Маленькие миры

«Я вижу коридоры — лабиринты мрачных коридоров с тусклыми лампами на потолке и серыми шершавыми стенами, никогда не видевшими краски. Вместо дверей – темные провалы, ведущие в разрушенные комнаты, вместо окон – забитые досками грязные стекла. Целые, без единой трещины, словно их установили когда-то для защиты внешнего мира от ужаса, таящегося в этих стенах. Что-то отбрасывает неровные колеблющиеся тени, и кажется, будто тянутся по коридору длинные пальцы, стремятся дотронуться до меня. Подметки ботинок кувалдами стучат о бетонный пол, когда я пытаюсь убежать, и будят гулкое эхо. Оно отскакивает от стен, бьется в заколоченные окна и становится во весь рост перед единственным выходом в конце лабиринта. Одна за другой начинают мигать лампы, пока свет не превращается в безумную пародию на клубный антураж. Я закрываю глаза, прижимаю руки к ушам, потому что кажется, что свет теперь внутри меня, и он разрывает внутренности, испепеляет мозг, и даже кричать я не могу. Только дышу размеренно и глубоко, словно в насмешку, потому что я давно разучился бояться, и мое тело в покое, и я понимаю, что всегда ждал только од…» Громкий хлопок прервал излияния маленького седого неопрятно одетого человека на экране телевизора. Свет погас, напоминая события рассказа, кто-то завизжал, некоторые вскочили со своих мест. Седая Мэри слепо зашарила вокруг себя руками, натыкаясь на чужие спины и плечи, задевая спинки стульев. На ее лице застыла гримаса ужаса – такой могут испытывать только дети, которым нет нужды анализировать и сопоставлять, они могут только чувствовать и бояться вволю. Большой Билли схватил ее за плечи и прижал к себе. Мэри утонула в его толстом теле, но перестала всхлипывать и вцепилась пальцами в футболку на его животе. Мерлин прикрыл глаза и перевернулся на другой бок, уткнувшись носом в спинку дивана. Неинтересно. На улице бушевала гроза в лучших традициях фильмов ужасов. Санитары и врачи бегали по этажам, закрывали окна и проверяли электрические приборы. Пациентов временно бросили в общей комнате с телевизором, и кто-то сообразительный пощелкал по каналам и нашел фильм, который ни один разумный человек не разрешил бы смотреть душевнобольным. А здесь все – начиная с Седой Мэри и Большого Билли и заканчивая самим Мерлином — были психами. Около тридцати человек разных возрастов, профессий, вероисповеданий, мужчины и женщины, которых объединяло одно: однажды в их жизнях и сознаниях что-то пошло не так, изменились законы их собственных миров, и общество избавилось от каждого из них, как от сломанной безделушки, которую нельзя выбросить, но можно спрятать подальше от глаз. Добро пожаловать в госпиталь святого Георга – один из старейших госпиталей Лондона, где когда-то лечились особы королевской крови, а в недалеком будущем, в эпоху рыночных отношений, толпы туристов будут сновать между койками пациентов и наблюдать за процедурами. Деньги теперь делают на всем, в том числе и на пациентах, жалобы которых ни один суд не станет рассматривать всерьез. Несколько санитаров, очевидно, привлеченные суматохой, быстро оценили ситуацию и принялись разводить пациентов по палатам. Это означало, что электричество в ближайшее время не дадут. Если бы просто выбило пробки в подвале, уже послали бы болтливого Джейми их чинить. Значит, молния повредила где-то линию. Аварийного освещения для психиатрического отделения не полагалось. То есть оно было, конечно, но два дня назад его взялись ремонтировать и сломали окончательно. Голоса постепенно стихли. Мерлин подтянул мерзнущие ноги к животу и уткнулся подбородком в колени. Если повезет, его не заметят на диванчике в дальнем углу. Однажды он уже провел на нем всю ночь, и его даже никто не хватился. С пациентом Джеймсом Мэтлоком никогда не было проблем, пациента Джеймса Мэтлока и держали-то в больнице по пустяковой причине. «Слишком богатая фантазия, замкнутость, депрессия, галлюцинации» – Мерлин не удивился бы, увидев именно такой диагноз в своей карте, но знал, что на самом деле его болезнь – шизофрения – совсем даже не пустяк. Просто очередная ложь. Босые ноги не согревались, начал мерзнуть нос. Мерлин извернулся, чтобы понаблюдать за молниями, ярко рассекающими черное небо, словно прочная оболочка трескалась, как яичная скорлупа, и на