***
На следующий день Костян выглядит как… Костян. Влад сам не знает, чего ожидал: не то чтобы он думал, что Князев его на запчасти раздраконит, чтобы потом Мишу себе воздвигнуть – тебя по частям принёс я домой разобранной куклой – и замечательно, господи, как же мы в 8 утра и без очередного тематического радиопривета. Князь в целом нормальный так-то мужик, не маньяк какой-нибудь, если забыть про его милые сталкерские замашки и зацикленность на покойнике, но все-таки приятно видеть, что Костя в целости, сохранности и с полным комплектом рук и ног его этих. Этих. С глазами вот только что-то такое, что хочется спросить – Кость, нормально всё у тебя? Костины глаза Влад отлично знает – насмотрелся, – и сейчас это не они. Как будто он ими смотрел на что-то, что предпочел бы никогда не видеть. Словно на опознание трупа ездил, – внезапно думает Влад и сначала даже не понимает, а потом как понимает весь подтекст собственного сравнения, что хочется от себя физически отсесть. Влад сует ему свой стаканчик с тем, что даже в средневековой алхимии сочли бы за оскорбление – однажды на площадке все-таки появится нормальный кофе, но не сегодня, – и Костя встречает подношение с заторможенным удивлением, хотя по плану (у Влада всегда. есть. план) должен был ухмыльнуться широко и отбалагурить что-нибудь про методы пикапа. – Йода, проснись! Ситхи хуеют! – командует Влад, пытаясь его растормошить. – Люк, я твой отец! – с натяжкой разогревается Костян, как непроснувшийся двигатель «Жигулей» на лютом морозе. – Комбат-батяня? – Вомбат-батяня! – Ты, кстати, знал, что… – Вомбаты какают квадратами? – Да, – Влад вздыхает недовольно, как человек, у которого угнали охуительный бесполезный факт. – Мог бы и промолчать. Истинный джентльмен бы притворился, что не знает. – Да где ж его взять-то, джентльмена? – Костя отхлебывает кофе, и Влад точно знает, что вот прямо сейчас он полезет в карман за пачкой сигарет. Чудовищно, как хорошо он успел выучить Костю. – Я принес тебе кофе в постель – тянет на джентльмена, – Влад кивает на стаканчик в руках Кости, смотрит с невозмутимой издёвкой, самостоятельно вкладывая ему в руки эти спички, потому что взгляд у Кости не то чтобы потухший, но дотлевающий. Давай, Костян, поджигай нас, как ложку абсента. Жги, господь – здесь уже ничего не исправить. Костян оценивает подачу, смотрит, чуть склонив голову и щурясь, когда дым от сигареты попадает в глаз. – Не шути с моими чувствами, Владос, – с естественностью актёра российских мелодрам просит он и тут же весело подмигивает. Слишком быстро, на вкус Влада – не дотягивает, не доигрывает, тут же вытаскивает табличку «прикол!», чтобы Влад ненароком чего не подумал. Слабенько, конечно, но всяко лучше, чем вообще неотзывчивый и притихший Костя. Неправильно это как-то. Не идёт ему – примерно так же, как не идёт Костик (у Влада от этой формы глаз дергается). Как бы там ни было, Костя вроде раскочегаривается, а потом и вовсе отыгрывает Горшка на все 200%. Сцена с Верой-Агатой выходит настолько пронзительной, что даже Влад верит, будто Князь в свое время бросил Мишу и оставил его с чужими, хотя по дефолту всегда рефлекторно выступает адвокатом своей персонажа, каким бы он ни был. Хрен знает, может, Костя так в роль погружен был с самого утра – вот и бродил смурной, как Горшок, когда отчаливал в своих мыслях подальше от земли бренной к земле обетованной. Ладно, осталось немного – дальше фэнтези-часть, будет полегче. То были просто придурки, а теперь до сказочных повысят.***
