только для того, чтобы вывести из себя. И при этом сохранял отстранённый и почти безразличным вид: он мог улыбаться Маджу и смеяться вместе с ним, а в следующую секунду — холодно и бесстрастно кивать Гермионе. И Гермиона отвечала, как умела: раздражала его так сильно, как только могла, делала всё, чтобы сорвать с него маску этой сдержанной невозмутимости и вызвать хоть какую-то реакцию. Тыкала палкой спящего медведя. — Мадж разрешил мне изменить содержание, — произносит он так, как будто это нечто само собой разумеющееся. Гермиона хмурится и засовывает папку под мышку. Она не доставит ему удовольствия наблюдать, как подготовленные ею бланки полетят в мусорное ведро. — Просто убедись, что заполнил все необходимые документы, Малфой, чем бы ты там ни занимался, — сухо говорит она, отворачивается от него и направляется через весь кабинет к своему столу. Она раздражённо плюхается в кресло, бормоча себе под нос парочку забористых ругательств, запихивает папку в мусорное ведро и делает глоток ромашкового чая. Джинни предложила Гермионе начать пить ромашковый чай вместо обычных двух чашек кофе, чтобы сохранять спокойствие и меньше нервничать на работе. Гермионе пришлось прикусить язык, потому что она бы всё равно не смогла бы донести до Джинни, что раздражение от совместной работы с Драко Малфоем не унять никаким количеством ромашкового чая. Тут разве что помогли бы транквилизаторы. Но никак не ромашковый чай. — Что он натворил на этот раз? — спрашивает Дин Томас, любимый коллега Гермионы, который выглядывает из соседней кабинки, откинувшись на спинку офисного кресла. Гермиона закатывает глаза, поворачиваясь лицом к другу, и пытается справиться с раздражением. — Пришёл на работу. Дин слегка ухмыляется. Взгляд Гермионы падает на фотографию, прикреплённую над его столом: улыбающиеся Дин и Симус Финниган на пирсе в Брайтоне, они обнимаются и Симус целует Дина в щёку. — Жаль, — сочувственно произносит Дин. — Он снова переписал всю статью, да? Гермиона издаёт разочарованный стон, откидывается назад и крутится в кресле в знак поражения. — Да. Он просто невозможен. Клянусь, он устроился сюда с одной-единственной целью — портить мне жизнь. Дин усмехается, вежливо кивая в знак приветствия коллеге, который проходит позади них. — Прискорбно, ведь он чертовски блестящий журналист. Гермиона бросает на Дина взгляд, в котором нет ни капли тепла, и делает ещё один глоток чая. — Тебе не следует говорить об этом вслух, Дин. Я почти уверена, что его эго раздувается каждый раз, когда кто-то просто произносит его имя — даже если он этого и не слышит. Она оглядывается и смотрит на Малфоя в другом конце кабинета. Он снова читает этот чёртов роман, крутя в свободной руке перо. Дин следит за её взглядом, задерживается на мгновение на Малфое, а затем снова смотрит на неё. — Знаешь, он неплохой парень, — виновато улыбается Дин, пожимая плечами, — к нему просто нужно проявить немного участия. — Не думаю, что Малфой способен на какие-либо тёплые чувства. — Гермиона, ну, не всё сразу. — К Дину подходит Агнес — их престарелая секретарша — с вопросом о материалах для выпуска в понедельник, и он бросает на Гермиону извиняющийся взгляд. Дин работает иллюстратором в «Громовещателе» ещё со времён, когда Мадж проводил первое серьезное расширение штата. Он нравился ей со школы, но только когда они начали работать за соседними столами, она по-настоящему его узнала — настолько, что несколько лет назад получила приглашение на их с Симусом свадьбу. Дин оказался добрым и весёлым малым, а ещё он проявлял исключительную терпимость к жалобам Гермионы на их белокурого коллегу. Гермиона решает сосредоточиться на работе, время от времени поглядывая на закрытую дверь в кабинет Маджа и на Малфоя. Интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы всё-таки приступить к работе. Она сдаётся, когда наступает обеденный перерыв: бросает последний свирепый взгляд Малфою в затылок и отправляется в своё любимое место за сэндвичами. Когда Гермиона возвращается, стол Малфоя пуст. — У