История Одной Любви

      Саванна вряд ли могла выглядеть прекраснее и в то же время столь угнетающе, чем сегодня. Солнце, непрерывно попадающее в плен пухлых кучевых облаков, то золотило салатово-рыжие просторы, перебивающиеся изумрудами древесных крон, то погружала их в мрачное сероватое свечение, и тогда деревья сразу теряли свою красоту, становясь хмурыми темно-зелеными стражами этого мира. Порывы ветра забирались под шерсть, проходили волнами холодной дрожи по телу – будто грустно спрашивали: «И зачем вы вернулись сюда?». В воздухе летали почти забытые, далекие, неповторимые запахи давно ушедшего детства, но чем-то они отличались: словно в игривый дух сухой травы и птичьих гнезд, скрытых далеко в зарослях кустарников, примешивался металлический призрак крови, хотя, разумеется, все давно скрыла земля.       Стоя на вершине холма, откуда открывался вид на большую часть моих бывших владений, я вдруг понял, что не помню, когда смотрел на них вот так в последний раз. Мы с Катрин сбежали отсюда в ночи, до того был напряженный день, пока моя возлюбленная, верная просьбе моей матери, уводила меня все дальше, а еще раньше был сладостный круговорот медового месяца. Нет, похоже, то было в день нашей свадьбы, когда я, сидя на камне, сбежал ото всех, пытаясь принять судьбоносные решения (не зная, что судьба и сама умеет ловко принимать эти решения).       Прошло уже больше трех с половиной лет, но земля мало меняется – это для нас с Кэт произошло много событий, это мы прошли сотни тысяч шагов, это мы пережили невзгоды далеко на севере. Здесь же несчастья длились, наверное, не больше двух-трех дней: серая живая сель, гадко хихикающая, вооруженная гниющими зубами в отвратительных пастях, прошла, сметя все, что было мне дорого, на своем пути, а земля осталась. Деревья стояли на своих местах, россыпи валунов не сдвинулись с места. Багряные пятна смочили землю, а уже на следующую Луну от них не осталось и следа. Но что стало с телами? Мама…       Всколыхнувшееся глубоко внутри горе вонзило ядовитые клыки вины в самое сердце. Слезы, защекотав нос, скрыли знакомые пейзажи прозрачной пеленой и покатились по щекам. Это я их оставил. Я ушел. Я не справился. И даже Манли не смог сберечь. И теперь единственное, что осталось в памяти Африки от некогда счастливого и сильного прайда – я, моя львица и наша синеглазая принцесса…       Сбоку ко мне прижалось что-то большое и пушистое. Чей-то хвост перевился с моим. На лапу мягко опустились шероховатые подушечки. Зажмурившись, я отвернулся и положил голову на плечо любимой – а она мордочкой зарылась в мою гриву и еле слышно, подобно утреннему бризу, налетающему с океана, прошептала: «Тшшш… Ничего, малыш, все хорошо. Ты справишься. Мы с тобой».       В этот миг с другой стороны ко мне, лизнув маленьким язычком спираль шрама, прижался кто-то поменьше. Посмотрев туда, я увидел размытые очертания Лайти. Любой другой ребенок ее возраста принялся бы спрашивать, почему папа плачет. Она – нет. Только обняла передними лапками мою лапу и ткнулась мне в плечо лбом, робко и неуверенно улыбнувшись. Я ответил широкой улыбкой и взъерошил шерсть на загривке дочки. Потом благодарно поцеловал супругу в шею и, встряхнувшись и сморгнув слезы, огляделся вокруг. С запада собирались явно грозовые тучи, становилось уже не прохладно, а откровенно холодно. Что же, видимо, пора навестить нашу пещеру, хотим мы того, или нет.       Добродушно подмигнув стоявшим поодаль Кианге и Ухуру, которым я был искренне благодарен за решение не нарушать столь личный для нас с Катрин момент, я поднялся и уверенно направился в сторону каменного хребта, рассекающего долину.       