История Одной Любви

      Начинался новый день. Узкая полоска солнца, только-только появившаяся над восточным горизонтом, освещала просторы африканской саванны мягким оранжево-малиновым светом, а небо, по которому медленно ползли высокие перистые облака, отливало медным блеском. Но дневное светило поднималось слишком стремительно, и точно так же стремительно менялся цвет небес: медь вспыхнула золотом, а потом на него со всех сторон будто потекла идеальная голубая вода. Не прошло и получаса, как над моей головой была одна лишь лазурь, чистая и непорочная.       Глубоко вздохнув полной грудью, я ощутил биение жизни окружающей равнины. Воздух принес мне множество запахов: утренней росы, только-только начинавшей испаряться под яркими лучами, влажной, плодородной почвы, далекий дух какого-то стада травоядных животных. Повсюду слышались различные звуки, сопровождающие каждое утро: затихающий стрекот насекомых в высокой изумрудно-зеленой траве, робкое щебетание просыпающихся ото сна птиц и… И чьи-то шаги позади.       Я не обернулся и не подал виду. Сюда, на голый высокий булыжник, возвышающийся над остальными землями, могли прийти лишь несколько моих знакомых или родных. Но я точно знал, кто из них сейчас стоит за моей спиной.       – С добрым утром, – раздался мелодичный, очень нежный и приятный голос, принадлежавший, без сомнений, львице. Молодой львице. Мое сердце забилось вдвойне учащенно, хотя я и был готов к ее появлению.       – Здравствуй, родная, – на моей морде сама собой стала расползаться улыбка. Я одновременно и хотел обернуться, и не хотел. Будто боялся, что обладательница чудного голоса испарится, растворится в воздухе, стоит мне посмотреть на нее. Поэтому я продолжил созерцать свои земли. Точнее сказать, земли, которые должны были бы стать моими.       Моя собеседница, как и всегда, поняла меня без лишних объяснений. Я услышал шуршание стеблей, пригибаемых сильными лапами и ровное дыхание у самого моего плеча. Я зажмурился – вовсе не от того, что солнце било в глаза. Нет, я все еще наивно боялся, что она вдруг исчезнет.       – Любимый, ты опять боишься на меня посмотреть? – изображая обиду, спросила она.       – Да, – честно признался я, почувствовав, что в углу глаза зародилась и медленно поползла по щеке слезинка.       – Не бойся. Я никуда не денусь. Если ты не забыл, я собираюсь сегодня дать клятву вечность провести рядом с тобой, – ее влажный нос коснулся моей шеи, заставив вздрогнуть, а по телу стало разливаться приятное тепло. – Открой глаза.       Я открыл. И на несколько секунд полностью ослеп, так как солнце ударило светом в самую глубину моих глаз. Часто-часто заморгав, я стал прогонять неприятный эффект. Моя утренняя гостья звонко засмеялась, что заставило меня смутиться еще больше. Наконец я снова смог видеть. И только тогда я медленно, все еще опасаясь подвоха, повернул голову.       Слева от меня действительно сидела львица. Лучи играли переливами на ее дивной песочно-золотой шерсти, которая на брюшке чуть светлела, становясь похожей на цвет выжженной засухой травы. Сильные передние и задние лапы заканчивались мягкими подушечками, в глубине которых – я точно знаю – скрыты острые когти. Длинный хвост венчался светло-коричневой кисточкой. Но, разумеется, я смотрел не на ее тело. Лишь на ее глаза. О Айхью, дай мне в них утонуть! Пожалуйста! Дай мне навеки окунуться в эти изумрудные переливы, в эту гамму цвета жизни от нежно-салатового до глубокого зеленого. Я ни о чем больше не смею просить.       Юная хищница, смутившись от моего пристального взгляда, потупила взор и широко улыбнулась. Я же почувствовал, что у меня защипало в носу, и утер лапой пару слезинок. Однако она заметила этот жест.       – Милый, ты чего? – она растеряно посмотрела на меня. – Зачем плакать? Все прекрасно! – и, наклонившись, лизнула в щеку, осушив соленую дорожку.       – Прости меня, любимая, – всхлипнув, ответил я. – Я просто… Я так люблю тебя!       – Искер, мой котенок, ну не надо. Я тоже люблю тебя. Это не повод для слез, ведь…       – Повод, – прервал ее я. – Если это слезы радости.       