свободу вырывался слепящий белый свет – пленник своей сущности, пленник жестокого мира. С окна поддувало и капало: в суете его забыли закрыть, и на полу образовалась уже приличных размеров лужа. В ней отражался слабый колеблющийся свет, какой бывает только от огня, но кто сейчас в здравом уме будет использовать свечи вместо мощного фонаря? Мерлин вытянул руку и прошептал слова простенького заклинания, на которое раньше не требовалось особых усилий. А сейчас просто ничего не получилось. Открылась дверь, и кто-то подошел к дивану вплотную. Мерлин, вздрогнув, сжался еще сильнее. Он не пойдет никуда. Из его палаты не видно молний и черного неба — только плотная листва огромного дуба, равного по возрасту самой больнице. – Мерлин, – позвал его знакомый голос. Мягче, чем у большинства санитаров, более участливый, чем у врачей, слишком спокойный для пациента. На плечо легла теплая рука. – Ты же знаешь, что если опять застрянешь здесь на ночь, то подхватишь простуду. А терпеть твой насморк и кашель снова я не намерен. Мерлин обернулся так быстро, что едва не свалился с дивана. Он давно перестал верить своему слуху, разочаровался в зрении, поэтому ухватился за руку в форменной рубашке санитара и торопливо ощупал ее, вдохнул едва уловимую смесь из стирального порошка, одеколона и запаха тела, узнавая и расслабляясь. – Сегодня не твоя смена, – с подозрением заметил он и сел, освобождая место рядом с собой. – Друг попросил подменить. У нас не принято отказывать, если действительно можешь помочь. – Признайся, что ты просто хотел побыть со мной, – Мерлин криво улыбнулся и закусил губу. Это раньше он думал, что играет с огнем, поддразнивая и вспоминая былые времена. Теперь же, по истечении двух месяцев, он просто повторял старую шутку в духе своего безумия и с каждым разом все острее чувствовал, что очень правильно выбрал себе место жительства. – А кто еще тебя вынесет? – усмехнулся Артур и кинул на пол мягкие тапки. Не забыл, позаботился. Из него получился «слуга» куда лучший, чем из Мерлина когда-то. – Только не говори, что тебя окончательно прикрепили ко мне! Здесь так не делают. – Здесь делают исключения, Мерлин, для таких как я. За окном как-то особенно громко громыхнуло, молния на миг ярко осветила комнату, и Мерлин успел разглядеть в глазах Артура что-то такое… Он явно был доволен. Тем фактом, что руководство пошло ему навстречу и закрепило за ним пациента, болезнь которого он изучал для дипломной работы; отношениями, которые складывались у него с Мерлином, основанными на доверии и взаимной симпатии; дополнительными часами дежурств, что он брал с завидной регулярностью, словно, кроме него, в больнице никто не хотел работать; грозой за окном и возможностью тихо побеседовать в темноте, чувствуя себя забытыми людьми и временем на старом диванчике в дальнем углу общей комнаты. – А ты всегда был исключением, – буркнул Мерлин. – Даже полторы тысячи лет назад. На этот раз он сразу рассказал всю правду о себе, своей магии и о том, кем является Артур на самом деле – великим королем, спасителем Британии и его, Мерлина, личным проклятьем. А еще тем, без кого даже дышать сложно, но приходится, потому что вечная жизнь она такая – тянется, размазывая его по серой мостовой, по пыльным дорогам, потрескавшемуся асфальту, истончая, стирая грань между воспоминаниями и реальностью. Конечно, Артур не поверил, зато убедился, что у его самого тихого пациента умственное расстройство с особым размахом и что тот, кажется, влюбился в своего нового санитара. Последнее было вычислить легко, хотя бы по реакции тела Мерлина, когда Артур вздумал наблюдать за его мытьем, или по периодическим дерзким замечаниям, или по тому случаю, когда он заявил, что на коленях Артур смотрится лучше всего и что, если бросит завязывать шнурки и отсосет ему, может рассчитывать на ответную любезность. Последнее Мерлин ляпнул, накачавшись украденными у других пациентов лекарствами, когда понял, что Артур, такой близкий сейчас, на самом деле гораздо дальше от него, чем был даже тогда, когда мертвый уплывал на Авалон. Потом последовал ряд унизительных процедур и сильнейшая головная боль, но Мерлин ни на секунду не пожалел о своей выходке. Артур снял с себя теплую жилетку, которую то ли не успел, то ли не пожелал оставить в шкафчике с остальной