Эта Безликая на страже своего господина.

       Разговаривать с Джи о Той оказалось неожиданно просто. У лейтенанта в запасе было много историй о том, что вытворяла телохранительница принца Лу Тена вместе с самим принцем и приставленным к ним Джи. Тогда Джи еще не был полностью седым, что Та очень быстро исправила своими выходками и почти отсутствующими тормозами. Казалось, не нашлось ни одной неприятности, в которую Та бы не влезла. Как она это умудрялась делать, будучи больше двух метров ростом - тайна, которую никто не столько мог понять, а даже и не пытался. Меньше знаешь - крепче спишь.        С особенным наслаждением Джи рассказывал, как им однажды удалось взять город без продолжительной осады, битв и кровопролития... Кровь тогда лилась, разве что, только из ушей. С обеих сторон.        Та просто выпила, а потом, ни с того, ни с себе начала петь. Ну, песней это было назвать невозможно, скорее воем. Протрезвели все, кто пил, попытались прикрыть уши те, кто мог, а защитники города запросили пощады уже через три часа концерта. На четвертый у Джи сдали нервы, и он приголубил Ту по голове ее же сапогом. Хороший был сапог, с металлическими вставками и набойками, утяжеленный. Снаряд прилетел прямо в затылок и вырубил.        Что удивило Джи, так это то, что его не прибили на месте ни генерал, ни принц Лу Тен в чьего телохранителя он швырнул этот злосчастный сапог, ни очухавшаяся немного попозже Та. Генерал только загадочно улыбнулся и предложил попить чаю, раз бой отменяется и нет нужды куда-то торопиться, принц же просто похлопал его по плечу и пожелал удачи. Тогда Джи не понял, причем тут удача. Осознал это он намного позже.        Так и подружились к удивлению окружающих и самого Джи. Точнее будет сказать, что Джи оказался втянут в половину того звездеца, что творился вокруг телохранительницы. Не то чтобы он хотел, но и не то, чтобы был против... Его просто особо не спросили, а потом он втянулся. Даже проникся.        Осознанием, что Та отбитая на голову.        Джи рассказывал это и улыбался, а Эта смеялась, делясь храмовыми историями о Той. Им обоим было что вспомнить, что обсудить, с чего посмеяться или поплакать. Та сближала их настолько, что становилось трудно в какой-то момент вспомнить, что именно рассказывала Эта, а что Джи.        Словно невидимая тень Той обнимала их обоих за плечи и ухмылялась чуть криво. У нее все улыбки были кривыми из-за шрама, но настолько искренними, что на это мало кто обращал внимание. У Этой никогда не получалось улыбаться хотя бы в половину так же ярко, как у ее сестры... Да и незачем. Все равно ее лицо никто и никогда не увидит - она не снимала маску даже перед своими. И кому какое дело до того, насколько широко она растягивает губы, насколько искренне и по каким причинам она это делает? Никому.        И Этой было очень хорошо, когда она проводила время с Джи. Ей было спокойно и весело. Приятно было иметь на корабле человека, с которым можно поговорить и кому можно доверить плечо.        Впрочем, как оказалось, недовольные таким близким общением все же нашлись. И что особенно неприятно удивило Эту - недоволен был ее господин. Очень недоволен. Почти до истерики. Ну... как почти...        Истерику принц Зуко закатил. Он страшно кричал, настолько, что все его лицо стало похоже на жгучий перец, вещи, которые оказались у него в зоне досягаемости, просто летели в стену без малейших раздумий. И это до боли и какого-то отвращения напомнило Этой себя. Себя, когда она не хотела отпускать Ту. Она ненавидела себя за тот кошмар, который устроила. Ненавидела за крики и обвинения. А Та... Та просто мягко улыбалась, гладила ее, отчаянно рыдающую и ругающуюся последними словами, которые не должны знать десятилетние дети, а потом долго объясняла, что она просто уходит из храма ради служения, не умирает, не