Сто имён одной воровки. Часть I

      Самым приличным у Мии оказалось платье, шитое из тонкого, выкрашенного в светло-голубой цвет полотна на льняном подкладе, скромное и закрытое, с высоким воротом, узкими рукавами и неброской вышивкой на лифе. В том платье год назад она под видом дочери какого-то пропавшего в море капитана проникла на благотворительный вечер, устроенный благородной госпожой Летарией под эгидой церкви святой великомученицы Ангелии, считавшейся покровительницей сирот и вдовых матерей. Госпожа Летария слыла женщиной благочестивой и дланебоязненной, озабоченной тем, чтобы девицы, оказавшиеся в сложных жизненных обстоятельствах, не попали в лапы всяческих прохвостов или преступников и не растратили попусту свою невинность. Вот только сама благородная госпожа, вдовствующая уже пятый год, как оказалось, целомудренностью не отличалась и вела с одним знатным оренцем переписку столь фривольную, что у стянувшей те письма Мии даже уши покраснели, когда она их читала.       Правда, пролежавшее всё это время в сундуке платье немного запылилось, а юбку кое-где поела моль, но в глаза это не слишком бросалось. Соорудив на голове некое подобие причёски, Мия натянула платье, на ноги надела стоптанные старенькие туфли и в назначенное время вышла из дома Лаккии, чтобы дождаться присланную за ней коляску. Но ждать оказалось даже страшнее, чем укрываться под сидениями на арене того выродка Сибелиуса. Она кусала губы, сжимала кулаки и до боли впивалась ногтями в ладони, пытаясь так отвлечь себя от терзавшего разум беспокойства.       Что может быть нужно от неё чародею? Конечно, она надеялась, что речь идёт об очередном задании, но то и дело в голову лезли мрачные мысли. А если Ида права? Вдруг мастер и, правда, недоволен и решил избавиться от Мии, например, продав её? Да, мэтр Агиллан выглядел добродушным стариком, и никаких дурных слухов о нём в Портамере не ходило, но, Хаммаран разбери, что только порой не скрывается за таким обликом! Тем более, он же чародей! О чародеях-то какие только слухи не ходят. Может, мэтр хочет выкупить её для каких-то жутких опытов? От всех этих мыслей тянуло в животе и прошибало холодным потом.       Когда волнение вкупе с нещадно палящим солнцем довели Мию едва ли не до полуобморочного состояния, на улице Аптекарей появилась лёгкая открытая коляска с откидным верхом, запряжённая двумя тонконогими гнедыми лошадьми, в которой, кроме кучера, сидел и сам благородный господин Вагаллис. Поравнявшись с Мией, кучер остановил лошадей, спрыгнул с козел и с лёгким поклоном помог ей подняться в коляску. Мастер, одетый как всегда изысканно, в бледно-лиловом, расшитом золотой нитью бархатном камзоле и того же цвета атласных кюлотах, и с сапфировой булавкой в кружевном жабо, окинул Мию быстрым взглядом и чуть заметно скривил губы, но ничего не сказал. Кучер залез обратно, стегнул хлыстом, и лошади понесли повозку по направлению к Верхнему городу.       — Значит так, Кудряшка. Слушай внимательно и вникай. К мэтру следует обращаться исключительно «достопочтенный мэтр» и никак иначе. Как приедем, не забудь поклониться, а потом глаз не поднимай и не пялься ни на него, ни по сторонам.       — Мастер, разрешите узнать, зачем вообще…       — Кудряшка! — резко перебил её Ваган, хлопнув веером по руке, — на месте всё узнаешь. Так вот, смотри лучше всего себе под ноги. Не елозь и не дёргайся, руками ничего не трогай. Сиди и слушай, морду свою не криви, улыбайся, коли сможешь. И говори только, когда тебя попросят, уяснила?       Мия нахмурилась и поджала губы, но коротко кивнула головой. Происходящее нравилось ей всё меньше и меньше. Пытаясь справиться с волнением, она принялась разглаживать складки на юбке и с досадой заметила небольшое пятнышко на левом рукаве. Тут мастер схватил её за запястье, потянул на себя, заставляя взглянуть ему в глаза, и, чеканя каждое слово, повторил:       — Сидишь. Молчишь. Улыбаешься. Смотришь в пол. И держишь язык за зубами! Уяснила?       Дальнейший путь прошел в полном молчании, прерываемом лишь свистом кучера да шорохом веера, которым мастер постоянно обмахивался, силясь спастись от полуденного зноя. Стражники на Восточных воротах их не остановили, только поклонились благородному господину Вагаллису, который бросил им: «Эта со мной». В Верхнем городе кучер перевёл лошадей на шаг, и они степенно поехали по мощёным улицам, мастер иногда кивал головой знакомым благородным господам или в приветственном жесте поднимал руку, Мия же пыталась выполнять его распоряжение «не пялься» уже сейчас. Больше всего на свете ей хотелось испариться из проклятущей коляски и оказаться где-нибудь подальше от мастера, пожалуй, и от всего Портамера вместе взятого. Но вместо этого она оказалась прямо перед особняком достопочтенного мэтра Агиллана. Хотя больше он походил на замок.       