Глеб и Андрей

****** Андрей Я засыпаю рядом с тобой Мой Глеб… Через столько времени, после всего что было. Все еще мой. Завтра будет утро. Может быть, я решусь о чем-то тебя спросить. Может быть, соберусь с силами и что-то расскажу сам. Это будет не сейчас. Завтра… завтра… И утро наступает. И я просыпаюсь, а тебя нет рядом. Вернее, не так… Тебя нет рядом, и я просыпаюсь. Мне страшно. Даже помятая постель не сохраняет уже твоего тепла. Просто в какой-то момент ты встал и ушел, а я? А я остался… С трудом сползаю с кровати, тело ломит так, словно вчера не тра…, не любовью занимался, а камни таскал. Сизифов труд доползти до ванной. Я смотрю на себя в зеркало, большое, чистое, красивое зеркало над раковиной. Господи, за что! Да уж, если бы Господь мог ответить, так и представляю себе трубный глас с небес. «За то, что ты мудак, Андрюха! Мудак, подлец и при этом наивный идиот! Ты уж определился бы, а то все мечешься «к умным или к красивым», как та макака из анекдота». Удар… Я бью из всех сил в лицо своему усмехающемуся отражению, и зеркало с каким-то гулким стоном взрывается осколками. Отдергиваюсь. Глаз колет… Хорошо, что пол морды не снесло! Только кулак в кровище и глаз слезится. Зеркало то в чем виновато? Мудак ты, Андрюха! Четыре года прошло, и как Он их прожил видно по Его рукам. Думаешь, такое можно простить? Взять и простить, и поверить, что несколько слов сказанных тобой – правда? Нет, Бог есть, и он как водится «шельму метит». Говорила в том прошлом девочка Вика что-то про «ветер без камней». Так вот на тебе, Дрон, ветер… с камнями и каждый камень с до *уя размером. Бред… Ничего не бывает без причины, а во всех своих бедах человек виноват только сам. Права была покойная бабушка, мамина мама. Кое-как собрав себя в кучу и забинтовав руку, выползаю из ванной, одеваюсь и начинаю собираться. Куда? Да не важно куда! Не к дяде же сейчас ехать, в соплях и огорчении. Сам нагадил, сам и разгребай! Во всем, что сейчас происходит, ты виноват лишь сам. Ты сам… причина всех своих бед! Давно уже покойный Толян как-то сказал: «Ты слишком много думаешь, не думай, у тебя от этого тараканы между ушей заводятся». А еще сказал… - Прости, брат, хотеть это одно, любить - другое. Каким бы ты ни был, что бы ты не делал, Толик, ты был моим другом. И даже сейчас, когда тебя давно уже нет, ты можешь ответить на мой вопрос. Может быть дело еще в том, что мне на самом деле стоило остаться там, в прошлом. Нашем общем прошлом. Самому стать прошлым. Отец был прав. Он сказал вам всем, что я умер. И я умер таки… Сейчас. Надо возвращаться. Я затыкаю уши наушниками. Я улыбаюсь. Пора возвращаться. Только вот меня там уже никто не ждет… За все надо платить. Мир срывается с места, и я мчусь куда-то по проснувшемуся городу. Я спешу вернуться. И только музыка, песня последних четырех лет не оставляет. Песни… не умеют предавать. Предавать – дело людей. "Во мне непрерывно сражаются двое: один – подонок, другой – негодяй. Кого-то из них унесут с поля боя, а тот, кто останется, он будет я. В какую-такую бездонную лужу меня заведут мои поводыри? Их очень легко уничтожить снаружи, и невозможно убить изнутри". Лабиринт улочек заканчивается каким-то проспектом. Куда? Зачем? Не важно… Есть места в которые ты приезжаешь не потому, что наметил туда приехать, а потому что судьба. Судьба. Даже если не захочешь, все равно приедешь. Частные дома сменяются многоэтажками и небоскребами. Мелькают витрины, люди, машины. Словно поток теней. Рубикон перейден. Поздно! Что