Неделя за городом

Джон уже привык, приходя в гостиную, находить там Шерлока на диване в той же одежде, в какой тот семь часов назад рассеянно желал ему спокойной ночи. Привык вытряхивать в мусорное ведро порцию нетронутого карри из кафе, бутерброд с сыром и запечённый картофель с тунцом. Привык к тому, что когда уходит на встречу со старым приятелем, на работу в клинику или просто спать, Шерлок, с Лестрейдом или без него, разгуливает по улицам Лондона, складывая вместе все детали очередной головоломки. Вот только к непреходящему болезненному беспокойству, поселившемуся внутри, привыкнуть было сложнее. Образ жизни Шерлока был в прямом смысле нездоровым. В конечном итоге, привычки детектива стали сказываться и на его организме. Кожа Шерлока, и без того казавшаяся полупрозрачной, теперь приобрела серый оттенок, а тёмные, будто нарисованные углём, круги под глазами уже не сходили с лица. Создавалось впечатление, что даже холод Шерлок стал чувствовать острее. Где бы они ни были — встречались ли с Лестрейдом на улице или стояли над очередным телом — Джон замечал, что, несмотря на близкую весну и весёлое пламя, насмешливо танцующее в газовом камине, Шерлок даже тёплыми вечерами сильнее кутается в своё пальто. По его тонким длинным рукам пробегала мелкая дрожь, которую вряд ли разглядел бы человек, не знакомый с детективом достаточно близко. Джона не покидало ощущение неправильности происходящего. Оно подкрадывалось из незаполненных лакун в их с Шерлоком дружбе, похожих на щель между холодильником и немытым полом, на тёмную трещину, куда не проникает свет с улицы и где нельзя почувствовать себя в безопасности. Они оба не имели никакого желания исследовать эти закоулки. Проблема изводила, не давала покоя — она была слишком мизерной, чтобы посвящать ей серьёзный разговор, но в то же время достаточно заметной, чтобы мимоходом упоминать о ней во время очередного ужина, за которым Шерлок снова ничего не ел. Нельзя сказать, что Джон совсем не пытался вмешаться: — Ты уверен, что с тобой действительно всё в порядке? — Действительно. «Действительно уверен или действительно в порядке?» — задумался Джон. Хотя это не имело никакого значения. Любой из этих вариантов был ложью. Джон знал, что он не единственный, кто заметил неладное. Майкрофт стал звонить им всё чаще. Шерлок, отвечая на эти звонки, обычно уходил в свою комнату, и всё, что Джону удавалось расслышать из их разговора — это сердитые реплики соседа, приглушённые тонкими стенами и захлопнутой дверью. Несмотря на это, Джон удивился, когда его мобильный вдруг завибрировал в кармане. Достав его, он увидел на экране имя Майкрофта Холмса. — Мой брат с вами? — что же, приветствие, видимо, было излишним. — Нет. Сейчас он оставляет ожоги на руке трупа сигаретами десяти самых известных марок, а я завариваю чай, — Джон почти услышал, как Майкрофт стиснул зубы. — Хорошо. Как бы вы описали состояние его здоровья? — Шерлок говорит, что с ним всё нормально. — Вы разговаривали с ним об этом — значит, вы обеспокоены. Джон мысленно обругал себя за этот промах, но утешился тем, что Майкрофту могло быть заранее всё известно. — Да, он говорит, что в порядке. Но что думаете вы как врач? — Врачебная тайна. Я уверен, это понятие вам знакомо, учитывая специфику вашей работы. — Вы врач, но вы не его лечащий врач, — Джон никогда не слышал, чтобы Майкрофт Холмс был так близок к отчаянью. — Если вы хотите узнать о здоровье Шерлока, то вам следует спросить об этом его самого, — звонок оборвался. Лестрейд тоже, скорее всего, заметил перемены в своём консультирующем детективе, потому что всякий раз, как он приходил на Бейкер-стрит с очередным делом, на его лице отражалось чувство вины. Уже несколько недель инспектор не решался посмотреть Джону в глаза при встрече, опасаясь ответного ледяного взгляда. Каждый раз, когда Шерлок объяснял, кто преступник — всё так же детально и точно, возможно лишь чуть медленнее, будто теперь ему было сложнее подбирать слова — а Лестрейд посылал свою команду арестовывать правонарушителя, инспектор обещал, что это дело будет последним, что он даст Шерлоку необходимую ему передышку. (Шерлок непременно надулся бы, услышав такое заявление). Разумеется, этого никогда не случалось. И Джон не мог упрекнуть в этом Лестрейда. Инспектор и без того был под сильным давлением, пытаясь раскрыть все эти ужасные и запутанные преступления как можно скорее, обойдясь при этом малой кровью. Кроме того, не приди Лестрейд к Шерлоку, тот сам заявился бы к нему с вопросом, почему его не позвали. Пока Шерлок настаивал, что с ним всё в порядке, а заметных изменений в нём не было, Джон ничего не мог поделать. Поэтому, каким бы ужасным это ни казалось, Джон почувствовал невероятное облегчение, когда иммунитет Шерлока, наконец, не выдержал напряжения, под каким находился всё это время. Обычная простуда — заложенный нос, воспалённое горло и повышенная температура. Будь это какой-то другой пациент — а Джон, как ни старался, не мог перестать думать о Шерлоке как о своём пациенте — он дал бы ему парацетамол и сказал, что всё будет в порядке. Но теперь, когда Шерлок больше не мог отрицать, что с ним что-то неладно, у Джона появился повод остановить Лестрейда на пороге их квартиры. — Сегодня Шерлок не может пойти с тобой. Он болен. — Всего на полчаса. Я знаю, стоит ему взглянуть на место преступления, и он сразу скажет, в чём дело. Там есть кое-что, в чём я не могу разобраться... — Нет. — Лейстред был почти благодарен Джону за это упрямство. — Ну, тебе виднее, ты ведь врач. Насколько серьёзно он болен? — судя по тону Лестрейда, он давно подозревал неладное. И это не стало для инспектора неожиданностью. — Ничего опасного. Обычная простуда. Скорее всего, через несколько дней он будет на ногах. Я позвоню, когда ему станет лучше. — Спасибо, — Лестрейд был порядочным человеком и знал, когда нужно уступить. Вернувшись в квартиру, Джон увидел, что Шерлок стоит у окна и наблюдает, как Лестрейд садится в полицейскую машину без опознавательных знаков. Когда автомобиль отъехал от Бейкер-стрит, Шерлок рухнул на диван, отвернулся от Джона и зарылся лицом в подушки. «Пускай дуется, — подумал Джон, — мне всё равно. Пусть лучше злится на меня, чем вредит себе. По крайней мере он отдыхает, пока, обиженный, лежит на диване». Но Шерлок не отдыхал. Быть может, он не мог справиться со скукой, одолевавшей его во время отдыха, а может, не хотел. Даже запертый в четырёх стенах, Шерлок тщательно просматривал онлайн-издания всевозможных газет и посылал Лестрейду сообщения со своими выводами. В их квартиру прибывали части тел, присланные из Бартса, и никакие электронные письма для Молли не могли остановить этот поток отрезанных конечностей. Шерлок хватался за останки, как умирающий от голода — за кусок хлеба, и утаскивал в кухню, где ради науки, а скорее всего, ради развлечения проводил одному Богу известные эксперименты. Джон был уверен, что когда бы он ни покинул квартиру — чтобы пойти за покупками, оплатить счета или подработать, заменяя кого-то в той или иной клинике — Шерлок набрасывал на плечи длинное пальто и незамеченным выскальзывал на улицу, рыская в поисках тайны, которую не мог выбросить из головы. Джон понимал, что выключиться и полностью расслабиться очень трудно, но Шерлок даже не пытался это сделать. В Лондоне пришлось бы отвлечься слишком от многого. Из-за того, что Шерлок не хотел отдыхать, ему не становилось лучше. Он молча, без какой-либо благодарности, принимал оставленные Джоном лекарства и отказывался съедать больше нескольких ложек того, что Джон готовил или заказывал для друга, чтобы снабдить его тело энергией, необходимой для борьбы с инфекцией. Простуда наградила Шерлока мучительным, сухим и резким кашлем, который никак не проходил. Хуже всего было по ночам, когда поднималась температура — не такая, чтобы волноваться, но достаточно высокая, чтобы Шерлока бил озноб даже у камина. Шерлок спал, но то и дело просыпался в мокрой от пота пижаме. Его внезапная потребность в сне, возможно, указывала на то, что болезнь гораздо серьёзнее, чем утверждал Шерлок. И это беспокоило Джона всё сильнее. Прошло три недели после их разговора у лестницы, а Джон так и не позвонил Лестрейду с известием, что Шерлок поправился и может вернуться к расследованиям. Разумеется, сказать инспектору было нечего. Должно быть, сам Шерлок уже разговаривал с Лестрейдом и поставил его в довольно затруднительное положение. Ведь если инспектор не станет слушать Шерлока, могут погибнуть люди, а если станет, то только укрепит существующее — неприемлемое и обманчивое — положение вещей. Джон понимал, что ему стоит позвонить Лестрейду, но всё же не собирался этого делать, потому что этим бы признал — Шерлоку не стало лучше, ему становится гораздо хуже. Теперь Шерлок действительно спал по ночам, а Джон тайком пробирался в его спальню и наблюдал за ним. Пять ночей подряд он тихонько приоткрывал дверь, стараясь не издавать ни звука. Стоя в дверном проёме, Джон пытался поставить диагноз Шерлоку, но не решался приблизиться, чтобы не разбудить. Это было настоящей пыткой. Шерлок беспокойно метался по кровати, хрипло дыша. Временами он кашлял так, будто его лёгкие рвались на куски. Тогда Джон отступал, боясь, что Шерлок проснётся. Но тот не просыпался, и Джон возвращался и продолжал наблюдать, пока за окном не начинал шуметь транспорт, предвещая рассвет. После пятой ночи Джон сам устал настолько, что едва держался на ногах. Когда рассвело, он лежал в кровати без сна и вдруг вспомнил слова своего инструктора по строевой подготовке из Сэндхёрста. Иногда попросить подкрепления — это самый героический поступок. Едва осознавая, что делает, Джон обнаружил в руке мобильник и понял, что уже набрал номер. Он поднёс аппарат к уху. — Здравствуйте, Джон Уотсон, — далее последовала пауза, но Джон промолчал. Что он мог сказать, кроме… — Довольно рано для дружеского звонка, не находите? — Майкрофт, — произнёс Джон. Собственный голос казался далёким, чужим, и отчаянно, безнадёжно нерешительным. — Майкрофт, мне нужна ваша помощь.