В ответ она еще раз улыбнулась, на этот раз обнажив свои идеальные белоснежные зубки, и обняла меня лапой, прижавшись ко мне всем телом. Я тоже заключил ее в свои объятия, чувствуя своим боком, как в ее груди гулко колотится сердечко. И пока мое сердце бьется, я буду любить ее и защищать. До самого последнего вздоха!       Моя возлюбленная же задумчиво провела коготком – совсем не больно, как раз наоборот – по странному тонкому шраму, опоясывающему спиралью мою правую переднюю лапу. Я знал, о чем она думает и что сейчас скажет.       – Кери… Любимый, – робко начала она. – Скажи, ты решил, что мы будем делать после сегодняшней церемонии? Этого вопроса я немного страшился. Не потому, что не знал на него ответа, нет. Для себя я уже все понял. Но искренне боялся, что она не разделит мое мнение.       – Да, – тихо ответил я. – Я думаю, что пару недель мы еще можем пожить здесь. Послушать поздравления прайда, мамы… А потом… – я посмотрел в ее лицо, заглянул в ее полные ожидания и нетерпения глаза. – А потом я хочу отправиться вместе с тобой на поиски нашего собственного уголка. Туда, где мы сможем жить. Только ты и я. Ну… Пока только ты и я.       Судорожный вдох вырвался из ее груди. Она крепко обняла меня и прошептала:       – Кери, я… Спасибо. Я так этого хотела. Но боялась, что ты не согласишься. Спасибо большое.       – Мой младший брат, я уверен, будет счастлив занять престол. Он об этом грезил с детства.       – Да, но… Ведь и ты тоже?       – Да, было дело, – улыбнулся я. – Но потом понял, что быть рядом с тобой мне куда как важнее. Я не хочу управлять этими землями – с ними одна морока. То гну передерутся с зебрами, то крокодилы перелезут из реки в озеро… Нет, лучше уж найти более спокойный и тихий уголок, возможно, поменьше в размерах. Но такой, где нас с тобой никто не потревожит. К тому же, Манли всегда был более способным учеником у моей матери, нежели я. Помнишь, с каким рвением он всегда пытался решить мелкие вопросы, за которыми она его отправляла? Я уверен, из него получится куда лучший правитель для нашего прайда, чем я.       Моя любимая улыбнулась и еще крепче прижалась ко мне, напоследок проведя еще раз по моему шраму:       – Жаль, что отметину уже не сотрешь… – задумчиво протянула она.       Я с болью посмотрел на свою правую лапу, на узкую спираль розовой кожи, выделяющуюся на фоне смугло-бежевой шерсти. Это был последний дар моего отца. Перед тем как отдать свою душу звездам, он оставил на мне его, как завещание, как знак того, что я наследник. Точно так же, как его отец отметил его. Это, признаться, было неприятно, если не сказать больно. Странная суровая традиция, существовавшая в нашем прайде испокон веков. Да, она права – жаль, что нельзя заставить ее исчезнуть.       Вспомнив, что перед своим уходом я должен буду сделать то же самое с Манли, я совсем погрустнел.       – Катрин? – спросил я.       – Да?       – А ты… Тебе никогда не хотелось стать здесь королевой?       С минуту моя любимая смотрела на меня со странной смесью отрешенности и задумчивости, а потом ответила:       – Я никогда не считала себя частью твоего прайда. С тех пор, как твой отец спас меня… Лишь ты удерживал меня здесь. И куда пойдешь ты, туда двинусь и я. Если ты все же захочешь остаться, я не буду возражать.       «С тех пор, как твой отец спас меня…» – эта фраза болью кольнуло мое сердце. Я вспомнил жуткую ночь, много лет назад, когда в нашу выжженную солнцем и засухой равнину, пришел пожар. Как мой отец отвел весь прайд в безопасное место – островок посреди реки. Моя мама была беременна Манли, и еле доплыла. А отец… Отец услышал чей-то плач на противоположном берегу. И бросился в огненный шторм. Я помню, как он вернулся: весь обгоревший, задыхающийся от дыма… несущий в пасти маленького львенка. Он не дожил даже до рассвета. Лишь оставил мне метку лидера и шепнул фразу, которую я потом часто вспоминал, лежа с Катрин на траве ночью и смотря на звезды. «Пригляди за ней».       «Я пригляжу, пап», – обливаясь слезами, ответил я ему тогда. Мне невдомек было, что обычное обещание перерастет в настолько сильное чувство.       