Согласно стандарту

Лучи утреннего солнца, пробивающиеся из-за легких облачков-барашков, лениво проплывающих по золотисто-голубому небу, светили радостно, вынуждая чуть щуриться от бьющего в глаза света. Мальчик шел небольшими шагами, буквально заставлял себя не бежать навстречу тому, кто, должно быть, с нетерпением ждал его, расхаживая взад-вперед рядом со своим автомобилем. Сердце замирало, пропуская удары. Юный омега то и дело одергивал новую незабудкового цвета рубашку, которую утром с загадочной улыбкой вручил ему отец. Фай чувствовал себя крайне неуверенно, заливаясь румянцем, опуская глаза и время от времени тихо вздыхая. Именно таким – смущенным полувоздушным созданием – его и увидел преподаватель. Ученик в тонкой рубашке, узких белых джинсах и белых кедах, переступающий с ноги на ногу, бросающий короткие взгляды – воплощение чистоты и невинности – будто спрашивал без слов: «Ну как? Тебе нравится? Я красивый сегодня?» – Я пришел, – сделав несколько шагов навстречу, произнес Гельвальт, и его ладонь легла на пушистую макушку. – Я ждал, – ответил шатен, улыбаясь немного нервно. Мгновение – оба замерли, всматриваясь, ожидая, – и мужчина быстрым движением притянул Кёста и коснулся полуоткрытых в беззвучном вскрике губ. Подросток не сопротивлялся, приподнявшись на цыпочках и потянувшись вверх, и альфа, восприняв это как позволение двигаться дальше, углубил поцелуй, однако и сейчас, к большому изумлению, его не оттолкнули. Решив остановиться на этом и не настаивать на продолжении, Абер мягко отстранился, наблюдая за стесняющимся изо всех сил школьником. Тот помялся и поправил волосы невинно-кокетливым жестом, усвоенным, очевидно, от младшего отца. – С тобой хочет встретиться папа, – чуть виновато, отведя взгляд и покраснев сильнее, произнес небесноглазый омежка. – Оказывается, он давно догадывался, что я… что у меня кто-то есть. – И что он сказал? – настороженно спросил учитель. – Он обещал, что не будет ругаться, – хихикнул, прикрывшись ладошкой, мальчишка. – А нас есть за что ругать? – притворно удивился брюнет. – Нет, – помотал головой Фай и снова рассмеялся, искренне и звонко. Теперь он выражал себя более открыто: то ли привык к тому, что мужчина всегда рядом, то ли на него так повлияла течка. Говорить о глобальных изменениях не приходилось, ученик остался по-прежнему милым, разве что прибавилось уверенности в себе. Маленький возлюбленный пах рождественским вечером, свежеиспеченными имбирными пряниками и карамелью. Как и ожидалось, аромат был легким и ненавязчивым, под стать робкому шатену. – Наверное, нам следует поторопиться, чтобы не опоздать в школу, – напомнил подросток. – Кто-то тебя отпускал? – прищурился, хитро улыбаясь, Гельвальт. – Твое сегодня принадлежит одному мне, и даже слышать не хочу никаких возражений. – Но уроки же… – попробовал воззвать к его совести Кёст. – И Ваша работа… – Никакой работы у меня нет, – успокоил примерного школьника преподаватель. «Именно для таких случаев и существуют отгулы». – Поэтому посвятим этот день друг другу, – и он подхватил взвизгнувшего мальчика на руки, покружил немного, наслаждаясь тем, как тот замирает от восторга и прижимается ближе, и, опустив драгоценную ношу на переднее сидение, сел за руль, направляясь в центр города. Вначале они поехали в кино, где просидели полтора часа, однако когда сеанс закончился, оба поняли, что совершенно не помнят, о чем был фильм. Следующим пунктом плана были магазины, где Абер намеревался приодеть омежку, отговорившись тем, что в квартире альфы должна быть сменная одежда для его