него была назначена встреча, — говорит ей Дин прежде, чем она успевает спросить. Когда в три часа Малфой возвращается, то, не задерживаясь у своего стола, сразу направляется к Гермионе, засунув руки в карманы брюк. Он вежливо кивает Дину, а затем окидывает Гермиону штормовым взглядом серых глаз — по сравнению с утром он теперь явно не в духе. — Я так подумал, Грейнджер, что всё-таки буду придерживаться старой версии. Можешь мне передать эти бланки для интервью Джефферсона? Гермиона изо всех сил пытается сохранить спокойное и невозмутимое выражение лица, когда роется в мусорном ведре и достаёт папку, извлекая её из-под потемневшей банановой кожуры, которую успела выбросить позже. Она с каменным лицом протягивает ему папку. Когда Малфой опускает взгляд на бумаги, у него дёргается глаз, но Малфой всё равно их берёт. — Премного благодарен, — говорит он, разворачивается на каблуках и уходит. Гермиона готова поклясться, что видит, как он улыбается, когда садится за стол, но улыбка эта так мимолётна, что, скорее, привиделась Гермионе от ярости. Гермиона проводит остаток дня, дописывая статью о европейском чёрном рынке для волшебников — историю, над которой она усердно работала несколько последних месяцев. Подготовив статью для выпуска в понедельник, она пишет Джорджу Уизли, чтобы узнать, не хочет ли он разместить у них рекламу новой линии средств для волос из его магазина приколов. Ровно в пять часов Малфой возвращает подписанные бланки на стол Гермионы, старательно избегая её взгляда. Вместо этого он смотрит на Дина. — Вы с Финниганом пойдёте куда-нибудь выпить завтра после игры? — спрашивает он низким, тягучим голосом, задевая бедром край стола Гермионы. Малфой — высокий, поджарый и атлетичный, уже не такой худощавый, каким был в школе, но манера держаться у него всё та же: уверенно, но не напористо, грациозно, но не настолько естественно, чтобы можно было подумать, будто это его природная черта. Он — как бы это ни раздражало Гермиону — объективно красив и ухожен, и она иногда любит пошутить про себя, что, возможно, ему до сих пор, как ребёнку, покупает вещи мать, потому что Гермиона не знает ни одного мужчину, который бы настолько хорошо одевался сам. — Боюсь, мы не сможем, — с улыбкой отвечает Дин, собирая портфель после рабочего дня, чтобы освободить стол: по выходным приходят уборщицы. — Мама Симуса пригласила нас на ужин. Мы оба расстроены, что пропустим игру. Драко кивает в сторону Гермионы, которая кладёт подписанные бумаги в стопку с надписью «Первым делом в понедельник» и начинает собирать в сумку необходимые на выходных вещи. Малфой — ловец в любительской команде по квиддичу. И завтра вечером у его команды состоится последняя игра сезона. Гермиона узнала об этом только потому, что Джинни встречается с лучшим другом Драко, Блейзом Забини, загонщиком той же команды. Райли Коупленд, работающая в «Громовещателе» аналитиком, также присоединилась к их команде в этом году в качестве охотника. Благодаря её мастерству они дошли до полуфинала, что побудило многих сотрудников офиса посещать игры каждую субботу. Если бы Джинни не таскала её с собой на эти игры, Гермиона с удовольствием проводила бы вечера суббот дома, в одиночестве, в компании книги и бутылки вина. По закону Джинни запрещалось играть в любительский квиддич из-за контракта с командой «Холихедские гарпии», но она, похоже, довольствовалась тем, что болела за своего парня с трибун. Она часто выкрикивала фразы, смысл которых Гермиона не могла разобрать, или бормотала ругательства в адрес судьи за ошибки на поле. Гермионе обычно удавалось избежать походов в паб, куда все направлялись выпить после игры. Она стойко держала оборону, несмотря на непрекращающиеся просьбы Джинни, с которыми та наседала каждый раз, когда раздавался свисток окончания матча. В последнее время Джинни настаивала на том, что Гермионе стоит узнать Блейза поближе, что, в свою очередь, означало проводить больше времени с Малфоем. — Это слишком похоже на двойное свидание, — ответила Гермиона, решительно