Теперь в расчёте

      Во втором часу ночи Би думает, что наконец-то побудет один. Хотя бы до утра отдохнет втыкая в ноут или может даже поспит. Никаких больше детишек в своем доме он не потерпит, как бы не манила бесплатная рабочая сила в виде так и напрашивающихся на эксплуатацию лоботрясов. Чертово стихийное бедствие. Они перевернули весь его дом вверх дном! Сегодня он терпел предостаточно, был воплощением уравновешенности, даже жажда учить ремнем и подзатыльниками все живое, что на десять лет младше него, захлестнула только когда засранцы добрались до байков, и достигла своего пика, когда те виновато бухнулись перед ним на колени, как по заказу все в рядок - выбирай любого. Он бы выбрал... С удовольствием бы выбрал. Надеюсь, тебе икается там, Чэн. Огромное спасибо за незапланированный выходной, будь он неладен.       Прибрав последние следы присутствия посторонних в своем аскетичном жилище и захлопнув дверцу посудомоечной машины, Би чувствует, как заебался за вечер. Но теперь можно было смело записываться в деды и идти делать свои дедовские дела, что он и намеревался, да не успел. По всей видимости, спокойная жизнь ему больше не грозила. Би прислушивается к осторожному шуршанию неподалеку, надеясь, что это просто кому-то из детишек приспичило среди ночи, вот теперь и шарятся в поисках ванны. Но когда на пороге тихо появляется помятый, но будто бы совершенно не сонный рыжий, Би ясно понимает, что его планам на оставшуюся ночь окончательно пришел конец. Он не собирается облегчать задачу, чего бы тот ни хотел, молча закуривает очередную сигарету. Рыжий таращится на него, будто увидел привидение - в полумраке лицо Цю Гэ зловеще подсвечивается пламенем зажигалки. Он складывает руки на груди, пронизывая прозрачным взглядом сверху вниз, - охренеть высоченный. Любопытство все-таки берет верх. - Что-то еще нужно? - спрашивает Би, глядя на мнущегося рыжего. - Я... Да, - плана у него явно нет. - Можно мне сигарету? Би протягивает ему початую пачку. Пацан не ожидал подобного жеста, поэтому даже не думает поднимать руку, только оторопело открывает рот. Но Би нихрена не моралист. Если ребенок возжелал хлопнуть стаканчик-другой винишка, - да пожалуйста. Он даже сам нальет или вот, угостит сигареткой, чтобы потом от души злорадствовать над склоненной над унитазом башкой, поучая в самое темечко. Он отлично помнит собственные эксперименты с алкоголем и другими веществами. Так что, такой метод куда проще и безопаснее, чем запрещать и не знать каким пойлом из того, что сможет достать, надерется дитятко. - Я возьму? - зачем-то спрашивает рыжий, все же потянувшись к пачке. - Покурить после алкоголя сам бог велел. - Простите... - крутит сигарету в бледных пальцах. Даже в сумраке отчетливо видно, как он краснеет сильнее, чем был. - За пожар. И за вино. - Купишь точно такое же. Мальчишка вскидывается, но Би успевает: - Не ссы, денег дам. Я с ним готовлю часто, но в магазах рядом такого нет. А искать мне лень. Рыжий даже вздыхает, вероятно думая, что легко отделался: - Хорошо, - чиркает кремешком вхолостую, высекая искры. - Хорошо, да, я куплю. - Твои спят? - Угу. - Снимай майку. - Что?! Ох, эти огромные глаза... - Или в мокром предпочитаешь ходить? - усмехается Би. Тот старательно мотает головой. Воробей шуганый, прости господи, думает Би, наощупь тыкая выключатель подсобки. Младший Хэ и его компашка разорили его буквально на последние домашние шмотки. Теперь вот он отдает одну из любимых футболок, только что из сушилки, еще тепленькую, пацану, ожидая, что тот быстренько свалит. Желательно прям сразу. Но пацан не сваливает. Значит и правда нужно что-то еще. Курит рыжий дерганно, но не кашляя, привычно. Возвращаясь с вещами, Би специально