If The Story Is Over

Саундтрек: http://pleer.com/tracks/9677278XFsb И совершенно замечательное лайв-видео (кстати, можно сравнить Цайфера с Каору чисто внешне, если кому захочется): http://www.youtube.com/watch?v=yxyUDmJfw1U&index=22&list=PLBB89BC1DA42F03D0       Вернувшийся из мирового турне Цайфер пылал энтузиазмом, вследствие чего моя тоска и обида отступили, давая возможность снова дышать полной грудью. Уж не знаю, чем его там зарядили, но активность этого человека зашкаливала. Каждый вечер он забирал Аямэ из садика и ехал ко мне на работу, чтобы потом непременно посетить кондитерскую Кикучи-сана. Дочка была в восторге, а я... Я понимал, что Цайфер всё это делает не просто так, но проще было не думать об этом. И я старался не думать. Понятно, что это чистой воды малодушие, но выжидательная позиция меня вполне устраивала. Я не хотел ничего менять в отношениях с Такигавой, всё ещё надеясь на что-то. Ну и дурак. Ничему тебя, Тошия, жизнь не учит.       В тот день мы оставили Аямэ у Тетсу-сана, а сами поехали на передвижную выставку импрессионистов – Ичиро пожелал приобщиться к искусству, а я просто не мог упустить такое событие. Мы прекрасно провели время, а потом решили пообедать в ресторанчике при галерее. Пока ждали заказ, обсуждали великие полотна, а Такигава интересовался, можно ли вот в таком же стиле сделать обложку его следующего альбома – видимо, вдохновился. А потом нас прервали: к нашему столику подошёл Ниикура и попросил разрешения присоединиться к нам. Я смотрел на него и думал, что должен испытывать желание хотя бы покалечить его, но вместо этого чувствовал лишь растерянность. Да ты зомбировал уже сам себя, Тошия. Тебя лечить пора. Электричеством. Помолчи, а?       Ниикура присел за наш столик и робко поинтересовался у Такигавы, читал ли тот его новую книгу. - Как же, как же, Ниикура-сан, в тот же день прочитал, – ехидно, но с претензией на вежливость ответил Цайфер, а я весь сжался. Этот тон не сулил ничего хорошего, и я понятия не имел, как разрядить обстановку. – Мы с Хироши устроили онлайн-чтения. Занятная история, скажу я Вам. Занятная, но несколько не соответствующая действительности. Не тянет на исповедь, знаете ли. Правдивости не хватает для столь громкого названия. Ниикура переменился в лице. - Я не стремился к исторической правде, Такигава-сан... - Неужели? – почти искренне удивился Цайфер, подцепляя палочками кусочек мяса. – Вы были пугающе правдивы, когда писали о своём отрочестве и юности. Что же помешало Вам и дальше придерживаться правды?       Ичиро с интересом смотрел на Ниикуру, не забывая, впрочем, уделять должное внимание обеду. Я же вяло ковырялся палочками в своей тарелке и избегал смотреть на Ниикуру. - Вы же понимаете, Такигава-сан, что журналисты сразу провели параллели и вычислили действующих лиц моего романа. Я предполагал это, поэтому решил оставить героя Тошии в Италии, чтобы никто не мог вмешаться в его жизнь и нарушить её спокойное течение, – я даже перестал издеваться над мясом и поднял голову, удивлённо глядя на Каору. Он улыбнулся мне, а я, кажется, покраснел. Слабак и тряпка ты, Тошия. Никакого достоинства. Позор моим сединам.       Цайфер позволил себе расхохотаться, разрушив мою личную идиллию. - Вы лукавите, Ниикура-сан. Правда просто выколола бы Вам глаза. Вы бы не успевали оправдываться. Бросить в трудную минуту человека, который сделал всё, чтобы Ваша мечта стала реальностью, – это подло. Вы просто испугались общественного резонанса и падения рейтингов. Возразите мне, если я не прав, – Такигава обвиняюще смотрел на Ниикуру, а тот на глазах как-то съёжился и опустил голову. Я хотел вмешаться, прекратить этот разговор, но Цайфер опередил меня, оставив деньги за заказ на столике, и обратился ко мне: – Мы уходим, Тошия. Было приятно пообщаться, Ниикура-сан. Всего доброго. И на будущее: если не хотите слышать правду, не спрашивайте у меня моё мнение, – это было сказано уже Ниикуре. Тот кивнул, а мы направились к выходу из ресторана. Я считал, что Такигава перегнул палку, но говорить ему что-то не было никакого желания. Я хотел домой. Слишком много эмоций, слишком много событий.       