одеждой, и набросил ее на плечи Мерлина. Тот едва не утонул в смеси запахов родного тела, прикрыв на мгновение глаза, затем коротко кивнул в благодарность и неуклюже просунул руки в проймы рукавов. – Давно я не видел такой грозы, – сказал Артур, глядя в окно. – Успел добраться сюда до дождя? – поинтересовался Мерлин и незаметно придвинулся ближе. – Почти. Промок немного, когда бежал от машины ко входу. Мерлин осмелел и запустил руку в волосы Артура. И правда, влажные; и такие же мягкие, как он помнил. – Я рад. Не хотел бы потом, если бы ты угодил в аварию, носить фрукты в травматологию: она на другом конце больницы. – А фрукты наворовал бы в столовой? – Артур будто не обратил внимания на его маневры и продолжал невозмутимо смотреть в окно, изредка бросая взгляды на Мерлина. – Сэкономил бы свои. Или попросил, иногда нам дают то, что мы просим. Сильный раскат грома, казалось, расколол небо прямо над их головами. Запахло озоном, и к влажной прохладе и свежести добавился запах паленого, будто молния ударила в крышу, и теперь все здание могло вспыхнуть как спичка. Артур настороженно повел носом, затем встал и выглянул в коридор. Мерлин наблюдал за ним, невольно любуясь его стройным телом и плавными движениями – навыки лучшего рыцаря, воина не пропали совсем, они таились где-то глубоко и нет-нет, но выходили наружу. Например, в минуты опасности, когда нужно было защитить его, Мерлина. Совсем как теперь. – У нас все в порядке? – спросил Артур у кого-то в коридоре. Ему что-то приглушенно ответили. – В дерево? – снова раздался голос Артура. – В тот самый дуб? – Бр-бр-бр…. – У меня здесь пациент из одной из тех палат, из триста седьмой. – Бу-бу-бу… – Нет, все в порядке, я понял. Артур вернулся на свое место, и Мерлин нетерпеливо впился в него взглядом. Спрашивать бесполезно, если не захочет, ни за что не расскажет, но ведь это как-то касается его палаты… – В твоей палате разбито окно, – перехватив взгляд Мерлина при вспышке очередной молнии, пояснил Артур, – и кровь на раме. Они подумали, что ты выбрался наружу и убежал, хотели вызывать службу поиска. Мерлин подумал, что они все тупые идиоты. Ну куда он денется, когда Артур здесь, рядом, и единственная возможность видеть его каждый день – оставаться пациентом этой больницы. – И ты бы расстроился, если бы я сбежал? – просто так спросил Мерлин. – Я бы очень удивился, – усмехнулся Артур. Гроза не успокаивалась, санитары вновь забегали по коридору. Артур должен был быть с ними, он должен был отвести Мерлина в палату – пусть не в триста седьмую, в другую, пустовавшую, а сам присоединиться к остальному персоналу, но он остался на старом диванчике в темном углу общей комнаты. С Мерлином. Может быть, это ничего не значило, а может, говорило только о том, что Артур отлынивал от работы. Но Мерлин хотел верить, до безумия хотел верить, что Артур вспоминает его. Пусть не разумом, но сердцем. Сейчас между ними сложились странные, на первый взгляд, отношения. Мерлин мог делать что угодно: обнимать Артура, даже приставать к нему немного, постоянно касаться и не признавать других санитаров, и ему это прощалось. Все, до единой выходки. Спокойно, почти равнодушно, совсем не так как раньше – с подзатыльниками и раздраженным «Идиот!». Теперь он, бывало, чувствовал себя подопытным кроликом, за которым Артур наблюдал, делая заметки, и позволял немного больше, чем другим, просто потому, что это забавляло его; и кролик из клетки часто превращался в кролика из шляпы фокусника – невелика разница. Мерлин, осмелев, раз уж все равно терять было нечего, придвинулся к Артуру вплотную и положил голову ему на плечо. Теплая рука обняла его за плечи и прижала чуть крепче. Если закрыть глаза, то можно перенестись мыслями на пятнадцать веков назад, когда редкие объятия часто имели еще более приятное продолжение, и Артур в своей отвратительной манере шептал ему на ухо всякие глупости. Но Мерлин всегда понимал, что на самом деле ему пытались сказать. Озоном запахло сильнее, гроза как будто начала уходить, уже не пугая приглушенными раскатами грома. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом оконной рамы да покашливанием – Мерлин все же умудрился простыть. Лужа под окном превратилась в маленькое озеро, и в ней все так же отражался колеблющийся золотой свет несуществующего пламени. Мерлин присмотрелся внимательнее, а потом огляделся по сторонам. Точно, никакого источника света нет, и даже на улице не горят фонари: линию до сих пор не починили. Тогда откуда… Внезапно Артур вскрикнул и вскочил на ноги, загораживая собой Мерлина. Тот тоже поднялся и осторожно выглянул из-за его плеча. Перед окном на высоте около двух метров висела шаровая молния. Большая, размером с футбольный мяч, и не бледно-голубая, как часто показывали в фильмах про чудеса природы, а золотая. Мерлин, словно зачарованный, уставился на нее. Не может быть… и почему именно сейчас? Она была словно отголоском его силы, магии, которая с рождения текла по его венам, а потом пропала, ушла в небытие вместе с Артуром, оставив вместо себя черную пустоту, сравнимую лишь с горем от потери своей любви, судьбы, жизни. – Она красивая, – завороженно выдохнул Мерлин. Артур кивнул, соглашаясь, и чуть повернул к нему голову, чтобы удобнее было говорить. – Никогда такой не видел, – сказал он. – Ты заметил, как она влетела? – Нет. Но думаю, она давно висела тут и отражалась в луже под окном. Мне понравились золотые блики на воде, но я так и не понял, откуда они. – Здорово. Меня убьет в психушке шаровая молния, – Артур тихо рассмеялся, разглядывая золотой шар. – Ты слишком беспечен для санитара, – Мерлин осторожно убрал руки с его плеч и отступил в сторону. Он не сводил взгляда с молнии, всматриваясь в ее глубину, стараясь разглядеть в ней что-то, как… Ее форма начала меняться. По поверхности пошла рябь, идеальный шар превратился в овал, а потом из него выделились два отростка, ставших крыльями, вытянулась морда и появились лапы… и вот перед Мерлином, светясь еще более ярким золотым светом, чем раньше, завис в воздухе маленький дракон. – Ты это видишь? – Мерлин слепо тронул Артура за локоть. – Пожалуйста, скажи, что видишь, – и развернулся к нему. Артур мог потом отрицать, но дракона он видел абсолютно точно. Смотрел во все глаза, которым, кажется, отказывался верить, и на мгновение перестал контролировать Мерлина у себя за спиной. Тот подался в сторону, обошел диван и остановился в трех шагах от молнии. Потом протянул руки к ней навстречу… и дракон опустился, зависнув всего в полуметре над полом. Мерлин радостно рассмеялся и шагнул еще ближе, потом еще… – Мерлин, – позвал его Артур, голос звучал напряженно и предостерегающе. – Отойди оттуда. – Нет, ты не понимаешь... – Мерлин, послушай меня. Это просто редкое явление природы, и ничего не значит, ничего не доказывает… – Правда? Ты в этом так уверен? Дракон был как настоящий, да и сам факт… Ведь именно дракончику из языков пламени Артур поверил в тот первый раз, когда Мерлин рассказал ему о своей магии. Только тогда сила была внутри него и подчинялась мыслям и словам. Теперь же… что если его волшебство – это сгусток энергии, шаровая молния, влетевшая в окно? Что если нужно просто впустить ее в себя, и тогда золото вновь запылает в его глазах, и можно будет одним взмахом руки убедить Артура, что каждое слово, сказанное Мерлином о них двоих – истинная правда, в которую просто нужно поверить, чтобы вспомнить… Что если это его последний шанс? Артур закричал что-то еще и дернулся вперед, собираясь оттащить Мерлина в сторону, но не успел. Мерлин сделал последний шаг к молнии, присел около нее на корточки и протянул руку, почти касаясь светящегося контура. Он поднял ликующие глаза на Артура, и тот на миг уловил в них отблеск, словно радужка тоже стала золотой… Дракон взмахнул крыльями, Мерлин потянулся, преодолевая последнее крошечное расстояние, но молния ловко ушла от контакта и быстро устремилась вниз, ударившись об пол. С лица Мерлина сползла улыбка, будто кто-то стер ее, как нарисованную мелом на школьной доске. Он вздрогнул, по телу пробежала судорога, пальцы на вытянутой руке скрючились, на лице теперь застыла гримаса боли, из открытого рта вырвался стон. – Мерлин! – закричал Артур, в два прыжка оказался рядом и успел подхватить его, не позволяя упасть на пол. Мерлин удивленно взглянул на свою ногу, стоящую в луже, о которую разбилась молния, закрыл глаза и отключился, по-прежнему не чувствуя в себе ни капли магии и успев подумать, что теперь, кажется, это он умрет на руках Артура и что совсем ничего не имеет против такого исхода...