Лу-Лу держалась рядом, спокойно вышагивая лапа в лапу со мной (хотя до этого все два месяца пути скакала по саваннам не хуже газелей), готовая в любой момент поддержать меня. Айхью, какая же она уже взрослая! Моя любимая тоже была поблизости, заодно зорко приглядывая за стеной высокой травы, зарослями вечнозеленых кустарников и густой тенью раскидистых крон редких деревьев – никто не знал, что за семьи обосновались в моем старом доме. Издалека за нашим шествием наблюдали несколько зебр, но ни птиц, ни других животных пока что не было видно.       Громада останца, в которой я когда-то знал каждую трещину, поднималась огромным валом тем выше, чем ближе мы подходили. Я вдруг понял, что невольно озираюсь в поисках возможной опасности; Катрин и Кианга тоже были отнюдь не беспечны, инстинктивно идя чуть впереди детей и закрывая их собой. Хорошо еще, что львицы делали это ненавязчиво, иначе львята тут же начали бы показательно храбриться (ага, как же – то-то когда Лай впервые увидела Киангу с Самавати, рванула нам с Кэт за спины так, что только ее и видели).       Первые капли упали на почву, тут же превратившись во влажные шарики мелкого песка и пыли. Наша пятерка прибавила шагу и, пройдя вдоль западной границы хребта, наконец-то вышла на пустырь возле входа в пещеру, где мы с Кэт в последний раз были, когда моя мама созвала совет из-за гиен…       Вытоптанная поляна была пуста и, казалось, заброшена. Деревья жидкой рощицы, окаймляющей ее, предостерегающе шумели листьями под порывами ветра готовящейся разразиться грозы. Зев пещеры смотрел на мир разверстой раной, силуэты каменных стен терялись в угрожающей темноте. Как это было непохоже на мои яркие, словно солнечные воспоминания, когда внутри этого дома всегда слышался оживленный шепот львиц, когда молодые охотницы шушукались друг с другом о том, кто из них первой соблазнит моего брата, или когда у нас с Катрин появятся львята – сразу после свадьбы, или попозже. За всю свою жизнь я не припомню момента, чтобы пещера пустовала: прайд у нас был большой; одни львицы уходили с внезапно забредшими в своих странствиях в наши края львами, другие приходили, некоторые даже рождались – от тех, кто покинул своих супругов, потому что считали их не заслуживающими семьи. И хотя многие львы-одиночки добивались расположения моей матери, она была верна моему отцу, а ее львицы, солидарные с этим решением, не давали тем львам захватить власть, прозрачно намекая, что у них есть только одна королева, и если она решила править в одиночку, значит, никакого короля не будет. Сколько лет прошло, но я до сих пор не слышал ни об одном прайде, которым правили бы львицы без львов, не считая подросших сыновей-принцев, хотя Катрин пересказывала легенды о жуткой диктатуре прайда бабушки Кианги – матери Кову Зиры, где львицы, худые и озлобленные, жили в бесплодных землях.       Переглянувшись с Катрин и Киангой, я сказал:       – Подождите здесь с детьми, а я пока разведаю обстановку, – хотя ни нос, ни глаза, ни уши не говорили об опасности присутствия крупных хищников, я не мог поверить, чтобы такое привлекательное со всех точек зрения укрытие не стало для кого-то домом.       Полумрак пещеры принял меня полузабытым запахом каменной пыли: за свою жизнь я жил и в гроте у побережья океана с низкими сводами, и ночевал в величественном Прайдроке Кианги и Самавати (точнее, теперь уже Нуумы), но каждая обитель обладала своим особенным, еле уловимым духом. Здесь, в моем доме, который мы с Кэт покинули столько лун назад, каменная пыль была чуть сладковатой на вкус от соломы, которая, поднявшись с ветром в саванне, забивалась в мелкие расщелины и хранила не только дневное тепло по ночам, но и аромат самой жизни. В Прайдроке такого не было – наверное, сухая трава не поднималась так высоко, а у нас на Севере повсюду витал призрак свежей воды и чуть-чуть – солоновато-приторные нотки гниющих растений.       