притормаживает, успевая заметить, как он скидывает пепел в раковину, быстро тушит сигарету там же и, услышав его шаги, рывком сдирает с себя майку. У Би выдержка раскачана ровно так же, как и мышцы, а на нервах его сыграть очень, очень трудно. Они натренированы годами сосуществования рядом с господином, мать его, Хэ Чэном, - забери отсюда немедленно своего малого! - Би мысленно уже кричит ему в телефон. Да, еще у него есть немного сверхспособностей - острое чутье на непонятную херню. Прищурившись, глядя на полыхающего лицом и ушами рыжего, как раз вот эту херню он и считывает. Если кто-то хочет найти приключение в виде разозленного Цю Гэ на свою задницу - получит это. И еще немного добавки как бонус. - Я воды попью, - полувопросительно роняет мальчишка. И пока набирает воду из крана с фильтром, у него колотится сердце, вибрируя в груди, и подрагивают руки. Отчетливо видно, как он старательно сдерживает дыхание, тем более, что Би находится в непосредственной близости от малолетнего манипулятора с неясными пока мотивами. Он намерен их выяснить. Для этого упирается руками в столешницу у раковины по обе стороны от выглядывающих в вырезах майки боков, заключая в капкан, из которого выбраться без его согласия категорически невозможно. - Учти, обычно я натурой не беру, но для тебя могу сделать исключение... - он осторожно, как бы невзначай, касается намокшей пластырной повязки на шее у рыжего. Тот вздрагивает, как наэлектризованный, - но это точно не страх, - и слепо ставит кружку с водой, медленно поднимая голову. - Понимаешь, что говорю? - проводит теперь ощутимее большим пальцем по мягкому ежику волос, глядя в абсолютно трезвые медовые глаза. И нет, ему ничего не кажется. Потому что рыжий кивает. И вот так Цю Гэ еще не соблазняли. Вот так, не совершая никаких откровенных намеков, просто молча стоя в напряжении с недосыпом, пылая разогнанной легким алкоголем горячей юной кровью и возбуждением, которое фонит словно радиация, ощущается даже без прикосновений исходящим от тела жаром. И зачем притащился сюда? Будто ничья кандидатура из трех друзей не устроила его, чтобы попросить по-братски помочь сбросить напряжение. Да ну, он не поверит. Не мог же только Би расти свободных взглядов, без загонов и предрассудков? Он-то думал, что чем младше, тем проще выражать свои чувства и желания... Значит у мальца какой-то хитрый план. Светлые ресницы опускаются, когда широкая ладонь плавно проходится вниз по его спине. "Что, захотелось постарше?" - думает Би, криво ухмыльнувшись. Но хорошо, этой острой улыбки никому не видно. Вообще-то он всегда был по девочкам. С ними никаких проблем, знай себе, лови мягкие тела, которые сами на него падают, как переспевшие фрукты. Бывает, что и прям по голове, когда он просто проходит мимо... Однако Цю не ханжа, он умеет быть благодарным судьбе и случайностям, не гнушаясь их разнообразия. Только вот вовсе не хочется присесть за совращение малолетних. Чэн, конечно, отмажет его, если что, но в запале портить себе и мальчишке жизнь - стоит ли оно того? Расплата будет не так приятна, как, вероятно, трахать его... Пока Цю рационально, по-взрослому отказывается от мимолетного наслаждения, кое-кто не думает вовсе и, чуть качнувшись назад, прислоняется голой спиной к его груди, практически обжигая. Да что ж ты! - Блять, тебе восемнадцать-то есть? - почти отчаянным шепотом спрашивает Би, рефлекторно прижимая рыжего к себе. Нет, наверняка детки объебались еще чем-то поверх выпитого мирина, экспериментаторы хреновы, он и не уследил. Не может же нетренированный алкоголем организм растаскивать до той степени, чтобы приползать к неизвестному хрену, буквально умоляя о прикосновениях? Если только его не виртуозно наебывают. По-хорошему, нужно