Нежно, как в первый раз

Гермиона сидит в дальнем углу паба за небольшим столиком позади бильярдного стола. Над головой сверкают яркие всполохи синих и красных неоновых огней. Она пьёт сливочное пиво и наблюдает, как Джинни направляет кий на скопление разноцветных шаров и бьёт. Белый шар звучно ударяет по другим шарам, отчего они разлетаются по зелёному войлоку. — Умница, детка, — одобрительно отзывается Блейз, когда несколько шаров скатывается в лузы по бокам и углам стола. Он подходит к Джинни, не переставая следить взглядом за белым шаром, который медленно катится к противоположному борту, пока наконец не останавливается. Рядом с ними у стены в расслабленной позе стоит Малфой и также наблюдает за происходящим. Он лениво сложил ладони поверх кия, уперев его в пол, словно посох. Когда Блейз прицеливается для удара, Драко отталкивается от стены; мягкий жёлтый свет, льющийся на бильярдный стол, выхватывает его лицо из тени, подчёркивая скулы. — Забини, твоя подружка играет в бильярд куда лучше, чем ты, — ухмыляется Драко, наблюдая, как Блейз раздражается, когда ему не удаётся выбить ни одного шара. — Что есть, то есть, игра против вас двоих действительно учит меня смирению, — вздыхает Блейз, прислоняясь к краю стола, когда подходит очередь Драко бить. Малфой перегибается через борт и прижимается к зелёному войлоку. На его спине сквозь тонкий хлопок обозначаются мышцы. Широкие плечи напряжены, по лицу видно, как он концентрируется, а затем наносит быстрый и точный удар — локоть летит вперёд и резко назад, как будто он только что выпустил стрелу. Малфой отправляет два шара в лузы на противоположных углах стола. Светлые пряди чёлки падают ему на глаза, но он, выпрямляясь, смахивает их. Гермиона откидывается на спинку кресла и делает глоток сливочного пива. Она приканчивает уже второй бокал. — Если бы Гермиона присоединилась к нам, мы могли бы играть в парах и мне не пришлось бы так сильно позориться, — продолжает Блейз, слегка повышая голос, и кивает в сторону Гермионы. Он приподнимает брови, глядя на неё, тёмными глазами призывая броситься ему на спасение. — В бильярде я столь же плоха, как и в квиддиче, — усмехается Гермиона, посылая Блейзу виноватую улыбку. — Я бы испортила вам всё веселье. — Это правда, игрок в бильярд из неё никудышный, — без обиняков замечает Джинни, посылая следующим ударом ещё несколько шаров в лузы. Гермиона бросает на подругу не самый добрый взгляд и ставит на столик пустой бокал из-под сливочного пива. Остальные члены команды по квиддичу рассредоточились по всему пабу и отмечают победу каждый на свой лад. Адриан Пьюси пьяно и бесстыдно флиртует с Райли у барной стойки, а ещё несколько человек, которых Гермиона знает в лицо, но не помнит по именам, громко смеются за высоким столиком в нескольких футах от них. Гермиона многое бы отдала, чтобы Дин и Симус сейчас были с ними и она могла бы спокойно улизнуть, но, увы, ей некуда деться. — Знаешь, Грейнджер, я всегда думал, что не существует ничего такого, чему бы ты не могла научиться. Джинни рассказывала мне, что в школе Рон и Поттер без тебя были беспомощны, как младенцы. Гермиона поднимает бровь, глядя на Джинни, когда Блейз делает следующую попытку — она лучше первой, поэтому на этот раз Драко молча проходит мимо Джинни, чтобы занять свою очередь. — Приятно слышать, что Джинни настолько верит в своего собственного брата, — парирует Гермиона. Её взгляд останавливается на руках Драко. Он размещает кончик кия между большим и указательным пальцами и примеряется, готовясь к удару. На предплечье вздуваются напряжённые сухожилия, и под полупрозрачным фарфором кожи проступают голубые вены. — Но, в любом случае, я считаю сущим везением, что победа над Волдемортом никак не зависела от моего умения играть в квиддич или бильярд. Драко наносит удар, но в последний миг, когда Гермиона заканчивает фразу, он словно спотыкается о собственные ноги. Джинни и Блейз, кажется, не замечают его реакции, но Малфой поднимает глаза и смотрит на Гермиону всё с той же застывшей хмурой гримасой. — Иногда мне нравится дразнить Рона, говоря, что он оставил весь свой здравый смысл в утробе матери и тот достался мне одной. — Блейз смеётся, и Гермиона может поклясться, что видит, как дёргаются губы Драко. Когда Блейз промахивается по шару, в который целился, он поворачивается к Гермионе и испускает трагический вздох, обиженно выпятив нижнюю губу. — Ну же, Грейнджер, разве ты не поможешь старому другу? — Старому другу? — фыркает Джинни, недоверчиво переводя взгляд с Гермионы на Блейза, как будто они скрывали от неё тайную дружбу на протяжении всех этих лет. — Да ладно, детка, мы все давно знакомы! Разве все мы не были почётными членами Клуба слизней? Гермиона усмехается, и они с Джинни обмениваются взглядами, вспоминая вечеринку в Клубе слизней, после которой сблизились. И всё благодаря непроходимой глупости мальчишек и их способности испортить отличный десерт. — Как по мне, так это полная чушь, — вклинивается Малфой, изучая глазами расположение оставшийся шаров и просчитывая следующих ход. — Как только я услышал, что один из любимчиков Слизнорта — МакЛагген, то сразу понял, что у этого человека просто нет вкуса. — Малфой просто завидует, что не получил приглашения, — язвительно шутит Блейз, и Драко бросает на него предупреждающий взгляд. — Что ж, я рад, что тебе есть чем гордиться, Блейз, пусть и столь немногим. Джинни разражается тёплым смехом, а Гермиона пытается подавить улыбку. Блейз тоже улыбается, ничуть не смущённый оскорблением Малфоя, и делает вид, что хрустит костяшками пальцев, сжимая руки в кулаки. — По шкале от одного до десяти, Грейнджер, насколько приятно врезать этому придурку по физиономии? — На десятку, и это самый лёгкий вопрос, который мне задавали, — вырывается у Гермионы, прежде чем она успевает подумать, стоило ли так отвечать. Она вспыхивает, когда Малфой поворачивается, бросает на неё опасный изучающий взгляд и стискивает челюсть. Блейз успокаивающе сжимает его плечо и качает головой, показывая