Стоило мне зайти под свод камня, как звуки внешнего мира словно отдалились, стали глуше, зато гулко шуршала пыль под моими мягкими шагами. Здесь не было коридоров и закоулков, как в том гроте, куда я свалился во время извержения вулкана, а потому врагу или другу прятаться было совершенно негде. Ни единый дух – леопарда, гепарда, льва или крупного травоядного – не нарушал спокойствие моего старого дома. Здесь и вправду было пусто... И все же я не мог отделаться от чувства опасности, инстинкта, выработанного до совершенства за многие и многие месяцы путешествия с Катрин. Я не мог оставить детей и свою возлюбленную незащищенными в этой огромной – теперь, и это очевидно, совершенно мне чуждой – пещере. Тем более кто знает, может, именно здесь, в том месте, где стоит моя лапа, пролилась кровь тех, кто был когда-то моей единственной семьей?       Оглядываясь, пытаясь найти верное решение, я вдруг остановил взор на большом валуне у дальней стены, который был сперва незаметен за громадой камня совета, восседая на котором моя мама когда-то обручила нас с Кэт. Вспомнив, что скрывается за ним, я улыбнулся.       – Заходите, я кое-что придумал, – в пол-оборота оглянувшись, крикнул я, обращаясь в первую очередь к Катрин и Кианге.       На мгновение я приготовился к незамедлительному шуму и гаму – дети в любое новое место влетают подобно метеорам, осматривая разом все, словно глотая целиком огромный кусок мяса, не разжевывая. Но, к моему изумлению, Лайти со своим другом вошли осторожно и почтительно, оглядывая пещеру едва не с благоговением, которого никак нельзя было ожидать от таких юных льва и львицы. Впрочем, как я быстро сообразил, весь последний месяц путешествия мы с Катрин рассказывали всем истории про это место, особенно про ту ночь, когда покинули его, так к чему удивляться почтению и такту, вкравшемуся даже в нашу непоседу Лу-Лу.       Катрин, как и я догадавшаяся о причине необычной робости нашей дочки, поощрительно лизнула ее загривок, отчего львичка робко улыбнулась. Кианга осматривала место, о котором столько от нас слышала с, как мне показалось, восторгом, что удивительно, ведь сама она выросла в столь величественном месте, как Прайдрок.       – Никогда не видела, чтобы посреди саванны прямо из земли выступал каменный хребет, да еще и с такой большой и удобной пещерой! – будто отвечая на мои мысли негромко проговорила львица. – И здесь, кажется, так уютно и тепло, хотя снаружи все холодает.       – Да, так и было... Оттого мне кажется еще более странным, что никто не обосновался тут. Идем, – дождавшись, пока все поравняются со мной, я пошел вглубь, к булыжнику, скрывавшему проход последней части свадебной церемонии.       – Это то самое место? – догадавшись, взвизгнула от возбуждения Лайти. – Где вы с мамой поженились?       – Где мы скрепили наш брак в тоннеле единения, да. А сейчас, я думаю, этот тоннель вполне подойдет для того, чтобы отдохнуть. В пещере оставаться опасно, даже учитывая, что мы тут никого не увидели.       – Мы пойдем в тоннель? – хором воскликнули Лай и Ухуру, не оставив и пылинки от своей робости.       – Да, пойдем, только если вы там завизжите так же, то мне придется лечить уши, – наигранно недовольно фыркнул я. Львята тут же опустили головы, извиняясь, хотя их глаза продолжали гореть азартом нетерпения.       – А ты справишься? Даже Манли тогда еле сдвинул его, – озабоченно сказала Кэт.       – Ах вот оно как, да? Значит, я даже спустя почти четыре года не так силен, как Манли тогда? Буду знать, – наигранно надулся я.       – Ой, не говори – худосочный, как деревце посреди пустыни! – закатила глаза Катрин и в противовес словам хлопнула меня по мышце передней лапы. – Кожа да кости!       – Вечерком оставим Лай на Киангу, сбежим опять к Сапфиру, как в медовый месяц, покажу тебе свою худосочность, – заговорщицки прошептал я на ухо своей любимой так, чтобы никто больше не услышал. Кэт ахнула от моей наглости, игриво огрев лапой по спине, хотя на мордочке у нее заиграла таинственная улыбка.       Подойдя к камню, я встал сбоку от него и, опершись на задние лапы, всем своим весом навалился. Ничего. «Мда уж, будет немного неловко, если я не сдвину его с места!» – краем глаза я увидел смеющиеся глаза своей любимой и почти услышал в своих мыслях ее: «Впечатляюще!». Ну уж нет!       Нащупав подушечками задних лап уступ в стене у самого пола, я уперся в него, чтобы не соскальзывать, а передние поставил ближе к центру ребра каменной двери. Глубоко вздохнув, задержал дыхание и привалился к заветным вратам куда сильнее, чем в первый раз. Страж прохода не поддавался. У меня уже начинало темнеть в глазах, я до боли стиснул зубы и последним усилием оттолкнулся вперед. С гулким скрежетом, разнесшимся под сводами пещеры и улетевшим прочь в просторы саванны, камень чуть-чуть отошел в сторону. Еще усилие – и огромный круг, прошуршав по полу, отодвинулся вбок до конца, открыв темный зев тоннеля.       Переведя дыхание и стараясь заставить мускулы перестать дрожать, я повернулся к Кэт. В уголках ее малахитово-зеленых глаз играли озорные искорки, словно напевая задорную песенку, одновременно и восхваляющую меня, и подтрунивающую, мол, что же ты, силач, так не сразу с камушком-то справился (и вместе с тем от меня не укрылась мимолетная озабоченность – я был абсолютно уверен, что, потяни я сейчас лапу или спину, она первой бы подскочила помочь). Лай, увидев непроницаемо черный коридор, опасливо отступила на полшага, инстинктивно прячась за материнское плечо. Ухуру, казалось, тоже был несколько насторожен, но, как и любой молодой лев, старался не показывать страха, лишь чуть пригнулся к земле, готовый вступить в схватку с неведомым врагом, который, как показалось бы любому львенку (пускай и подросшему), просто обязан выскочить из такой чернильной тьмы.       – Не бойтесь. Я чуть сам из себя дух не вышиб, сдвигая эту махину. Там точно никого нет и не было с тех пор, как мы с Катрин сыграли свадьбу, – ободряюще улыбнулся я дочке и ее другу. – И можете не переживать – стены тут гладкие, шкуру себе не обдерете.       Переглянувшись с Киангой и Кэт, львята осторожно подошли ко входу.       – Ау?.. – негромко позвала львичка, и эхо ответило ей звонким гулом, зазывающим исследовать новое и даже секретное.       – Пошли вдвоем? – предложил Ухуру. Очарованная магией нового места, о котором столько слышала от нас с Кэт, и все же обрадованная, что не придется идти в темноту одной, Лай радостно кивнула, и два львенка-подростка скрылись в тоннеле.       Кажется, мой утробный рык привлек внимание не только Катрин, но и Кианги, поскольку последняя легко рассмеялась и сказала негромко, чтобы дети в тоннеле не услышали:       – Искер, не переживай ты так, вдвоем веселее, чем поодиночке.       – Вдвоем туда заходят после свадьбы… – мне самому вдруг стало не по себе от того голоса, которым я это сказал. Взглядом я постарался найти поддержку у Кэт, но она лишь покачала головой:       – Они просто играют. Не заводись, – но тут же игриво поддела меня подбородком и незаметно лизнула в щеку. – Ки, иди первой, а мы вдвоем сразу за тобой.       