Когда не остается ничего, кроме...

Драко тошнило от всего происходящего в волшебном мире. Магическая Британия сегодня напоминала ему Долорес Абридж - розовую, надушенную, правильную до невозможности снаружи и насквозь фальшивую внутри. В магическом мире стояли настроения всеобщего всепрощения, добра и мира. Слова, слова, слова. Со всех трибун, из всех кабинетов министерства, даже из захудалого кабака можно было услышать о том, что магический мир вступает в новую эру, когда не будет ни войн, ни насилия, а все волшебники будет равны друг перед другом и свободны, и ни один не сможет причинить вред другому на правах сильного. В действительности же все мало поменялось. То же недоверие, ненависть, принижение одних другими. Да, возможно, благодаря Дамблдору, войны и насилие действительно прекратятся, но только какой ценой? Дамблдор. Да, Дамблдор не изменял себе. Избавив мир от темного волшебника, пусть и чужими руками, он тем самым убрал со своего пути все препятствия, мешавшие ему творить «истинное добро». А «воскреснув», он приобрел еще и статус самого великого светлого волшебника современности, сравнявшегося в величии с самим Мерлином. Таким нехитрым образом Дамблдор заработал себе абсолютный авторитет в магическом мире и абсолютную же власть. Драко перебирал в памяти события прошлого, пытаясь понять, с чего все началось, и когда это успело разрастись до таких масштабов и превратиться в полнейший фарс. Ведь почти год в магическом мире практически ничего не менялось. Да и сам господин Министр и Глава Визенгамота не предпринимал каких-либо активных действий. Все, казалось, приходили в себя после войны: оплакивали близких, учились жить заново. Тем временем в министерстве происходили чистки: многих уволили, некоторых, уличенных в связи с Волдемортом, даже посадили в Азкабан. Самим бывшим пожирателям смерти, вернее, тем, кто от них остался (почти все из ближнего круга либо погибли в войне, либо пропали при невыясненных обстоятельствах), в течение долгого времени так и не вынесли приговор. До этого же времени все находились в Азкабане, в том числе и сам Драко. При этом, как потом узнал Малфой, в умах людей Дамблдор постепенно сеял идеи о необходимости найти способ избежать войн в будущем и окончательно победить в мире и в человеке зло и насилие. Судя по всему, весь этот год относительного затишья Министр как раз находился в поисках этого способа. И, в конце концов, нашел его. Еще задолго до того, как начать действовать, Альбус Дамблдор начал говорить о том, что для того, чтобы предотвратить преступления, мало просто запретить применять некоторые заклинания - нужно сделать так, чтобы само их использование стало невозможным. Без сомнений, таким образом великий светлый волшебник подготавливал магическое общество... И в один «прекрасный» день во всей магической Британии было объявлено, что наконец найдено средство, которое поможет избавить мир от зла. Дамблдору удалось изобрести заклинание, с помощью которого стало возможным выявлять в людях склонность к насилию еще на ранних стадиях. К тому же был найден способ сдерживать эти «преступные наклонности» - министром собственноручно был создан магический артефакт, по внешнему виду напоминающий ошейник, магическое действие которого было основано на легилименции. Этот “ошейник”, получая сигнал о том, что маг собирается причинить вред кому-либо, блокировал на время магию волшебника, при этом оказывая на оного воздействие, подобное заклятию Crucio. То есть маг не только терял возможность воспользоваться каким-либо заклинанием, но еще и получал сильнейшую магическую отдачу. Естественно, все с полнейшим восторгом восприняли использование найденных средств на практике. А как иначе? Ведь самый великий из ныне живущих волшебников, наконец, очистит мир от зла! И для этого не нужно никого убивать или изолировать, достаточно лишь надеть на шею преступника милую магическую игрушку. И тут началось самое интересное, за что Дамблдор, будь он не министром магии, а магловским императором, несомненно получил бы прозвище «Милосердный». Всех бывших пожирателей смерти, успевших порядком пообтрепаться в стенах Азкабана, вдруг выпустили на свободу, предварительно «наградив» каждого новым магическим артефактом. Дальше, испытав таким способом артефакт на пожирателях, его пустили так сказать, в массовый оборот, цепляя «ошейники» на всех задержанных авроратом преступников. С этого момента магический мир начал стремительно меняться. Многое изменилось, в том числе и отношения волшебников друг к другу. Пусть министр и говорил о свободе и равенстве, но на деле ни того, ни