не просто спросить, - устроить допрос с пристрастием, но Би делает совсем не это. Берет Гуаньшаня за нежное лицо, снова поднимая и поворачивая его голову к себе. Упругая задница, горячая даже сквозь четыре слоя ткани, прижимается к нему, а он давит своей эрекцией мальчишке куда-то в поясницу. Он молчит, молчит и рыжий, только облизывает свои пересыхающие губы в который раз снова, не смыкает их. Освещения мало, только подсветка вытяжки и работающей посудомоечной машины, ни огонька снаружи - ни рекламы, ни фонарей. В его темном закоулке среди домов застройки середины прошлого столетия светятся лишь редкие окна тех, кого пока еще не смогли выселить из ветхого жилья. Но даже в этой темноте видны огромные масляные зрачки, обрамленные узкой каемкой прозрачной радужки. Би посылает все к хуям, целует пацана взасос. И просто не помнит, когда почти задыхался и так сильно сдерживался, чтобы не сорваться, когда вообще целовал чей-то настолько сладкий рот. Отрываться от него не хочется примерно никогда. Ему отвечают неумело, но с напором, кусаясь. - Сможешь быть тихим? - прямолинейный и простой вопрос пробирает их обоих полным осознанием того, что будет происходить. Рыжий только кивает и жмется теснее, привставая на носки. Обычно Би любит ласки до изнеможения. Любит, когда долго, чтобы кончать, когда уже невыносимо терпеть. Но сейчас у них совсем нет времени, да и пацан, господи боже, пацан, точно не продержится дольше пары минут. Посмотри, его же только тронь, настолько чувствительный... Не включая дополнительный свет оказывается довольно сложно найти смазку и презервативы в ящиках предназначенных для кухонных принадлежностей, как раз рядом с теми, где лежат в беспорядке слесарные инструменты. Находится нужное там, где лежит пара стратегических аптечек, одна - в обычном полиэтиленовом пакете, другая - в женской бирюзовой косметичке. Отжал как-то у одной из подружек - замок хороший и открывать удобно. Вероятно, после они будут расхлебывать последствия, каждый свое. Но сейчас Цю Гэ возвращается к поцелуям, не дает поворачиваться к себе лицом, хочет запомнить это напряженное, но податливое и в то же время сильное тело в своих руках, льнувшее к нему. Лапает без стеснения, и Гуаньшань только откидывает голову ему на плечо, подставляясь, цепляясь до тех пор, пока его окончательно не вжимают в столешницу. Чувствуется, как ему тяжело молчать и постоянно контролировать себя, чтобы не дышать громче. На самом деле Би сложно спровоцировать, а сегодня вот повелся, будто сам подросток. Он не может отделаться от чувства, что крадет у кого-то сокровище в виде этого рыжего. Этим рыжим с его реакциями бьет, как хорошо поставленным ударом, быстро и сразу до мутного звона в голове, ватных ног. Этого рыжего хочется до дрожи - заласкать, залюбить, заставить сгорать от стыда, но не закрываться, жадно просить больше. Трахать то медленно, то быстро, до хриплых стонов. Он закрывает ему ладонью рот, сминая нежные влажные губы, когда проникает в него сразу двумя пальцами, вылив на них чуть ли не полфлакона смазки и спустив его штаны вместе с бельем едва-едва, чтобы не ловить их потом у колен или по полу. Но кто бы знал, как хочется раздеть его нормально и усадить на себя сверху лицом к лицу, чтобы не упустить ни одного движения бровей, чтобы целовать его губы, пока не распухнут, засаживать ему до упора, держа за бедра... Впрочем, засаживать он может и сейчас. И будет это делать, если тот перестанет зажиматься. - Я тебя шлепну, если не расслабишься. - Мгхм... - влажно выдыхает Гуаньшань ему в ладонь. - Хочешь? Рыжий, подрагивая, сжимается еще сильнее. Можно было бы начинать волноваться и сдавать позиции, если бы не его уверенный стояк, при каждом движении задевающий