Костю они теряют – покража происходит просто среди бела дня, на глазах не особо внимательной публики. Режиссеры так вообще в восторге: Костян пробивает собственные планочки и выдает такие дубли, что хоть стой, хоть ничего не стой. Из роли в перерывах тоже толком не выходит, с интонациями Горшка говорит даже с осветителями и техническим персоналом, а глаза у него реально такие, будто он тот свет восемь раз уже повидал – и ему понравилось. Хочется встряхнуть его и засунуть под ледяной душ, чтобы смыть чужую мимику и чужую боль, но Влад не уверен, что от него это примут. Что ему это можно и позволено, что они на той дистанции, на которой он вправе вмешиваться в жизнь другого человека со своим мнением. Влад за него беспокоится – а не просто выражает обеспокоенность, – и это чувство пиздец неудобное. Хочется, чтобы оно прекратилось – пусть оно станет нет. Неуютно от этого ощущения, как голым выходить из ванной, забыв полотенце на сушилке. Контрастом – зябко и хочется прикрыться, даже если ты дома один. Влад пытается как-то ненавязчиво отвлечь Костю, но, не получив реакции, схлопывается, отстраняется и не лезет, сам себя отваживая от не его собачьего дела – тем более что и на лабрадора-балбеса Костя уже вообще не тянет. Тянет так-то всё больше набухаться, но из этих детских штанишек Влад уже давно вырос. У них график, съемки и тяжелые сцены. Хоть кто-то должен быть в здравом рассудке, и почему-то кажется, что на этой полянке, среди 33-летнего Кости и 50-летнего Князева, 25-летка Влад – единственный ответственный взрослый. Нахуй, конечно, такие приколы – вот еще пастухом чужой коллективной шизы он не подрабатывал. Ему б даже если предложили – Владислав, а давайте? – а он бы и ответил – ой, спасибо, а у меня своя есть. Если – когда – это все плохо кончится, Владу вообще не улыбается проходить свидетелем. Когда я себя угроблю – распишись за понятого, – и аллилуйя, в радиорубке наконец-то сменился диджей. Ставит, правда, почему-то треки, которые Владу подкинул Костян, но на фоне бенефиса КиШа в последние месяцы – это приятное разнообразие и солидный прогресс.***
А еще через пару дней Костя снова уезжает с площадки в образе Горшка – прическа, грим, черная борцовка под полосатой рубашкой, – причем делает это в несвойственной для себя манере, по-английски, не попрощавшись толком, не перекурив традиционно на усталый посошок. Влад только и думает – приехали. Он теперь и дома не собирается переключаться? Кажется, Костян вошел в такое состояние, когда затормозить сможет, только влетев в отбойник. Влад отлеживается почти час в тишине квартиры, потом наскребает сил заказать «Лавку», ужинает пастой и каким-то салатом под «Греческий», даже не выкладывая из упаковки – нежелание мыть посуду пересиливает пренебрежение к манере есть из пластика. Под ужин он врубает с телефона стендапчик на ютубе, снисходительно улыбаясь раз в семь минут – то ли он и правда так заебался, то ли ребята разгоняют паршиво. Перебирается в кровать, обещая себе полежать немножко, а потом уже как следует раздеться, помыться и рухнуть по нормальному, но так и залипает часа на два, боже, храни алгоритмы автовоспроизведения. Засыпает уже с мыслью – щас, только на пять минут глаза прикрою и точно встану. Когда под рукой вибрирует телефон, Влад в первые секунды не может понять, сколько времени, не проспал ли он, какой сегодня день недели и почему нет одеяла. Он переворачивает телефон к себе дисплеем, на секунду жмурится от слишком яркой подсветки в полной темноте, разбирает аватарку, имя и время вверху экрана – 01:58. – Кость, – чуть хрипло со сна говорит Влад. – Чё случилось? – Привет, – говорит Костя, и Влад тут же садится в кровати. Звучит он и правда – как полный привет. – Ты дома? – Нет, блин, в цирке на ночной смене. Дома я, где мне быть? – Можно поднимусь? Я номер только не знаю. Квартиры. Влад сглатывает и трет глаза. Так, Влад, соберись. Вопросы потом. – Да. 74 на домофоне, открою. 