предает их всех. Просто теперь, спустя семь лет, она нашла своего господина. Она говорила, что любит Эту, ее маленькую сестричку, что никогда не посмеет ее забыть. Она не ругалась, не злилась. Просто обнимала и ласково вытирала красные щеки. Та была единственной, кто пролезал к Этой под маску, видя ее такой, какой она стала. С огромным ожогом во весь лоб, частично заходящим даже на брови, превратив их в тонкие неровные ниточки из чахлых волосков, с неприятным но не особо большим ожогом на правой стороне нижней челюсти, с ужасным и неровным недоразумением тянущимся по ее левой стороне лица, начиная от места чуть левее середины нижней челюсти, охватывающее щеку и тянущееся по скуле почти что до самого носа. С тем кошмаром, во что превратилась ее левая ушная раковина, спекшаяся и почти исчезнувшая, с только нижней половиной правой, потому что верхняя обуглилась и свернулась. С двумя ожогами на плечах, словно кто-то положил на них пылающие ладони. Волосы тогда уцелели только духовым чудом. Эта просто не успела снять перед сном платок из жаростойкой ткани, красивой, а оттого и пошедшей на костюмы. Та любила ее даже такую, заставляла ее не опускать руки, тренироваться, тренироваться и снова, без конца, без жалости.        И стоя перед своим истерящим, ревнующим господином, она не знала, что теперь делать ей? Что было делать Этой?        И Эта просто кидается вперед, стискивая своего господина в объятьях, укладывая свою голову ему на плечо, и начинает говорить. Говорить настолько быстро, чтобы ее не успели прервать, оттолкнуть. Чтобы ей дали сказать все.       - Эта никогда не бросит своего господина. Эта не может бросить своего господина, не может оставить его одного. Эта всегда будет рядом, что бы не случилось, куда бы ни завела нас судьба, кто бы что ни говорил. Эта всегда будет на вашей стороне, на стороне вашей безопасности, вашего блага. Эта всегда будет любить вас, что бы вы ни сделали, что бы вы ей не сказали, как бы вы к ней не относились. Господин был для Этой последние два года тем, что позволяло ей открывать глаза по утрам, не смотреть на лезвия ножей и бритв так, будто они могут подарить ей покой, не думать о том, чтобы утопиться в пруду с уткочерепашками, чтобы наконец-то оказаться с тем, кто любил Эту. Эта держалась на плаву только из-за того, что была нужна господину, что ее суть - защита господина, обеспечение его блага. Господин то, что позволяет Этой дышать. Дышать и не задыхаться от боли. Господин дает ей смысл жить! Эта никогда не оставит своего господина, всегда будет на его стороне, готовая защитить от любых невзгод!        Господин отрывает ее от себя с силой, многой большей, чем должна быть у тринадцатилетнего не сильно тренированного ребенка. Он тяжело дышить, смотрит ей в глаза, а потом, беря ее лицо в ладони так, чтобы она не могла отвернуться, медленно говорит:       - Почему я узнаю о том, что ты думала о своей смерти только сейчас?       - Потому что Эта не должна тревожить своего господина по пустякам.       - Это не пустяк! Смерть - это не пустяк и ты это знаешь! Почему ты думала об этом?!       - Потому что Этой казалось, что она осталась одна. Что последние люди, которые любили ее, ушли. Потому что Эта забыла, что ее любят другие телохранители, что ее помнят настоятели и наставники, что они скучают по ней. Потому что Этой было больно ходить по дворцу и вспоминать. Вспоминать о том, что Та больше никогда не будет рядом! Потому что Этой больно вспоминать! Ей больно помнить! Помнить все, что делала Та, видеть предметы и представлять, что бы с ними сделала или что бы про них сказала Та! Та дала Этой смысл жизни, а потом умерла, отобрав его!       - Никто у тебя ничего не отобрал! Никто, никогда и ничего!- господин был в бешенстве. Руки на щеках надавили настолько сильно, что Эта почти зашипела от боли. Хватка ослабла.