Оставшийся вечер я провёл словно сомнамбула – ни на что не реагировал и полностью погрузился в себя. Встреча с Ниикурой совершенно выбила меня из колеи. Если бы не Такигава, я бы непременно выслушал Каору и постарался понять мотивы его поступков. Я же всегда так делал, но вот Цайфер... Цайфер спутал все карты и разрушил возможность возобновления отношений с Ниикурой. Зачем он это сделал? Что двигало им в тот момент? Ревность, Тошия. Разве ты этого не понял? Да, пожалуй... Как в мелодраме какой-то, честное слово. Да-да, мне тоже противно, Тошия. И особенно противен ты сам. Да я сам себе противен. Редкое единодушие.       От ужина я отказался – кусок в горло не лез. Цайфер покормил Аямэ, терпеливо выслушивая её щебетание о проведённом ею у Кикучи-сана времени, а я воспринимал всё отстранённо и не принимал участия в разговоре. Сытая Аямэ изъявила желание порисовать, и Такигава послушно пошёл за ней в комнату, а я так и остался на кухне. Мне казалось, что сейчас я в полной мере ощутил всё, что испытывал Каору – как будто за меня всё решают, а мне оставляют роль марионетки. Цайфер не имел никакого права так разговаривать с Ниикурой и делать выводы, даже не дав человеку объясниться. Но в этом был он весь, прямолинейный и жёсткий, – такой, каким никогда не буду я. Наверное, поэтому Такигава до сих пор одинок. Вряд ли кто-то добровольно согласится жить с таким упрямым и категоричным человеком. Зря ты так, Тошия. Будь Такигава другим, мир никогда бы не узнал Цайфера. Да какое мне дело до мира?! С собой бы разобраться.       Время растворилось в моих попытках понять себя и свои чувства. Несколько раз заходил Такигава, но ничего не спрашивал, просто смотрел на меня, а потом уходил. Я слышал шум воды в ванной, смех Аямэ, но сил встать не было. Вода в ванной стихла, шаги Цайфера затихли в комнате дочери, а я продолжал сидеть, словно приклеенный, пока на кухню не зашёл Такигава, чтобы сказать, что Аямэ спит. Я кивнул, поднялся и ушёл в спальню. Говорить с Цайфером я не хотел, устраивать разборки не было сил, и я вытащил из заначки бутылку виски. За бокалом и льдом пришлось возвращаться в кухню, а содовой у меня не оказалось. Такигава курил и о чём-то думал, так что моё появление он то ли не заметил, то ли просто не стал комментировать. Составить компанию я его не пригласил. Решил, что прекрасно напьюсь сам с собой. И со своим верным внутренним голосом. Ну да, как-то так.       Виски обжигал горло, и я цедил его понемногу, но моё состояние не менялось, оставаясь паршивым. За окном шёл дождь – я слышал его мягкий шум и звук разбивающихся о карниз капель. Ночник на тумбочке отбрасывал причудливые тени, и я вглядывался в странные силуэты, пытаясь отвлечься, только ничего не выходило. Я упустил шанс вернуть Каору – не без помощи Цайфера, разумеется, – и теперь вряд ли у меня появится ещё один. Было обидно, а ещё душила недосказанность. Чёртов треугольник отчаянно смахивал на бермудский, и выхода не наблюдалось. Лёд позвякивал в бокале, и я вслушивался в тихий звон, пьянея. Реальность уплывала от меня, в голове пустело и позвякивало в такт льдинкам, а мне было хорошо и не нужно было ни о чём думать.       Я слишком погрузился в свои мысли и не заметил, как в спальню зашёл Цайфер. Очнулся только в тот момент, когда он сел рядом и отнял у меня бокал, подозрительно вглядываясь в содержимое. Потом отхлебнул и хмыкнул: - Пьёшь? - Как видишь, – поддерживать разговор желания не было. Мне хотелось одиночества, но Такигава уходить, похоже, не собирался. - Алкоголь твоих проблем не решит, – заметил Цайфер, а я только дёрнул плечом в ответ на его сентенцию. Тоже мне, трезвенник нашёлся. Такигава залпом допил остатки и отставил пустой бокал в сторону. – Ты запутался, Тошия. Сам придумал себе лабиринт и потерялся в нём. И выбраться в одиночку уже не получится.       