Гермионе, что впечатлён. — Как жестоко. Ну же, давай, Грейнджер, ты же не хочешь, чтобы я уговаривал тебя весь вечер? Гермиона театрально вздыхает, отмечая пристальный взгляд Джинни, призывающий её немного повеселиться. — Я сыграю только одну партию, просто чтобы ты отстал, но сначала мне нужно ещё выпить, — она кивает на опустевший бокал, встаёт, отодвигает стул и хватает сумочку с деньгами. — Это твоё лучшее решение за весь вечер, — ухмыляется Блейз, сверкая белыми зубами, пока Гермиона обходит бильярдный стол. Драко поднимает глаза, чтобы посмотреть на неё, и в них мелькает тень интереса. Он натирает кончик кия кусочком голубого мела и отводит взгляд, когда их глаза встречаются. — Как раз вовремя, потому что я только что выиграла, — говорит Джинни, с гордой улыбкой глядя на почти пустой бильярдный стол. — Только не задерживайся, — умоляет Блейз, когда Гермиона проходит мимо, и она улыбается ему, издевательски закатывая глаза. Драко же начинает собирать бильярдные шары для новой партии. Она прокладывает себе путь через паб, ловко лавируя между столиками и небольшими компаниями друзей, которые, перебрав алкоголя, качаются из стороны в сторону. Гермиона не может припомнить, когда в последний раз была в подобном месте — возможно, на свой день рождения несколько лет назад, но она не очень любит подобные развлечения. Стоило признать, что вечер проходит достаточно нормально; терпимо. Беседа с Джинни и Блейзом складывается вполне непринуждённо, а с Драко хватает притворной вежливости, разговоров о работе и забавных историй об их общих коллегах. Так что она почти пережила эту вынужденную вечеринку на четверых. Когда она наблюдает за Драко рядом с Блейзом, ей кажется, что перед ней другой человек — в нём чувствуется уверенность и спокойствие, которых она не замечала за ним на работе, кроме тех редких случаев, когда ей удавалось уловить момент, как Малфой разговаривает с Дином или Райли. У стойки она опускается на свободный табурет и терпеливо ждёт бармена. Рядом несколько мужчин оживлённо обсуждают предстоящий этим летом Кубок мира по квиддичу, делая ставки на то, какие команды выйдут в четвертьфинал. Гермиону так и подмывает рассказать им, что капитан команды «Холихедские гарпии» сейчас сидит в углу этого самого паба и разносит всех в бильярд партия за партией, и даже огромное количество выпитого огневиски ей в этом не помеха. — Что я могу предложить вам, красавица? — спрашивает бармен, парень немного старше неё, с красивой улыбкой и добрым огоньком в глазах. Она знает этот тип людей — лёгкие в общении, умеют завязать приятную беседу и получают хорошие чаевые, потому что в конце своих вопросов всегда добавляют «друг» или «милая». Гермиона вежливо улыбается в ответ, запуская руку в сумку с деньгами. — Можно мне, пожалуйста, огневиски? Он кивает и быстро разворачивается, чтобы взять графин с витрины позади себя. — Пьёте в одиночку? — спрашивает он, подтрунивая, но не желая обидеть. У него тёмная, красиво подстриженная борода, которая придаёт ему несколько суровый вид, и Гермиона с любопытством изучает его лицо, пока он работает. На поверхности барной стойки появляется стакан, и Гермиона наблюдает, как по дну растекается янтарная жидкость. — Вообще-то я здесь с друзьями, они вон там, — говорит она, вытягивая шею, чтобы посмотреть в сторону бильярдного стола. И видит смеющегося Малфоя. Он запрокинул голову назад, а глаза искрятся от смеха — зрелище настолько необычное и удивительное для неё, что она не может отвести взгляд. У Драко Малфоя ровно три выражения лица: кислое и хмурое; безучастное и скучающее; и, наконец, самодовольная ухмылка, которая появляется у него на лице при общении с друзьями и Маджем. Хотя Гермионе тоже довелось как-то раз её вызвать, когда в офисе она споткнулась о собственные ноги и пролила на рубашку горячий кофе. Но этот смех — что-то новенькое. — Что ж, приятно слышать, — улыбается бармен, пододвигая к ней наполненный стакан. Гермиона поворачивается к нему. Он привлекателен в традиционном смысле этого слова: короткие тёмные волосы, хорошая фигура. — А то я задавался вопросом, что не так с нашей Вселенной, если такая девушка осталась одна этим субботним вечером. Её щёки пылают от лести и удивления. Парень смотрит на неё, она поднимает глаза и встречается с ним взглядом. Когда он перекидывает через плечо полотенце для полировки стаканов, она обращает внимание на его мощные руки и на то, как рукава футболки задираются вверх, обнажая край татуировки. — Ты флиртуешь со всеми девушками, которые здесь сидят? — спрашивает Гермиона, устало отмечая про себя, что подобный паб — не лучшее место для заигрываний, особенно с симпатичным барменом, который, кажется, уверен, что может найти подход к каждому. Она делает небольшой глоток виски — ровно такой, чтобы набраться смелости для ответного флирта. Бармен пожимает плечами, наливая сливочное пиво мужчине, сидящему за барной стойкой сбоку от неё. — Нет, вообще-то, обычно я так не делаю. Гермиона бросает на него насмешливый скептический взгляд, высоко приподнимая бровь, и он смеётся, звонко и заливисто, качая головой в ответ на её улыбку. — Но я подумал, что стоит попробовать, — говорит он, и его слова кажутся искренними и достаточно милыми, чтобы Гермиона немного расслабилась. У неё слишком плотное расписание, чтобы оставалось время на флирт, и, если честно, это приятно щекочет ту часть мозга, которая жаждет подобного признания, её женскую чувственность, требующую внимания и страдающую от одиночества или, может быть, излишней гордости. Быть желанной не входит в число самых важных для Гермионы вещей, но она не может отрицать, что иногда забывает, каково это. Прилив возбуждения, смутное, всепоглощающее чувство вожделения и влечения — нарастающее напряжение ожидания. Если она хорошенько напряжёт память, то сможет вспомнить эти эмоции. Она помнит, как Рон смотрел на неё на Святочном балу. И не только он. Гарри и Виктор, Кормак МакЛагген и Энтони Голдштейн. Всегда лестно заполучить такие взгляды. Тщеславие — плохое