поздно? Возвращаться, *ля, поздно! Цезарь из тебя, Андрюша, как из говна пуля. Еще один байк несется рядом… Настоящий, тень, не важно! Толик рядом со мной… Всё возвращается… Или это я уже… приехал? Не важно. "Помоги мне остаться в живых в этой войне между мною и мною, Тот, кто стоит у меня за спиною, помоги мне остаться в живых". Впереди какой-то перекресток, чреватый пробкой. Надо проскочить побыстрее… Погнали! "Негодяй никогда никого не прощает, Он с другом не дружит, а с недругом пьёт. Он громкие песни горланит ночами И спать ни себе, ни другим не даёт. Подонок не сеет, не жнёт и не пашет, Но, видимо, дольше живёт, чем я, Поскольку подруг его юных папаши Всё чаще годятся ему в сыновья". Вылетаю на перекресток. Светофор мигает. Кому мигает, хер поймешь! Движение. Обогнать, проскочить… Видать кто-то тоже опаздывает. Как и я… Только ему в другую сторону. Проскочу… Проскочил! Нет… Интересно, тому кто придумал объемные кенгурятники, души байкеров ночью не являются? С благодарностями, *ляяя! "Меня допекли их дела и пороки, что, собственно, по фиг сдаваться кому. Толпятся во мне негодяи, подонки, а мне очень нужно побыть одному. Один – идеально, один – это значит, Что только один, а не кто-то ещё. Любой шаткий шаг мой от Тулы до Гатчины Будет предвиден и предотвращён". Говорят, когда пора подыхать, вся жизнь перед глазами мелькает. Ни хера там не мелькает, но вот мгновения свободного полета и последующее приземление забыть трудно. Если потом еще будет время на то, что бы вспоминать что-то. Доездился… "Один на один – это так одиноко, однако, никто не предаст уходя, с годами я больше похож на подонка, хотя, если честно, то я – негодяй. Хотели, как хуже, и будет, как хуже, - болота и медленные пузыри… Все видят того, кто воюет снаружи, Я знаю того, кто сражался внутри. Доездился… Долетался…Глеб… Прости меня… Господи… Как же больно…и темно. Он помог мне остаться в живых в этой войне между мною и мною, Он стоял у меня за спиною, И помог мне остаться в живых"! *** Глеб Улочки, домики, дворики. Я шел куда-то, не разбирая дороги. Какая разница куда идти? Я не шел, я уходил. От тебя и от боли, от прошлого и настоящего. От всего, что держало, тянуло как магнитом обратно. Люди бегут куда-то, торопятся, не иначе как на работу. Деловая часть города. Переход над перекрестком, красивый, прозрачный. Можно постоять, посмотреть на мчащиеся внизу машинки. Посмотреть тупо, жаль плюнуть нельзя вниз. Стенка. Зато здесь можно покурить. Главное потом урну найти, бычок выкинуть, а то полиция не только дорогу показать может, но и еще много всего не слишком интересного. Внизу пролетает байкер. Байк черный, изящный. Знакомый. Андрей… Андрей?! Андрей! - Еб твою мать куда ж ты так гонишь, кретин! Кулаком по стеклу, а толку-то. Прочное. Да и снизу все равно не слышно. Перекресток. Светофор мигает, когда человек на байке попадает в аварию… Когда… Андрей! Это выглядит так, словно через машину кто-то бросил уже сломанную куклу. А байк остается внизу, грудой ненужного железа. А человек… Андрей… еще пытается подняться и падает. Андрей… Нет, не судьба… Подняться не судьба. Неподвижное тело, неестественно выгнувшееся, на асфальте трассы. Весна… По стеклу перехода капли дождя… ползут вниз. Картинка плывет, уходит вбок. Больно… Кулаки болят… Человек в переходе скорчившись сидит, прислонившись боком к прозрачной стене. Внизу уже едут машины. Никого нет. Может, показалось? Кровь на ладонях, откуда? Искать больницу в незнакомом городе то еще развлечение, особенно, если