юного возлюбленного – «на всякий случай». Ученик пытался отнекиваться, но скоро осознал, что это бесполезно и куда проще согласиться. Его гардероб пополнился светлыми джинсами, несколькими футболками, короткой курткой и милой пижамой с плюшевыми медведями – на последнем настоял брюнет, рассудив, что чем больше застежек разделяет двух спящих людей, тем спокойнее ему будет. – Ну как, понравилось? – выходя из торгового центра, спросил мужчина, держа в одной руке пакеты, а другой приобнимая Фая за талию. Тот скромно угукнул в ответ. – Хочешь мороженого? Подросток поднял голову. – Пойдемте к Вам домой, – неожиданно предложил он. – Я хочу сам попробовать что-нибудь приготовить для Вас. Если… – опустил он глаза, – если Вы не против. – Совсем нет, – рассмеялся Гельвальт. – В таком случае нужно зайти за продуктами: мой холодильник почти пуст. Остаток дня прошел в веселых домашних хлопотах. Совершенно раскрепостившийся школьник носился по дому туда-сюда и заглядывая во все углы, а после обеда, когда он окончательно обжился в незнакомом месте, учитель отвез его туда, откуда забрал утром, пообещав заехать завтра. Кёст почти бегом добрался до дома и тихо прошмыгнул в свою комнату, чтобы уже не показываться на глаза семье. Только младший отец заглянул ненадолго, понимающе улыбнулся и прикрыл за собой дверь. Мальчик мысленно поблагодарил его, дав зарок обязательно рассказать обо всем случившемся завтра. Однако утро выдалось каким-то суматошным, и объяснения опять были отложены на неопределенный срок. – Неужели твой альфа так и не посмел сделать тебя взрослым до конца? – отвлек шатена от размышлений ехидный голос Верласа. Русоволосый ученик вздрогнул и обернулся. Его одноклассник выглядел неважно, как, впрочем, всегда после течки: кожа побледнела сильнее, под глазами после бессонных ночей появились темные круги, даже костюм был подобран не так тщательно, как обычно. Райц выглядел уставшим и измученным, но держался по-прежнему высокомерно и насмешливо. – Продолжишь в том же духе, строя из себя недотрогу, – не думал останавливаться омега, и глаза-аквамарины недобро сверкнули, – ему надоест, и он пойдет искать любовных приключений на стороне. Фай вспыхнул и подскочил. Верлас смотрел с вызовом, а улыбка больше напоминала издевку. – Скажешь, что это не так? Идеалист, – он коротко, по-хищному ухмыльнулся. – Такие, как ты, раздражают меня своей наивностью. Полагаешь, что твой избранник – прекрасный принц, который видит лишь предмет обожания? – картинным жестом брюнет приложил ладонь ко лбу. – Спешу огорчить: в выборе партнера альфы руководствуются здравым смыслом, а не ребяческими идеалами. А ты и тебе подобные… – в зеленовато-голубых глазах мелькнула злость. – Трахнуть разок, чтобы стать первым, и выбросить за ненадобностью. – Неправда! – неожиданно громко крикнул Кёст. – Ты совсем его не знаешь и не имеешь права так отзываться о нем! Не смей! Он не такой! Я люблю его, а он меня! А ты… ты… – Я открываю глаза наивным мальчикам, – перебил его Райц. – Любовь? Не смеши. Это слово придумано, чтобы оправдать инстинкты, не более. Но чего толку скрывать и оправдываться? Сколько ни говори… Школьный галдеж разорвал резкий, неприятный звук пощечины. На несколько минут в воздухе повисла напряженная тишина. Верлас стоял так же невозмутимо и не опустил глаз, не вскрикнул от боли, не отступил назад. Он смотрел прямо, лишь чуть прищурился и сжал губы. Шатен тоже не отрывал взгляда, однако вскоре вздрогнул и попятился. Перед ним будто бы стоял не живой человек, а прекрасная статуя из белоснежного мрамора с