9 этаж. Трель домофона раздается буквально через минуту. Влад нажимает на кнопку и зачем-то бросает взгляд в зеркало в прихожей, рассеянно поправляя спутанные со сна волосы. Тут же хочется снова их взлохматить – назло своим идиотским порывам. На лестнице шумно разъезжаются двери лифта, Влад открывает дверь, опережая звонок. – Привет, – повторяет Костя. В лице у него разгром и опустошение, как после мародерского налёта. – Кость, – отупело говорит Влад, не сразу соображая пропустить его внутрь. – Кость, что? Костян вздыхает и дергает головой, Влад отступает, позволяя ему зайти, и закрывает дверь. В прихожей сразу становится неловко, Костя кое-как стаскивает кроссовки один о другой, снимает зеленую горшеневскую реквизитную куртку, вопросительно смотрит на Влада – куда ее? Влад отбирает куртку, цепляет на вешалку – ну очевидно же, куда, Костян, тут всего три крючка. – На кухню давай, – он берет командование на себя, потому что Костян, кажется, не особо осознает себя в пространстве – и даже в этом состоянии он все равно притащился к Владу, опять эти его безотчетные рефлексы и неумышленная тяга к точке безопасности, как будто Влад вообще может быть кому-то заземлением. Костя проходит на кухню, садится на стул у окна и беспокойно рыщет взглядом по сторонам, будто боится встретиться глазами с Владом. – Могу предложить айкос или электронку, – великодушно разрешает Влад, рассматривая Костю в упор. Господи, Костян, да говори уже – я начинаю придумывать самые хуевые сценарии. – Айкос твой – как отсос искусственному члену, – отзывается Костян, и Владу кажется, что в его дом вломились в грязных сапогах. Пошел вон – самая вежливая фраза, которая приходит на ум. Ты и тень Князева – выметайтесь оба. – Костя, – вкрадчиво говорит Влад, так и не отлипая от стены и скрестив руки на груди. – Два часа ночи. Ты приперся, чтобы мне… – Мы с Князем, – говорит Костя, и все злые нотации рассыпаются внутри Влада в труху. Мы с Князем – какие на редкость поганые три слова, когда их произносит Костян. Влад не хочет знать продолжения фразы – не хочет знать, чем его будут добивать. Сейчас Костя откроет рот, скажет – и Владу придется жить с информацией, о которой он не то чтобы не догадывался, но которую точно не заказывал. А ты меня спрашивал, Костя? Хочу я это знать? Конечно, Костя не спрашивал – а зачем? Ему было плохо – и он приехал к другу, и в нормальном мире – это абсолютно естественно, ну, есть такая дружба, когда в три часа утра подрываешься и едешь нянчить чужую боль, потому что тебе не все равно. Или когда знаешь, что можешь нагрянуть со своей бедой – и тебя не будут упрекать и пытать, а хотел ли человек вообще в этом участвовать. Проблема в том, что Влад, блядь, хотел. Он согласен быть тем, в ком Костя нуждается в уязвимые моменты. Просто… нихуя это непросто, на самом деле. Костя в нем нуждается, но не так – и сейчас он ему расскажет, как он так нуждается, но не в нем. Как он с Князевым так, как Влад бы не открещивался сильно, если бы Костя был с ним. – Вы с Князем что? – поторапливает Влад, расчехляя айкос. Развязаться бы уже поскорее с этой хуйней – и разговором, и сериалом, и непонятками с Костяном, хотя теперь-то уж какие непонятки, все как раз прояснилось просто в одну секунду. Знал же Влад, что надумывает себе херни всякой, ищет подтекст и находит, потому что не против его там откопать. Это как когда ты критично опаздываешь в аэропорт, и каждая минута на счету, и ты попеременно бросаешь взгляд на часы приборной панели такси, потом на часы телефона, следом на часы на руке – и выбираешь то время, которое тебе больше нравится, в котором ты сейчас опаздываешь на пару минут меньше. Влад знал все с самого начала – это всё плохо кончится, – и тормозил как мог, и слава богу, что головы хватило. Чуйка не подвела – а как бы она, интересно, подвела, если Влад