всего-то и знаешь, что привезли туда человека на скорой и даже не знаешь, с документами или нет, знают ли имя или нет. Только и известно, что приняла скорая на трассе, на каком-то перекрестке, да бог его знает, на каком… Попал… да, в аварию попал. Но найти все таки можно, если очень постараться. В больнице чистенько, уютно и сразу видно, что не муниципальная ни хрена это больница. Хотя, говорят, и муниципальные здесь не плохи. В голове пусто… Спросить палату, медсестру то есть спросить, в какой палате пострадавший… Слово то какое… нелепое. Группа мужчин в черном, трое молодых, один старше, за пятьдесят уже, и старик в инвалидном кресле. Из породы тех, что все умеют и разве что в космос не летают. Понятное дело, кресло, а не старик. Глеб их уже видел. Семья… Семья Андрея… Руки болят немилосердно, но кулаки сжимаются сами. Феюшка не спеша выходит из палаты. На чистеньком личике слезы. Словно бы ненастоящие. И как у нее косметика не течет? Видать все не просто в этом мире. И Феюшка не просто так и косметика… Оглядывается. Звонко цокая каблучками спешит навстречу. Останавливаюсь, потому что если бы взглядом можно было б убить, спалила б к чертовой матери и пепла б не оставила.Кулачки колотят по груди, не чувствительно, или просто все чувства притупились. - Убирайтесь! Убирайтесь отсюда! Это все из-за вас! Если бы вы не приехали! Да лучше бы вы… Вместо него… Лучше бы вы! Она еще и английский знает, образованная. Я тоже знаю. - Лучше бы… я. Что еще сказать? Только отвести ручонки в сторону, а то же ушибется ненароком. Еще один голос рядом. Даже и не заметил, как старик на кресле подъехал, что-то говорит на своем, непонятном, резкий голос, каркающий. Девка шарахается в сторону, как от удара. Была Феюшка, а стала девка, обычная и слезы настоящие и косметика… потекла таки. Старик оборачивается, говорит по-русски, не очень хорошо, но понятно. - Андрей нас представлял друг другу. Помните? Я его дед. Что-то внутри неумолимо сжимается в холодный тугой узел. Новые обвинения? Хорошо, пусть будут. Они родственники, а я кто? - Вас ведь Глеб зовут, я не ошибаюсь? - Да… Глеб. Старик молча смотрит, странно, сочувственно. Хотя фиг поймешь, что там в темных, почти черных глазах, слезящихся, без искорки. - Глеб, простите Мани, она не в себе, не обращайте внимания. Женщина всегда остается только женщиной, как бы она не была хороша. -… Даже добавить нечего. - Но я не об этом. Энджи… Анд…рей… жив и выздоровеет, переломы срастутся. Вот только… - Что? Перебивать не вежливо, особенно старших, особенно тех от кого не ждешь ничего хорошего, а они… - Он может ослепнуть. Какая-то травма глаз еще до аварии, а потом еще разбитый щиток. Слов нет, что-то обрывается и внутри уже не холодно, а просто больно… очень… очень больно. Но сквозь боль голос прорывается, серый, никакой, старческий, хриплый. - Вы идите к нему, уже можно. С того момента, как пришел в себя, он тебя зовет. *** Войти в палату не трудно… очень трудно. Белое. Ненавижу белое. Почему считается, что у горя черный цвет? Белый. Только белый. Как больничные стены, бинты и повязки. Халаты врачей и чертовы простыни, так по-свойски укутавшие тебя. Белый. Только белый. Как твое лицо сейчас. Белое на белом… страшно. Просторная палата, красивая, не палата, а комната. Кровать, аппараты какие-то, медицинские, не разберешь. Андрей на постели. Даже сквозь одеяло видно, что ноги в гипсе, хорошо хоть не на вытяжке, значит, и правда … все не так страшно. Все страшно иначе. На глазах