- Прости...       - Этой не за что прощать своего господина.       - Почему ты общаешься с Джи?       - Он... Джи дает понять, что... Что не только Этой больно из-за того, что Та умерла, что Эта может получить поддержку со стороны. Что Эта не одна. Джи заваривает чай с острым перцем, готовит лапшу, пытается тянуть Эту из того болота, в котором она застряла. Он... Эта не знает почему, но ей хорошо! Джи словно... Словно старший брат. Как Та была старшей сестрой, так Джи старший брат. Тот, кто защищает, кто оберегает, кто помогает. Джи дает советы, берет на себя переговоры с экипажем, указывает в списках закупок то, что Эта не может просить. И Джи... Джи простой человек. Который просто дарит тепло.       - Ты мерзнешь?       - Внутри. Джи греет. Рассказывает о Той, о том, какая она была в армии. Ему тоже больно. Но он знает, как начать жить дальше, перестать оглядываться на призраков и жить. Эта хочет... Хочет так же! Чтобы воспоминания о Той приносили радость, а не боль!       - Почему ты не говорила?       - Не положено. Проблемы господина - проблемы телохранителя, но проблемы телохранителя никогда не должны быть проблемами его господина.       - Ты собиралась молчать вечность?       - Эта собиралась молчать, пока не умрет.       - Не смей! Я запрещаю тебе!- господин кричит на нее, взгляд у него больной. Он отпускает ее лицо и хватается за руки, крепко сжимая ее ладони.- Я запрещаю тебе умирать. Я запрещаю тебе калечить себя. Я запрещаю тебе думать, что умереть для тебя - это хорошо. Я приказываю тебе говорить, когда тебе плохо. Я позволяю тебе общаться с теми, кто тебе приятен, кто делает тебе лучше.- он тяжело, заполошно дышит, пытается взять себя в руки, отводит глаза.- Ты должна быть в лучшей форме, чтобы мы могли поймать Аватара. Твоя боль тянет тебя ко дну, это не допустимо. Поэтому, я прика... Я прошу тебя, избавься от нее. Потому что мое Благо - когда ты в состоянии защищать меня. Когда ты не можешь кинуться на нож поддавшись эмоциям. Поэтому... Будь рядом со мной, говори со мной и не только со мной. Даже если я буду кричать тебе, чтобы ты замолчала, не молчи! Даже если я буду говорить тебе, что я прав, говори мне, если это не так. Не оставляй меня. Не бросай меня!       - Эта никогда не оставит вас. Никогда, мой господин. Пока вы сами не отпустите Эту, она будет с вами.       - Не отпущу.       - Не отпускайте.- кивнула Эта, снова прижимая теперь уже рыдающего принца к себе. Вани... Он словно лекарь, вскрывающий гнойники раскаленным ножом. Обнажающий души корабль. Что он? Удача или несчастие для них? Спасение или погибель? Эта не знала.        Но дышать стало еще свободнее. Будто кто-то распустил затянутый на шее ошейник еще на одно деление.

***

       Первое, странное и непонятное письмо от Джао застает Эту в не лучшем душевном состоянии. Большую часть ее мыслей занимает желание найти умельца из племени воды, который выдумал эту мерзость, от которой ей резало глаза. Вонь стояла ужасная, очищать лопасти от перегнивающих водорослей было очень нелегко. Матросы матерились на чем свет стоит, господин заперся в каюте, прижимая к носу надушенный до одури платок, стараясь удерживать завтрак в себе.        Эту не тошнит, ей приходилось чувствовать и более неприятные вещи, но это не отменяет раздражительности и желания выцарапать себе глаза и разбить нос. Запах крови был предпочтительнее тухлятины.        А потому, читая письмо Джао, она испытывает лишь раздражение и желание запихать каждое написанное слово ему в глотку по буквам. Бесполезные, пустые и лживые комплименты ее злят, вызывают отвращение и в то же время пугают. Ей было омерзительно читать это, а потому она просто размахнулась и зашвырнула письмо в море, брезгливо вытирая руки об одежду, ставя в список задач на день стирку. Тщательную стирку в кипятке.        