по жизни перестраховывается так, что какой-нибудь дяденька с регалиями профессора психиатрии мог бы брякнуть слово «паранойя». – Мы… – Костя откидывается на спинку стула и упирается затылком в стену. – Бля, голова в руинах, – пусто произносит он и трет лицо ладонью. Влад смотрит на его открывшуюся шею и принимает решение открыть аварийную бутылку вина – не бутылку даже, 0,3, почти шкалик, трофей из вагона-ресторана последнего «Сапсана». Почему-то тогда вдруг захотелось загадочно сесть у окна и пить вино. Связь нихуя не ловила, дурацкие сообщения от Костяна прорывались раз в полчаса. Вино Влад не открыл, но пива облагородил две банки, а сейчас – вот, пригодилось. Он лезет в шкаф и достает бутылку. – Я не буду, – отказывается Костя. – А тебе и не предлагают, – отбивает Влад, откручивая крышку и прикладываясь прямо из горла, по-пролетарски. – Мне вот не помешает. У тебя там, кажется, интересная история намечается. Выкладывай уже, Кость, правда, сил нет вот это все, – честно признается Влад, пыхая айкосом. – Ну, в общем, где-то неделю назад. Князь когда вернулся, с гастролей, помнишь? – Ну. – На площадку еще приезжал, да. Он попросил, чтобы я в образе Горшка с ним. Съездил, пообщался, – Костя говорит, глядя прямо перед собой, как свидетельские показания дает. Явку с повинной оформлять приперся. – Сказал, что хочет проговорить со мной всё, что с Михой не успел. Проработать моменты какие-то, если я не возражаю. – А ты, разумеется, не возражал, – невозмутимо помогает ему Влад, хотя на Костю хочется наорать. Ты ёбнулся, Костя? Ты это серьезно сейчас? Отрада для мудаков, ну. – Не возражал. Я… ну, Князь же, понимаешь? – Костя наконец переводит на него взгляд и ищет понимания. Костя, блядь, могу предложить айкос и телефон психотерапевта, на понимание этой хуйни даже не рассчитывай. Конечно, Князь же. Князь Косте скажет прыгай – Костя только деловито спросит, с какой именно скалы и точно ли после этого его погладят по разбитой голове. – Ну и еще думал, что мне самому будет полезно. Для роли. Разобраться, что у них там да как. Понять, как уже взрослого Мишу точнее снять. – Разобрался? – уточняет Влад, прикладываясь к бутылке. – Не в тот раз, – просто говорит Костя и смотрит упрямо, будто собирается защищаться. Блядь. Это у вас что, традиция уже сложиться успела? Вы этим на постоянке развлекаетесь? – Давай, Костя, не скупись на грязные подробности, – с игрушечным задором подбадривает Влад, сам себя отправляя на пересдачу по актерскому мастерству. Он даже не переигрывает – он проигрывает просто всухую, даром что горло промочил. Это пиздец, пиздец как он есть. Князев ёбнутый – это понятно. Но Костя-то куда? Ну хоть какие-то границы должны быть у человека? Как можно на предложение налить себе в глаза и уши кислоты радостно сказать «Похуй, погнали»? Тебе говорят – а можно тебя в качестве мальчика для битья попользовать, стулом поработаешь, мебелью постоишь, грушей боксерской повисишь? Ну, мне для дела – понимаешь, с Мишей хочу через тебя гештальты закрыть. А ты говоришь – не проблема. Еще какая проблема, Костя. Так нельзя. Ты же ёбнешься так, серьезно, это нихуя не шутки. – В первый раз мы просто в пабе посидели – ну, тот, который друзей Князя. Сначала как-то неловко было, – усмехается Костя, и Влад вздергивает бровь: ого, да неужели, значит все-таки какие-то представления об уместном у него сохранились. – Ну, мы долго вокруг да около, про гастроли там. Князь сам подбирался постепенно, видно было, что не знает, как начать. Скомкано все вышло, толком ничего не обсудили. – А сегодня, видимо, обсудили? – предполагает Влад ровным тоном, вытряхивая прогоревший стик, к которому даже приложиться толком не успел. Тут же засовывает новый – блядь, реально, в этой ситуации хочется всадить