Я молчал, не желая ни признавать правоту его слов, ни опровергать их. Но Такигава повернулся ко мне и обхватил пальцами подбородок, притягивая моё лицо к себе. Чёрт его знает, почему я не возмутился сразу, не оттолкнул его, – может, это всё алкоголь? – а покорно прикрыл глаза, почувствовав на своих губах его губы. Ничего похожего на прошлый наш поцелуй – только нежность, которой мне так отчаянно не хватало. И я поддался, отвечая Цайферу, а потом и сам не понял, как оказался лежащим на кровати, а Такигава покрывал жадными поцелуями мою шею и медленно расстёгивал пуговицы на рубашке, исследуя губами обнажающееся тело. Глаза закрывались сами собой, я таял под чужими прикосновениями, нуждался в них, путаясь пальцами в тяжёлых прядях волос Ичиро, кусал ноющие от поцелуев губы, сдерживая стоны. У меня просто давно никого не было – жалкое и неубедительное оправдание, но я почти поверил в него в тот момент. Полумрак комнаты, мягкий оранжевый свет ночника, тихий шум дождя за окном, моё имя – Тотчи, – произнесённое так, что я едва не потерял остатки рассудка – этого было так много и так мало одновременно...       Мысль о том, что я сейчас совершу огромную ошибку, пронзила меня внезапно – так бьёт током, – и я оттолкнул Цайфера. Он непонимающе смотрел на меня совершенно сумасшедшим взглядом, но я, даже чувствуя его возбуждение, не собирался поддаваться влиянию момента. Секс без обязательств явно не подходил Такигаве, а секс с продолжением – мне, поэтому стоило прекратить всё сейчас. Цайфер медленно сел на кровати, и по его тщательно выверенным вдохам-выдохам я понял, что он пытается совладать с собой. На секунду мне стало стыдно, но стыд быстро вытеснило ощущение правильности – наши отношения разрушатся, едва мы переспим. Я не хотел этого. - Прости, я подумал, что ты... – губы Такигавы так бесстыдно припухли, что я глаза закрыл, лишь бы не смотреть на них. – Но я ошибся. Ты не хочешь выбираться.       Он поднялся и вышел, бросив напоследок, что переночует в комнате Аямэ. Я запоздало кивнул в ответ, а потом медленно, словно под гипнозом, разделся и лёг. Дождь всё не прекращался, и я слушал его успокаивающий шорох, но сон ко мне так и не шёл. Я лежал и щёлкал выключателем, то гася свет, то вновь зажигая его. Меня раздирали сомнения, но мысль о том, что в этот вечер я упустил действительно что-то важное и нужное, я поспешил затолкать поглубже. Думать так мне совершенно не хотелось. Я чувствовал незавершённость в отношениях с Каору, а лгать Такигаве было слишком подло.       В ту ночь я так ни до чего не додумался и уснул только под утро, когда закончился дождь.       Утром мы с Такигавой ни словом не обмолвились о ночном происшествии, а уже перед отъездом он сообщил мне, что ночью на него снизошло вдохновение, и он собирается в ближайший месяц закрыться в студии, а идею обложки для нового сингла расскажет потом. И я согласился – не зря же мы всю субботу наслаждались полотнами импрессионистов. Кроме того, меня начинала душить ревность, стоило мне только подумать о том, что альбомы Цайфера будет оформлять кто-то другой. Ты, Тошия, как собака на сене, честное слово. Определись уже, что ли, сколько можно людей мучить?! Непременно.       А через неделю на пороге моего дома возник Ниикура. Так неожиданно, что я даже опешил, открыв дверь и увидев его. Но быстро опомнился и посторонился, пропуская его в дом. Вид у Каору был какой-то... виноватый, что ли, и я подумал ещё, что он пришёл извиняться. И, в общем-то, не ошибся. - Тошия, ты прости меня за книгу, – начал Ниикура, когда мы сидели на веранде и пили чай, а Аямэ играла здесь же, что-то усиленно объясняя своим куклам и плюшевому зоопарку. – Такигава-сан прав, я действительно изменил вторую часть умышленно. Знаешь, когда всю жизнь стремишься к чему-то, преодолевая лишения и тяготы, а потом мечта сбывается, очень страшно потерять её. Потерять и снова оказаться на дне.       