Второе письмо она сначала хочет сжечь не вскрывая, но останавливает себя, напоминая о возможной важности и полезности. Вдруг Джао о чем-то проболтается. О чем-то, что может быть полезно ее господину. Но нет. Ей приходится перечитать эту околесицу трижды, прежде чем она окончательно уверяется в том, что ничего не понимает. И Эта просто несет письмо в навигаторскую, где пили чай, обсуждая маршрут генерал, лейтенант и принц. Оставлять господина с ними она не боялась.        Письмо опускается на стол с глухим ударом. На злополучный пергамент смотрят как на ядовитую змею.       - Что это?       - Письмо. От Джао. Этой. Уже второе.- взгляд господина потемнел, а генерал с Джи переглянулись.       - Где первое?- Джи взял письмо, осторожно его разворачивая и вчитываясь, начиная дико кривиться. Генерал сложил руки домиком и посмотрел на нее, словно пытаясь узнать, что она чувствует, только взглядом.       - Выкинула в море.       - Зря, конечно, но ничего не поделаешь. Что там, лейтенант Джи?       - Ничего, к чему можно было бы придраться.- с явным неудовольствием тянет Джи, кривясь и едва заметно дергая плечами.- Но пахнет все крайне дурно.       - Первое письмо было в тот день, когда мы столкнулись с минами племен Воды.- Эта кривится под маской, а собеседники делают это явно.- Так что,- смешок появляется сам собой,- можно сказать, что это изначально дурно пахло. Этой не нравится, что этот человек ей пишет. Этой не понятно, зачем.       - Мотивов может быть несколько.- Джи кривится еще сильнее, словно ему под нос сунули гейзерный дуриан, отвратительно пахнущий тухлыми яйцами. Кто-то считал такой фрукт деликатесом, но, по скромному мнению Этой, даже, вроде как, сладкая, пьянящая мякоть, не могла искупить эту вонь.- Но ясно одно. От этого Джао не стоит ждать ничего хорошего.       - Соглашусь с лейтенантом. Эта, девочка, все письма, которые он будет присылать, приноси нам. Сама не отвечай, переписку не прерывай. может быть он потеряет бдительность и явит все свои намеренья.       - Одно намеренье я могу тут невооруженным взглядом прочесть. И за одно это хочется вбить ему зубы в глотку.       - Нельзя спешить, лейтенант. Он еще не сделал ничего, что можно было бы ему вменять.- спокойно, деланно спокойно, тянет генерал, отпивая чай.       - Предлагаете дождаться того момента, как он сделает?- Джи скалит зубы, и Эта заставляет себя остаться на месте и не вздрагивать. Так же скалила зубы Та, и Джи явно у нее подсмотрел, как сделать простой оскал еще более угрожающим.       - О нет, всего лишь не пороть горячку. Да и Эта достаточно сильна, чтобы дать отпор любому, в этом не стоит сомневаться, лейтенант.       - В том, что Эта сумеет себя защитить я уверен так же, как в то, что Агни всходит на Востоке. Но также, меня не отпускает чувство, что этот Джао изворотливая тараканогадюка. И я бы предпочел удавить ее до того, как она укусит.       - Не всех гадюк можно передавить. К моему сожалению. Но, думаю, мы сможем обернуть интерес Джао в нашу пользу, а в случае чего-то слишком неосмотрительного с его стороны, всегда сумеет избавиться от его присутствия.       - Меня больше волнует,- принц вырывает письмо и вчитывается в его содержание,- почему этот урод посмел пялиться на мою телохранительницу?! Он еще тогда странно на нее поглядывал! Мне это не нравится!       - Принц Зуко, как сильно бы мы все не разделяли ваше негодование, сделать ему ничего нельзя.       - А жаль.- недовольно цыкает Джи. И Эта внезапно хихикает, когда видит, как ее господин и Джи разделяют один взгляд на двоих, кивая друг другу в качестве признания. Кажется, они нашли точки соприкосновения, и Эту это сильно радует. Почти до легкого, веселого хихиканья.        Ничто так не сплачивает людей, как общий враг. Может быть, Джао сослужит хорошую службу, сам того не осознавая.