нормальную сижку, этой херней не накуришься никак. Костя молчит и зарывается пальцами в волосы, сидит так несколько секунд, а потом вдруг встает и начинает мерить шагами кухню, бестолково, маетно, не находя выход мыслям и эмоциям. Влад только сильнее вжимается в стену, чтобы его слипстримом не затянуло в этот водоворот безумия. Хочется, конечно, другое – но куда теперь уж точно, трогать его лишний раз, маятник его дурацкий притормаживать, границы ему прилежно прорисовывать, как на контурных картах. Костя, пожалуйста, а. – Я… бля, Владь, это пиздец какой-то, – вдруг как-то жалобно говорит Костян, и что это, неужели мы впервые за вечер пришли к консенсусу. – Князь просто… помнишь, я говорил. Ну, раненый. Он не раненый, он… это вообще другое, я не знаю, как с этим можно. Как он еще не… Не ёбнулся? Да никак, Костян, ёбнулся он давно. Мы играем в сериале, который он снимает про Мишу. Он выходит на сцену с голограммой Миши. Он ему песни пишет. Он с ним во снах общается. Он его в мультиках рисует. Он его фотки хранит. Он у него рядышком сидит – вот же, не видите что ли? Любое его интервью – это Миша-Миша-Миша-Миша. И не интервью тоже – у меня в плохие дни счётчик может спятить уже к 11 утра. Он 10 лет не может отпустить человека, встреча с которым была такой, что весь остальной мир перестал существовать – помнишь, мы ржали над сценарием, кто такое вообще мог написать? Нихуя это не сценарий, оказалось. Это не мем, это реальная история из Брянска, как говорится. Он все 10 лет пытается сделать так, чтобы Миша задышал – ну хоть как-нибудь. И вот мы здесь. И его эрзац-Миша наконец задышал – правда, почему-то на моей кухне. – Кость, – тихо окликает Влад, отставляет бутылку. – Чё произошло? Он… сказал что-то про Мишу? – тактично не выкладывает на стол более прямолинейные догадки Влад. – Сказал, – бодает воздух Костя, косясь на бутылку, но вместо этого протягивает руку Владу. – Давай свою свистелку. Влад вытаскивает из худи одноразовую электронку – лайм и мята, ну чисто смузи, почти на ЗОЖе, – и сует Косте. Тот неумело присасывается, и в голове у Влада всплывает – спасибо, Андрей Сергеевич – непрошенная аналогия. Блядь. Ну блядь же – и все тут. – Он много всего сказал, на самом деле. Про последние годы. И до этого. И как не успел попрощаться толком. И что не хотел никогда, чтобы вот так всё. Там столько всего. Я не знал, что с этим вообще можно… как-то, и мне обидно стало в какой-то момент, пиздец, аж зло разобрало, он гнать начал, по делу, не спорю, но так обидно стало. Что не бросал меня... Его, – меланхолично поправляет про себя Влад. – Что я сам сказал. Что выбрал быть один, и что всегда пытался задвинуть его, и что на Театре демона тогда я… Он, – снова молча корректирует Влад. Его. Он. Миша. – И не хотел он никуда уходить, просто сделал бы сольник, он не отказывался быть моим другом, как я мог вообще такое подумать, как я мог так с нами, он бы никогда меня не… Влад бросает это бесполезное занятие, битву с местоимениями ему не затащить – Костю несет, он уже не здесь, он уже не совсем Костя, и это было так предсказуемо, Влад на берегу видел, к чему все идет. Надеялся, правда, что они не доползут до этой точки – но Костя же чемпион, Костя старательный и исполнительный, он же лоб себе расшибет, лишь бы всё сделать идеально. – И он говорил. Говорил. Говорил такое. Обидное, больное. И про себя. Каялся. А я только хотел уже, чтобы он заткнулся, потому что это край вообще, Влад, я не мог, это пиздец, – он приноравливается к дудке и уже не давится паром, только чуть морщится от вкуса. Влад молчит, с липким нехорошим предчувствием ожидая развязки. – Я просто хотел, чтобы он уже заткнулся. Слышать все это – понимаешь? Всё уже, – Костя взмахивает руками и снова закладывает круг