качество, но и Гермионе не чуждо ничто человеческое, поэтому было приятно почувствовать себя желанной, пусть и всего на один вечер. И она помнит, каково это — чувствовать чужие прикосновения. Как Рон шарил взглядом по её телу, как сильно потемнели его глаза. Она никогда раньше не видела его таким. Как он скользил пальцами по её коже, лаская бёдра, прежде чем погрузиться в неё… Их первый раз — неуклюжий, неловкий, как они пытались найти правильный ритм и тяжело дышали раскалённым воздухом. Они оба были неопытны, хотя Рон имел немного больше опыта, чем она, но разрядка оказалась сладкой — как выдох, который они оба сдерживали в течение семи лет. — Как тебя зовут? — спрашивает бармен, полируя низкий бокал льняным полотенцем. Если бы он захотел, то мог бы быстро применить заклинание, и бокал засверкал бы чистотой без единого пятнышка, но когда он полирует его вручную, то выглядит более занятым, что даёт ему больше времени для разговора с ней. — Гермиона, — говорит она, зажав стакан в ладони. — Красивое имя, — он улыбается и со стуком ставит отполированный бокал на стойку. — Красивой девушки. По коже бегут мурашки. У неё сводит живот от предвкушения и потребности. Он облизывает нижнюю губу, а его взгляд теперь совсем беззастенчиво скользит по её лицу. — А как твоё имя? — спрашивает она в ответ, отчаянно не желая оставаться в долгу. Следующий глоток виски даётся легко и просто, обещая подарить уверенность, необходимую, чтобы подыграть бармену, чем бы это всё ни обернулось — она уверена, что никто из них не ищет большего, чем просто развлечения на одну ночь. — Я Уилл, — говорит он, очаровательно улыбаясь, и, когда она открывает рот, чтобы спросить, во сколько он освобождается, кто-то в конце барной стойки начинает требовать выпивки, несколько раз ударяя ладонью по дереву в знак своего нетерпения. Уилл извиняюще улыбается Гермионе и в мгновение ока оказывается на другом конце стойки. Компания волшебников, сбросивших на спинки кресел свои строгие деловые мантии, уже оставила на ночь все мысли о работе и встречает его радостными возгласами. Гермиона залпом выпивает оставшийся виски, крепко зажмуривается и запрокидывает голову, чтобы отправить тёплую жидкость прямиком в горло. Она нисколечко не пьяна, но ей нравится, что выпивка придает ей дополнительный заряд уверенности в себе — немного жидкой храбрости ещё никому не повредило. Когда она открывает глаза, то обнаруживает рядом с собой Малфоя, который стоит, опираясь локтями на барную стойку, и смотрит на Уилла сверху вниз. Странно, что он подошёл настолько близко, отчего ей даже слегка неловко, ведь обычно они стараются держаться друг от друга подальше. Но сейчас она чувствует его запах, дубовый, со сладкими нотками, и если она хоть немного пошевелит локтем, то непременно заденет его. Какие-то люди подходят сзади, похлопывают Драко по плечу и хвалят за хорошую игру. После того как Малфой благодарит их, они уходят, и он снова поворачивается к бару. — Наверное, я должна поздравить тебя, — говорит она, удивляясь самой себе. Раньше ей было интересно, что чувствует Гарри — какой это, должно быть, кайф: поймать снитч и принести победу своей команде. Но она никогда не спрашивала его, зная, что он будет скромничать, списывать всё на удачу и хвалить своих товарищей по команде за их усердие. Наверно, это похоже на тот же прилив адреналина, который накрывал её, когда она получала высшую оценку в классе или отлично по СОВ. — Только если ты это серьёзно, — отвечает Малфой, поворачиваясь к ней. На его предплечьях виднеются тонкие светлые волосы, темнее, чем на голове, но всё же достаточно светлые, чтобы подчеркнуть алебастровый цвет кожи. — Ну что ж, в таком случае… Он шумно выпускает воздух через нос — один-единственный вздох, похожий на смех, свидетельствующий о его веселье. За барной стойкой появляется новая барменша, чтобы помочь Уиллу, который занят ещё одной компанией посетителей. Драко подаёт ей знак, поднимая руку, и она подходит к нему, повязывая фартук на талию. — Считаешь себя юмористкой, Грейнджер? — спрашивает он, наклоняясь вперёд и понизив голос, когда к ним подходит барменша. — Двойную порцию огневиски, пожалуйста. Вообще-то, давайте две. Девушка вежливо кивает, бросив быстрый взгляд на Малфоя, прежде чем повернуться и потянуться за стаканами. — Уверяю тебя, большинство из нас не тратит столько времени на размышления о собственной персоне, Малфой. Он поворачивается и снова смотрит на неё. Кажется, что он буквально лучится весельем, несмотря на то, что у него как всегда бесстрастное выражение лица — в лучшем случае, его можно назвать созерцательным. Его взгляд напряжён, кажется, что он внимательно изучает её, даже если на самом деле это не так. Как будто это Гермиона пришла и заняла его место, а не наоборот. — Саморефлексия — важный инструмент самооценки, Грейнджер, поскольку она помогает нам осознать свои недостатки. Например, насколько смешны наши шутки и есть ли в них хоть капелька оригинальности. — А насколько она полезна, если кому-то нужно осознать, что он просто невыносим и ужасно самовлюблен? — А ты на верном пути. Подумай ещё немного — покопайся в себе, Грейнджер, — и тогда поговорим. Во рту появляется горький привкус, и дело не в виски. — Знаешь, что… Барменша ставит два низких бокала перед Драко с чрезмерно милой улыбкой, и тот благодарит её, пододвигая несколько монет. Их тяжёлые, твёрдые грани гулко трутся о дерево. — Следующий напиток за мой счёт, — говорит он, не давая ей возможности возразить. Он ставит перед ней стакан, случайно касаясь рукой её предплечья. — Я обнаружил, что мне легче рассмешить других, когда я немного выпью. Гермиона презрительно смотрит на напиток. С одной стороны, она ошеломлена и удивлена тем, что Малфой решил её угостить, с другой стороны, у неё чешутся руки запустить этот стакан ему в лицо. — Малфой, я надеюсь, что ты перестанешь быть таким заносчивым, когда напьёшься, иначе, мне кажется, тебе вообще не удастся повеселиться. Драко выпрямляется, отталкиваясь от барной стойки, и