Двое в мундирах городских стражников распахнули перед экипажем кованые ворота, украшенные позолоченными гербовыми льворлами, под ногами лошадей заскрипел мелкий гравий, и, проехав по роскошному парку, усаженному аккуратно подстриженными деревьями и цветущими кустарниками, они выехали к самому настоящему волшебному замку из волшебной сказки! Стены из белого мрамора, круглые башни с остроконечными лазурными крышами, над каждой из которых реяли тарсийские флаги, открытые галереи, балконы и множество статуй волшебных животных: пегасов, драконов и самых настоящих единорогов — а не сородичей той мерзкой твари, которой Мия подпалила шкуру в поместье Сибелиуса. В лучах солнца позолоченные крыши двух самых высоких центральных башен сверкали столь сильно, что на них было больно смотреть.       Подбежавший лакей помог Мие и Вагану выбраться из коляски и препроводил их через округлую арку в огороженный со всех сторон стенами внутренний двор, а оттуда через несколько галерей и коридоров — в широкий светлый зал с огромными окнами в пол, выходящими в сад, где, расположившись на одном из диванов, их ожидал и сам мэтр Агиллан.       — Любезный господин Вагаллис, я безмерно рад, что вы удостоили меня такой чести! — откашлявшись, чародей поднялся и, опираясь на посох из белого дерева, пошёл им навстречу. Мия окинула его быстрым взглядом и сразу же, как и велел мастер, опустила глаза. Статный для своего почтенного возраста, весь в белом, с серебристо-седой длинной бородой, мэтр двигался степенно, говорил неторопливо и казался воплощением благородства. Вот только лысина, окружённая больше похожими на пух длинными белыми волосами, несколько выбивалась из этого образа.       — Достопочтенный мэтр, примите мою искреннюю благодарность за проявленное вами гостеприимство! — Ваган поклонился, Мия последовала его примеру и, когда мастер слегка дёрнул её за платье, склонилась ещё ниже. — Моя спутница поражена и восхищена величием и роскошью вашего замка, вашей щедростью и радушием, вашим…       Мастер продолжал рассыпаться в любезностях, от подобострастия лицо его расплывалось, как кусок масла на корке только что вынутого из печи пирога. Мия же прикладывала все силы к тому, чтобы ничем не выразить своё к этому отношение. Право слово, не хватало мастеру только пасть на колени и облобызать руки чародея! На секунду она приподняла голову и встретилась глазами с мэтром, который осматривал её тем придирчивым взглядом, каким на рынке фермер осматривает выставленную на продажу корову. Она поджала губы, но, вспомнив наставления мастера, сцепила руки перед собой и снова уставилась в пол.       — Позвольте вас на секунду. — мэтр Агиллан поманил за собой Вагана, и они отошли на такое расстояние, на котором, как видно предполагал мэтр, их разговор не будет слышен. — Любезный господин, вы, кажется, обещали привести профессионала в своем деле, а это что? Коли мне какая тощая неопрятная девица понадобится, то я кликну прислугу с кухни.       — Достопочтенный мэтр, уверяю вас, сведущие люди настоятельно рекомендовали мне её как одну из лучших в своём ремесле, — мастер хоть и старался говорить как можно тише, да только Мия с её чутким, годами натренированным слухом прекрасно всё слышала. — А что худа как щепка да лицом не вышла…       — Мне нет дела до её лица, — оборвал его мэтр. — Любезный господин, точно ли можно ей доверить столь… щекотливое и опасное дело?       — Уверяю вас, лучшей кандидатуры для исполнения вашего поручения не сыскать.       Ах, даже так? Мия, может, и возгордилась бы подобными лестными словами мастера, да только если бы не было ей так страшно, что ноги дрожали и ладони мокли. Что за дело такое опасное? Да во что её вообще втянул Ваган, Хаммаран его забери?!       Тем временем мэтр едва заметно махнул рукой, обернулся к Мие, откашлялся и даже изобразил что-то наподобие доброжелательной улыбки:       — Что ж, кхм, приветствую в моем замке, дитя. Могу ли я узнать твоё имя?       — Я М…       — Покорнейше прошу меня простить, достопочтенный мэтр, но в том ремесле, в котором эта девица подвизается, не принято называть имён!       — Тогда присаживайся, моё безымянное дитя. — со вздохом чародей указал на один из диванов. Во всём его виде явственно сквозило разочарование.       