Бывшая королева Прайдленда усмехнулась и покорно пошла вслед за детьми, а Катрин, на мгновение остановив меня, наклонилась поближе и шепнула:       – Вечером я тебе на берегу Сапфира напомню, чем свадьба от детских игр отличается, – и в подтверждение своих слов чуть куснула за ухо. Задорно взмахнув хвостом, она лукаво глянула на меня через плечо, зовя с собой. Может, я и вправду накручиваю себя? Ай, ладно…       В тоннель мы вошли, как и много лунных циклов назад, вдвоем. Стены обняли нас холодным прикосновением камня, прижав друг к другу в прогулке единения. И вот будто бы не было тех прошедших лет, и мы снова – трехлетние, обрученные, дрожащие от нетерпения и предвкушения неизведанного будущего, идем вверх. Сколько же дней и ночей прошло с тех мгновений... Но прислушавшись я осознал, что вновь не понимаю, где заканчивается мое дыхание, а начинается дыхание Кэт, осязание не давало ответа, где грань между нашими телами, прижатыми друг к другу как никогда сильно. И, как и тогда, я любил ее. Любил совершенно необъятно и тем больше это понимал, чем теснее прижимались мы друг к другу во тьме тоннеля. Я хотел сказать это вслух, но нарушить чары удивительного места казалось кощунственным. Тем более что еще чуть-чуть, и мы, кажется, будем читать мысли друг друга! «Я люблю тебя, моя львица!». «И я тебя, мой лев. Я тебя тоже». Стены коридора мягко проскальзывали мимо, и хотя места едва хватало на двоих, мы ни разу не споткнулись, не нарушили гармонии шага. Как же разительно этот коридор величайшего таинства двух душ отличался от той глотки Шетани, куда я свалился во время извержения вулкана много лун назад!..       Откуда-то спереди, где мгла начинала сереть и рябила силуэтом Кианги, раздался восторженный вздох Лайти. В нос ударил насыщенный энергией неба запах грозы.       Лайти со своим другом замерли в паре шагов от обрыва, Кианга настороженно, но спокойно поглядывала на них, вместе с тем восторженно осматривая величественный пейзаж, открывшийся нам.       Тучи уже полностью задрапировали небосвод тяжелым пепельным ковром, пухлым, готовым вот-вот разразиться громом, молниями и потоками дождя, однако пока что лишь отдельные крупные капли продолжали неспешно орошать долину. Жаль, в солнечное утро нашей свадьбы цвета были куда насыщеннее, но и сейчас картина мира была прекрасна, окрашенная в блекло-желтые оттенки сухой травы, верделит древесных крон и далекую извивающуюся змеей темно-синюю ленту Сапфира, неизменно влекущего свои воды к востоку.       – Я и забыла, как тут красиво… – Катрин, присев рядом со мной, потерлась носом о мое плечо.       Далеко внизу я различил в жидкой рощице невысоких деревьев и кустарников камень, на котором сидел в утро свадьбы, где Кэт меня нашла, а я боялся на нее посмотреть, вдруг она исчезнет, и волшебство любви рассеется навсегда? Только теперь я понял, почему мне было так тяжело возвращаться. Не потому даже, что сбежал, а потому что это место, несмотря на все чудесные воспоминания детства, давно перестало быть домом.       – Красиво, – ответил я, поцеловав супругу за ушком. – И все же если спросить меня, то всему этому великолепию я предпочту нашу небольшую пещерку в нескольких сотнях шагов от песчаного пляжа, на который, шурша прибоем, набегает и отступает океан.       Улыбнувшись в ответ, моя львица зарылась мордочкой в гриву на спине и заурчала, тихо-тихо, любуясь, как Лу-Лу восторженно обводит взглядом границы земель, которыми когда-то правил наш клан.       Оглушительный раскат грома облетел африканские просторы. Струи дождя косыми полосами устремились к земле, скрыв дымкой окрестные земли. На площадке (защищенной от дождя уступом), где по обычаю предполагалось присутствие лишь двух взрослых львов, было тесновато, а потому мы втроем с Кэт и Киангой решили оставить детей любоваться симфонией ливня, лишь попросив не подходить к краю, а сами отошли обратно в тоннель. Ки опять пошла первой и улеглась подальше от выхода, но пройдя мимо меня полушепотом обронила: «Мне очень жаль…». Мы с моей возлюбленной уютно устроились, свернувшись двумя клубками друг вокруг друга, наслаждаясь тем, что можно просто дарить тепло и наконец отпустить прочь призраков и демонов нашего общего прошлого.       