Мёртвый жених

      Аяксу нравилось в Ли Юэ.       Это был не первый его визит, и даже не второй, по работе да и просто так — чем-то страшно манила его эта страна, и, возможно, само непонимание собственного пристрастия играло в этом всём большую роль. Тесные улочки, выводящие на широкие площади, широкие набережные и свежий морской бриз, гуляющий по гавани как у себя дома, гомон голосов, звучащий всеми яркими переливами иностранного диалекта, острые, незнакомые черты чужих лиц. Аяксу нравилось вечерами выходить на небольшой балкончик его номера в гостинице и подставлять лицо последним лучам заходящего солнца, нравилось наблюдать за тем, как яркий круг меняет цвета от жёлтого до красного, разукрашивая небо акварельными красками, как оно тонет каждый день в морских глубинах, чтобы уступить на небе место ясному серпу месяца, а после и полной луне. Когда её холодный свет серебрил волосы его сестры, которые Аякс нежно расчёсывал перед сном в те недолгие недели, на которые Тоня приезжала пожить с ним, он вспоминал старую Снежнинскую сказку.       — Однажды Солнце, — говорил Аякс, проводя гребнем по мягким рыжим волосам Тони, — вопреки всем законам мироздания влюбилось в Луну. Солнце видело её всего однажды, но ему хватило кратчайшего мига, одного взгляда, чтобы понять, сколь обворожительным было её холодное сияние. Так и получилось, что непрестанно, каждый день с тех самых пор Солнце добровольно опускалось с небосвода всё раньше и раньше, лишь бы подольше полюбоваться своей любимой из-под толщи холодных океанских вод.       Так дни становились короче, ночи длиннее, начались холода, а снег шёл как осенью, так и весной. Луна была слишком кротка, чтобы спрашивать, а Солнце не смелилось признаться. Так землю, окутанную в полог длинных ночей, стали звать Снежной, а Луна сделалась её вечной спутницей. Порой, конечно, она задавалась вопросом, почему Солнце так поступило, и когда мысль о том, что оно сделало это ради неё, проносилась в ее голове, она смущалась, да так сильно, что румянец растекался по всему небу, затмевая даже звезды — люди назвали это северным сиянием, и любуются им и по сей день.       — Хотела бы я, чтобы меня однажды тоже так вот сильно полюбили, — мечтательно вздыхала Тоня, приваливаясь к Аяксу головой, — ты представляешь, каково это? Можешь представить? Любить так сильно, быть готовым на все?       — Так отчего бы не признаться, раз так сильно любишь? — возражал ей Аякс, заплетая густые волосы в крепкую косу, — почему бы просто не сказать? Какой толк от любви, если сквозь воду она всё равно не пробьётся, а твоя любимая так и останется одна на ночном небе, навсегда?       — Ничего ты в романтике не смыслишь, — отмахивалась от него Тоня, подпирая голову рукой, да выглядывая в окно, — нет ничего прекраснее в этом мире. Знать, что тебя любят так сильно, так нежно и так отчаянно — вот, ради чего стоит жить. Такой любви ни океан, ни небеса не помеха, ни даже сама смерть.       Ни даже сама смерть, ишь какие слова знает. Так призадумаешься, и даже немного жутко становится.       Тоня чаще всех остальных ездила к нему из Снежной, куда бы очередная командировка Аякса ни забросила. Отец был слаб здоровьем, мать следила за ним и ухаживала, а потому они оба были приклеены к дому; Тевкр ещё был слишком мал для таких дальних путешествий (так считали все, кроме Тевкра, чем заслуживали громкое возмущение и были вынуждены хотя бы раз в год позволять самому младшему ребёнку их дружной рыжей семьи проводить неделю с самым старшим), Антон смог поступить в престижный университет в Сумеру и безвылазно сидел там, а вот Тоня, решившая в отличие от своего брата-близнеца взять время на размышления о будущей учебе и последующей карьере (и, безусловно, обладавшая удивительными навыками убеждения), каталась за братом сколько хотела, поездки Аякс оплачивал без задней мысли — как замечательно, когда дорогой тебе человек может беззаботно посмотреть весь мир, едва взойдя на порог взрослой жизни. Сам он о таком в своё время и мечтать не мог.       