потухшими аквамаринами в глазницах, неподвижная и безучастная, гордо и равнодушно взирающая на окружающий мир и презрительно поджимающая губы. Очаровательный в своей порочности, Верлас казался жестокой куклой, которую выбросили такие же жестокие хозяева. – Любви не существует, говоришь? – внезапно вмешался еще один ученик. – С чего бы вдруг ты так яростно отрицаешь ее? – язвительная усмешка. – Может быть, причина в том, что это тебя никто не любит? Обворожительное в холодной надменности лицо брюнета на долю секунды исказилось в гримасе боли – словно треснул дорогой тонкий фарфор. Фай замер, ошеломленный. Как бы он ни был зол, подобные слова, которые ранили бы любого в самое сердце, никогда бы не были произнесены им. – Не надо больше, – робко попросил омега. – Давайте остановимся на этом. Но его не слушали. – Да откуда ему знать про любовь? – раздался еще чей-то голос. – Наверняка такой же, как и его папаша. – А что с ним? – мгновенно заинтересовались школьники. – Я тут недавно прикупил кино для взрослых, – продолжил рассказчик, – а в главной роли – повзрослевшая копия нашей звезды. Идешь по стопам родителя, верно, Райц? Верлас обвел ледяным взглядом хихикающих и перешептывающихся подростков. – Глупые дети, – и вышел из класса, напоследок с ненавистью посмотрев на своего противника. – Так его, – похлопал кто-то Кёста по плечу. – Нечего завидовать чужому счастью. – А его отец действительно порноактер? – Думаешь, я стал бы врать? Естественно, фамилии не указывались, но лицо – один в один. – Тогда это у него в генах – раздвигать ноги перед кем попало. Небесноглазый мальчишка был растерян: он не предполагал, что его слова вызовут такой резонанс. Ему было неловко перед одноклассником, который, конечно, был сам виноват и первым оскорбил его, получив по заслугам. Поэтому к привычному чувству примешивалось торжество победителя. Ставший в этот день притчей во языцех брюнет так и не появился на занятиях, и к концу учебного дня Фаю стало стыдно за собственное поведение. Он осознавал, что слухи утихнут нескоро, и без того неидеальная репутация была запятнана еще больше. Надеясь успокоить совесть, шатен отправился побродить по школьному парку. В уединенной беседке – его любимом месте – снова звучали голоса. – Мы с ним… мы с ним сделали это, – дрожал от волнения мальчишеский голос. – Он ведь меня не бросит? У нас все будет хорошо? – Будь это кто-нибудь другой, я бы забеспокоился, – успокаивал незнакомца Райц. – На мой взгляд, вы идеальная пара, а секс лишь придал вашим отношениям законченность. Казалось, при последних словах он мягко, ласково улыбнулся, что было совершенно для него не характерно. Заносчивый Верлас умеет улыбаться и заботится о ком-то, кроме себя? Подросток замер, вслушиваясь и почти не шевелясь. – А ты научишь меня чему-нибудь? – продолжалась тем временем беседа. – Даже не проси о таком, тебе следует набираться опыта с любимым, – голос одноклассника звучал уверенно и сурово, будто сам брюнет имел постоянного партнера, которого трепетно любил, а не спал с половиной города. – Ты же не хочешь, чтобы он злился и ревновал? – Нет, – испугался младший. – И запомни, – это было произнесено совсем уж учительским тоном, – во время течки – никаких встреч. Тебе следует закончить школу, и лишь потом думать о детях. – А таблетки? – Они так или иначе влияют на здоровье, поэтому категорически нет. – Но когда у меня течка, я… – мальчик замялся. – Если тебя это так смущает, могу приглядеть за тобой в такие дни, – с теплом в голосе ответил Райц. – А школа? – Подумаешь, парой дней больше