Из мира светлых и сумбурных, и впервые за долгие недели не мучительных сновидений меня выцепила дочка, настойчиво кусающая за уши и расталкивающая передними лапками. Осторожно потянувшись, чтобы не разбудить Кэт, я широко зевнул и заспанно посмотрел на свою малышку.       – Пап... Там внизу, в пещере... Вошли какие-то животные…       – Наверное, зебры или антилопы решили укрыться от дождя, к чему им мешать, – еще до конца не проснувшись, протянул я.       – Дождь уже давно кончился, а пришли они только что… – осторожно сказала Лу.       Еще несколько мгновений я смотрел на свою львичку, собираясь с мыслями, прежде чем смысл слов дошел до меня. Осторожно встав и легко лизнув возлюбленную, ворочавшуюся спросонок, я посмотрел в сторону обрыва – Ухуру, настороженно пригнувшись к земле (то ли чтобы не упасть, то ли чтобы его не заметили), смотрел вниз. Я тихо подошел ближе – подросток явно разрывался, не зная, как себя вести: очевидное детство, когда надо прятаться за спиной родителей, уже прошло, но внезапная перспектива оказаться взрослым в возможной заварушке пугала его. И молодой лев пока что, кажется, был ближе первому варианту развития событий.       – Что у нас тут? – я совершенно не хотел напугать его, но подросток, похоже, был так поглощен происходящим внизу, что от неожиданности инстинктивно отскочил на пару шагов в сторону – прямо к обрыву. Впрочем, моя молниеносная реакция никуда не делась: прежде чем мальчик понял, что может и не приземлиться всеми четырьмя лапами на каменную твердь, я уже подхватил его за холку, стремительно рванув на себя. Он и испугаться толком-то не успел.       – Никогда не позволяй инстинктам действовать вопреки обстановке, – слова прозвучали настолько строго, что львенок виновато пригнулся. И хорошо; лучше пусть почувствует себя виноватым, чем войдет в состояние шока от полного осознания ситуации. – Неужели отец не говорил тебе об этом? А если бы это был не я, а Лайти? Думаешь, она успела бы что-то сделать?       Ухуру, дрожа всем телом, прижав уши, пробормотал что-то вроде: «Нет… Я… простите. Спасибо…»       – Да ладно тебе, просто будь осторожнее, – сразу же меняя тон, улыбнулся я. – Ну так и что же там такого интересно происходит?       – Я… Несколько животных вошли в пещеру. Пара… носорогов, буйвол, семья зебр, но… все взрослые. И больше не появлялись… – дрожь в голосе медленно, но верно сходила на нет.       – Ну понятно. Сейчас разберемся, что они там забыли. Вполне возможно, что теперь это пещера травоядных жителей саванн, а мы вторглись в их дом. А пока…       – Что тут происходит?! – Кианга, выглянувшая из прохода, быстрым взглядом окинула меня и до сих пор подрагивающего Ухуру. Ну и что мне делать? Прикрыть мальца, или пусть получит хорошую взбучку от Ки за свою невнимательность? Огромные глаза подростка красноречиво молили не выдавать его.       – Да ничего особенного, просто Лу-Лу и Ру увидели, как какие-то животные вошли внизу в грот. Не переживай, я сейчас спущусь и проверю.       И, оставив сына наедине с явно что-то подозревающей матерью, я вернулся в тоннель и подошел к двум своим львицам, принцессе и королеве. Дочка, похоже, уже все успела рассказать Кэт. Я поймал взгляд супруги. Обыкновенно верделитовые, глаза Катрин в сумраке коридора, поймав отраженный свет выхода, стали пронзительными белесовато-зелеными, горящими настороженностью и готовностью защитить и Лай, и меня.       – Вы все вчетвером ждите здесь, а я пойду и разберусь, – сказал я, предугадая продолжение этого диалога. И оказался прав:       – Нет, Лу-Лу подождет нас здесь, а мы с тобой вдвоем спустимся туда.       – Нет, я хочу, чтобы ты осталась тут. Если со мной что-то случится…       – Ничего не случится, – перебила меня львица, ободрительно улыбнувшись дочке. – Просто мы с тобой пойдем и поговорим с этими животными, вот и все.       И, мягко поднявшись на ноги, моя возлюбленная боднула Лу-Лу в грудь, отчего львичка неуверенно засмеялась, а потом подняла глаза на подошедшую Киангу, за которой понуро семенил Ухуру (судя по его пришибленному виду, львица уже узнала, что случилось):       – Спуститесь с детьми пониже, к середине коридора, и ждите там сигнала. В этих стенах любой звук разносится прекрасно. Так что мы вас позовем, – и, уже безмолвно, одним взглядом, Кэт красноречиво добавила: «Если что-то пойдет не так, не вздумай пустить детей вниз». Кианга кивнула.       Я же, развернувшись, пошел вперед, зная, что если мы пойдем с Кэт вместе, то и выйдем бок-о-бок, а так она хотя бы на два шага позади от возможной опасности, а я при желании могу полностью заслонить собой выход. Судя по недовольному порыкиванию за спиной, охотница быстро раскусила мою уловку. Внезапно, острые клыки куснули меня за хвост.       – Ау! Ты что творишь?       – Или пустишь меня идти рядом с тобой, или вниз ты спустишься уже в укороченной версии, – лукаво, но при этом совершенно серьезно сказала львица.       Ну и что мне делать? Возражать? Все равно, раз решила, сделает по-своему. Да и не думаю я, по большому счету, что нас внизу ждет что-то особенно опасное. Вздохнув, я пустил свою королеву, подвинувшись ближе к каменной стене.       Спуск вниз не имел ничего общего с подъемом, и показался куда короче, как и всегда, когда мысленно пытаешься отсрочить скорое и неизбежное; но даже в такой напряженной обстановке я невольно чувствовал рядом Катрин, ее движения были моими движениями, и наверняка она, как и я, гадала, что ждет нас в пещере. К моменту, когда впереди слабым серым пятном забрезжил выход, мы вдвоем, в один момент, остановились и прислушались. Бесполезно: стены поглощали абсолютно любой звук; в окружавшей нас темноте и тишине могло показаться даже, что исчез весь мир, и мы парим, слившись воедино, где-то в бескрайних просторах беззвездного неба.       Кэт легко потерлась носом о мою шею, намекая, что вечно тянуть нельзя. И мы продолжили наш путь, так что теперь безмолвие нарушало лишь шуршание пыли под подушечками наших лап. Когда до выхода оставалось буквально несколько шагов, и уклон закончился, я наконец-то услышал голоса. Много голосов. Животных там было явно больше, чем говорил Ухуру. То ли он кого-то не заметил, то ли за то время, что мы собирались и шли вниз, пришел кто-то еще? Судя по говорам, там точно были антилопы (их звонкую обрывистую речь сложно спутать) и носороги (они всегда говорят, сильно растягивая звуки и глотая конец слов). Но почему разные травоядные животные, обычно недолюбливающие друг друга, вдруг вместе собрались в одной пещере? По полу мелькали тени – кто-то ходил у самого входа в тоннель. Однако различить тему беседы все еще было трудно: все фразы доносились, как из каменного колодца. Я взглянул на Кэт, и увидел спокойную решимость в глазах моей королевы. «Я рядом», – шепот львицы походил на призрачный ветерок, который мог услышать только я. Ну, все равно выход из тоннеля только один. Да и отступать никогда не было в нашем стиле. Ободряюще улыбнувшись моей любимой, я смело вышел вперед.       Тоннель разомкнул свои надежные объятия, и в уши оглушающей волной ударил гомон полутора десятка голосов. Возле нас, на расстоянии полпрыжка, стояли, образовав полукруг у тайного прохода, зебры, антилопы, газели, пара носорогов и буйвол. В воздухе клокотали от кого осторожные, от кого воинственные предложения:       – Завалим камень и делов! Пусть знают, как соваться, куда не следует!       – Так нельзя, они ведь не знали, что это за место. И вообще – откуда они могли узнать про тоннель? Надо…       – Может, отправить внутрь Дхахабу? На разведку?       – Ага – спешу и падаю! – тут есть и гепард?! – Мне одному против пяти львов что делать прика…       В этот миг одна из зебр, оглянувшись на тоннель, увидела нас. Испуганно заржав, она, перестукивая с легким цокотом копытами, инстинктивно отошла назад. Все голоса разом замерли на полуслове. Животные кто благоразумно отошел подальше, сбившись поплотнее, кто занял оборону, выставив рога, явно готовясь к нападению. Гепард – единственный хищник, которого я видел, в один изящный прыжок оказался ближе всех к выходу и сел, обвив вокруг лап хвост, всем своим видом демонстрируя, что перспектива драки его не прельщает, и он в случае чего предпочтет ретироваться.       Быстро переглянувшись со своей львицей, я легким кивком попросил ее остаться рядом с тоннелем (в изумрудных глазах промелькнуло недовольство), а сам вышел на один шаг, стараясь воскресить в памяти весь свой дипломатический дар, отточенный в нашем королевстве на ретивых подданных.       «Поза дружелюбная и открытая – но быть готовым отразить атаку. Глаза не прятать, взглядом в поисках путей отхода не метаться. Этот носорог явно настроен агрессивно. Антилопы будут только защищаться. Буйвол не стремится лезть на рожон. Если придется драться, у меня три прыжка. Кэт прикроет с левого бока», – все эти мысли пронеслись в сознании быстрее вспышки молнии. Инстинкты и навыки быстро взяли свое. Легко улыбнувшись, я чуть склонил голову и вежливым, но твердым голосом сказал:       – Приветствую всех. Прошу прощения, если мы нарушили уют и покой вашего мира, но могу заверить, что никаких иных намерений, кроме как найти убежища от непогоды мы не имели.       Звери хранили молчание. Носорог чуть поднял голову и вгляделся в меня левым глазом – этот был явно умудренный опытом, не то что Аджуани; тот бы уже с ревом несся на меня. Мне кажется, или я его помню? Зебры испуганно и недоуменно переглядывались с антилопами. Гепард позволил себе чуть ухмыльнуться.       – Могу я спросить, чья эта пещера? – я не терял надежды завязать диалог.       Буйвол, тряхнув увенчанной массивными рогами головой, отозвался глубоким, зычным голосом:       – Она не принадлежит никому. Это священное место памяти.       Я почувствовал, как у меня подгибаются лапы. Я осел на пол, потрясенно глядя на своего собеседника и с трудом выдавил:       – Кто... Чьей памяти? – Катрин, встала рядом со мной и, не спуская охотничьего настороженного взгляда с животных, мягко потерлась боком, поддерживая меня без слов. Но я не мог. Я должен узнать!       – Чьей памяти – это второй вопрос, – носорог и впрямь растягивал слова. – Куда важнее, кто вы такие, и откуда узнали о тайном тоннеле?       Не успел я ответить, как сцена была неожиданно прервана громким, коротким и пронзительным птичьим криком. Я повернулся ко входу в пещеру – там, в сгущающихся сумерках был виден силуэт птицы-секретарь. Прихрамывающей походкой она подошла, и все звери уступили ей дорогу, почтительно склоняя головы. Когда она приблизилась, стало ясно, что она очень стара. Один глаз был затянут бельмом, колено на правой лапе опухло от какой-то болезни.       – Искер… Катрин? – клекот то и дело срывался на высокие ноты. – Нет. Не может быть! Это… Вы?!       Этот голос я помнил с рождения. Голос, который всегда сопровождал занудные наставления или опасливые предостережения. Этот голос был призраком давно забытого прошлого. Это не может быть она. Это просто невозможно!       – Хабари… – глухим от неверия голосом проговорила Кэт.