повязка. Белая, чистая, страшная. Тонкая рука на одеяле. - Андрюха, это я… Я здесь. Пальцы сжались, сминая простынь… белую. - Глеб… Глеб! – голос тихий, охрипший, - прости меня. Я дурак! Дурак, идиот и… предатель! Ты замолкаешь и, что-то себе отрицая, мотаешь головой. - Я не должен был тогда… так. Если бы не хотел тогда… может, даже уже любил. Только… только я дурак. Прошлое оно очень цепкое. Не отпускает… никак. Тебя тоже? Да? Ты теперь тоже… прошлое? Не хочу! Не могу! Ты почти кричишь, но голос угасает… - Идиот я, Глеб! Зачем? Я же знал, что мертвым уже все равно, просто… страшно было жить дальше. Прости… Выплеснув на меня все это, ты уснул. Дыхание выровнялось, стало спокойным и тихим. Ты уснул, а я все никак не мог прийти в себя. Слишком много всего для одного дня. Я встал и подошел к окну. Крупные капли барабанили по подоконнику. Громко. Стекали вниз, образуя на стекле причудливые линии. Дождь... Почему так больно? Почему так давит тишина полупустой комнаты? Почему? Это не правильно, Андрей. Наша встреча сейчас, спустя четыре года… это так не правильно. Любишь, говоришь? Когда-то надежда на то, что ты это произнесешь, давала силы жить. Когда-то, но не сейчас. Даже, если все, что ты сказал - правда, это уже ничего не изменит. Слишком поздно. Мне не остановиться. Я знаю себя лучше, чем кто-либо. Все эти дни мне хотелось только одного… уколоться. Забыться в затягивающем в свой омут кайфе, утопить на хрен внезапно вернувшуюся боль. И это все, чего бы мне хотелось сейчас. Я не могу с тобой остаться. Тащить тебя за собой на дно я не стану. Потому что люблю… Дверь открылась, и в палату быстрыми шагами вошел доктор. Как ни странно, европеец. Хорошо, значит, проблем с общением не будет. Зашел и удивленно посмотрел на меня. Здороваюсь. - Могу я узнать, что вы здесь делаете? Это послеоперационная палата и сюда нельзя посторонним. Да и часы посещений давно закончились. - Я не посторонний. - Да? - брови удивленно взлетают вверх, - а кто вы? Кто я? И действительно… кто? Я тот, кто своим появлением выдернул тебя из привычной жизни. Я тот, из-за кого, ты лежишь сейчас на этой кровати. Я тот, кто должен тебя отпустить… чего бы это ни стоило. Кто я для тебя? Уже никто… Я - просто Никто, и я не уйду отсюда. Мне нечего терять. Тебя я уже потерял, а остальное - не столь важно. Как же быстро начинаешь все ценить, когда жизнь вот так вот больно бьет. - Я его друг, - полуправда-полуложь, понимайте, как хотите. - Молодой человек, я бы мог позволить остаться родственникам, так как состояние больного стабильно, и ухудшений не предвидится. Родственникам, но не друзьям. Покиньте помещение. - Пожалуйста… - Нет. Возвращаюсь к кровати и сажусь на стул. У меня отвратительный характер, док, и я чертовски упрям. - Я не уйду. - Мне вызвать санитаров? - Да хоть наряд полиции, - побелевшие от напряжения пальцы сжимают спинку стула. До боли. Не уйду... Нет такой силы, чтобы заставить меня это сделать. Сейчас я нужен тебе, и я буду рядом. По крайней мере, пока ты не выпишешься. Недовольно качает головой. - Вам лучше поехать домой. Отдохнете, приведете себя в порядок, а утром вернетесь. Он уже отойдет от наркоза и будет в сознании. - Я просто посижу рядом. Пожалуйста, док… - Он настолько важен для тебя? - внезапно перейдя на «ты» спрашивает врач. - Более чем, - абсолютная правда. Сейчас все четко уложилось в голове, точно по полочкам. Смотрит на меня, видимо, решая, выкинуть этого психа отсюда, прибегнув к помощи санитаров, или все-таки оставить, пойдя на некоторые