пропущу, – хмыкнул черноволосый омега. – Не переживай из-за меня. – Но ведь ты из-за меня переживаешь. Кёст стоял, как громом пораженный. Чем объяснить подобную перемену в поведении Верласа, который смотрел на окружающих словно бы сверху вниз, который кичился своим богатым сексуальным опытом и смеялся над влюбленными? Отчего он не покажет миру свою оборотную сторону? Возможно, стоит поговорить с ним об этом? Однако сейчас определенно не лучший момент для разговоров. Шатен сделал несколько шагов назад, стараясь ступать как можно тише, чтобы не быть замеченным, но внезапно зазвучавшая мелодия входящего сообщения расстроила его планы. Голоса мгновенно стихли, и из беседки вышел, оглядываясь, Райц. За ним, боязливо выглядывая, показался перепуганный ученик классом младше – кажется, он тоже был воспитанником детского дома и жил в общежитии при школе. – Так-так, – недобро сверкнули зеленовато-голубые глаза, – наш ангелочек, которому разве что нимба не хватает, любит подслушивать чужие разговоры? А может, ты и есть главный сплетник, что разносит новости? – Н-нет, – запинаясь, пробормотал Фай. – Я просто… я не думал, что тут кто-то есть… – …но раз уж тут кто-то был, ты навострил уши – вдруг пригодится, верно? – закончил, усмехнувшись, брюнет. – Я только хотел… Верлас шагнул ближе, схватив одноклассника за ворот новенькой рубашки. – Еще раз увижу, как ты шпионишь за кем-нибудь, особенно за ним, – кивнул он на своего собеседника, – так легко не отделаешься. И прежде, чем задумать что-нибудь подленькое, вспомни, что мне не составит труда собрать немалое количество претендентов на твою девственную задницу. Отброшенный неожиданно сильной рукой, подросток упал на траву. «Я действительно не хотел подслушать. Я всего лишь…» – продолжал он оправдываться про себя, но так и не решаясь высказаться вслух, медленно поднимаясь, не отрывая взгляда, чтобы через пару секунд развернуться и убежать без оглядки, дрожа от страха, вспоминая безжалостные аквамариновые глаза. «Нет, ничего не произойдет! Все будет хорошо. Абер защитит меня», – повторял он мысленно, пробегая по дорожкам парка к воротам в надежде, что там его уже ждут. – Абер! – не сдержавшись, крикнул школьник, стоило только заметить мужчину, и порывисто прижался к нему, обнимая обеими руками за шею. Преподаватель удивился. – Что случилось? – сильные руки легли на вздрагивающие плечи. – Испугался чего-то? Тебя что-то напугало? Ты получил мое сообщение? – Сообщение? – не понимая, повторил мальчик, задумался, а затем встрепенулся. – Да, приходило что-то, я не успел посмотреть, прости. – Неважно, главное, что ты здесь, – успокоил его Гельвальт, не выпуская из объятий. – А теперь признавайся, из-за чего расстроен, иначе не отпущу. – Я не расстроен, правда, – попытался возразить Кёст. – Меня не обманешь, – подхватил его на руки брюнет. – Пока не расскажешь все без утайки, буду кормить мороженым. Как тебе перспектива превращения в ледышку? – А потом ты будешь обнимать меня, чтобы согреть? – вырвалось у Фая. Альфа опешил от такого смелого вопроса и остановился. – Если скажу, что так, обещаешь больше не бояться? – Думаю, – уточнил притихший и посерьезневший ученик, – в этом случае я буду бояться гораздо меньше. Учитель осторожно опустил его на землю и привлек к себе, медленно поглаживая продолжающего вздрагивать омегу. Тот прижимался ближе, маленькое сердце постепенно успокаивалось, чувствуя, что находится под надежной защитой. Тревога серым взъерошенным зверьком забилась в уголок подсознания, почти не выглядывая, но отчего-то не желая уходить.