почета по кухне. – Кооость? – зовет Влад, которого уже укачивает то ли от дрянного вина, то ли от виражей Кости. Костя замирает в своем шатании и снова падает на стул, упирается локтями в колени и говорит, глядя прямо перед собой, но не в глаза Владу: – Я его поцеловал. Влад молчит ровно семь шагов секундной стрелки на часах в прихожей. Ощущения, будто в окно вдруг залетела птица – внезапно, пугающе, и вроде несмертельно, но почему-то кажется, что это очень-очень плохо, ее не должно быть здесь, она сейчас паническими крыльями разнесет тут все, пусть она улетит. Пусть она станет нет. – Что ты сделал? – тихо переспрашивает Влад. – Ты слышал, – огрызается Костя без энтузиазма. – Блядь, Влад. Просто чтобы он заткнулся, понимаешь? Я сам не знаю. Это. Я как будто не контролировал это. Просто. В моменте. – И чё, как? Рабочая схема? – с предпринимательским интересом спрашивает Влад, потому что есть ощущение, что ему тоже пригодится. Поцеловать, чтобы один придурок заткнулся нахуй, хочется гораздо чаще, чем позволяют любые внутренние лимиты. – Иди нахер, Влад, – тоскливо предлагает Костя, прижимая кулак ко рту и бьется костяшкой большого пальца о зубы. – Просто пиздец. Он снова упирается локтями в колени, обхватывает лоб ладонями, и Владу кажется, что он сейчас начнет раскачиваться и тихо выть на одной ноте, не в состоянии обуять свои зашкаливающие эмоции. На таких нервяках он обычно доебывает Влада, перегибает палку и получает от него по ментальным щам, но сейчас, кажется, вся разрушительная энергия направлена внутрь. Костя, говорю же, ёбнешься. Не надо так. Смотреть на это крушение поезда, в которое превращается Костян, и ничего не делать уже физически невозможно, и Влад отталкивается от стены, подходит вплотную и осторожно кладет ладонь ему на затылок, ероша волосы. – Да ладно тебе, Костян, – начинает он с присущим хорошему другу оптимизмом. – Вы подпили. Князев тебя уебал морально. Вообще, конечно, за такие приколы и схлопотать можно че посерьезнее, чем поцелуй, – фыркает он, и картинки этого поцелуя немедленно лезут такие, что самому в пору садиться рядом с Костяном и раскачиваться в унисон. – Это, блядь, его косяк. Так нельзя было, Кость, ну, ты это понимаешь? Ты… не виноват, – вздыхает Влад. Господи, поверить нереально, что приходится взрослому мужику это объяснять. – Нельзя о других людей свои проблемы так решать. Это дурка полная. – Я сам согласился, – гулко отзывается Костя, чуть приваливаясь лбом к Владу. – Князь просто попросил. Я хотел помочь. – Угу. Сама виновата – юбку короткую надела, – раздраженно цыкает Влад. – Кость, бля, харе уже. Князев нормальный мужик, – безбожно глумится над ситуацией Влад. – Поймет он все. И еще сам извинится, что втянул тебя, перегнул палку. Это превышение, хуй знает, полномочий. Как это. Злоупотреблением положением, во. Это ж дичь в моменте. Ты же не хотел, да? – Влад рассеянно поглаживает Костю по голове, и тот молчит, словно дорвавшись наконец – а, ну да. Гладить по разбитой голове – ну, это можно. Сам же сказал, что она у него в руинах. – Я не знаю, – дергает плечом Костян и наконец поднимает голову, чуть запрокидывая ее, чтобы не утыкаться лицом в живот Владу. Фраза звучит чудовищно – как выживших нет. Влад перестает гладить Костю по голове и по-дружески хлопает его по плечу. – Дядь, с этими новостями надо переспать, – усмехается он, делая шаг назад, давая Косте пространство для манёвра. – Время уже – пиздец, гримёры завтра нас сожрут. Пошли-ка спать уже, а? – Влад говорит на автомате, отстраненно думая о том, как было бы интересно произнести последнюю фразу в другой ситуации, чуть менее похожей на душегубку. Костя раздупляется, обрабатывая его слова, и выглядит рассеянным от потери физического контакта. Влад выдыхает в