нарушения. - Ну, хорошо… Возьми у медсестры халат и оставайся. Если в его состоянии будут какие-то изменения, кнопка вызова персонала у него за головой. Но я еще раз повторяю, до утра он, скорее всего, просто будет спать, так что… - Это не важно. Спасибо, док… Пожимает плечами и покидает палату, оставив меня наедине с тобой. Пододвигаюсь ближе и беру твою руку в свои. Горе ты моё… Моё, и ничье больше. Моё… И ничего не изменить. Сердце не построишь по команде «смирно». Сойдя с ума еще тогда, в первую нашу ночь, я так и не выработал иммунитет против этой зависимости. Ты - как наркотик… И без тебя плохо, и с тобой никак. ***** Ночь пролетела незаметно. За окном заиграл розовыми красками рассвет. Проснувшееся солнце лениво выползло из-за горизонта. Я сидел, развалившись на жутко неудобном стуле, и мусолил в зубах незажженную сигарету. Сна не было. Мозг, как запрограммированный, работал без остановок. Думал, думал… О тебе, обо мне, о том, что произошло. Я много о чем успел подумать за это время. 19 дней… Через 19 дней заканчивается моя виза. Через 19 дней бело-голубой самолетик отвезет меня домой. Домой, в тишину пустых комнат, туда, где никто уже не ждет. Туда, где я никому нахер не нужен и никому ничего не должен. Домой, зализывать раны всеми доступными средствами. 19 дней и прости-прощай красивый город Сеул, с его площадями и улочками, маленькими кофейнями и смешно лопочущими местными жителями. И родители тоже явно попадали в категорию «прости-прощай». Вряд ли еще судьба будет увидеться. Ты уж постарайся, Андрюш, за эти 19 дней поправиться, выписаться из этих стен и вернуться домой, к своей семье. Тогда я смогу спокойно уехать, зная, что ты «в надежных руках» своих близких. Она у тебя хорошая… семья. Я был не прав. Дед твой - настоящий мужик, стОящий. Да и дядя, кажется, тоже. Даже Феюшка, если не придираться, по сути, не безнадежна. Но с этим ты уж сам как-нибудь. Перестань цепляться за старую жизнь, за меня, в конце концов. Это путь в никуда. Тупик. Стена. Я не дам тебе всего того, что могут дать они. Дурак будешь, если решишь все это тупо проср*ть. Я не позволю. Ты зашевелился, потрогал рукой повязку на лице и притих. - С возвращением, - я вытащил изо рта бесполезную сигарету и улыбнулся, - что же ты так нас пугаешь, братишка? - Глеб… ты? - тянешься рукой на звук моего голоса. - Я, - касаюсь пальцами почему-то холодной ладони, - ты как? - Темно. - Это ничего,то временно. Док сказал, все будет нормально, - он сказал, что ты скорее всего будешь видеть, но тебе об этом знать не обязательно, - через пару недель как новенький будешь. Толкая перед собой стойку с капельницей, в палату вошла миловидная медсестра. - Наш больной пришел в себя? Отлично. Ну и напугали вы нас. - Извините. - Долго жить будете. А теперь давайте выполним необходимые процедуры. И, ради бога, отправьте своего товарища домой. Почти сутки без сна. Я не хочу, чтобы у нас в больнице стало на одного пациента больше. - Милая, сутки для меня - тьфу. Чтобы свалить такого как я, потребуется гораздо больше усилий. Не хотите попробовать? - откровенно смущаю молоденькую медсестричку. Вот так всегда. Мне нужен здесь союзник и приходится строить девочкам глазки. - Не хочу, - чуть краснеет. Не хочешь? Ой ли, девочка?.. Ты лежишь и молча слушаешь мой ненавязчивый флирт, а потом хмуришься и сжимаешь мою руку. Не дури, Андрей, тебе ли не знать, что все это - игра. А потом закрутилось-завертелось. Обход, и я, изгнанный из палаты, топчусь в коридоре, меряя шагами расстояние