поворачивается к ней. Кажется, что он прибавляет в росте. Теперь он нависает над ней, и уголок его рта дёргается вверх: едва заметная улыбка, которая тут же исчезает. — Ммм. Приятно провести эти выходные в библиотеке, Грейнджер. Если бы они были на боксёрском ринге, то уже прозвенел бы гонг, возвещающий о его победе — потому что кто она такая, чтобы подкалывать его насчёт неумения веселиться, когда сама проводит все выходные либо на работе, либо сидя в углу и наблюдая, как её друзья играют в бильярд. А все её мысли между тем заняты лишь планами на завтрашнее посещение архивов Министерства. Она смотрит, как он уходит, довольный собой, тогда как она теперь на взводе. Когда она разворачивается к стойке, Уилл снова оказывается перед ней. Он наконец-то освободился от компании мужчин, которые с каждой минутой всё больше входят в раж и всё громче шумят. — Привет, — выдыхает она. — Привет. — Когда ты заканчиваешь? — Через полчаса, — улыбается он. — Отлично, — говорит Гермиона. Она делает неуверенный глоток огневиски, пытаясь погасить раздражение, вызванное Малфоем, столь предусмотрительно оставившим ей лекарство, чтобы залечить нанесённые им раны. Затем, не желая опьянеть к концу вечера, она отодвигает от себя остатки выпивки. Гермиона играет в бильярд и доказывает свою правоту Блейзу: они крупно проигрывают Малфою и Джинни. Затем она встречает Уилла на улице. Они прогуливаются по Косому переулку, и Уилл улыбается ей, когда она отводит его в сторону, чтобы поцеловать. Как выясняется, Уилл очень хорошо целуется, но она обнаруживает, что это не то, чего на самом деле просит её душа. Да, быть желанной — приятно. Иногда даже необходимо. Но быть любимой — значит удовлетворить потребность совсем другого рода.

***

На следующее утро, в воскресенье, когда Гермиона проходит мимо Гвен, своей любимой сотрудницы архива Министерства, та улыбается ей и кивает. Гермиона уверенно направляется к стеллажам. Некоторые другие сотрудники зачастую ведут себя с ней гораздо менее любезно, видимо, недовольные тем, что она проводит в архиве по девять часов каждые выходные, устроившись за столом в дальнем углу зала. Они, не особо церемонясь, закатывают глаза, когда она показывает свой допуск или когда просит принести из подсобки документы с ограниченным доступом. Гермионе потребовалось немало усилий, чтобы убедить Кингсли предоставить ей такой же допуск к архивам, каким располагают авроры. Закрытые документы и личные деловые записи — всё это теперь доступно ей наравне со старшими детективами. В конце концов, ей удалось убедить нового министра магии пойти навстречу, хотя, скорее всего, делу помогли её старые заслуги в войне. Гермиона садится за привычный стол и разворачивает карту, фиксируя уголки несколькими книгами. За эти годы у неё сложился выверенный распорядок дня на выходные, и теперь она действует по отработанной схеме: не задумываясь, открывает блокнот и начинает с того места, на котором остановилась на прошлой неделе в своих поисках Гарри. Гермиона знает — признаёт немыслимую вероятность, — что Гарри может быть мёртв. Что где-то может лежать его уже истлевшее тело. Не меньше пугает и другой вариант: что его может держать в заложниках сбежавший сторонник Волдеморта, который ждёт в тени своего часа, чтобы использовать Гарри как символ своего возвращения. Она также понимает, что есть небольшой шанс, что Гарри не хочет, чтобы его нашли. И, как ни странно, именно эта мысль всегда вызывает у неё наибольшее беспокойство. После того как, несколько лет назад она закончила с первой зоной на своей карте и двинулась дальше, поиски в Южной Америке затянулись на полгода. Она перелопатила огромное количество информации и страница за страницей просмотрела всевозможные списки и документы: имена постояльцев гостиниц и общежитий, расположенных поблизости, покупки в магазинах волшебных палочек в магических поселениях, договоры аренды квартир, заявления о приёме на работу, банковские выписки, записи с дорожных камер и камер наблюдения. И так, не покидая стен Министерства, она прочёсывала каждый квадрат на своей карте, пока не убеждалась, что там ничего нет, ни единой зацепки, за которую можно было бы ухватиться. И тогда она ставила на городе красный крест и переходила к следующему. Иногда, если ей удавалось получить портключ, не вызывая подозрений, она отправлялась туда, чтобы лично проверить нужную информацию. Очевидно, Гарри покинул Аргентину вскоре после того, как была сделана та фотография. Там она искала дольше и упорнее всего, в какой-то момент она даже привлекла к поискам магловскую полицию, заявив о пропаже «мужа», с которым «разлучилась во время туристической поездки в честь их годовщины». Исчерпав все варианты, она переключилась на Бразилию, отправившись туда на рождественские каникулы под видом отпуска. Против собственного желания она усовершенствовала владение чарами Конфундус и всегда испытывала чувство вины, когда приходилось применять его на ни в чём не повинных маглах. Но в большинстве случаев так было быстрее и проще всего получить нужную информацию. Однажды, следуя подсказке — билету на поезд, купленному человеком по имени Гарри, у которого, по словам кассира, были тёмные волосы и очки, — она добралась до хостела в Парагвае. Там она нашла человека по имени Гарри, у которого действительно были тёмные волосы, но очки он носил солнцезащитные, поскольку оказался слепым. Гермиона чувствовала себя полной идиоткой, признаваясь этому человеку, что проделала весь этот путь, чтобы найти его, думая, что он — её потерянный друг. После возвращения домой она проплакала три дня подряд и даже взяла отгул на работе, чтобы прийти в себя и перейти к следующему участку на карте. И так продолжалось годами: она просеивала тонны и тонны информации, в надежде найти хоть что-то следовала за призрачными подсказками и разочаровывалась, когда те приводили в тупик, вычёркивала на карте города и деревни, пока не были вычеркнуты целые страны. Гермиона действовала методично и внимательно, но бывали дни, когда она