Сестра, признаться, скрашивала его рутину. Она была такой же неугомонной, как Тевкр, но с такой же светлой головой, как у Антона, милая рыжая лисичка, за счастье которой Аякс отдал бы все. В свободное от работы время Тоня таскала его по экскурсиям, по музеям и выставкам, по ресторанам и барам, заставляя там пробовать ужасную ерунду вплоть до натланских гремучих тараканов, зажаренных в темпуре (мерзость полнейшая), потом тратила его деньги на сущую ерунду, на то, что родители бы никогда ей не купили, но...       Вся эта ерунда, от мелких брелочков до дорогой одежды, делала её счастливой.       Это случилось в один из вечеров, привычно тихих и приятных. Фонари загорались тут и там, будто бы превращая улочку в новогоднюю гирлянду из круглых лампочек, гомон разнородных голосов заполнял уши мёдом-патокой, вечерний воздух был свеж, ласкал ветерок конопатые щёки. Аяксу думалось, что Ли Юэ — однозначно второе его любимое место после родного города в Снежной, куда из-за разъездной работы почти не удавалось заглянуть дольше, чем на неделю отпуска. С одной стороны, Аякс, конечно, понимал, что занимается эскапизмом, выбирая именно Ли Юэ из всех возможных опций, и эффект плацебо рано или поздно себя исчерпает. Узкие улочки, вымощенные белым камнем вместо привычного для большого города асфальта перестанут напоминать ему Морепесок, а лица очаровательных пенсионеров станут по-чужому круглыми, раскосые глаза начнут казаться ненастоящими, и их лица превратятся для него в восковые фигуры, неживые манекены. Но ты же знал, на что шёл, правда? — спрашивал себя порой Аякс. Конечно, он знал — старший сын, выросший хоть и в любви, но строгой и порой даже холодной, да ещё и в практической нищете, он был тем, кому на роду было написано вытащить собственную семью со дна. Не ради себя, даже не ради родителей, нет — ради маленьких. Аякс был готов костьми лечь, лишь бы его младшим братьям и сестричке больше никогда не пришлось жевать картофельную кожуру в особенно голодные зимние ночи. И хоть порой жизнь дома откликалась мрачными воспоминаниями, сердце по нему тосковало, а с сердцем, как известно, спорить никто не будет.       Именно сердце влекло его прочь с людных улиц и широких площадей, переполненных туристами, именно сердце заводило в старые серые кварталы, пропахнувшие мхом, благовониями и домашней едой. Аякс находил эту сторону культуры Ли Юэ особенно интересной. Они называли это сян вэньхуа, культура ароматов, и в Снежной не было ничего даже близко похожего на эти манящие своим спиритизмом ритуалы. Запахи были странными и незнакомыми, забивали нос, не оставляя и малейшей надежды на то, что у него получится их опознать, и куда бы Аякс ни пошел, будь то храм Адептов или же такой вот тихий старый квартальчик, запахи не повторялись никогда. Изумительно, думал Аякс, украдкой наблюдая за тем, как тлеет медленно палочка благовоний, как извивается серой шёлковой лентой-змейкой дым, а люди, сложив ладони и склонив голову, возносят молитвы мистическим божественным зверям.       Аякс шагал по белым камням, поросшим травой в небольших промежутках в кладке, обходил пробившиеся тут и там цветы, чтобы ненароком не задавить — здесь трепетно относились ко всему живому, это было ещё одной частью культуры, религии Адептов, которую нужно было уважать. Не навреди ни травинке, ни жучку.       — Это ци... Цилинь, — Тоня указывала ему на статую божественного зверя, сверяясь с ламинированной брошюркой у себя в руке, — его еще называют кирин. Самый нежный и ласковый из Адептов. Те, кому посчастливилось увидеть цилиня, уверяют, что несмотря на свои впечатляющие размеры, он шёл так осторожно и легко, что не причинял вреда даже букашке. Ступая по траве, цилинь не приминал её, ступая по воде — не тонул.       С каменного постамента на них смотрела увенчанная золотыми рогами мраморная морда животного, похожего и на оленя, и на дракона, и, как Аяксу казалось, даже на козу. Миленькую такую козочку, только, ей-богу, колокольчика на шее не хватало — но свои мысли вслух он высказывать не стал, всё же, фигура цилиня была одной из ключевых в местной религии, а быть тем неуважительным засранцем, который никому не нравится, Аяксу точно не хотелось.       Цилинь учил, какими нужно быть нежными ко всему живому, и жители Ли Юэ верили, что если "идти по следам цилиня", то есть вести добросовестную жизнь и не вредить природе почем зря, после смерти им за это обязательно воздастся.       