несколько приемов и теребит сережку – дурацкая привычка, сдаёт его всегда на раз. Он засовывает руки в карманы худи. - Да, да. Поеду. Спасибо. Сорри, что так. Я не знал, куда еще. Надо было с кем-то поговорить, а ты один знаешь, ну. Представляешь примерно, – он неопределенно взмахивает рукой в воздухе. – И не только поэтому, блин. Влад. Хуёво так, тебя увидеть надо было, – Костян улыбается и извиняется одновременно, а лучше бы просто молчал. – Кость, – Влад сжимает переносицу. – Завали. Время к трём. Куда ты собрался? – Построю катапульту и буду путешествовать. – А обратно как? – подхватывает Влад. – А я ее к ноге привяжу. – Бон вояж, – с убийственной серьезностью заканчивает Влад, они молчат секунду, а потом начинают ржать. Есть контакт. Становится полегче. – Всё, Кость. Не дури. Оставайся и зимуй, – Влад зевает и кивает в сторону спальни. – Иди сюда, иди на перекресток, моих больших и неуклюжих рук? – Костя раскидывает свои большие и неуклюжие в стороны, и конечно, разве мог он тут же не включиться, не подхватить подачу. Чем думал Влад, закручивая её, – это уже другой вопрос. – А говорил, стихов не помнишь уже, забыл всё с поступления. – Кое-чё помню еще, – Костя, слава богу, не собирается надвигаться и хватать Влада в охапку, и это много говорит о его состоянии. В другое бы время уже все ребра перемял. Князев, блядь, в следующий раз мальчика будешь сдавать по описи – Влад каждую детальку проверит. От мысли, что будет еще и следующий раз – а как ему не быть, когда Костян сам ему в руки такие козыри вложил, и Князева, до этого еще кое-как державшегося, теперь точно клеманет, – даже крохи хорошего настроения от привычного контакта с Костей сметает промозглым порывом ветра. – Я посижу еще, ладно? – Колхоз – дело добровольное, – пожимает плечами Влад. – В ванной есть гостевая зубная щетка, на полке за зеркалом, в упаковке. Не распечатанная. – Спасибо, – говорит Костя, устраиваясь на стуле с электронкой, и Влад уходит. Быстро умывается, идет в комнату, переодевается в футболку и домашние штаны, расстилает постель и устраивается у самой стенки, оставляя Косте максимум пространства. Уснуть, конечно, не получается – у Влада не только голова, но и весь Влад в руинах. Мыслей так много, что с ними физически невозможно заснуть – они бьются внутри с глухим стуком, как пчёлы, пойманные жестокими детьми в стеклянную банку. Через какое-то время тихо приходит Костя, и Влад изо всех сил старается дышать ровно и притворяться спящим, чтобы обоим было не так неловко. Под весом Кости прогибается матрас, он немного ерзает – а Влад чувствует его даже спиной. Это какая-то странная, диковатая форма интимности, которой вроде как нет – но при этом она зашкаливает. Костя лег к нему в постель. Раздраконенный, запутавшийся, отъехавший головой Костя в эмоциональном раздрае приехал к нему ночью, наговорил своего – «тебя надо было», сразу после того, как честно признался, что не уверен, что не хотел целовать Князева – и лег к нему в постель. Блядь, Джонни, это не Вьетнам, здесь есть правила. Это всё… это всё реально хуёво кончится. Судя по дыханию за спиной, Костян успевает отрубиться минут через пять – видимо, он из тех счастливчиков, которых стресс выматывает и усыпляет. Влад и в относительно стабильном состоянии может хапнуть бессонницу – в час ночной, добрый вечер, Андрей Сергеевич, ну как же мы с Костей без вас в постели. Влад так и лежит с закрытыми глазами, отвернувшись к стенке, но в какой-то момент не выдерживает и аккуратно разворачивается – потому что уже просто невозможно. Смотрит на широкую спину Костяна, устроившегося на боку, на его голые плечи, на перекресток больших и неуклюжих, сука, рук. Хочется целоваться – и чтобы это ебаное чувство внутри исчезло уже. Пусть оно станет нет.