покачав головой, когда Джинни предложила ей это в первый раз. — Неужели это действительно было бы настолько плохо? — заметила Джинни со знакомым блеском в глазах. При одной мысли об этом у Гермионы скрутило живот. — Учитывая, что мы презираем друг друга? Да. А Малфой вообще способен вести непринуждённую беседу? После этого Джинни практически оставила её в покое, за исключением лишь раза в месяц, когда снова спрашивала: — Ты уверена, что не хочешь пойти выпить сегодня вечером? Блейзу хочется посмотреть, какой весёлой ты становишься, когда немного накатишь. И каждый раз Гермиона отказывалась, ссылаясь на то, что слишком устала или у неё слишком много работы. Но завтра, из-за проигранного подруге пари, Гермиона должна была составить ей компанию на вечеринке после игры. Только теперь с ними не будет Дина и Симуса, которые могли бы стать прикрытием, если бы возникла необходимость сбежать. — Очень жаль, — говорит Драко, похоже, искренне сожалея, что Дин не придёт на игру. — Тогда хороших выходных. После неловкой паузы он смотрит на неё. Его челюсти сжимаются так, будто их сводит от боли. — Грейнджер, — он сухо кивает ей, на мгновение встречаясь с ней серыми глазами. Затем он резко разворачивается и уходит в сторону лестницы, перекинув сумку через плечо. Гермиона вздыхает, потирая рукой уставшие глаза. — Как думаешь, мог бы ты заколдовать меня так, чтобы я заболела драконьей оспой в течение ближайших нескольких часов? — спрашивает Гермиона у Дина без тени юмора, когда они оба встают и запирают ящики столов заклинаниями. Дин хихикает, торжественно похлопывая Гермиону по плечу, и они вместе выходят из кабинета. На полу пляшут косые лучи вечернего солнца. — Тут я тебе не помощник, Грейнджер.

***

Глядя сейчас на Джинни, Гермиона с трудом может вспомнить, какой разбитой и опустошённой она была после войны — не человек, а оболочка. Потеря Фреда, а затем и Гарри стали и без того тяжёлым испытанием, но именно Джинни выпало нести основное бремя допросов по поводу исчезновения Гарри. Несмотря на уверения Джинни в том, что она понятия не имеет, где находится Гарри и почему он уехал, авроры решили, что если кто-то и знает ответы на эти вопросы на миллион галлеонов, то только она. Даже Рону и Гермионе не задавали столько вопросов, хотя именно они провели в бегах с Гарри весь предыдущий год, в то время как Джинни и Гарри почти не виделись за всё время охоты за крестражами. Для Джинни это было всё равно что потерять Гарри дважды: сперва она не знала, в безопасности ли он, где находится и чем занимается, а затем — после того, как они наконец воссоединились в битве за Хогвартс, потеряла его снова всего несколько дней спустя. В конце концов, Джинни вызвалась принять Веритасерум и поделиться своими воспоминаниями о Гарри после войны, чтобы доказать, что она находится в таком же неведении касательно его местоположения, как и все остальные. После этого, когда авроры оставили её, наконец, в покое и занялись другими версиями, Джинни почти совсем перестала покидать Нору. Она даже не стала заканчивать последний курс обучения в Хогвартсе после того, как его отремонтировали. Рон и Гермиона провели восьмой курс в отстранённом состоянии. Им не верилось, что война закончилась, что Волдеморт не вернётся и что их лучшего друга больше нет рядом с ними. Они всегда были втроём — Рон, Гарри и Гермиона, — и без Гарри ничто не казалось прежним. Им обоим было больно, потому что то, как Гарри ушёл, не сказав ни слова, казалось ужасно эгоистичным. И в то же время они сходили с ума от беспокойства, что с ним случилось что-то ужасное. Они почти каждые выходные приезжали в Нору, чтобы навестить Джинни, которая не выходила из своей комнаты, и отчаянно пытались сделать всё возможное, чтобы найти Гарри. Забавно, они думали, что их поиски мира — счастья — закончатся, когда закончится охота за крестражами. Забавно, ведь они так надеялись, что на этом их поиски чего-то важного будут окончены. Гермиона переживала горе Джинни почти так же глубоко, как своё