Подобрав юбки, Мия просеменила к предложенному месту и аккуратно опустилась на самый край дивана, мастер последовал её примеру и сел рядом. Тяжело вздохнув, мэтр расположился напротив и жестом подозвал стоявшего у стены слугу, обращаясь при этом исключительно к мастеру:       — Любезный господин, желаете ли чаю? Редкий лоранский изумрудный декар нового урожая, доставили всего-то пару дней назад. Мой чаёвник заваривает его каким-то особенным образом, известным только ему одному.       — Благодарю, достопочтенный мэтр, не откажусь. Мне не приходилось пробовать сей редкий сорт, но я о нём наслышан. Сам я предпочитаю…       Пока мастер и чародей обсуждали недостатки и преимущества разных сортов чая, Мия украдкой осматривалась по сторонам. Зал, в котором принимал их достопочтенный мэтр, поражал своей роскошью. На мраморном полу лежали ковры, вдоль украшенных лепниной и позолотой стен стояли статуи и вазы, а на самих стенах висели картины с изображёнными на них сценами битв, а также несколько портретов особ королевской крови — по крайней мере, облачения их были под стать. За распахнутыми окнами щебетали птицы и слышался далёкий шум моря — замок возвышался едва ли не на самом краю Сигнального утёса. Больше всего хотелось подобрать юбки и опрометью сбежать отсюда, и едва ли не единственным, что удерживало Мию от столь безрассудного поступка, была царившая здесь живительная прохлада, которую в Портамере в середине лета мало где сыщешь.       В зал беззвучно вошёл слуга и поставил на столик между диванами поднос с серебряным чайничком, из гнутого носика которого шёл пар, тремя изящными фарфоровыми чашками, тонкие стенки которых казались почти прозрачными, и хрустальной вазочкой, полной каких-то сладостей. После одобрительного жеста мэтра Агиллана слуга разлил по чашкам напиток насыщенного зелёного цвета с терпким запахом, весьма приятным, хотя в такую жару Мия предпочла бы кружку холодного пенистого пива, ну или лимонад с имбирём. Мэтр взял с подноса одну из ложечек и, помешивая чай в чашке, вновь обратился к Вагану:       — Дайте чаю немного остыть, тогда его аромат раскроется должным образом. Кстати, любезный господин, приглашены ли вы на охоту в поместье господина Катрания на будущей неделе? У господина новые собаки на псарне, какая-то необычная порода, из Серенгара. По слухам, за каждую голову господин отдал золотом столько, сколько отдают за каругианского скакуна, и ему не терпится опробовать их в деле.       — О, я получил приглашение, но пока в раздумьях. Видите ли, я…       Господа принялись выяснять, какие породы собак больше подходят для охоты на куропатку, а какие — для того, чтобы загонять оленя, а Мия сосредоточенно рассматривала плавающие на поверхности чая сморщенные листочки, потом тоже взяла в руки ложечку и начала его помешивать. А ложечка-то из чистого серебра да с позолотой! Вот бы умыкнуть такую, а лучше все три и сдать кому из гильдийских скупщиков. Жаль, на платье нет карманов, но можно спрятать в рукав, только уличить момент, когда никто не заметит. Интересно, а за воровство у мало что благородного, так ещё и чародея что с ней сделают? Дважды повесят? Мысленно отругав себя за столь неподобающие мысли, она ненадолго позволила себе поднять глаза от чашки и чуть внимательней рассмотреть чародея. Лацканы его белой мантии украшала витиеватая вышивка серебряной нитью, пояс, воротник и манжеты ко всему были расшиты белым речным жемчугом. В серебряных перстнях на пальцах сверкали крупные бриллианты. Единственным ярким пятном выделялся необычный амулет на шее — золотистый камень идеально круглой формы, больше похожий на каплю прозрачного мёда, вставленный в простую бронзовую оправу. В глубине камня то и дело вспыхивали и сразу же гасли искорки, словно бы амулет кому-то подмигивал.       — Достопочтенный мэтр, а что вы думаете о планах господина Абрахама устроить благотворительный приём на день Единения Небесного? Все собранные средства он, кажется, намерен пустить на оплату обучения в Академии Художеств для способных учеников… из простолюдинов.       — Полагаю это не лучшей идеей. Коли господин Абрахам и впрямь полагает, что среди фермеров или городского сброда могут водится таланты, то я решительно с этим не согласен. Не могу себе вообразить, что какой-нибудь завшивевший портовый мальчонка или сын свинопаса может обладать и сотой долей того мастерства, как, например, у благородного господина Барталинда, главного королевского портретиста! Да вы сами посмотрите! — тут мэтр жестом указал на один из висевших на стене портретов.       