чувствовала себя сумасшедшей, смотрела на себя в зеркало и видела в своих глазах безумие. Иногда она слышала в голове тихий голос, который с жуткой уверенностью говорил ей, что Гарри уже давно мёртв и что пришло время сдаться. Но, несмотря на сковывающий позвоночник страх и усталость, которая побуждала её поверить в это, она никогда не сдавалась. Так что воскресенья проходили за работой — с упором на «расследование», и в меньшей степени на «журналистику». Годы и годы практики в детективном искусстве развили в ней настоящий талант к доскональным расследованиям, и было сложно сдержать разочарование, когда это так ни к чему и не привело. Разве что «Громовещатель» получал всё более качественные статьи и всё более громкие разоблачения, с прекрасными сюжетами, построенными на тщательно изученных фактах. Несколько месяцев назад Мадж сказал ей, что из неё вышел бы отличный аврор, но её писательские способности слишком хороши, чтобы тратить их понапрасну. Даже Драко иногда в шутку называл её «Коломбо». Она далеко не сразу поняла, о чём идёт речь, и ещё дольше не могла понять, откуда Драко вообще узнал об этом. «Коломбо» — старое американское телешоу о детективе, пожилом мужчине в уродливом бежевом плаще, который мастерски раскрывал дела об убийствах. Когда Гермиона наконец надавила на Драко и потребовала, чтобы он рассказал ей, в чём смысл такого прозвища, он объяснил, что всё дело в её «раздражающей привычке» подходить к нему с «совершенно глупым вопросом» и, когда он думает, что она уже закончила, неожиданно добавлять: «и ещё кое-что», и снова задавать множество других дурацких вопросов — так что эта фразочка, видимо, роднила её с персонажем Коломбо. — Что за бред, — нахмурилась она. — Как скажешь, Коломбо, — ответил Малфой, возвращаясь к своим делам. Гермиона размышляет об этом, просматривая архивы зарегистрированных магазинов в Волшебной Европе. Но неожиданно кое-что привлекает её внимание, и она переписывает названия и адреса. Её интересуют магазины определённого типа: ломбарды, лавки диковинок, антикварные и мебельные магазины, такие как «Горбин и Бёркс», которые для вида продают уродливые настольные лампы, чтобы скрыть торговлю на чёрном рынке — незарегистрированными порт-ключами и палочками, запрещёнными магическими артефактами. Гермиона поняла, насколько перспективными могут оказаться эти места для её поисков, когда несколько месяцев назад начала писать статью о магическом чёрном рынке. До этого она никогда не задумывалась о том, что они могут стать идеальным местом, где волшебник, находящийся в бегах, может пополнить припасы. Магазины такого рода должны были сохранить связи с оставшимися тёмными волшебниками, с теми, кто мог схватить или разыскивать Гарри. Если же Гарри путешествовал один, то, скорее всего, после стольких лет он считал, что может достаточно безопасно приобрести в подобном месте палочку или портключ, не вызывая больших подозрений. Проблема заключалась в том, что список на глазах становился всё длиннее и длиннее. Гермиона даже пожалела, что сегодня не стала придерживаться своих привычных «зон». Если бы она сосредоточилась на отдельных городах или странах, как поступала раньше, то прошли бы недели, а то и месяцы, прежде чем она смогла бы перейти к следующим магазинам. Но по какой-то причине ей захотелось поскорее разобраться со своими подозрениями относительно этой теории и покончить со всеми подобными лавками, прежде чем сосредоточиться на других вещах. И сейчас одна из них особенно привлекла её внимание: лавка, зарегистрированная как магловский антикварный магазин, принадлежащий, однако, волшебнику, с расплывчатым описанием: «Магловский антиквариат на первом этаже, магическая аптека и диковинки по запросу». Всё, что пыталось выдать себя за магловский бизнес, сразу же вызывало у неё подозрения. Во время изысканий для своей статьи она хорошо познакомилась со схемами, которыми владельцы пользовались, чтобы скрыть реальные продажи. Когда магазин выдавали за магловский, это обычно означало, что владелец проявляет осторожность и среди волшебников обслуживает лишь небольшой круг эксклюзивных клиентов. Любые магазины, которые продавали товары, регулируемые правительством — зелья и лекарства или магические предметы, такие как омуты памяти, — должны были иметь лицензию Министерства. Продажа зелий в аптеке была лёгким прикрытием: это отвлекало внимание во время проверок и при оформлении документов, вызывая меньше подозрений в отношении «диковинок», на которых обычно и делались настоящие деньги. Эти правила также означали, что где-то хранятся записи для Министерства: имена покупателей, которые, вероятно, под вымышленными именами, приобретали «обезболивающие зелья» или «зелья сна без сновидений». Точно так же, как маглы приобретали лекарства по рецептам. Владельцы магазинов использовали эти списки не только для выполнения требований Министерства, но и для личной документации — на случай, если кто-то из покупателей решит обмануть их, чтобы легче было их выследить. Имена, указанные в реестре подобных магазинов, скорее всего, окажутся псевдонимами, придуманными для сокрытия личности, но и это может дать хоть какую-то зацепку. На то, чтобы запросить записи, у Гермионы уходит в общей сложности полчаса. Она машет Гвен своим допуском, и та сразу же уходит в подсобку, чтобы найти нужную папку. Затем Гермиона начинает перебирать списки, указанные в документах, — всё, что было куплено или продано в этом магазине за последние четыре года, и главное кому. Она внимательно смотрит, выискивая знакомые псевдонимы, прозвища, всё, что может быть связано с Гарри. Когда она пролистывает отчёт полуторагодичной давности, за январь, ей в глаза бросается имя — чёрные буквы пляшут и прыгают перед глазами, будто пытаются отлепиться от бежевого пергамента и сбежать от неё. На мгновение она застывает и у неё перехватывает дыхание. Воздух застревает где-то в горле, распирая грудную клетку в районе ключиц.

16 января

Зелье сна без сновидений, два флакона. Вернон Дадли Не на разлив.

