Научись думать вслух

POV Дикки Интуиция - дело тонкое. Ты либо доверяешь ей всецело и безоговорочно, либо полагаешься на неё в крайне редких ситуациях, опасаясь, как бы она тебя не подвела и чтобы этот твой крайне редкий раз не стал последним. Для меня интуиция это то же самое, что женская логика, у меня она такая же. Никогда не знаешь, почему в груди присутствует ощущение страха, неоправданной боли, мимолётного счастья или радости, самое главное, что так или иначе, но это чувство есть и, если полагаться на него, то можно спокойно прожить хоть целый век. Хотя я порой задаюсь таким вопросом, а точнее мыслью, что если бы я не полагался на эту интуицию, жить было бы гораздо проще… Вот даже сейчас, лежа в своей теплой кровати, укутанный пледом, весь чистый, намытый и вкусно пахнущий, меня не покидает тревога… В редких случаях я задумываюсь «А не сон ли это», но сейчас именно тот вечер, когда этот вопрос въедается, как масляная краска в мои мысли, и как бы я не старался думать о другом, он всё равно возвращается с повторно нарастающей волной, принося с собой страх, отчаяние и смятение. С одной стороны, я бы не прочь вернуться туда только по одной причине: время проведенное с Сэттом было самым интересным, веселым и непредсказуемым за всю мою жизнь (не беря в счёт Шаки – он неисправим), но с другой стороны, мне страшно, я совершенно не хочу обратно к тем людям и боюсь, что когда открою глаза, снова окажусь в тех четырёх стенах, от которых веет сыростью и холодом. Признаться, мы не хило подмёрзли там. Вот и сейчас, открывая глаза и пытаясь разглядеть сквозь тьму и мрак черты своей любимой комнаты, я в очередной раз убеждаю своё «Я», которое не умолкает ни на минуту, что всё позади. Этой ночью… Всё должно быть иначе! Эта ночь…. Должна стать другой. Я ещё мал, чтобы понять, что мне нужно в этой жизни, но я знаю боль потери близких людей, я знаю разочарование в людях, страх одиночества и отчаяния. Всё это пришло с уходом отца и брата, всё это начинает уходить с приходом Шаки. Я знаю его с малого возраста… Он стал другом Алена, когда мне было пять лет, а это значит, что ровно одну десятую века равную десяти годам я не нарочно провёл в обществе брата и его верного товарища. Я всегда думал, что Ален разбирается в людях, умеет различать фальшивых от настоящих и, самое главное, доверять настолько, чтобы тебя не предали… Нет, я не думал, я это знал! И я знаю, что Ален не ошибся в своём выборе, Шаки действительно был его Другом с большой буквы, что не может не вызвать улыбку на моём лице, ведь это бальзам на душу за родного человека. Но ведь Шаки являлся другом моему брату, и он не обязан был себя вести так же и со мной, я это понимаю и принимаю, потому что считаю, что дружбу людей, так же как и доверие, нужно заслужить, хотя дружба включает в себя доверие. Однако, это не помешало ему после смерти моих родных вытащить меня из детского дома, где я пробыл несколько месяцев, и привезти к себе. За это я ему благодарен. Ведь он единственный человек, кто тогда помог. У нашей семьи был большой круг знакомых и много родственников, но они все отвернулись от маленького мальчика, который всегда был рад приходу каждого в наш дом. Но я не сержусь… Я понимаю их поведение, благодаря которому передо мной открываются истинные лица людей. Но это всё вода. Соль на раны. И куча ненужных рассуждений. Я просто стараюсь занять свои мысли, чтобы не вспоминать… НЕ вспоминать о прошедшей неделе. Но всё тщетно, я возвращаюсь снова и мучаю свой разум, как будто хожу по кругу. Наверное, сегодня всё иначе, и даже как-то обидно становится от этого. Я уже привык, что каждую ночь совсем недолго до того момента, как я усну, в мою спальную открывается дверь и тихо, еле заметно в неё входит Шаки. По дому он всегда ходит в своей распахнутой красной рубашке и плотных шортах ниже колена. Вот и в эти ночные визиты, он заходит именно в этой одежде. Всё по сценарию: я стараюсь стать как можно меньше и незаметней, делая вид, что сплю, а он, как будто не замечая этого, будит меня… Тихо, нежно, не грубо… Еле касаясь мочки уха, проводит своими тонкими пальцами, задевая шею и смахивая с нее прядки волос. Затем, позволяя себе забраться на мою кровать, двигается ближе и осторожно обнимает меня, гладит по волосам, целует в затылок. Но самое главное не это, самое главное то, что после я непременно выдаю себя, морщась от щекотки или поддаваясь этим ласкам, приятно нежась под ним. И он замечает, он