собственное. После окончания восьмого курса Хогвартса Рон и Гермиона отдалились друг от друга, не в силах примириться с потерей того, что было между ними, когда рядом был Гарри. По обоюдному согласию они решили прекратить романтические отношения. Рон был слишком неорганизованным, слишком рассеянным, слишком беспечным, слишком пассивным. Гермиона — слишком строгой, слишком властной, слишком упрямой, слишком требовательной. Они понимали, что из этого не выйдет ничего хорошего. Поэтому расстались полюбовно, не утруждая себя клятвами остаться друзьями, ведь оба понимали, что они останутся друзьями навсегда — это было безоговорочно и неизменно. Гермиона сильно сблизилась с Джинни. В конце концов, с помощью Гермионы Джинни расправилась с ЖАБА и начала жизнь заново. Она выстояла и медленно, но верно возвращалась к нормальной жизни. В конечном счёте она присоединилась к команде «Холлихедские гарпии» и быстро стала их звёздным игроком. Но бывали моменты, когда Гермиона ловила взгляд Джинни, устремлённый в никуда, — грустный, пустой взгляд, — и понимала, что Джинни думает о Гарри. Потому что Гермиона знала, каково это — скучать по нему, думать о том, что он делает, в безопасности ли он, счастлив ли. В них навсегда осталась пустота, которую когда-то заполнял собой Гарри, которую никогда не заполнит никто другой, но они научились жить с ней, переносить боль и идти вперёд. Глядя на неё сейчас, Гермиона видит, насколько Джинни полна жизни и любви. Она всё та же — безумно популярная, общительная, какой была до войны. Только теперь, когда играет, она прячет в квиддичный ботинок маленькую фотографию Гарри. — На удачу, — говорит она. Гермиона знает, как легко навсегда оставить Гарри при себе, даже если жизнь продолжается без него. — Вот так, Забини! — кричит Джинни, хлопая в ладоши, когда Блейз устремляется к воротам в погоне за шальным бладжером, преследующим Райли, у которой под мышкой зажат квоффл. Блейз отбивает бладжер как раз вовремя, чтобы Райли успела забить. Квоффл пролетает через центральный обруч, и поле наполняется громким гудением. Команда празднует, все похлопывают Райли по спине — все, кроме Малфоя, который застыл в стороне, держась одной рукой за метлу и опустив вторую руку вдоль тела. Только когда толпа расходится, Малфой подходит к Райли — его губы шевелятся, когда Райли ставит свою метлу рядом с ним. Они вместе смеются — предположительно, над тем, что сказал Малфой, — и Райли улыбается. А затем судья объявляет о возобновлении игры. Они расходятся в стороны, запрыгивают на мётлы и летят занимать исходные позиции. Гермиона переводит взгляд на поле и останавливает его на Блейзе. — Мама спрашивает, придёшь ли ты завтра на ужин, — говорит Джинни, не отрывая глаз от поля: она со всей увлеченностью следит за игрой. Стоит довольно тёплый день для ранней весны, но прохладные порывы ветра заставляют Гермиону плотнее кутаться в джинсовую куртку. — Я не могу, — отвечает Гермиона, замечая, как Малфой и ловец из другой команды приметили золотой снитч и наперегонки мчатся к нему. В воздухе мелькают мантии и белоснежные волосы. — Мне нужно закончить кое-какие дела. Джинни с разочарованным видом поворачивается к ней, но её взгляд лишён неодобрения. Она знает, что большую часть выходных Гермиона проводит в поисках Гарри. Сложно осуждать старания Гермионы, когда они приносят надежду — возможно, становятся единственным шансом — найти его. — Ты же знаешь, что могла бы позволить себе сделать перерыв хотя бы на часок-другой, правда? Гермиона вздыхает и наклоняется взять немного тёплого попкорна из бумажного пакета у Джинни. — Да знаю я, знаю, просто Мадж попросил меня заняться ещё одной очень важной историей, а в следующие выходные мне нужно присутствовать на конгрессе. Придётся удвоить усилия, чтобы наверстать время, которое я на это потрачу. Джинни отворачивается и смотрит на поле. Она наклоняется вперёд и наблюдает за ловцами: они летят низко, парят над землёй в погоне за снитчем. — Я думала, что Мадж нанял Малфоя именно затем, чтобы тебе не