Вслед за мастером Мия обернулась к портрету, на который указывал мэтр. На огромном полотне высотой почти в человеческий рост юноша в золочёных доспехах и роскошном ярко-оранжевом плаще, вышитом королевскими гербами, восседал на белом жеребце, копыта которого попирали выползающих из-под земли мерзких тварей с узловатыми кривыми лапами, лишь отдалённо похожими на человеческие руки, и раззявленными зубастыми пастями. Золотистый свет, осенявший юношу с небес, отражался, сверкал на полированном лезвии зажатого в руке меча и играл на гранях драгоценных камней на зубцах его короны.       — Только посмотрите, какое чувство цвета, какое изящество линий! И так тонко прорисовано кружево на воротнике!       — Вы правы, достопочтенный мэтр, господин Барталинд как никто другой умеет работать со светотенью. И как искусно он изобразил текстуру плаща, сразу виден настоящий королевский бархат! И ведь, если я не ошибаюсь, это одна из его ранних работ?       — Да, сей портрет времён Калантийского Освободительного похода. Его величество любезно презентовал мне его за мой скромный вклад в создание корпуса Покорных ча… Кхм, впрочем это не так уж… — мэтр откашлялся, замолчал и отпил немного чаю, затем продолжил: — Право слово, любезный господин, не может быть никакой речи о том, что бы подобные таланты могли проявиться у всякого отребья. Наш мир, всё-таки — это очень справедливое место. Не так ли, дитя моё? — с этими словами чародей обратился уже к Мие.       Она встрепенулась, словно ото сна, и бросила на чародея короткий взгляд. В искусстве-то Мия ничего толком не понимала, так что разговор о картинах и художниках производил на неё почти усыпляющее действие. Но, как видно, мэтр Агиллан, смотревший на неё пристально и внимательно, ожидал какого-то ответа.       — Справедливое? Да, пожалуй, но я… — она замялась и опустила глаза, делая вид, что пристально рассматривает роспись на чашке.       — Да, дитя моё, наш мир — это очень справедливое место, — неспешно продолжил мэтр, говорил он с таким видом, словно посвящал несмышленого ребенка в некие сакральные тайны, доступные лишь избранным, — Всякая осенённая Дланью тварь — от самой малой букашки до человека — занимает уготованное ей место и играет назначенную ей роль. Крысы питаются всякими отбросами, а коты — крысами. Котов, в свою очередь, ловят собаки. А человек, как венец творения и царь природы, властвует над всеми — от букашек до гигантских тварей, обитающих на дне морском. Кхм, разве можно представить себе, чтобы косуля охотилась на волка или вол запрягал в плуг пару людей и пахал на них поле? Нет, такое и представить себе невозможно! Коли какой червяк возомнит себя орлом да вздумает воспарить над землёй, заползёт на вершину Сигнального утёса да сиганёт вниз — он утонет в море, но никак не отрастит в полёте крылья! Это непреложная истина, дитя моё! Олень, возомнивший себя равным волкам, заплатит за подобную глупость своей жалкой жизнью!       К концу речи голос чародея наполнился такой патетикой, что ему впору было выступать на сцене. Мия бросила взгляд на сидящего рядом Вагана — тот внимал речам мэтра со всем возможным вниманием и в такт кивал головой. Мэтр Агиллан же снова посмотрел на Мию и слегка наклонил голову, как бы побуждая её к ответу, но она не нашла, что сказать на столь глубокомысленную речь. Более того, она решительно не понимала, о чём говорит чародей и к чему вообще он клонит. Волы какие-то, крысы и червяки. Ей что, предложат спереть вола? Спасибо, конечно, но ей и единорога хватило.       Не дождавшись ответа, мэтр наклонился к столику и взял в руки свою чашку. Мия последовала его примеру. Пока господа вели столь непонятные и пространные разговоры, чай остыл настолько, что его уже можно было пить, не боясь обжечь нёбо. Поддерживая чашку за донышко, Мия поднесла её к губам и немного отхлебнула. Вкус ей не понравился — слишком уж травянистым он оказался и отчётливо напоминал один из лекарственных отваров Лаккии, если уж не крепко настоянный веник. К тому же от этого чая почти сразу в животе всё скрутилось и к горлу подступила тошнота. Пытаясь побороть спазмы, Мия шумно сглотнула и вернула чашку на фарфоровое блюдце, правда, рука её чуть дрогнула, и чашка громко звякнула, несколько капель чая выплеснулось наружу.       — Прошу прощения, мэтр… — начала было Мия говорить, но осеклась, когда мастер ткнул её пальцем в бедро, — ой, достопочтенный мэтр. Ваш рассказ весьма увлекателен, но я право слово не могу понять, к чему вы ведёте.       