***

       Крепость Похай... Одному Агни было известно, что привело сюда генерала Айро, но Эта не могла не понадеяться на то, что ей удастся пересечься с Тем. Еще до пожара они прекрасно понимали друг друга, а уж после... Эта сумела вытолкнуть его, а Тот оказался одним из тех немногих, с кем она могла разговаривать первое время после потери слуха. Тот всегда был беззвучным, и проклятая тишина не так сильно била под дых при общении с ним. Ей никогда не нужны были уши, чтобы слушать его, только глаза. Этой никогда не нужен был свой голос, который она перестала слышать, чтобы сказать ему что-то.        Тот был немым. Что-то было с его голосовыми связками не так и говорить он не мог. Слышать мог, но даже кричал он беззвучно. И Этой со светлой грустью думалось, что среди лучников, давших обет молчания, ему многим комфортнее, чем среди шумных телохранителей. Хотя, Эта надеялась, что обет молчания не предполагал запрет на музицирование. Тот изумительно играл на флейте, Эта могла только при взгляде на его сосредоточенное лицо воскресить в памяти любимые мелодии, которые он выводил. Было бы жаль, если бы его талант пропал втуне. Хотя, какая разница Этой, если она все равно не услышала бы?        Наверное, есть какая-то разница. Потому что Тот без флейты как будто... не тот. Не тот слегка мечтательный мальчик, который любил свою семью в храме, но ненавидел толпы народу, который хотел служить своему господину где-то на выселках, где если бы и были люди, но тихие. Мальчик, который разнимал их с сестрами драки, помогал таскать плюшки с храмовой кухни и помогал Этой учиться стрелять из лука. Самый обычный милый, почти плюшевый мальчик, который без лишних размышлений и угрызений совести мог свернуть шею кому угодно и выпотрошить кучу народа только при намеке на угрозу в сторону его сестер или господина. Незаметный как сверчковая мышь, опасный как тигродилл. Они все были такими, но Тот... Он ходил по теням так, словно его родили в мире духов и по какому-то недоразумению закинули в мир живых. Он и был такой неземной, необыкновенный.        А еще они делили на двоих их собственный, личный больной юмор. Буквально больной - любимым их делом было бить в то, чего у них не было. Эта кусала Того за его немоту, тот проходился по ее слуху. И это было приятно. Как расчесывать корки на стесанной ранее коленке. И им это нравилось. По-домашнему мило и нежно, если они когда-нибудь вообще понимали это слово в том же смысле, что и остальные.        По-домашнему, это визгливый и истеричный, в воспоминаниях он таким и был, смех Ого, привычка сестер Ха заканчивать друг за другом не то что предложения, но даже слова, то, как смешно раздувала щеки Ага, когда злилась, что новый яд не получился, перечислять можно было от рассвета и до заката. И если она хотела, как говорил Джи, выбраться из болота, нужно было вспоминать, как это по-домашнему. И выстраивать общение, обрушенное с ее стороны два года назад. Возводить заново все это. Девушка вздохнула, отгоняя от себя мысли, молчаливо следуя за своим господином и его дядей. Лейтенант Джи остался на корабле, чтобы приглядеть за командой.        Сама крепость была величественна и неприступна даже на вид. Стены словно говорили: никто не войдет и не выйдет без ведома тех, кто здесь заправляет. Символично и категорично. Этой такое нравилось. Всем телохранителям такое нравилось. Когда лицо сокрыто маской, а тело, всегда хочется иметь деталь, отличающую от остальных. А потому в символизме им равных не было. А что до категоричности... Если телохранитель сказал, то он сделает, чему бы ему это не стоило. Они стояли на своих идеалах намертво.        Путь до кабинета полковника Шину Эта запоминала тщательно. Неизвестно, могло ли это ей пригодиться, но все же. Привычка.        Пока Эта шла по коридорам, ее терзали мысли по поводу Того. Как он тут устроился, не обижает ли кто-то ее милого брата? Как его господин, что заставило его бежать сюда? Как им среди этого леса? Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Девушка надеялась получить их позже.        Полковник Шину обычный и не обращает на Эту ни малейшего внимания, от чего она незаметно выдыхает и слегка ослабляет сжавшуюся в животе пружину. Теперь она убеждается, что это не с ней, а с Джао что-то не так, а все остальные относятся к ней так же, как и должны. Никак. Как к тени или пустому месту. Это привычно и не вызывает тревоги, мерзко копошащейся под ребрами.        