скругленный край кухонной столешницы. - Тише, - мягко просит Би, не вынимая пальцы, а аккуратно проталкивая их еще глубже через сопротивление мышц. Рыжий просто пиздец как охуенно смотрится с его пальцами в заднице. Настолько хорошо, что впору жалеть, что нет камеры вмонтированной в зрачок, чтобы остались хоть какие-то доказательства для самого себя помимо горячечных воспоминаний об этом случайном сексе. Совершенно точно первом для Гуаньшаня. - Малой... Я уберу руку, ты только не кричи и дыши, хорошо? - Если смогу, - отвечает через нервный смешок и опирается на локти, склонившись вперед. На этом можно было бы и остановиться. Трогать его вот так, крепко держа и облизывая бьющуюся на шее вену, пока он себе дрочит. Но нет, Би хочет этого пацана. Осторожничает, как ни с одной девчонкой, но пойдет до конца. Входит медленно, все время замирая, поглаживая по напряженной мокрой спине, чуть опавшему члену и гладкому белому боку с проступающими ребрами. К тому моменту, когда он может двигаться свободно, снова приходится зажимать рыжему рот, но это мало помогает. Сладкие, пьяные, иногда чуть болезненные стоны так и рвутся из него, и есть из-за чего, Би не жадничает - в нем по самые яйца. Если уж трахать, то качественно, чтобы никто ни о чем не пожалел, так он думает, пока как хотел, тянет Гуаньшаня на себя за бедра раз за разом. Он бы вдавил его лицом в подушку, чтобы был тише, но сейчас тот предоставлен самому себе, от каждого толчка все ниже склоняясь над варочной панелью, удерживаемый только крепкой рукой за плечо. Пацан отзывается на каждое прикосновение, каждое движение так искренне, что Цю Гэ думает: за что ему такое? Таких подарков не бывает просто так. Самым сладким оказывается то, что украдено, досталось хитрым обманом, и он окончательно утверждается в этом, когда Гуаньшань снова сжимается на его большом члене, плотно прижимаясь ягодицами к паху, дрожа в секунде от оргазма и выстанывая тихое долгое: - Бля-а-ать, Тянь... ах-м-м... За это кончить Би ему не дает. Вспотевшие ладони мальчишки скользят по столу, приходится перехватить их, согнув за спиной, пережать, возможно до синяков, притиснуть к себе и дотрахать с такой силой, чтобы забыл не только с чьим именем на губах только что собирался кончить, но и как зовут себя самого.       У Гуаньшаня давно появилась больная навязчивая идея: он стал хотеть, чтобы однажды исполнилось брошенное ему в перепалке Тянево обещание: "Однажды тебя так хорошо выебут, что ты только и станешь думать, как бы повторить это!". Был уверен, что стыд и неопытность станут серьезным препятствием, что ни у кого кроме Тяня не встанет на него, все время отмораживающегося и дерганного, чуть что, сразу бьющего по рукам. Но все равно, почти умирая от горячего стыда, хотел, чтобы его отодрали до крика и даже подумать не мог, что это произойдет вот так. Рыжее сердце колотится так, что сейчас выскочит, но оно, конечно, сильное, позволяет ему сполна прочувствовать собственный самый сильный оргазм, который практически лишает его чувств одновременно с тем, как стискивая и почти выламывая ему плечи, кончает Цю Гэ. И то, как пульсирует глубоко внутри его член. Он не освобождает от себя до самого последнего момента, продолжая медленно двигаться, растягивая удовольствие, вспыхивающие в каждом нерве. За все это время они ни разу не побеспокоились о том, чтобы обернуться или хотя бы прислушаться, ну а теперь Би не волнует больше ничего, кроме еще одной испорченной вещи в его доме. Плиты, сплошь залитой спермой. Мальчишка красиво и долго кончает, разбрызгивая полупрозрачные капли по всей черной стеклокерамике, и думается, что как только он немного очухается, Би прикажет ему убрать за собой, ну, а может и простит. Но это вряд ли.