приходилось так много работать. Гермиона закатывает глаза, жуёт попкорн и сглатывает, когда команда соперника забивает гол. Джинни ругается себе под нос и ободряюще хлопает, пока команды возвращаются на поле, прежде чем снова повернуться к Гермионе. — Всё так, но он только усложняет мне работу. — Какая злюка! — Тссс, Уизли. Джинни смеётся, но резко отвлекается, чтобы крикнуть что-то судье, который не заметил, как один из загонщиков другой команды толкнул Блейза плечом с грубостью, достойной штрафного броска. — Джинни, это не Кубок мира, — говорит Гермиона и тянется за ещё одной пригоршней попкорна. Она думает, что как бы сильно ни старалась, ей никогда не удастся полюбить квиддич настолько же страстно, как его любят её друзья. Джинни пожимает плечами, наблюдая за полем с неослабевающим интересом. — Не тебе же придётся иметь дело с расстроенным Блейзом, если они проиграют, — сухо отвечает Джинни и хлопает в ладоши, когда назначают штрафной бросок. Драко хлопает Блейза по спине и говорит что-то ещё, чего Гермиона не слышит. Блейз лишь ухмыляется в ответ, слегка пиная его в квиддичный ботинок, пока Малфой поправляет застёжку на наколеннике. Его чёлка прилипла к влажному лбу, а щёки раскраснелись и приобрели пыльно-розовый оттенок. Гермиона отмечает, что он тяжело дышит, а в глазах у него — сосредоточенность. Малфой вытирает пот со лба тыльной стороной ладони и фыркает, когда Блейз, воспользовавшись моментом, подмигивает Джинни с другого конца поля. Блейз и Джинни познакомились несколько лет назад после игры «Пушки Педдл». Джинни в тот день не играла — «Гарпии» проиграли ещё в четверть финале и для них сезон уже завершился, но Джинни подружилась с охотником из команды «Уимборнские осы» и пришла поболеть за него. Рон, конечно же, был недоволен тем, что Джинни болеет за кого-то ещё, кроме команды «Пушки Педдл». Но в тот день его постигло ещё большее разочарование: «Пушки» проиграли. Позже, на вечеринке после игры Джинни и познакомилась с Блейзом. Они сразу же поладили, и хотя Джинни ни с кем по-настоящему не встречалась после Гарри, её симпатия к Блейзу была неоспоримой. По просьбе Джинни они сперва поддерживали дружеские отношения, но это продлилось недолго — примерно через месяц после вечеринки они стали официальной парой. Гермиона оценила то, как Блейз уравновешивал Джинни, не гася её искру. Он был добрым, обходительным и, к удивлению Гермионы, очаровательно забавным. Единственным недостатком Блейза было то, что его лучшим другом оказался не кто иной, как чёртов Драко Малфой. Гермиона успешно избегала общения с Драко в течение первого года отношений Джинни и Блейза. И только когда Драко приняли на работу в «Громовещатель», Гермиона впервые с ним встретилась, несмотря на то что Джинни настаивала, чтобы они проводили время вчетвером. Драко тоже сразу же не проявил никакого интереса к тому, чтобы проводить время в обществе Гермионы, что и подтвердила их первая встреча в офисе. — Добро пожаловать в команду, Малфой, — поприветствовала она его в первый рабочий день, выдавив из себя лёгкую улыбку. Она не стремилась к дружбе с ним и не нуждалась в ней, но поскольку они стали частью одного коллектива, Гермиона решила, что не помешает растопить лёд и установить дружеские — или даже союзнические — отношения. Малфой моргнул, глядя на неё, а затем резко вдохнул. Он сидел, подпирая кулаком лицо — губы, подбородок, нос были смяты костяшками, — словно пребывал в глубокой задумчивости и о чём-то размышлял. — Пришла убедиться, что я не украду твоё внимание, Грейнджер? — растягивая слова, спросил он низким голосом с едва уловимыми нотками ехидства. Она замерла и расправила плечи, быстро возводя стену между ними заново, кирпичик за кирпичиком. — А ты ничуть не изменился, да? — протянула она, изучая поверхность его нового стола — ежедневник в обложке из гладкой кожи, его собственное перо и чернильница, авторучка и кружка, уже наполненная кофе. Никаких украшений или домашних безделушек, никаких фотографий или памятных слизеринских сувениров — только