Я упорно не смотрел на него, вглядываясь в золотисто-алый сад. Солнце медленно клонилось к западу, заливая светом веранду, и я грелся, словно кот, в преддверии зимы. Отвечать что-то на слова Каору... Да не знал я, что тут можно сказать, потому и молчал. Мотивы Ниикуры оставались для меня тайной, и я не спешил делать какие-то выводы. - Когда я уходил от тебя, то думал, что уж теперь точно буду наслаждаться жизнью, но сейчас я чувствую только усталость и желание спрятаться ото всех. Кажется, я начинаю понимать причину его визита... - И поэтому ты приехал ко мне? - Да, – Каору не стал изворачиваться, а я мысленно записал это ему в "плюс". – Но если тебе неприятен мой визит, то скажи сразу, я пойму. - Совсем наоборот, – я впервые за этот вечер посмотрел ему в глаза и улыбнулся. – Я рад, что ты приехал.       Больше мы не поднимали тему его возвращения, но я наслаждался обществом Каору. Только в тот вечер я ощутил, насколько соскучился по нему и нашим посиделкам на веранде – с разговорами обо всём и уютным молчанием, с его смехом и сигаретным дымом. И я боялся снова потерять это, лишиться навсегда. Это страшило по-настоящему, до холодка по позвоночнику и бешено колотящегося сердца. Постепенно я привык к выходным с Каору – он приезжал в пятницу вечером, чтобы остаться до утра понедельника, – и жил от уик-энда до уик-энда. Мы гуляли в парке неподалёку, ходили на набережную, а потом ещё долго сидели на веранде – наверное, именно таким я и представлял себе счастье.       Аямэ относилась к Каору настороженно, то и дело поглядывая на него и делая какие-то выводы для себя, но на все мои расспросы о том, что она думает о Каору, только молчала. Впрочем, и сам Ниикура к моей дочери относился спокойно – совсем не так, как Цайфер, который души в ней не чаял. Кстати, с Такигавой мы почти и не общались. Он действительно, как и обещал, на месяц заперся в студии, единственный раз скинув мне на электронную почту демо и свои соображения относительно оформления будущего сингла. Результаты своих трудов я отправил ему также на электронку. Вот и всё общение. А в ноябре он уехал в тур по Японии в поддержку нового сингла и обещал вернуться только к Новому году. Впрочем, меня это особо и не расстроило – я был занят Ниикурой. И хотя я понимал, что, скорее всего, Такигава в курсе моих возобновившихся отношений с Каору, предпочитал об этом не думать вообще. Так было легче. Но не правильнее, не так ли? Предатель ты, Тошия. Вот спасибо на добром слове. Да всегда пожалуйста, Иуда.       В середине декабря мне позвонил Исоно-сенсей и предложил путёвку в санаторий для Аямэ. Я согласился, решив отправить с ней маму – ей тоже не помешало бы отдохнуть и подлечиться. Рождество и Новый год мы провели вместе, а уже третьего января они уехали, оставив меня в пустом доме – Ниикура ещё в двадцатых числах отправился в Такарадзуку к родителям, и я не знал, когда он вернётся. Цайфер тоже был у родителей, но перед отъездом побывал у меня, привезя подарки и приглашение на свой концерт. Мне повезло, что соскучившаяся Аямэ не слезала с его рук, и всё внимание он уделял ей, а то я понятия не имел, как смотреть ему в глаза и о чём говорить. О, это чувство вины... Оно всегда вовремя, правда? Как же ты смешон, Тошия... Я не хочу об этом думать. Как всегда.       На работе нам дали "творческий отпуск", как выразился декан факультета, а в конце января намечена была выставка работ преподавателей и студентов и что-то вроде конкурса. Все обрадовались десятидневным каникулам, но кто-то шепнул, что просто декану нужно уладить кое-какие личные дела – впрочем, это не имело значения, раз уж он так щедр. И себе, как говорится, и людям – вот это, я понимаю, жест настоящего начальника. Я планировал поработать над новыми идеями, раз уж остаюсь один, но всё пошло совсем не по плану.       