этого и ждёт. Срывая покрывало и оставляя моё тело без этой иллюзии, без этой защиты, он накрывает меня своим телом, а его объятия становятся душными и даже болезненными, но это ещё одна игра, кто первый сдастся. Либо он – боясь меня задушить, либо я – боясь быть задушенным. В конце концов, когда под тяжестью его тела кислород в лёгких заканчивается и я начинаю тихо кашлять и сопротивляться, из моих уст вырывается жалобное «мяу», на его «гав» и это снова означает, что он одержал верх надо мной. Однако… Игра даже не подходит к завершению, она даже ещё не началась… Можно сказать это только расстановка правил между игроками. Самое обидное, что диктует их сам участник. Обычно в конце этой игры на моём теле остается множество отметин, знамение о его присутствии: рубцы от укусов, синяки от засосов, царапины от ногтей, искусанные в кровь и посиневшие от частых поцелуев губы. Не скажу, что меня забавляют такие вещи, скажу иначе, меня приучили, а я невольно согласился. Но во всей этой неразберихе я никогда не брал инициативу на себя и не начинал первым, этого не требовалось: не успевал я подумать, как мысль материализовалась в виде его очередного визита. Но сейчас его не было… Означает ли это, что он даёт мне возможность передохнуть и оправится? Но ведь мне помнится день, как я сломал руку, он ведь даже с гипсом устроил мне ночной пробег, полагаясь на то, что из-за этой травмы время на укрощение тратить не надо будет. Но тогда, что сейчас? - Я не хочу увидеть сны, не нужно больше красоты, Во сне мы снова будем рядом... А утром - Где ты? И снова грудь сожмут тиски. Я не смогу, я не готов! Я не хочу увидеть сны и я прошу: "Не надо снов"...* – опять песня, опять она выговаривается за меня, за мою душу. Так проще. Есть рифма, есть смысл, в ней все есть. Закрываю глаза… Открываю. Откинув одеяло, встаю с кровати, опускаясь босыми ногами на прохладный пол. Я даже не помню как он одевал меня, приятно снова носить свои вещи. Мужские, а не какие-то там девчачьи шмотки. Люблю эту вытянутую кофту, она тёплая, да и снимать её гораздо проще, чем все эти корсеты. Тихо открываю дверь и выглядываю из спальни: «Никого нет», шепчу себе под нос, подбадривая самого себя, и тут же оправдываюсь «А кого ты хотел увидеть? Ты же живешь тут один, кроме Шаки никого точно не встретишь!» Мне не всегда нравилось расположение наших комнат, они были друг напротив друга, поэтому иной раз ночью даже вставать не хотелось, чтобы утолить свою жажду, ведь дверь у него всегда оставалась приоткрытой, и, если бы я проходил, он бы непременно меня заметил. Странное чувство, когда попадаешься ему на глаза в такое время, поэтому остаётся только терпеть до утра. Но ведь сейчас я вышел из комнаты. Преследую только одну цель… Добраться до противоположной двери. Она, как и всегда, была открытой. Аккуратно потянув за ручку, я прошел в комнату. «Спит», мысленно уверяю себя и возвращаю дверь в прежнее состояние. Благо шумным скрипом она награждена не была. Кровать в его комнате, как и в моей, была двуспальная, и сейчас на одной половине мирно покоилось его тело. Он спал на боку, спиной ко мне, что меня необычайно обрадовало, не хочется столкнуться с его взглядом. Ведь он всегда чутко спит! Немного помедлив, я остановился на середине пути, думая, что же делать дальше, ведь я не рассчитывал на то, что он действительно будет спать. Тихо поднимаю руку, чтобы почесать затылок. Осторожно коснувшись раны, замечаю, что волосы ещё не до конца высохли. «Иди, не стой. Лучший вариант забыть о Натаниэле и его дурацких играх, это начать старую игру!» Приподнимаю краешек одеяла и, осторожно занеся правую ногу на уровень кровати, опускаю её на мягкий матрац. Он слегка прогнулся, когда я забрался полностью, но, как и дверь, не издал ни единого звука. «Я могу считать себя везунчиком?» Касаюсь его спины, осторожно завожу руку, протягивая дальше, чтобы была возможность обнять его и прижаться плотнее, что я и сделал. Сердце бешено стучит, и я чувствую, как его пульс стал чаще: «Проснулся!» - Я ждал тебя, - тихо произносит он, от чего моё тело вздрагивает, но это заставляет только плотнее прижаться к нему. «Всё равно, пусть снова будет больно, но к этой боли я привык. Она лучше, чем снова остаться одному!» Не отвечаю, лишь тяну свободной рукой за одеяло и накрываю себя с головой, чтобы стать невидимым. И у меня получается. Надавливаю осторожно рукой, которая обхватывает его талию, чтобы перевернуть на спину. Всё так