Рядом раздалось что-то вроде шипения, и ей даже не потребовалось оборачиваться, чтобы представить себе, как скривилось в этот момент лицо мастера, который ко всему ещё и под столом пихнул её ногой, как бы намекая ей немедленно заткнуться.       — Кхм, дитя моё, невежество вполне простительно для девицы, тебе не за что извиняться. Не секрет, что женский разум слаб и оттого не в силах воспринять философские концепции. Я только лишь надеюсь, что сей недостаток не помешает… кхм…       — Достопочтенный мэтр, я вас уверяю, что недостаток ума у этой девицы с лихвой компенсируется хитростью и сноровкой! — с небывалой страстью в голосе выпалил Ваган.       Вот тут уже Мия не удержалась и с самым непринуждённым выражением лица двинула его носком туфли. Ишь чего удумал, недостаток ума! Ежели мастер считает её глупой, то пусть ищет кого поумнее для ублажения капризов престарелого чародея, ей и без того есть чем заняться. Или же пусть сам возьмется за дело, вспомнит молодость, а она посмотрит! Мэтр Агиллан тем временем едва заметным жестом подозвал прислужника, который всё это время стоял у стены столь незаметно, словно пытался притвориться одной из статуй. Тот поставил опустевшие чашки на поднос, взял его в руки и ушёл столь быстро и тихо, будто бы растворился в воздухе. Проводив взглядом слугу, мэтр огладил бороду и продолжил:       — Я всего-то хотел сказать, что каждый должен быть на своем месте, так, как заведено природой, нормами и устоявшимися вековыми традициями. Как овце не пристало летать по небу, так и рождённому в борделе или свином хлеву не до́лжно ни при каких обстоятельствах получать доступ в высший свет. Ни за какие заслуги! — мэтр с досадой всплеснул руками и ненадолго замолчал.       Только сейчас Мия заметила тонкие серебристые линии, расчерчивавшие тыльные стороны его ладоней. Они переливались от каждого движения, точно ручейки расплавленного серебра. Как видно, это и были те самые чародейские метки, правда, у мэтра Агиллана они выглядели вовсе не так жутко, как у того мальчишки с ярмарки. Наверно, у всех чародеев они разные. Откашлявшись, мэтр продолжил:       — Что ж, возможно, мы немного увлеклись. Возможно, нам стоит обсудить… Кхм, некоторые особенности и… кхм, обстоятельства. Видите ли, дело это весьма щекотливо и требует… особого подхода.       Впрочем, как и любое другое дело, поручаемое Гильдии благородными господами. Постыдные секреты и проигранные в гонт фамильные драгоценности, непристойные письма, невыгодные договоры и закладные, и многое другое. Не в первый раз Мие слышать про такие вот… щекотливые дела. Правда, её обычно на аудиенцию с заказчиками не приглашали.       — Дело в том, что в нашем мире существуют вещи… опасные вещи, дитя моё. Точнее, опасные в неподходящих руках. Или же недостойных. Представьте себе обоюдоострый кинжал в руках трехлетнего несмышлёного ребёнка. Или же девицу на мостике галеона. Ясно же как белый день, что долг любого здравомыслящего господина оберегать малых и неразумных от того, что может им навредить или же в их неумелых руках навредить другим. И я уже не говорю о том, что многие вещи ни в коем случае не должны попадать в руки всяческих мерзавцев, подонков и прочих нечестивцев! Нет, право слово, только представьте себе, что, к примеру, всякий портовый сброд или городское отребье заимеет себе чарострелы! Это же недопустимо!       Мия чуть слышно хмыкнула, но сразу же прикусила щёку и чуть сильнее сцепила пальцы. Интересно, что бы мэтр сказал по поводу чарострела в руках мало того, что неразумной, по его мнению, девицы, так ещё и столь незнатного происхождения, как она. Наверно, ей бы сразу в лоб какое-то заклинание прилетело.       — Так вот, дитя моё, думаю, что никто не отважится оспорить ту простую истину, что коли некий опасный и ценный… предмет попадёт в руки какого выродка без капли совести, морали и благородства, могущего применить его в целях столь ужасающих, что и вообразить страшно… До́лжно тем или иным образом предотвратить сию трагедию! Любыми… методами.       Все эти витиеватые рассуждения уже порядком надоели. Нет, Мия и на примере мастера давно привыкла к манерам благородных вести разговоры — ко всем этим намёкам, недомолвкам и хождению вокруг да около. Суть «щекотливого дела» ей в целом уже была ясна, осталось лишь уточнить некоторые детали. И она не собиралась уподобляться этим не в меру словоохотливым господам, так что спросила прямо:       — Прошу меня простить, достопочтенный мэтр, но могу ли я узнать, у кого и какую именно ценную вещь я должна выкрасть?       