Детали

В мыслях Себастьян никогда не называл Хоук по фамилии. Точнее, по фамилии отца, предпочитая материнскую. Амелл. Это звучало. Звучало куда приятней, чем короткое, резкое и грубое Хоук. В «Амелл» было что-то благозвучное, благородное. Оно ложилось на язык пряной сладостью аристократизма, терпким мускусом авантюризма и легкой горчинкой недосягаемости. Именно эти качества несла в себе Мариан, и их с избытком выражала ее фамилия. Это имя хотелось катать на языке как дорогое вино. Амелл. Когда он произносил это, Себастьяну начинало казаться, что нет границы между его прошлой жизнью и настоящей. Как раньше его пьянил не алкоголь, но вседозволенность, так и теперь он наслаждался не доступностью, но приобщенностью. В звучании этого имени слышались неукротимый плеск волн, задорный перестук каблучков и нежная мелодия лютни. Его хотелось петь словно молебен. Амелл. *** Это была единственная вольность, которую принц Старкхэвена позволял себе в отношении монны Хоук-Амелл. И если кому-то это могло показаться сущей малостью, то следовало учесть, что в отношении других женщин принц не позволял себе вообще ничего.