Каору приехал ко мне под вечер пятого января – я как раз закончил работу над этюдом, с которым провозился весь день. В руках у Ниикуры, перевязанная ленточкой, была бутылка вина. Итальянского, как успел я заметить по этикетке. Мы расположились в гостиной, но разговор не клеился, и только вино в бутылке убывало. А потом Каору оказался как-то непозволительно близко, и я не сдержался, подаваясь к нему и целуя сладкие от вина губы. И когда он позволил мне углубить поцелуй, я окончательно потерял голову, растворяясь в запретном, увязая в янтаре его покорности. Совершенно не помню, как мы оказались наверху, в мансарде, – голова кружилась от близости так давно желанного человека, пальцы ни на секунду не желали отрываться от его кожи, а губы – от его губ. Это было самое лучшее сумасшествие, какое я только мог себе вообразить. Одежда падала с тихим шорохом, как когда-то дождь, только сейчас не было ощущения неправильности или сомнений. Всё так, как и должно быть. Прерывистое дыхание и тихие стоны, которые я сцеловывал прямо с губ Каору, ласкали слух. Я стремился окутать его всей своей нежностью, которая так долго ждала выхода, и был вознаграждён: совсем скоро Каору стал срываться, умоляя меня о большем. Но я не желал торопиться, хотя был почти на грани – мне хотелось сделать эту ночь незабываемой. И я снова и снова скользил губами по распростёртому подо мной телу, оставляя на коже следы своей страсти. Каору задыхался, комкал в пальцах простынь, подавался навстречу моим ласкам, умолял не медлить, и я подчинился, на мгновение потеряв сознание, когда оказался в нём.       В открытое окно ворвался запах дождя, – или мне это только показалось? – а я двигался в рваном ритме, с трудом сдерживая себя. Не хотел, чтобы всё закончилось слишком быстро, но всё равно сорвался – внезапно, взорвав черноту под зажмуренными веками яркими вспышками удовольствия, смутно слыша низкий стон Каору, и без сил опустился рядом. Мне никогда ещё не было так хорошо.       Ниикура завозился, поднимаясь и пытаясь найти джинсы – я слышал, как он тихо ругается. - Ты куда? – сонно спросил я. Лень было даже в душ идти, так что если бы Каору решил в тот момент уехать, я бы не смог остановить его. - Курить, – ответил он, и я успокоился. – Чёрт, куда свитер мы скинули, а? Тут только твоя водолазка. - Вот и возьми её, – отозвался я, кутаясь в одеяло. Окно действительно оказалось открытым, и я вспомнил, что вечером хотел проветрить комнату. Дождь стучал по перилам балкона, на подоконнике поблёскивала лужица, но вставать не хотелось. - Вымахали тут, понимаешь, жирафы, – вполголоса ругался Каору, надевая мою водолазку. – Как в платье, бля.       Я засмеялся, представив эту картину – в комнате было темно, так что видеть Ниикуру в платье я не мог. Зато фантазия разыгралась не на шутку, и сонливость как рукой сняло. Я поднялся, натянул джинсы и, завернувшись в одеяло, вышел на балкон к Каору. Мы молчали, без особого интереса рассматривая ночной пейзаж, пока прямо возле моего дома не остановилась тёмная иномарка – кажется, "Мерседес", судя по рояльной элегантности. Машина постояла немного, но свет в салоне не включался, а потом медленно поехала вверх по улице. Это показалось мне странным, но я быстро отогнал от себя эту мысль – не хотелось портить ночь какими-то глупостями.       Я надеялся, что спать мы будем вместе с Каору, но он сказал, что, похоже, будет всю ночь работать – Муза ждать не может и надо хватать, пока она тут. Я, конечно, расстроился, но Ниикура пообещал показать мне утром плоды своего труда, и я успокоился и ушёл вниз. В ту ночь я засыпал абсолютно счастливым человеком. В последний раз.