Ветер трепал полы его серого пиджака. Голова стыла после полного душных переговорных и шелестящих бумаг дня, плечо оттягивала сумка с ноутбуком, напоминая о ярком экране, от которого сохли неприятно глаза под вечер. В отель не хотелось — Тоня уехала домой пару дней назад, и в комнате его ждала разве что холодная постель, застеленная и вылизанная персоналом до идеала со стоковой фотографии. Никакого уюта. Здесь же, на узких улочках старого Ли Юэ, где даже машины, казалось, были из прошлого века, очаровательно крохотные, чтобы только втиснуться, проползти между невысокими бетонными домами, тут — была жизнь.       Аякс сбросил входящий от Куникузуши, мелкого мерзавца, с которым ему приходилось работать над последним проектом, потому что грех было портить атмосферу неприятным звонком на повышенных тонах. Может, так он запомнит уже наконец, что дёргать людей, закончивших рабочий день (и явно давших понять, что клал Аякс на то, что Куни был сыном какой-то суперважной иназумской тётки из какой-то там суперважной корпорации, больше тунеядцев он ненавидел только тех, кто получил высокую должность по блату, а не собственным трудом), как минимум неприлично, а как максимум выльется в то, что их не менее неприлично пошлют ко всем чертям. Нет. Аякс заслужил свой маленький отдых.       Вскоре он притормозил у переулка. Здесь большие белые камни сменялись небольшой чёрной плиткой, и дорогой улочка перетекала в небольшую площадь, а там открытое пространство обрастало зеленью и убегало в то ли сад, то ли целый парк. Жёлтые листья песчаных деревьев устелили мощёную дорогу и приятно шелестели у Аякса под ногами, хрустели сухостью под подошвами лакированных ботинок. Он нагнулся, чтобы подобрать один или два — сумка перевесила и неприятно резанула ремнем плечо. Аякс поморщился, приседая на корточки, чтобы проверить, всё ли в порядке с компьютером, и тогда среди золота сухой листвы он увидел что-то подозрительно яркое.       Он увидел красный конверт.       Кажется, они назывались хунбао — коллеги из Ли Юэ — в частности дотошная трудоголичка Кэ Цин, которую Аякс тоже, будем честны, на дух не переносил — рассказывали, у них даже была градация того, кому и какие суммы нужно было дарить, на какой праздник уместны были эти красные денежные конвертики, в общем, Аякс знал одно: такая вещь была значима, ценна, важна не просто материально, но и как символ. Никто бы не стал разбрасываться ими.       — Умудряются же люди такое терять, — проворчал себе под нос Аякс, отряхивая конверт от пыли и распрямляясь. Для вещи, долгое время пролежавшей на улице, тот был уж больно чистым — значит, его потеряли недавно. Аякс оглянулся по сторонам, но небольшая площадь перед парком была удивительно пуста, только листва шелестела под ногами. А, казалось бы, только недавно вокруг стоял гомон. Люди будто бы все в одно мгновение испарились по негласному согласию. Аякс зябко поёжился от внезапно неприятно-холодного порыва ветра. Вернуть бы, конечно. Но только вот если тот, кто потерял конверт, ещё и был рядом, то уж точно не в шаговой доступности — бежать и догонять кого-то просто не было смысла, как не было и самого человека.       Аякс рассеянно вздохнул, побарабанил по конверту пальцами, направляясь вдоль аллеи. Небольшие каменные лавочки пустовали, прикрытые опавшей листвой, и он подумал, как странно — неужели тут никто не убирается? Вроде бы, всё остальное очень опрятное. Не людно, разве что, хотя и место очень красивое. Умиротворяющее, что ли, но вместе с этим какое-то до ужаса неуютное. Аякс даже не мог понять, почему: вдоль аккуратной дорожки загорались фонарики, густые кроны шелестели где-то вверху, а ветер гонял листья под ногами. Ну, подумаешь, листья, подумаешь, много, подумаешь, не убрали. Будто бы что-то нехорошее. Завтра с утра придут и уберут, в конце-то концов. Но почему не было людей? Может быть, был какой-то праздник, упоминание о котором он благополучно прослушал, или просто-напросто забыл после долгого рабочего дня?       Аякс не знал. Он остановился, вздохнул и снова посмотрел на конверт у себя в руке.       Ничего же плохого не случится, если он заглянет внутрь? Конверт не был пустым, но и запечатан он не был, в нём явно что-то, да завалялось. Простой человеческий интерес взял верх и Аякс заглянул внутрь — может быть, там он хотя бы найдет имя человека, которому конверт принадлежал?       