Сдавленный то ли всхлип, то ли вздох вырывается из её горла, и Гермиона прикрывает рот ладонью, гася звук глухим шлепком. Вернон Дадли. Она почти слышит, как он произносит это вслух, обращаясь к егерям в лесу Дин, на ходу придумав комбинацию имён своих дяди и кузена. У неё бешено колотится сердце и сводит желудок. Гермиона снова и снова пробегает глазами по странице, чтобы убедиться, что она всё это не выдумала. Её разрывают волнение и неверие, она пытается не накручивать себя, а успокоиться и замедлить бурление крови и адреналина в теле. Ну разумеется, как же она не подумала об этом ещё несколько месяцев назад? Однажды она даже соединила буквы имени Гарри во все возможные анаграммы, которые только смогла придумать, прежде чем поняла, что то же самое когда-то сделал Волдеморт и что Гарри, скорее всего, уже только поэтому никогда не станет так делать. На глаза наворачиваются слёзы, и она медленно отнимает ладонь ото рта, поднимает листок бумаги и перечитывает его снова и снова. Если это Гарри, а у неё есть предчувствие, что это так, то он жив — или, по крайней мере, был жив в январе прошлого года, когда покупал что-то тайком на «чёрном рынке» волшебников в магловской Словении. Она дрожащими пальцами тянется за блокнотом, чтобы нацарапать своим обычно аккуратным почерком название магазина, дату и имя Вернон Дадли, трижды обведя его пером. Сердце продолжает бешено биться в груди, как будто она только что пробежала целый марафон, и в животе возникает тошнотворное, бурлящее чувство, когда её раздирает жажда узнать больше, всё и сразу. Она готова поглощать информацию, как высохшая земля требует и впитывает влагу. Гермиона пытается успокоиться и просит Гвен снять для неё копию. Однако продолжает чувствовать лёгкое головокружение и подёргивание пальцев, когда просматривает справочник в поисках любой архивной информации о Словении за последние два года. К тому времени, когда она снова возвращается за свой стол, заваленный папками, пергаментами, книгами и картами, уже переваливает далеко за полдень. Она работает без остановки до самого закрытия архива — пока Гвен вежливо не просит её вернуть все материалы, а затем гасит свет и запирает двери. Когда Гермиона наконец покидает Министерство, извинившись перед Гвен за то, что задержала её, солнце уже клонится за горизонт. Когда она добирается до своей квартиры — усталая и голодная, с воспалёнными от чтения глазами, — она не может сдержать улыбку. Пусть у неё болит шея от целого дня за столом, пусть она так измучена, что едва стоит на ногах, но в руках у неё маленький, важный листок пергамента, который заставляет её забыть обо всём остальном. На этом клочке пергамента — три записи о неком «Верноне Дадли», путешествующем по Европе последние два года. И возможно, Гермиона держит в руке ниточку к Гарри Поттеру.

***

Мадж сидит на краю большого деревянного стола в своём кабинете, скрестив руки на груди. Его взгляд скользит по карте, которую Гермиона магией прикрепила к стене. В молодости Малкольм Мадж, наверное, был довольно красивым мужчиной, размышляет Гермиона. Он примерно вдвое старше неё, высокий, в хорошей форме, с ухоженными волосами с проседью, которые он довольно красиво укладывает. У него суровый вид, прямой подбородок и серьёзные глаза, что вполне соответствует его должности главного редактора. Она наблюдает, как он хмурит тёмные брови и сосредоточено поджимает тонкие губы, когда оценивающе осматривает карту. — Ты уверена, что это Поттер? Он поворачивается, наклоняя голову, чтобы взглянуть на неё поверх черепаховой оправы своих больших круглых очков. До основания «Громовещателя» Мадж был профессором истории магии в Ильверморни, и даже сейчас он выглядит соответствующе — строгая мантия, очки с толстыми стёклами, магловская ручка, всегда заткнутая за ухо. Как маглорожденный, он одинаково хорошо знаком как с волшебным, так и магловским миром, что отражается на том, как ведутся дела в «Громовещателе». Гермиона это особенно ценит. Это также означает, что Гермиона сразу же поладила с ним, как только начала здесь работать. Она безмерно уважает Маджа, который сам проложил свой путь к успеху, а общая цель по поискам Гарри только ещё больше сплотила их. Она знает, что, несмотря на то, как спокойно он выслушал её новость, Мадж, должно быть, потрясён точно так же, как и она. В конце концов, они познакомились из-за его статьи, и он нанял Гермиону именно потому, что она основательно расширила ту базу, которую он заложил, когда впервые опубликовал информацию об аргентинской находке. Это была история, не получившая достойного завершения, нераскрытая тайна. Именно «Громовещатель» много лет назад впервые сообщил о появлении Гарри, и, если Гермиона права, именно «Громовещатель» сможет вскоре сообщить о том, что его нашли. Это дело — настоящая золотая жила для журналистов, а самообладание Маджа объясняется его профессионализмом, размышляет Гермиона, с некоторой долей сомнения. — Я не могу быть уверена на сто процентов, — признаётся Гермиона, наблюдая, как Мадж подходит к карте и рассматривает три красные звёздочки в центральной Европе. — Но я бы не стала вам об этом рассказывать, если бы не имела серьёзных оснований думать, что это может быть Гарри. Вряд ли в мире существует другой волшебник, который мог бы использовать этот псевдоним. Я уже проверила, и других известных волшебников с таким именем нет. Я уверена настолько, насколько это возможно. Мадж кивает, стоя к ней спиной, прежде чем повернуться, чтобы встретиться с ней взглядом. Его руки всё ещё скрещены на груди, но на этот раз он слегка улыбается. — Не могу поверить, что ты нашла его, Гермиона, — качает он головой, глядя на неё так, словно поражён чем-то, созданным им самим; Франкенштейн и его прекрасный, ужасающий монстр. Он имеет право гордиться, думает она, — всему, что она знает о журналистских расследованиях, она научилась у него. Для неё этот путь начал Мадж, и теперь именно ей предстоит его завершить. — Это, — она замолкает, втягивает ноздрями воздух и делает глубокий вдох, чтобы выровнять голос, затем поджимает губы. — Это был долгий путь, но я надеюсь, что всё