рабочие принадлежности. Она заметила, как дёрнулись его губы, хотя понятия не имела, как это расценивать, а затем он крепко сжал челюсти, будто пытаясь сдержаться. — Вообще-то, мои волосы стали лучше. Что ж, хоть у кого-то из нас. Она проглотила комок раздражения, положила обе ладони на край стола, слегка наклонилась вперёд и яростно прищурилась. — Не трогай меня, Малфой. А я не буду трогать тебя. Малфой кивнул, спокойно и уверенно открыл верхний ящик стола и достал оттуда зелёное яблоко, блестящее и увесистое, как те, что когда-то ел в школе. — Как скажешь, Грейнджер, — только и успел ответить он, прежде чем она развернулась и решительно зашагала прочь, кипя от негодования. Всё, о чём она могла думать, — это то, каким инфантильным, каким эгоистичным оказался Малфой, раз проявил такую враждебность в первый же день. Дин предположил, что, возможно, Малфой просто подтрунивал над ней; что, несмотря на то, что он больше не придерживается взглядов сторонников превосходства крови и не использует слово «грязнокровка», ему всё же не по себе от таких любезностей. И он всё же слишком слизеринец, отчего ему, скорее всего, чужда идея поддерживать дружелюбные беседы. Но Гермиона не собиралась давать ему второй или третий шанс. Памятуя о том, как он вёл себя в школе, она не имела ни малейшего желания и дальше проявлять терпимость. Кроме того, у неё не было времени на то, чтобы играть с Малфоем в его игры. Чтобы быть профессионалом, нужно вести себя профессионально, а Малфой не мог получить карт-бланш только потому, что большую часть жизни вёл себя как мерзкий придурок. После этого, когда Джинни впервые предложила выпить вчетвером после работы, Гермиона отказалась. — Мы просто не ладим, — ответила она подруге, листая книгу. Только после того, как Малфой написал свою первую статью, попавшую на первую полосу, честную и чрезвычайно убедительную статью о зельях, вызывающих привыкание, пристрастие к которым, как чума, охватило всю волшебную Европу после войны, Гермиона начала к нему присматриваться. Успех статьи привлёк к нему и пристальное внимание Маджа, поэтому Гермионе пришлось прилагать усилия, чтобы не позволить Малфою задвинуть себя в сторону. Она работала вдвое усерднее и начала посвящать работе ещё больше времени, чтобы выдавать историю за историей, не снижая высокой планки, и показывала всё, на что способна — но, разумеется, Малфой тоже не сидел сложа руки. Так началось их противостояние, которое они прикрывали фальшивыми улыбками в присутствии Маджа или когда им приходилось сотрудничать и они работали над совместными сюжетами. Они как могли сохраняли профессионализм, чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля. В лучшем случае они мирились с присутствием друг друга, каждую неделю впечатляя Маджа всё новыми и новыми историями. В остальном они по возможности избегали друг друга, предпочитая сосредотачиваться на работе и беречь силы на тот случай, когда они понадобятся. Как раз в тот момент, когда Гермиона начинает думать, что этот матч по квиддичу никогда не закончится, Малфой наконец ловит снитч и приносит очки команде. Небольшая толпа собравшихся на трибунах разражается громким рёвом. Гермиона лишь выдыхает и лениво хлопает в ладоши, пока команда празднует победу. — Ты только погляди, а, — ухмыляется Джинни, толкая Гермиону локтем в плечо, когда садится обратно после бурных оваций. — Классный журналист и классный игрок в квиддич. — Умереть не встать, — отвечает Гермиона, и её голос сочится самым откровенным сарказмом, на какой она только способна. Драко смиренно принимает похлопывания по спине от товарищей по команде и даже позволяет Блейзу взъерошить его белокурые волосы. Когда он окидывает взглядом толпу и его глаза останавливаются на ней — серые и пронзительные даже с такого расстояния, — Гермиона отводит глаза и опускает взгляд на туфли. Когда она осмеливается снова поднять взгляд, Малфоя уже нет — его снова поглотила команда. Над сгрудившимися игроками в воздух триумфально взмывает дешёвый пластмассовый трофей.