Не мог же он просто взять и уйти восвояси с чужими деньгами.       Первым, что ему попалось на глаза, была прядь волос, перевязанная красным тонким шнурком — ему почудилось, что она светится золотом изнутри, бликуя свет фонаря, но Аякс моргнул, и наваждение пропало. Тяжёлый день, только и всего. Осознание нагнало его не сразу — это точно была самая настоящая прядь волос незнакомого ему человека. Неприятный холодок пощипал ему пальцы, и трогать находку он побрезговал, отодвинув её и прибив на самое дно конверта письмом, или что это было, открытка?       Наконец, он вытащил плотный лист пожелтевшей бумаги. В иероглифах было ничерта не разобрать, он так и не заставил себя уйти в обучении местного диалекта дальше базовых фраз, но дату он узнать был в состоянии. Наверное, это было приглашение на праздник, который, судя по числам, был пару дней назад, но и дата показалась ему престранной: кто в здравом уме пишет в приглашении время вплоть до секунды? Да и не мог конверт так хорошо сохраниться, вчера точно был дождь, накрывший всю гавань вплоть до предгорий, где город заканчивался.       Деньги в конверте оказались бумажными, то есть, совсем бумажными, не банкнотами, а разрисованными бумажками, ещё и кривыми. Происходящее всё больше вгоняло Аякса в ступор. В смысле, гавань Ли Юэ ведь была родиной моры. Гавань Ли Юэ была местом, откуда взяла своё начало всемирная валюта, и вот уж кто-кто, а жители этой земли относились к деньгам, вне зависимости от номинала, с великим почётом, и фальшивомонетчиков наказывали жёстче, чем в печально известном своей любовью к суду по поводу и без Фонтейне. Наверное, получить такие в праздничном красном конверте даже могло быть расценено как самое настоящее оскорбление. Может, потому человек и бросил конверт на улице, даже не удосужившись донести до мусорного бака? Но на этом странности не закончились, нет. Липкий, мерзкий холодный пот растекся по его спине, когда Аякс понял, что в тканом прозрачном мешочке, который он вытащил последним, лежали человеческие, мать их, ногти.       — Чичи нашла молодого господина, — Аякс дёрнулся от звука чужого голоса, бросив свою страшную находку обратно в конверт. Он медленно поднял взгляд и увидел ребёнка. Девочка в вязаной сиреневой шапочке смотрела на него с совершенно отсутствующим выражением лица, кончиком указательного пальца ковыряя свою нижнюю губу. Аякс оглянулся, но как никого вокруг не было, так и не оказалось, а эта девочка, казалось, возникла просто из воздуха.       — Уже ведь стемнело совсем на улице, ты чего одна бродишь? Потерялась, что ли? Где твои мама и папа? — он решил проигнорировать то, что девочка сказала, сочтя это простым набором слов и ожидаемым от ребёнка незнанием общетейватского. В животе возилась какая-то неуютная колючая тревога. Девочка склонила голову набок, так и не отнимая руку от лица. Она покусала свой ноготь, а после оторвала ноготками второй руки заусенец.       — Ты меня понимаешь? — попробовал ещё раз Аякс. Он стиснул конверт пальцами, и только сейчас понял, как замёрзли его руки. Как-то быстро вечер перестал быть уютным и тёплым.       — Чичи тут ждала, потому что Ху Тао не видит, и Чичи надо видеть вместо неё, а потом ей всё рассказать. Чичи следила за тем, чтобы конверт нашёл своего хозяина. Он нашёл молодого господина, — девочка указала на хунбао, а после подошла поближе. Аякс поморгал, и вмиг ему сделалось, как минимум, не так тревожно: вот тебе и разгадка, всё это всего лишь заигравшийся ребёнок. Да, всё сходится, ну конечно! А он уже себе надумать успел. Дети ведь очень любят притворяться взрослыми, вот и эта девочка, видимо, увидела на празднике красные конверты, что в них кладут, и решила сделать свой. Нарисовала деньги да набросала туда всего, что сочла нужным. Да, такая теория Аяксу нравилась, и ему было не до мыслей о том, что иероглифы на бумаге были написаны с каллиграфической аккуратностью, а волосы в конверте были совершенно отличного от светлой шевелюры девочки цвета.       — Чичи — так тебя зовут, да? — то, что Аякс счёл детской проделкой, отошло на задний план — сейчас его больше волновало то, что ребёнок, которому на вид было не больше десяти лет, шлялся по безлюдному парку совершенно один. Сыграл его комплекс старшего брата. От мысли, что Тевкр мог спокойно учудить что-то похожее, на душе стало ещё более неуютно и тревожно. Как червяки закопошились.       — Чичи так зовут, — девочка говорила очень медленно, но очень разборчиво, будто бы тратя дополнительное время на то, чтобы правильно выговорить каждое слово. Поковыряв ещё немного открывшуюся ранку на пальце и слизнув крохотную капельку сукровицы, которая выступила на коже, Чичи потянула ремешок маленькой сумочки, двигая её так, чтобы та оказалась на животе — из сумочки он достала блокнот с зябликами на обложке и ручку.       — Чичи надо знать, подойдёт ли молодой господин, чтобы молодой господин смог пойти с Чичи, — объяснила она, но Аякс ничего не понял. Он настолько со всего этого опешил, что только сейчас понял, что всё это время он просто молчал остолопом и пялился на эту престранную девочку.       — Чичи, подожди, подожди. Где твои родители? Ты говорила, что Ху...       — Ху Тао, — тут же вставила девочка, перебивая Аякса, — Ху Тао не мама Чичи. Чичи помогает Ху Тао, потому что Ху Тао не видит. Чичи не любит Ху Тао.       — Хорошо, — Аякс честно попытался переварить информацию. Уже совсем стемнело, звёзд на небе не было видно, как и в любом крупном городе, только фонари в аллейке светили в своём небольшом радиусе. Понятное дело, что оставлять тут ребёнка вариантом не представлялось. Аякс быстро глянул в смартфоне карту на предмет ближайшего отделения полиции — чем искать дом и казаться жутким незнакомым иностранцем в глазах семьи этой девочки, проще просто довести Чичи до участка и со спокойной душой вернуться в отель. Но кое-что в словах девочки его, всё же, смущало.       Ху Тао не видит.       Вдруг таким образом девочка пыталась ему сказать, что слепому человеку нужна его помощь?       — Никогда не отказывай человеку в помощи, Ясенька. Мир и так ко всем нам жесток, так почему же не сгладить его жестокость хоть немного, сделав для кого-то хорошее дело? Ты не представляешь, как это, Ясенька, может быть для тебя просто, а человеку, знает Бог, твоя помощь именно в этот момент спасёт жизнь.       Не мог просто так Аякс взять и уйти, хотя и ужасно теперь хотелось, если б он был с собой до конца честен.       Чичи между тем смотрела на него, её тёмные зрачки бегали по его лицу, а потом она шагнула совсем близко, да так резко, что Аякс едва не шарахнулся. Она немного прищурила глаза, её губы задвигались беззвучно, она, даже не посмотрев на бумагу, размашисто что-то начертила. Только потом посмотрела, посмотрела долго, а оторопевший Аякс и не знал, что ему говорить. Всё это было как-то даже сюрреалистично. Как сон после крепкой пьянки.       Чичи повернула свой блокнот в руках и ткнула пальчиком в бумагу. Аякс вопросительно посмотрел на неё, потом на рисунок: верно, это было созвездие, да? Шесть корявых (он теперь даже не сомневался, что деньги в конверте рисовала Чичи) звёздочек и соединяющие их линии.       — Красиво, — только и смог сказать Аякс, совершенно рассеянный и окончательно выбитый из колеи, — это какое созвездие?       — Это звёзды молодого господина, — медленно, уже почти по слогам проговорила Чичи. У девочки будто бы батарейки садились. — Обычно звёзды сложно смотреть, Чичи надо много времени, но сейчас Чичи справилась быстро, потому что звёзды у молодого господина на лице. Господин — Небесный Кит. Хорошие звёзды. Они подходят звёздам Властелина Камня.       Чичи протянула руку, и её роста как раз хватало, чтобы дотянуться до лица сидевшего на лавочке Аякса. Потрогала, соединяя определённые точки на его лице. Тот опять выдохнул с облегчением, потому что, объективно, да, девочка была жуткой, но и тут нашлось объяснение внезапным её звёздам. Может быть, она никогда раньше веснушки не видела.       — Мы пойдём к Ху Тао, а потом Чичи купят кокосового молока, — Аякс и не думал, что так обрадуется такой нормальной детской фразе, и нервное напряжение слегка разжало пальцы, собравшие в ком его внутренности. Да, всё просто. Ху Тао, кем бы или чем бы это ни было, дальше кокосовое молоко и полицейский участок, а после он едет в свой пустой номер и, пожалуй, бахнет стопочку на добрый сон. Этот вечер оказался уж слишком странным для его уставшего сознания. Зато какая будет история для посиделок на кухне, а?       Ах, какая будет история.