закончится. Мы сейчас подобрались к Гарри ближе, чем когда-либо за всё время, и я хочу сделать всё правильно. Я должна найти его. Время пришло. Голос слегка дрожит от переполняющих её эмоций, и она опускает взгляд на ковёр под ногами. Она всё ещё переваривает вчерашнее открытие, у неё всё ещё неспокойно на душе, ей уже хочется поскорее запрыгнуть на поезд в Словению и начать поиски. Но ещё вчера вечером, вернувшись домой, она поняла, что это может стать чем-то большим, чем её личное дело, что, хотя найти Гарри — это самое главное, из этого также может получиться потрясающая история, если как следует задокументировать это путешествие. — Согласен, — кивает Мадж, он возвращается к столу, усаживается в кресло, вынимает ручку из-за уха и начинает что-то писать в блокноте. — Я поддержу тебя, Гермиона. И готов предоставить всё, что тебе потребуется. Я позволю тебе встать во главе поисков. Мы соберём команду, может быть, несколько авроров, оформим портключи в Министерстве… Гермиона качает головой, наклоняется вперёд и упирается пальцами в край стола. — Я думаю, нам следует проявить осторожность в этом вопросе, Мадж, — говорит она вежливым, но твёрдым голосом. Мадж поднимает на неё глаза и откидывается на спинку стула, чтобы показать, что он весь полон внимания. Гермиона прочищает горло и бросает быстрый взгляд на карту. — Если Гарри один, то последние несколько лет он очень тщательно заметал следы. Гарри — или, не дай Мерлин, тот, кто его похитил — с войны не оставлял после себя никаких следов. Я боюсь, что, если мы вовлечём в это дело слишком много людей, он узнаёт об этом и снова исчезнет. К тому же, если в другие газеты попадёт информация о том, что мы ищем… Мы сейчас подобрались слишком близко к развязке, чтобы рисковать. Я хотела бы, если возможно, разобраться с этим сама. Мадж в глубокой задумчивости теребит бороду. — Какова вероятность, что это может быть опасно, Грейнджер? — спрашивает Мадж после нескольких минут молчания. Он опирается предплечьями на стол и наклоняется к ней с заботливым выражением. Гермиона вспоминает отца, у него глаза такого же цвета, что и у Маджа, в обрамлении таких же мягких морщинок, и когда он улыбается, то у него появляются такие же «гусиные лапки». — Я не знаю, — говорит она, пожимая плечами. И она действительно не знает. Нет ничего более неприятного для Гермионы, чем произносить эти слова, но ей почти не от чего отталкиваться. Если Гарри покупал магические предметы в волшебных магазинах под именем, которое он уже когда-то использовал, то логично предположить, что он свободный человек и путешествует самостоятельно. Но всё же не стоит игнорировать возможность того, что он может от чего-то убегать. Гермиона знает, что такое тьма, и ей хорошо известно, как тёмные волшебники используют магию в своих интересах, какими подлыми и лживыми они могут быть. Гарри мог действовать под влиянием чар Конфундуса или Империуса. Он мог расплачиваться с долгами или преследовать источник тёмной магии, чтобы уничтожить его, пока тот не дал всходы. У неё недостаточно фактов, чтобы отбросить любую из этих версий, и она уже смирилась с тем, что ей придётся ввязаться в это дело, ничего толком не понимая. Ей стоит быть готовой к любым неожиданностям. Но всё равно нужно держать всё в тайне. — Я не знаю, насколько это может быть опасно. Я понятия не имею, что или кого я на самом деле ищу, и что мне, возможно, придётся сделать, чтобы его найти. Но это риск, на который я готова пойти, и это риск, на который я собираюсь пойти несмотря ни на что. При всём уважении к тебе, Мадж, я сделаю это — с поддержкой «Громовещателя» или без неё. Она задирает подбородок, не сводя глаз с Маджа. Сердце учащённо бьётся, а ладони потеют от волнения. Она только что поставила ультиматум своему боссу, человеку, которого безмерно уважает и на которого равняется. Она понятия не имеет, сколько времени могут занять поиски, и понимает, что если она пойдёт на это без его поддержки, то останется без работы. Мадж снова изучающе смотрит на неё, тем же сосредоточенным взглядом, который появляется у него, когда она рассказывает ему об идеях для будущих сюжетов или когда просит снабдить портключом в какое-нибудь опасное место. — Твоё благополучие для меня не менее важно, Гермиона, чем твой талант и увлечённость делом. Ты должна пообещать мне, что если возникнет слишком много сложностей, то мы привлечём авроров. Я не позволю тебе сражаться в одиночку и рисковать своей жизнью, чтобы найти кого-то, кто, похоже, не хочет, чтобы его нашли. Сердце Гермионы сжимается как из-за заботы Маджа, так и потому, что с каждой минутой она всё ближе к началу поисков. — И я дам тебе напарника, — говорит Мадж, снова делая пометки в своём блокноте, и подтягивает к себе копии документов, которые Гермиона сделала вчера в архиве. — Мадж, это совершенно не обязательно… Мадж, не отрывая глаз от блокнота, поднимает руку, чтобы её прервать. — Мы оба знаем, что для тебя это очень личное дело, Гермиона. Я хотел бы взглянуть на него с другой точки зрения, чтобы придать этой истории баланс, получить взгляд кого-то более непредвзятого. И тебе понадобится напарник, хочешь ты этого или нет. Она поджимает губы, едва сдерживаясь, чтобы не нахмуриться, и открывает рот, чтобы возразить, но Мадж снова перебивает её. — Я поручу Малфою вести это дело вместе с тобой. Он хороший журналист, и я доверяю его практичному подходу к делу. Гермиона застывает. Лёд поднимается по венам и попадает в лёгкие. Ей кажется, что она вот-вот задохнётся, и она вскидывает голову, чтобы посмотреть на Маджа. — Малфой? — Гермиона издаёт недоверчивый смешок, и этот звук заставляет Маджа приподнять брови. — Послушай, Мадж, если честно, мы с Малфоем не очень-то ладим. Он… он может… Я… Разве он не понадобится тебе здесь, чтобы писать статьи, пока меня не будет? Гермионе кажется, что она видит, как дёргается уголок его рта, когда он слушает её сбивчивые возражения. Она с такой силой впивается в подлокотники кресла, что белеют костяшки пальцев. Мадж засовывает ручку обратно за ухо, встаёт и идёт через весь кабинет к большому шкафу для бумаг, стоящему в