от стены до окна. Появившиеся из дверей лифта твои родственники. И Феюшка с ними. Ну куда ж без нее. Невеста… Смотрит на меня опять как на врага народа. Дерзайте, девушка, он весь ваш. Крепкое рукопожатие дяди и короткий разговор с дедом. Улыбаюсь. Надо держаться. Пока они у тебя, курю на ступеньках, не хочу мешать. Как ни крути, я чужой. Возвращаясь, сталкиваюсь в коридоре с той самой медсестричкой. Снова улыбаюсь, аж скулы сводит. Пара комплиментов, и она рассказывает мне об итогах обхода и прогнозах врачей. Ну, вот я и в курсе событий… опять, как и тогда, когда ты лежал в реабилитационке. Все повторяется, да? Сделав один круг, жизнь вновь вернула меня на исходную точку. Ты. Больница. И я рядом. Только теперь это все на порядок серьезней и страшней. В палате пусто, тебя увезли на какие-то процедуры. Пара минут тишины. Валюсь на ставший родным и близким стул и, откинувшись на спинку, закрываю глаза. Голова раскалывается немилосердно, и дико хочется спать. Кофейку бы, покрепче. Надо сгонять домой… ненадолго. Ехать не так чтобы хотелось, но… Мать, наверное, уже с ума сходит. Телефон, разрядившись в конец, сдох еще вчера. Да и помыться-переодеться тоже было бы не лишним. Пока я решал, ехать к родителям или нет, тебя вернули в палату. Ну, слава богу… Мы снова говорим ни о чем. Ни слова об аварии, операции, твоей возможной слепоте. И ни слова о нас. Табу. Вчерашний доктор сказал, что тебе нельзя нервничать, и я молчу. Да и смысл обсуждать то, что уже случилось? Ты что-то говоришь, но я почти тебя не слышу. Третья ночь без сна, я не железный. Понимаю, что если срочно не выйду на улицу, просто отключусь. Выдохся… - Андрей, я уеду сейчас, - перебиваю тебя где-то посреди фразы. Замолкаешь. В палате становится тихо. Тихо-тихо. Тишина такая ощутимая, кажется, можно рукой потрогать. Давит. - Сгоняю домой и вернусь через пару часов. Надо своих предупредить, чтобы не ждали… Мне показалось, или ты облегченно выдохнул? - Что тебе привезти? Я могу заехать… - Ничего, - отвечаешь равнодушно. - Подумай. Может быть, одежду или еще чего? - Ноут. Паршиво будет без музыки, а плеер сдох. - Ноут, значит, ноут. Тогда я пошел, - поднимаюсь со стула, - не вздумай тут без меня помирать. Голову оторву Несколько шагов к выходу и… - Глеб, - твой голос догоняет меня уже в дверях. Оборачиваюсь и не сразу вспоминаю, что ты меня не видишь. Бл*дь… - Что? - Возвращайся… Ты говоришь это так тихо, что я скорее читаю по губам, чем слышу. - Я быстро, пара часов, не больше. Заставляю себя выйти из палаты и какое-то время стою, привалившись к стене. Чтоб тебя, Андрей… Куда ж я денусь? **** Дома стараюсь не задерживаться. Душ, кофе, чистое барахло, зарядка к телефону и плееру, вынужденный разговор с отцом. Вываливаю ему все, как есть. Про тебя и про аварию, про то, что пропишусь на какое-то время в больнице. - Ты… спишь с ним? - отец морщится как от надоевшей зубной боли. - Не надо, пап, не начинай, - ну, сколько можно уже! - Глеб… Но я его уже не слышу. Сумку на плечо и на выход. На свежий воздух, подальше от ненужных вопросов. Не хочу объясняться, да и некогда мне. Теперь осталось быстро сгонять к тебе и можно будет вернуться в больницу. Дом встречает меня темными окнами и какой-то показательной пустотой. Поворот ключа, и я уже внутри. Ноут, ноут, ноут, где тебя искать, чертова железяка? Либо в гостиной, либо у тебя в спальне. Скорее второе, думаю. Гостиная ближе, поэтому в первую очередь захожу туда. Ничего не изменилось. Все точно так же, как и в предыдущий