же нерешительно и осторожно поднимаюсь выше и чувствую, как его грудь стала вздыматься от нечастых, но сильных вздохов. «Воздержание целую неделю? Я в это не верю!» Рука тянется к резинке его трусов и, найдя, тянет их вниз, тело спускается к его ногам и, уже по давно отработанным движениям, сразу тянется к его плоти: сначала осторожно, не касаясь руками, лишь языком провожу вдоль ствола, который немного набух. Опять этот знакомый привкус его тела… Не спутаешь с другим. Прижимаюсь к его ногам, прислоняюсь щекой к его животу, осторожно и медленно втягиваю головку его члена, закрывая глаза, стараясь чувствовать только этот момент. Мгновение, которое заставляет моё тело рассыпаться как бисер. Я не чувствую стыда и страха, который был раньше. Я устал… Я устал только от одного: все окружающие думают, что он бьет и издевается надо мной, но это не так. От части не так. За всё время он не разу не поднял на меня руку, и это отражается в моих глазах, когда Габи в очередной раз расспрашивает меня о том, почему я не пожалуюсь на него. Ах… Если бы только она могла прочесть эту правду в моих глазах, которую я просто не осмелюсь сказать в слух. Осторожно помогаю себе одной рукой, продолжая посасывать головку водя по ней язычком, делая её влажной от слюны и смазки, которая выступает от нарастающего возбуждения. Он лежит, не произносит ни слова и даже не двигается, полностью разрешая мне контролировать ситуацию. Но я так не хочу! Хотя и понимаю, что это только пока! Обхватывая в плотное кольцо его член, начинаю водить от основания к противоположному концу, тщательно облизывая его. В такие моменты чувствуешь себя шлюхой, самым настоящим прототипом той куклы. Но другого выхода нет, эта плата за его доброту ко мне и за его помощь, ведь денег у меня не осталось, и я нахожусь на его полном содержании. Заглатываю как можно глубже, закрывая глаза и толкая его внутрь насколько позволяет мне строение организма. Я уже выучил: главное в таком деле дышать ровно и спокойно, чтобы не возникало признаков тошноты. Опять же ловлю себя на мысли, что уже втянулся, и длина, на которую я беру его, уже совсем не та, что была в первые разы. Самое противное, он никогда не стонет. Понять, что мои прикосновения приносят ему наслаждение, можно только по учащенному биению его сердца или же дыханию, которое становится отчетливо слышно. Хочу начать движение быстрее, чтобы как можно скорее довести его до конца, помочь насладиться этой разрядкой и просто перейти уже к этим мучительным последствиям для моего тела, но нет! Его рука быстро ныряет под одеяло и, схватив меня за руку, как тело тонущего в море, вытаскивает на берег и, в попытке спасти ему жизнь, делает искусственное дыхание. Вот только оно затягивается и для чего-то к его действиям добавляется язык. Странно… Наверное, это вместо нажатий на грудь при восстановлении сердцебиения. В голове каша. Мыслей много. Ассоциаций уйма. Стараясь забыться, тянусь к нему и, прижимаясь всем телом, отвечаю. Опять же парадокс, первый мой неумелый поцелуй был с ним и сейчас за месяцы или даже годы практики его не сравнить с тем, как я целуюсь сейчас. Я не хвалю себя, просто в констатации очередного факта, отмечаю, что он старается научить меня всему. Закрываю глаза и ложусь на него, опускаю руку вниз и, не разрывая поцелуй, продолжаю массировать его член. Получается не важно, ведь рука у меня не на столько длинная, да и он немаленький, поэтому, оторвавшись от его губ и спустившись по его телу, оставляя мокрые следы, стараюсь вернуться в исходное место и завершить то, что начал. Но его рука ловит меня за талию раньше, чем я снова скроюсь под одеялом и, прижав меня плотнее, снова возвращает наверх. В темноте я сталкиваюсь с его глазами и с еле заметной улыбкой. «Что у него на уме?» - Давай просто поспим, - шепчет он. - Но я… - он не дает договорить, приставляя указательный палец к моим губам. - Я никуда не уйду, ты ведь в моей комнате… - еле слышно произносит он. – Ложись спать, - не давая мне даже возможности ответить, он возвращает наши тела в состояние очень похожее на то, когда я обнимал его со спины, но только теперь обнимаю не я, а меня. По телу от непривычной ситуации снова пробегает волна страха, и я вжимаюсь в него, стараясь чувствовать тепло его тела больше, не допуская возможности даже миллиметрового расстояния. - Во сне мы снова будем рядом, а утром - где ты? – тихо произносят мои губы и закрываясь вместе с глазами, окунаясь в сон.