углу. — Он, как правило, трезво оценивает ситуацию, Гермиона. Он умён и уравновешен, а тебе нужен кто-то, кто будет следить за тем, чтобы ты не прыгала в горящие здания каждый раз, как увидишь мужчину с чёрными волосами и в очках. Лучшие статьи «Громовещателя» — это те, которые вы написали вместе. Гермиона чувствует себя так, словно в горле у неё что-то застряло. Когда она слышит признание Маджа, рот заполняет вяжущее и неприятное ощущение. Она в курсе, что Мадж и Малфой тоже отлично ладят. Но слышать, что Мадж считает, что истории получаются лучше, когда они пишут их вместе, — это что-то совершенно новое для неё. — Кроме того, — продолжает Мадж, облизывая большой палец, чтобы подцепить бумаги из картонной папки, — у нас есть и другие сотрудники, которые могут писать статьи, пока вас не будет — тоже талантливые журналисты, которым не хватает места на первой полосе. В пятницу Сандип спрашивал меня, может ли он попробовать написать статью побольше. «Громовещетелю» будет не хватать вас обоих, Гермиона, но мы справимся и продолжим работать, пока вас не будет. Несмотря на желание закатить истерику по поводу всего сказанного, Гермиона лишь стискивает зубы, чтобы не выдать своего раздражения. Если Мадж позволит ей заняться этим самостоятельно, не привлекая Министерство, то ей придётся смириться и работать с Малфоем. Она кивает, раз, другой, закрывает глаза и выдыхает через рот. — Хорошо. Ладно, пусть будет Малфой. Мадж возвращается со стопкой бланков и папкой с бюджетными сметами и кивает ей, присаживаясь за стол. — Хорошо. В любом случае нам нужно получить несколько портключей от Министерства, поэтому мы скажем им, что они нужны для статьи о путешествиях. У нас нет средств на то, чтобы вы каждую ночь останавливались в гостиницах по всей Европе, поэтому нам придётся найти какое-то пристанище для вас обоих и организовать там штаб-квартиру. Оттуда вы сможете перемещаться с помощью портключей. Мадж вытаскивает из стопки несколько бланков и пишет запросы в Министерство. У Гермионы скручивает живот. — Неужели мне и Малфою обязательно нужно останавливаться где-то вместе? — с отчаянием в голосе спрашивает она. Гермиона сглатывает, надеясь, что Мадж не поймёт, как сильно её тошнит от одной мысли застрять в одном доме с Малфоем. — Разве я не могу просто остаться в своей квартире в Лондоне и воспользоваться портключом оттуда? Мадж вздыхает, явно сытый по горло её назойливыми возражениями, и снова устремляет на неё взгляд. Ручка остаётся занесённой над пустой строкой на пергаменте. — Вам понадобится безопасное место в Центральной Европе, откуда будет легко всюду добираться. Особенно если мы хотим сохранить всё в тайне. Все должны поверить, что вы заняты другой историей, а оставаться здесь и пытаться сохранить всё в секрете от своих друзей и коллег — это верный путь к катастрофе. — А что, если мне понадобится доступ к архивам Министерства? Или в библиотеку, или… — Мы найдём вам посредника. Он останется в Лондоне и будет отвечать за отправку необходимых вам вещей. Это должен быть человек, которому вы доверяете. — Дин Томас, — выпаливает Гермиона без запинки, даже не задумываясь над ответом. — Иллюстратор? — переспрашивает Мадж, заканчивая заполнять бланк, и кладёт его в стопку почты, которая будет отправлена с послеполуденной совой. — Да, — кивает она, облизывая кончиком языка пересохшие губы. Она почти ничего не ела и не пила со вчерашнего вечера, потому что слишком нервничала и могла думать только о своих дальнейших действиях. — Я полностью доверяю Дину. И Малфой с ним тоже ладит, насколько мне известно. Дин уже знаком с моим подходом к делу, хорошо организован и исполнителен. — Принято, — отвечает Мадж, захлопывает папку и снимает очки, чтобы протереть их краем мантии. — Я отправлю им обоим записки и попрошу встретиться со мной после обеда. Тогда мы и обсудим все детали. Мадж снова встаёт и кивает Гермионе в знак того, что они закончили. Она взмахом палочки отклеивает карту от стены и собирает остальные записи со стола. Свершилось. Гермиона понимает, что в глубине души никогда не позволяла себе поверить в то, что это возможно. Она обычно избегала заниматься тем, в чём не очень преуспевала, и теперь понимает, что годами готовила себя к неудаче. С каждым новым тупиком, с каждым вопросом без ответа она готовила себя к тому, что загадка может так и остаться неразгаданной. Но теперь разгадка кажется ей не просто возможной. Ей кажется, что она скоро её обнаружит. Она чувствует покалывание электрических импульсов на коже, в волосах, в нервных окончаниях, в каждой клеточке своего тела вплоть до костей. Она найдёт Гарри Поттера и выяснит, где он был все эти годы, а потом вернёт его домой. Мадж провожает её до двери и кладёт большую тёплую руку на плечо. — Отличная работа, Гермиона. Я надеюсь… — его голос слегка срывается, когда он смотрит на неё. Он на мгновение закрывает рот, а затем открывает его снова. — Я надеюсь, что ты найдёшь все ответы, которые тебе так нужны. И я ценю то, как упорно ты работала. Мадж опускает руку, и Гермиона дарит ему лёгкую улыбку. Он открывает дверь, и она, быстро поблагодарив, выходит в главный зал. Когда она проходит мимо стола Малфоя, тот не поднимает на неё взгляда. Он что-то увлечённо пишет, выражение его лица — спокойное и сосредоточенное, а его длинные пальцы быстро порхают по клавишам чёрной пишущей машинки. Когда она подходит к своему столу, Дин выжидающе смотрит на неё, откладывает перо и отвлекается от чернового наброска, который начал этим утром, придя на работу. Гермиона плюхается в офисное кресло, надувает щёки, вздыхает и поворачивается к Дину. — Дин, как ты смотришь на то, чтобы получить повышение? Дин вздёргивает бровь, и та ползёт вверх по тёмному лбу к копне коротких, кучерявых волос — его неизменной причёске со времён Хогвартса. — Во что ты втянула нас на этот раз, Гермиона Грейнджер? Гермиона смеётся, устраиваясь поудобнее в кресле, и заправляет несколько выбившихся локонов за уши. — Пристегнись, Томас, — говорит она, быстро скользит взглядом по Малфою, а затем снова устремляет его на своего друга. — Мне нужно многое тебе рассказать.