мой визит. Взгляд упирается в стену. Ту самую стену… «Тихие стоны... Тела, движущиеся в одном ритме, разметавшиеся по плечам черные волосы, капельки пота на выгнувшейся спине. Тяну на себя вцеловываясь в шею. Горячо, тесно, невыносимо». Встряхиваю головой, отгоняя наваждение воспоминаний. Не расслабляться! Решительно направляюсь в спальню. А вот и ноут, стоит на тумбочке, зараза. Кидаю его в сумку. Порядок. Можно возвращаться. Постель не застелена, видимо, проснувшись, ты сразу же уехал. Андрей, Андрей, куда ж ты боялся не успеть? Сажусь на жесткий матрас. Пять минут, я только переведу дух и сразу же уйду. Тянусь к подушке, утыкаясь в нее носом. Она все еще пахнет тобой, все еще сохранила твой запах. Глаза сами собой закрываются. Не страшно, я просто полежу эти пять минут в тишине и покое. Я не усну. Когда я просыпаюсь, комната уже погрузилась в полумрак вечерних сумерек. Ёб твою мать… заснул-таки. Подскочив, как в одно место ужаленный, первым делом посмотрел на часы. Шесть часов… Шесть с лишним часов прошло с той минуты, как я вышел из твоей палаты. «- Возвращайся… - Я быстро, пара часов, не больше». Пара часов!, - ударяю кулаком по ни в чем не повинной подушке, - твою ж мать! Схватив сумку, я рванул на выход. Где вы, братья-таксисты? Я вас жажду. До больницы долетаем в один миг, благо улицы уже пусты, и никакие пробки не мешают движению. По ступенькам бегом, игнорируя лифт как класс. Вдох - выдох, топот ног по коридору, тонна мата в голове. Останавливаюсь около твоей палаты. Отдышаться, *ля! Дверь приоткрыта, и в образовавшуюся щель я вижу в темноте освещенной уличными фонарями комнаты твой силуэт на кровати. Ты что-то говоришь, и я притормаживаю на пороге, внимательно вслушиваясь в слова. - Все правильно, всё так и должно быть, - тихий голос пробирается куда-то под кожу, - на кой хрен я тебе сдался… такой. Дурак, блин, - упираюсь лбом в косяк, - какой же ты дурак, Андрей. Разве это может быть причиной? Мне плевать какой ты. Слепой… глухой… Не дай бог, без ноги или руки. Разве это что-то меняет?! Ты - мой. И только это имеет значение… Распахиваю дверь и, врубив свет, быстро захожу. Громко. Шумно. Так, чтобы ты не понял, что я всё слышал. И с порога: - Я вернулся! - Надо же, - кривишь губы в подобии улыбки, - не прошло и полгода. - Простите великодушно, банально уснул, - клоун из меня хреновый, но разрядить обстановку явно было надо. - Ну и спал бы дальше, - откидываешься на подушку, натягивая одеяло повыше. - Ты ждал меня? - подхожу к кровати. - Нет, - слишком быстро и решительно, чтобы быть правдой. Не засчитывается ответ, Андрей. Мимо… - Тогда почему ты до сих пор не спишь? - А ты бы спал на моем месте?! - злишься. Стараешься держать себя в руках, но… получается плохо. И я это вижу. А ты знаешь, что я это вижу, и от этого злишься еще сильнее. Замкнутый круг. И где же выход? Кладу сумку на тумбочку и, наклонившись, целую, прижимаясь губами к твоим. На большее моей фантазии не хватает. Я слишком устал, разбит и неадекватен. Прости, братишка… **** Следующая неделя - как американские горки: то вверх, то вниз. Ты учишься жить, не видя, а я учусь быть терпеливым. Шаг за шагом мы проходим чертову школу выживания. Вместе. С детства привыкший к самостоятельности, ты болезненно воспринимаешь свою беспомощность, периодически скатываясь в серую депру. Я тащу тебя к жизни, стараясь не срываться, когда, уперевшись рогом, ты отказываешься от моей помощи. Мы ругаемся, миримся, черно-белые полосы сменяют одна другую. Но бывают и