Внезапно я понял, что, погрузившись в свои мысли, так и не ответил Катрин.       – Нет, любимая, – нежно лизнув ее в лоб, сказал я. – Я давно уже все решил. Просто боялся, что как раз ты захочешь остаться здесь.       Моя невеста утробно замурчала в моих объятиях:       – Нет, Кери. Я просто хочу быть рядом с тобой. И я, честно, очень рада, что ты решил именно так. Это правильно. Я люблю тебя.       – И я тебя люблю.       – Искер? Принц Искер? Катрин? Где вы? – раздался высокий голос из небольшой рощицы сзади.       «О Айхью! Только не это! – с ужасом подумал я. – А может, не найдет?»       Но куда там! Когда это Хабари не находила меня! Не прошло и полминуты, как из-за стволов деревьев показалась маленькая птичья голова. А еще через секунду на свет Божий вышла и ее обладательница.       Хабари была несменной управляющей для нашей семьи, мажордомом, которого знал еще мой дед. Я знаю, что во многих других прайдах так же существуют пернатые помощники, однако обычно это попугаи или птицы-носороги. Но исторически так сложилось, что наш прайд брал себе в союзники птиц-секретарей. Насколько я помню, Хабари была уже третьей из этого рода. Она уже давно пережила свои лучшие годы. Ее некогда идеально-белые перья покрылись, будто пылью прошедших годов, серым оттенком, а яркие розовые щеки потускнели. Да и бегала и летала она уже не столь быстро, как в те времена, когда я был маленьким львенком. Но две вещи остались неизменными: пучок черных перьев, растущих на затылке – гордость любой птицы-секретаря – и неугомонный блеск в коричнево-черных глазах. И, разумеется, она была все такой же беспокойной и суетливой.       – Принц Искер! Катрин! Вот вы где! – затараторила птица. – О, слава Айхью! Ваша матушка уже вся извелась – для церемонии все готово, а виновников торжества все нет! Она уже чуть ли не поседела от страха за вас! Как вам ни стыдно! Заставлять бедную, пожилую, мудрую правительницу волноваться!       Я так и покатился со смеху, даже не пытаясь скрыть чувств. «Бедная, пожилая львица»? Уж не перепутала ли Хабари ее с кем? Сомневаюсь, что моя мама подходит под такие критерии. Она-то! В одиночку завалившая позавчера на охоте антилопу!       Увидев мою реакцию, Хабари разгорячилась еще больше:       – Да как Вы смеете! Вы, принц, заставляете Вашу несчастную матушку…       – Моя несчастная… матушка, – сдерживая спазмы смеха, выдавил я, – по твоим словам, лежит сейчас на смертном одре и умирающим голосом просит своего старшего сына принести ей в последний раз глоток воды! – я снова залился смехом, в то время как Хабари уже чуть не подпрыгивала от ярости.       – Вы бессовестный, наглый мальчишка! Как Вы можете так…       – Хабари! – прикрикнула на птицу Катрин, обнажив зубы. – А ну, немедленно успокойся! Возвращайся к Хекиме и скажи, что мы скоро придем! – и добавила, увидев, что птица все еще не уверена до конца и вот-вот начнет новую перепалку со мной: – Живо!       Мажордом подскочила от резкого приказа и переминалась с ноги на ногу еще несколько секунд, испепеляя меня взглядом, а после побежала обратно в тень деревьев. Вот ведь странно! Она слушалась Катрин больше, чем меня. Впрочем, мы с Хабари никогда особо не ладили… В первую очередь из-за того, что ее часто оставляли быть моей нянькой, что не радовало нас обоих.       – Зря ты так с ней, – осуждающе проговорила моя любимая. – Она ведь уже не в расцвете лет. Сама это понимает, вот и становится раздражительной.       – Ой, да брось ты! Она всегда была сварливой занозой в за… – я осекся, все-таки в присутствии Катрин я не ругался. – В общем, она всегда была такой. Вспомни, когда мы были детьми – она всегда на нас доносила моей матери.       – И все же, – не сдавалась Кэт. – Она заслужила уважения.       – Согласен! Надо выдать ей премию «Заноза в заднице» всех времен! Уж ее она точно заслужи… Ой, – поняв, что не сдержался, прервался я. Но Катрин уже не обращала внимания – она в голос хохотала, упав на траву. Какой у нее прекрасный смех: звонкий, заливистый, искренний. Как я ее люблю!