В ответ мэтр поджал губы и закатил глаза, мастер же шикнул и снова попытался пнуть Мию под столом, но она успела увернуться. В конце концов, разве не для этого её сюда позвали? Уж точно не для философских разглагольствований, не слишком-то ей понятных, и не для прочих рассуждений, как видно, столь близких сердцам этих благородных господ.       — Дитя, я бы предпочел не использовать столь грубые, я бы даже сказал, низменные формулировки. Это ни в коем случае не… воровство, упаси меня Длань, это… восстановление справедливости, если так можно сказать. Возможно, даже, правосудие — в самом широком смысле этого слова. Ведь, к сожалению, королевский суд здесь бессилен, а до суда Небесного… что ж, я смиренно надеюсь, что ты, дитя, станешь истинным карающим мечом небесного правосудия, и я буду молиться за то, чтобы Длань направила и укрепила руку твою.       — И кого же я всё-таки должна… покарать?       — Речь об одном… Ей-Длани, одно его имя оскверняет воздух.       — Мэтр Гиллеар. — любезно подсказал Ваган.       Услышав это имя, чародей скорчился, словно от острой зубной боли, и прикрыл глаза ладонью. Воспользовавшись этим, Мия зыркнула на мастера, тот как можно более незаметно продемонстрировал ей крепко сжатый кулак.       — Да, любезный господин, благодарю вас. Поверьте, всё это не доставляет мне никакого удовольствия. Я бы предпочёл никогда не вести этого разговора, но этот выродок, этот трупный червь, вылезший из выгребной ямы, он позволяет себе… Стремясь познать запретные, тёмные тайны, он зашёл слишком далеко, и самое время его остановить! Он собирает магические артефакты и свитки с древними рукописями, по его приказу его приспешники рыщут по всей Тарсии, да и по заморским государствам, в поисках… незнамо чего! Что он там может отыскать, какие затерянные во времени секреты, какие заклятья, которые заслуживают лишь того, чтобы быть похороненными и стёртыми из памяти навсегда? А если завтра этот подлец откопает нечто столь ужасное, что… Например, поднимет армию мертвецов или призовёт… В замке, которым он, между прочим, завладел хитростью и обманом, он обустроил чёрный алтарь и приносит на нём кровавые жертвы самому Хаммарану, да упасёт нас Длань от скверны его! Это хаммараново отродье плюёт на все нормы и правила, он…       Чем больше мэтр распалялся и сыпал проклятьями, тем больше Мие нехорошело, да и образ этого «хаммаранова отродья» вырисовывался всё чётче, и оттого нравился ей всё меньше. Какой-то старый хрыч наподобие этого Агиллана, засевший в неприступном замке и замышлявший там… Она так толком и не поняла, что именно он замышляет, но точно что-то дурное. А ей, значит, предлагается проникнуть в этот замок, который скорее всего охраняется магией, если не ещё чем похуже — не зря же мэтр говорил о поднятых из могил мертвецах, — и стянуть из-под самого носа у злобного колдуна…       — Простите, а что именно я должна у этого достопочтенного мэтра…       — Он не достопочтенен! — чародей едва ли не подскочил на своём диване и выкрикнул с таким жаром и страстью в голосе, что у него аж слюна изо рта полетела, после чего он закашлялся.       Поборов приступ кашля, он поднялся с дивана, опираясь на посох, и отошёл к открытым окнам.       — Ты, Кудряшка, допрыгаешься, — процедил Ваган.       — Любезный господин, ну что вы. Ведь должна же я знать, за каким именно предметом мне необходимо наведаться к этому мэтру Лиг…       — Гиллеару!       — Да, любезный господин, простите, Гиллеару, — Мия старалась говорить достаточно громко для того, чтобы и уязвлённый непойми чем чародей её тоже услышал. — Ежели в его замке, как рассказал нам достопочтенный мэтр, столь много ценных артефактов, то должна же я знать, какой из них необходимо… найти.       — Не беспокойся, дитя моё, — мэтр Агиллан, всё это время рассматривавший что-то в глубине сада, отвернулся от окон и обратился к Мие, — я подробно опишу вам сию вещь и ко всему выдам зачарованный камень, настроенный на поиск сильнейшей магии. Поверьте, сколько бы ни было артефактов в проклятом замке этого мерзавца, этот из всех них — самый мощный, и оттого нельзя терять ни секунды, пока это хаммараново отродье не начнёт применять его. И, надеюсь, мне не нужно объяснять, что всё это строго конфиденциально?       — Конхи… что?       — Значит языком не трепи! — шикнул на неё Ваган.       В ответ Мия коротко кивнула головой, мэтр Агиллан огладил бороду, степенно подошёл к ней и протянул свою морщинистую, увитую чародейскими метками ладонь, на пальцах которой поблескивали камни в перстнях.       — Итак. Можем ли мы считать эту сделку заключенной?       — Простите, мне кажется, мы не обсудили, как именно будет оплачена эта сделка?       В зале внезапно воцарилась тишина, прерываемая лишь доносившимися из сада птичьими трелями. Мия на всякий случай отодвинулась немного дальше от мастера, лицо которого покраснело и разве что пар из ушей не повалил.       — Но ведь размер награды уже обговорён, — мэтр удивлённо посмотрел на Вагана.       Ах так, значит? Мия почувствовала, как откуда-то из глубины в ней поднимается тёмная злоба, словно всплывающая со дна морского медуза с щупальцами, истекающими ядом. Значит, как в логово мерзкого колдуна лезть, своей головой рисковать, так это ей, а как про монеты говорить, так это благородные господа сами, тесным кружком решат? Интересно, и о чём же они договорились? Во сколько мастер оценил её голову, которую она с весьма большой вероятностью сложит в замке этого хаммаранова отродья? И уж не в серебре ли? А вот себе за мнимое посредничество мастер наверняка цену выторговал хорошую, и уж точно в золоте, в этом Мия ни капли не сомневалась.       — С кем? Прошу меня простить, достопочтенный мэтр, но ни я, ни мои… старшие — ни с кем этот вопрос не обсуждали. Собственно, именно для этого я и прибыла сюда, на аудиенцию, разве не так? И да, я возьмусь за это задание. Моя цена — три сотни золотых, — с этими словами Мия протянула руку мэтру Агиллану, придав своему лицу самое невозмутимое выражение.       А вот гримаса, исказившая лицо Вагана, ей даже понравилась. Ой, как неудобно получилось! Но ежели мастеру угодно разыгрывать перед чародеем этот театр одного актёра, в котором он не имеет никакого отношения к Гильдии, то почему бы Мие тоже не устроить своё представление?       Мэтр Агиллан весь как-то сник и сморщился, словно за секунду постарел ещё на десяток лет, отдёрнул протянутую Мие руку и спрятал её в полах мантии.       — Мне нужно это обдумать. — сказал он надтреснутым голосом и снова закашлялся. — Я не могу… вот так сразу. Это слишком высокая цена, я право слово не рассчитывал на такое!       — Прекрасно понимаю, достопочтенный мэтр, но и вас прошу понять, — стараясь лишний раз не смотреть на мастера, Мия быстро поднялась, оправила юбку и отошла от дивана, — работа со столь серьезным риском для жизни оценивается по особой ставке. А теперь я вынуждена откланяться и покинуть вас. Благодарю за гостеприимство. Ежели вы согласитесь на условия Гильдии — любезный господин Вагаллис подскажет, как меня найти.       Не дожидаясь ответа, она развернулась и быстро пошла в сторону выхода из чародейского замка, благо, дорогу она запомнила хорошо. Миновав изогнутый коридор, на стенах которого висели картины, изображавшие корабли в волнующихся водах, закаты и восходы над морем и мирные пасторали с рыбачащими детишками, она вышла в арочную галерею, выходившую в ещё один внутренний дворик, в центре которого журчал фонтан. Под ногами полосы тени от колонн сменялись ярко освещенными солнцем, под лучами которого серебрились на белом мраморе прожилки и мелкие вкрапления. Подошвы туфель скользили по отполированным плитам, так что Мия сосредоточилась исключительно на том, чтобы не упасть. Руки у неё слегка дрожали, а губы пересохли, но она старалась дышать медленнее, чтобы успокоиться.       Всё она правильно сделала. Хватит с неё уже за три серебрушки работать, хватит задом рисковать без подобающей за то оплаты. Лучшая в своём ремесле, как же! А платят-то ей едва ли не как служанке в захудалом особняке благородного господина, не могущего толком концы с концами свести. Ну, может, поболе. Но уж точно не золотом, и с таким подходом ей до старости на выкуп копить придётся! А вот мастер-то себя точно не обижает — так вот пусть сам и лезет в замок этого замшелого гриба с труднопроизносимым именем.       В одной из проходных комнат ей встретился лакей, спросивший, не нужна ли помощь «любезной госпоже», но Мия только отрицательно махнула головой и, ни секундой не медля, поспешила дальше. Пройдя ещё пару комнат и коридоров и миновав широкий внутренний двор, она наконец сбежала по широким каменным ступеням и ступила на гравийную дорожку, ведущую к воротам. Там-то её и догнал Ваган. Он подбежал к Мие, едва ли не сбив с ног, схватил сзади за волосы и развернул к себе так резко, что она еле смогла удержаться от того, что не взвизгнуть.       — Ты что творишь?! — пальцы впились в затылок, выкручивая волосы и заставляя Мию привставать на носочках, вторая рука сдавила её горло. — Ты что себе позволяешь, мелкая ты…       — Позволяю… оценивать свой труд… по достоинству. — хрипя и задыхаясь, прошептала она.       