другие моменты… Когда, устроившись на узкой кровати, мы, под аккомпанемент твоего ноута, вполголоса поем любимые песни. Или прогулки… Их разрешили спустя неделю после операции. И с тех пор, если погода позволяет, я вывожу тебя на кресле в околобольничный парк. Сидя на старой резной скамейке, мы слушаем мой плеер, один на двоих, и молчим. Молчать тоже, оказывается, хорошо. Комфортно… А по ночам, когда ты засыпаешь, я считаю оставшиеся до отъезда дни. Их остается все меньше и меньше, и я боюсь сказать тебе об этом. Боюсь и все. Главное, чтобы ты успел выписаться, а там твоя семья не даст тебе скучать. Они поддержат тебя, когда меня не будет рядом. Я все для себя решил, Андрей, и по-другому уже не будет. ***** Время шло, неслось вперед с бешеной скоростью. Не за горами была твоя, такая ожидаемая, выписка. Мы традиционно проводили время в ставшем уже любимом парке. - Глеб, - ты сидел, привалившись к моему плечу с одним наушником в ухе. - Мммм? - погрузившись в обволакивающую лень, я практически дремал рядом. Узкая больничная кровать как-то не способствовали хорошему сну. Спали в обнимку, по-другому банально не умещались. Обычно ты сопел, уткнувшись носом мне в шею, а я складывал ноги на стул, чтобы не дай бог не задеть твои… загипсованные. Выползая на прогулку, я частенько досыпал недополученное ночью. - Когда меня выпишут, отвезешь меня домой? - Думаю, твой дядюшка сам приедет. Теперь тебе и шагу ступить не дадут. Будешь под круглосуточным контролем любимых родственников. - Глеб, - ты замолчал, будто бы собираясь с мыслями, - я хочу, чтобы ты отвез меня в мой дом. - Ну, ты же понимаешь, что это сейчас нереально. Вот подлечишь боевые раны, тогда… - Я хочу домой, - упрямо хмуришь брови. Вот упертый... - Что ты там будешь делать? Ты же едва видишь одним глазом. - Но ты же будешь рядом… То ли вопрос То ли утверждение То ли просьба То ли… Разгоняя остатки сна, лезу в карман за сигаретами. Ты на самом деле этого хочешь? Уверен? - Разговоры пойдут… всякие, - щелчок зажигалки, и в небо улетают первые струйки дыма. - И хер с ними… - Тебя общественность на тряпки порвет. - Так и скажи, что не хочешь, - обиженно поджимаешь губы. - Дурак ты, - целую, - как тебе объяснить? Я могу быть геем, пациентом вендиспансера, да хоть алкашом голимым. До этого никому нет дела. А у тебя все по-другому. Семья влиятельная, да и сам ты - не бомжара с набережной. - Да пофиг… И вообще, тоже мне невидаль - не мы первые, не мы последние. Ну не первые, значит, не первые. Заручившись поддержкой деда, я не без труда «отжал» тебя у семьи, а главное, у Феюшки. Ух, как она посмотрела на меня тогда! Хоть противоядие вкалывай. Мысленно показав ей средний палец, я увез тебя домой. И завертелось… Ты ходил за мной хвостом, не отпуская ни на шаг. Только что за руку не держал, а я улыбался, как мне кажется, безостановочно. Из койки вылезали… эпизодически. Два клинических идиота, и вряд ли это лечится. Не важно. Главное, что… Ты. Меня. Любишь. А больше мне ничего и не надо. Через какое-то время я всерьез стал подумывать о том, как бы продлить злополучную визу. Даже к отцу хотел за помощью обратиться в крайнем случае. Я все тебе простил, все, до последнего. Кто прав, кто виноват был - не важно. Важно, что мы были вместе, и это было… офигительно. Будто бы именно так и должно было быть. Тепло и спокойно. Я расслабился… А потом наступил тот самый день, на практике показавший, что счастье - понятие временное, а все хорошее когда-нибудь обязательно должно закончиться. *****