Девушка отводит взгляд к окну, смотря через стекло на плац, где проходили тренировки. Глаз зацепился за знакомую пластику движений и кровавый кинжал на поясе. Тот изменился за те пять лет, что они не виделись. Вытянулся, заимел гордый разворот плеч, его черная коса заканчивалась где-то у колен, и, если бы он не вертелся, Эта могла бы сказать четче, изменилось ли что-то еще. Стрелял брат изумительно, поражая цель за целью, словно играя. Но игрой это не было.        С огромным трудом она заставила себя отвести глаза от тренирующихся лучников и начать осматривать кабинет. Но ничего интересного в нем не было. Рабочий кабинет, с минимум личных вещей. Да, обустроенный под вкус полковника, но ничего компрометирующего в нем не было.       - Мой господин,- девушка наклонилась к уху принца, говоря достаточно громко, чтобы эти перешептывания могли услышать и другие.- здесь душновато. Не лучше ли прогуляться по улице?       - Действительно, принц Зуко, когда еще представиться возможность подышать воздухом, который не пахнет солью и рыбой?- генерал Айро улыбнулся, а принц просто слегка раздраженно дернул плечами, но согласился.       - Пожалуй ты прав, дядя. За мной.- господин развернулся на пятках и пошел к выходу из кабинета.- Сопровождение не обязательно. Ты помнишь дорогу?       - Да, мой господин, Эта помнит. Пойдемте.        Они вышли из кабинета, плотно затворив за собой дверь, и медленно, никуда не торопясь, пошли к выходу.       - Ну и зачем? Там не было настолько душно, чтобы это угрожало моему благу.       - Эта хочет повидаться с братом.       - У тебя здесь есть брат?       - Да, Тот. Видела его из окна.       - Ты уверена, что это он?       - Только один телохранитель пошел за своим господином в крепость Похай за последнее время.       - Остальные бросают?       - Нет. Просто больше никто из господ сюда не уходил. Мы не бросаем своих господ. Никогда.       - Ясно. То есть ты можешь опознать другого телохранителя в толпе?       - Если личность, то только свою группу и нескольких младших. Если принадлежность к Кровавым Ножнам, то вообще любого возраста. Других телохранителей тоже могу. Нас этому учат.       - Полезное умение.       - Не то слово. Но это не столько умение... Это то, без чего нас не имеют права и за ворота выпустить.       - Почему?       - Таковы правила.- уклончиво ответила Эта. Кое-что она все-таки предпочитала оставлять вне поля зрения и понимания своего господина. Например, тот факт, что только телохранитель понимал другого телохранителя и мог организовать помощь. Они не сражались друг с другом, даже если их господа враждовали. Они не выдавали других телохранителей и господ этих телохранителей, если те были изгнаны и все в таком духе. Таковы были условия, на которых Кровавые Ножны приходили в дом для служения. Поэтому... Кровавые Ножны могли доверять только друг другу и своим господам. Все. И именно поэтому они учились находить друг друга в толпе.        Эта вдохнула полной грудью, слегка прищуриваясь от солнечных лучей. Запахи смолы, нагретых на солнце металла и камня, готовящегося обеда щекотали нос и оседали на языке. Она улыбнулась и слегка хрустнула костяшками пальцев. Ей предстояло много ими пользоваться сегодня. Все-таки переходить на устную речь в присутствии немых лучников невежливо. А уж с Тем особенно.        К плацу она идет достаточно быстрым шагом, отслеживая, успевает ли за ней ее господин, не приходится ли ему бежать. Неправильно вести себя как гончий угорь, рвущийся с поводка.        Тот замечает ее и несется на встречу сам, избавляя ее от необходимости чувствовать себя неловко. Остается только обхватить его шею и позволить поднять себя над землей, притискивая к чужой, обманчиво худой груди. Хватка у брата такая же крепкая и ребра дробящая. От него все так же пахнет потом, кожей, мятой и ягодами ежевикотерновника. Эта легонько бьет его по коленке, давая понять, что ее нужно опустить обратно на твердую землю.        Тот смотрит на нее своими умиротворенными и немного печальными карими глазами, улыбается одними лишь уголками бледных губ и быстро чертит в воздухе:       - Привет, Эта.       - Привет, Тот.- Эта улыбается шире, хоть под маской этого и не видно,- Спустя столько лет ты все так же молчалив.- Тот улыбается шире в ответ, обнажая белые зубы.       - Ты тоже мало изменилась. Все так же необычайно чутка.- он немного неловко дергает пальцами, будто не зная, что сказать, а потом выводит аккуратное,-Как ты?- и в этом вопросе многим больше, чем дежурный деланный интерес для поддержания беседы. Там скрыт вопрос "Ты все так же не можешь нормально спать по ночам, боишься пожаров, плачешь из-за того, что Та сначала ушла их храма, чтобы служить, а потом и вовсе умерла?", и Эта не знает, как ответить на это правильно.       - Лучше чем было,- все же складывает она,- но не так хорошо, как могло бы быть. Я стараюсь это исправить.       - Тебе нужна помощь?       - Пока что нет, я справляюсь. Слышал последние новости?       - Про то, что твоего господина, а следовательно, и тебя, изгнали с домашних островов? Да. Ого писала. Миссия у твоего господина, конечно...- Тот скривился, как от зубной боли и чуть качнул головой,- Не знаю что тут можно сказать. Только пожелать удачи и терпения.       - Спасибо на добром слове. Что еще выболтала наша балаболка?       - Ничего полезного, ты же ее знаешь. Ума не приложу, зачем мне стоимость ювелирных украшений на разные валюты.       - Ты сам знаешь, ее воспитывали вороны.- чуть дрожащими пальцами сложила Эта, показывая свой смех.       - Все жду, когда у нее отрастет клюв. Свои перья она уже на подушки своей госпоже пускает.       - Пухоедов на нее нет.- в этот раз они дергают плечами в смехе оба.- Рада, что у тебя все в порядке.       - Я тоже рад, что тебе лучше.- в личной беседе между собой они позволяют говорить от первого лица. Так комфортнее, приятнее, дарует ощущение дома.- Как твой господин?       - Ты опять пытаешься свести разговор в пошлости?- фыркает Эта.- Говорить о хозяевах, когда мы видимся впервые за пять лет. Фу таким быть, Тот.       - Ладно, ладно, не пыхти, Эта. Хочешь немного размяться?       - Надо спросить у господина. И твоего тоже. Где он?       - Сама только что говорила о пошлости, а все туда же. Вон там стоит, на нас смотрит. Твой тоже бдит. Тогда разбегаемся и спрашиваем разрешения на небольшую разминочку.       - Готовь задницу, Тот, я долго ждала возможности подраться со мне подобным.       - Не заржавела еще на своем корыте?       - А ты мхом не покрылся?

***

       Маленькая разминка превращается в получасовое нечто, во время которого Эта и Тот не единожды вытерли друг другом то, что с них накапало в процессе борьбы. Кровь и пот, если быть точным. Эта выпустила пар в полной мере, прекрасно понимая, что Тот делает то же самое.        А потому на Вани Эта возвращалась хоть и изрядно побитая, но до одури довольная. Пока их быстренько латал медик, страшно ругаясь на безрассудных адреналиновых наркоманов, что Эта и Тот, естественно, не восприняли на свой счет, они успели еще немного поболтать. Тот рассказал о том, чем они лечатся от простуды, с видимым отвращением складывая, что в одном из морозильных шкафов всегда есть замороженные лягушки, Эта рассказывает о буднях на корабле и том, что от однообразия иногда хочется либо удавиться, либо удавить кого-нибудь другого.        Одним словом, они мило проболтали, а потом попрощались, направляясь каждый в свою сторону. К своему господину.        У нее ныли правая скула и разбитая губа, нос слегка кровил, и она слизывала солено-металлические сопли, чтобы те не стекали ниже. Обрабатывать лицо медику крепости она не дала, так что тот с двойным энтузиазмом отрывался на почти что скулящем Том. Болели помятые ребра, и в целом Эта была довольна. Наконец-то достойная драка, где можно было не сдерживаться и бить со всей силы.       - Ты неприлично довольная.- Джи кладет руку ей на плече, хитро щуря глаза.       - Эта увиделась с братом.       - И как?       - Тот мало изменился... Все тот же. Эта рада была повидаться.       - Это хорошо... Что ты в хорошем настроении. Тебе письмо сама знаешь от кого.- хорошее настроение улетучилось моментально. Эта скривилась и чуть ссутулила плечи. Прислала же нелегкая.       - И что там?       - Прочитай сама. Вскрывать чужую почту невежливо.       - Эта будет счастлива и только за, если ее почту от Джао будет вскрывать кто-то другой.- но руку за злосчастным письмом все же тянет.        Выпавшую ей на руку металлическую сеточку, повторяющую своей формой ее маску, покрывающую всю голову, в мелких металлических кругляшках, пришитых к сетке металлическими же нитями и явно бряцающих, с достаточно крупными каменными бусинами, пришитыми по краю, Эта мечтает обернуть Джао вокруг шеи, чтобы задушить ублюдка раз и навсегда. А камни и кругляшки запихать туда, где Агни не светит. И выставить перед злыми покорителями Земли.        Сука.        Девушка грязно выматерилась и едва не вышвырнула гадость за борт, но Джи успел вырвать металлическую бесполезность из рук, двумя пальцами держа ее на весу.       - Оно бряцает. И с камушками... Он идиот или издевается?!!       - Знаешь, Эта... Я теряюсь в догадках.