Разъярённое лицо мастера было так близко, что Мия видела не только, как трепещут его ноздри и вздуваются вены на лбу, но и могла пересчитать всё темные крапинки на травянисто-зелёных радужках и каждую тонкую морщинку под слоем светлой пудры, покрывавшей лицо. Когда перед глазами у Мии уже стало темнеть от нехватки воздуха, Ваган наконец отпустил её и отряхнул торчавшие из-под рукавов камзола кружевные манжеты.       — Тебя, Кудряшка, похоже, давно кнутом не секли, так за этим дело не станет, не думай! Или забыла, что Гильдия в любой момент может тебя продать? Конечно, вряд ли какой бордель позарится на такую, но не переживай, мы что-нибудь придумаем.       — Куда же вы, мастер, продадите «одну из лучших в своём ремесле»? — Мия говорила тяжело, потирая горло и морщась от боли. — Кого вместо меня к этому хаммаранову отродью отправите, может, Иду? Или кого из без дела слоняющихся в порту парней?       — Ты не зазнавайся! — кажется, мастер наконец немного успокоился, подхватил её под руку и потащил в сторону ворот. — Ещё не поздно согласиться. Скажу достопочтенному мэтру, что у тебя, как у любой девицы, характер вздорный и переменчивый, вот и ляпнула не подумав.       — Вот ещё! — Мия возмущённо фыркнула и, вывернувшись, снова обернулась к Вагану. — А ты бы согласился? Когда сам был гильдийским мальчишкой? Когда ещё зад твой был обряжен в рваную рогожку, а не в бархат с кружевами? Или хочешь сказать, что серебром да медью на выкуп и фальшивый титул накопил? Полез бы ты в логово колдуна, который может… Корсово дерьмо, да я даже не представляю, что он может со мной сделать!       От напоминания о его прошлом Ваган вздрогнул, словно от внезапного удара, нервно заозирался, высматривая, нет ли кого поблизости, и процедил сквозь зубы:       — Тридцать золотых, Кудряшка. На такую сумму он может и согласится, но ни монетой больше.       Раньше бы она согласилась ни секундой не думая. Тридцать золотых за одно задание, да она столько за пять лет еле-еле накопила, так ещё и десятку на эту дурищу Наю умудрилась спустить! Да вот только не отпускало Мию стойкое предчувствие, что ничего хорошего её в логове этого колдуна не ждёт.       — Ну уж нет. Вы меня, мастер, простите, что хотите со мной делайте — бейте, режьте, наказывайте как хотите — да только я цену своей жизни знаю, и меньше, чем за три сотни золотых рисковать своей головой не буду! А сейчас покорнейше прошу меня простить — рождённым в борделе не место в высшем обществе! — с этими словами она резко развернулась и поспешила прочь.       На удивление, мастер никак особо не наказал её за такую дерзость: всего-то на несколько недель передал в полное распоряжение Карсии. Уже через пару дней переписывания попорченных крысами амбарных книг, подсчёта монет в гильдийской казне и попыток, как называла это Карсия, «свести дебет с кредитом», она напрочь забыла и о своём визите к достопочтенному мэтру, и о его рисковом поручении. Пожалуй, Мия и не могла назвать это настоящим наказанием — даже в самый жаркий день в штаб-квартире Гильдии было прохладно, и, несмотря на запах плесени, ей нравилось там находиться, да и Карсия, хоть и выглядела суровой и разговоров не по делу не любила, оказалась не самой плохой компанией. А после того, как Мия заметила странные приписки в одной из учётных книг и Карсия несколько дней сосредоточенно что-то изучала и перепроверяла во множестве записей, даже выдала ей целый кошель серебра — только просила никому об этом не рассказывать.       На то серебро Мия наконец-то заказала у гильдийского кожевенника кобуру из тёмной травлёной кожи. Небольшая и аккуратная, в самый раз для её серенгарского чарострела, кобура пристёгивалась к бедру двумя ремешками, а, чтобы не сползала, крепилась к поясному ремню парой шлёвок. Кожевенник, правда, запросил за неё совсем не по-божески, зато в подарок сделал ещё и маленький подсумок для пуль и магических зарядов, который тоже можно было носить на поясе.       Вскоре, когда Портамер уже вовсю готовился к пышному празднованию Дня Единения Небесного, сам мастер сменил гнев на милость, позволил ей вернуться к привычной торговле табаком и даже обещал в скором времени поручить новое задание. Но не успел.       Едва ли не на следующий день он самолично нашёл Мию в порту, сообщил, что достопочтенный мэтр Агиллан согласен заплатить затребованную Мией сумму золотом, и велел без всякого промедления собраться и отбыть к замку чародея мэтра Гиллеара.