другого не существовало. Наградив часть волшебников «ошейниками», Дамблдор не только ограничил их в действиях, но и разделил, таким образом, общество на две части, ведь заклейменные «ошейниками» маги уже не могли восприниматься окружающими, как равные. Волшебник, помеченный артефактом, образно объявлялся опасным, а значит, таких магов окружающие подсознательно боялись, а где страх, там не может быть доверия, не может быть спокойного сосуществования. Размышляя обо всем этом, Драко спрашивал себя: как получилось, что он сам исполняет во всем этом фарсе одну из главных ролей? Как получилось, что он сам, добровольно, дал заковать себя в эти магические кандалы? Как получилось, что он позволяет Дамблдору диктовать, что ему делать и что говорить? Как? Желание найти ответы на эти вопросы возвращало Драко к воспоминаниям прошлого, воспоминаниям, относящимся к первой после окончания войны встречи Малфоя с Дамблдором. На тот момент Драко уже третий месяц находился в Азкабане, попав туда сразу в день смерти Волдеморта. Но даже просидев там всего два месяца, Малфой был сломлен. Это была пытка одиночеством, пытка неизвестностью. Ведь Драко не имел ни малейшего понятия о том, что стало с его родителями, живы ли они, что будет с ним самим, не закончится ли все это поцелуем дементора. Да, дементоры, они тоже не скрашивали жизнь заключенных, выпивая по капле саму жизнь. В таком состоянии Драко и предстал перед великим волшебником современности, пожелавшим побеседовать с ним. Сказать, что Малфой был удивлен, увидев перед собой Дамблдора, живого Дамблдора - ничего не сказать. Несмотря на всю слабость и изможденность Драко, на него вдруг нахлынули самые противоречивые чувства и эмоции - то, чего он уже давно не испытывал, находясь в постоянной близости от дементоров. Чувство вины, удивление, страх, надежда, казалось, эти чувства были почти осязаемы. - Драко, мальчик мой, - Дамблдор грустно улыбнулся. - Рад снова видеть тебя, чего, увы, не скажешь об обстоятельствах нашей встречи. - Директор Дамблдор... - мальчишка был подавлен, ему с трудом, казалось, далась даже эта простая фраза. - Драко, я понимаю, в каком смятении ты сейчас находишься, но я хочу, чтобы ты взял себя в руки и выслушал меня, - Малфой несмело кивнул. - Хорошо. Мальчик мой, я вижу, что ты винишь себя. Не надо, Драко. В этой войне нет твоей вины. Детям, увы, часто приходится отвечать за ошибки отцов. Я думаю, ты уже достаточно наказан всем тем, что тебе пришлось перенести, - Дамблдор остановился, казалось, он о чем-то задумался. - Драко, завтра состоится суд, ничего не бойся, будь честен. И помни, мой мальчик, люди не так жестоки, как тебе кажется, - волшебник говорил что-то еще, но Малфой плохо помнил детали того разговора. Всё, что мог тогда осознавать его утомленный и изможденный разум - это то, что у него появилась надежда. О суде Драко тоже помнил немного. Хорошо помнил Малфой лишь то, как вдруг оказался свободен. То есть совершенно свободен: он стоял у здания суда, вокруг туда-сюда сновали прохожие, и, казалось, он - Драко Малфой, просидевший в Азкабане несколько месяцев, совершенно никого не интересовал. Это было невероятно. Потом на него вдруг навалилось множество дел и обязанностей. Ведь он теперь носил титул лорда Малфоя, а это значило, что ему - Драко - необходимо было приводить дела своей семьи в порядок, постепенно осваивая статус Лорда. И теперь не от кого было ждать помощи: рядом не было ни отца, ни декана, а мать сама нуждалась в поддержке и опеке. Так, постепенно, Драко начал приходить в себя и привыкать к нормальной свободной жизни. В течение этого времени Малфой иногда встречался с Дамблдором. В основном министр просил его выступить на каком-нибудь мероприятии: “Драко, мальчик мой, людям важно показать, что все не делится на белое и черное, важно показать, что было по ту сторону баррикад. Война закончилась, нужно постепенно учиться жить в мире со своими бывшими “врагами”. И Малфой соглашался, ведь он был благодарен Дамблдору и до сих пор не верил в то, что все так легко для него сложилось. А потом изобрели “ошейники”. И он снова встретился с бывшим директором. И по завершению разговора не мог вспомнить, как получилось так, что он согласился добровольно надеть на себя “ошейник”. После этого все полетело в тартарары. Дамблдор все больше требовал от Малфоя, а Драко не оставалось ничего, кроме как соглашаться на эти требования, ведь он был обязан бывшему директору. Так за какие-то полгода Лорд Малфой превратился в послушную марионетку господина министра. Он все так же по “просьбе” Дамблдора выступал на многочисленных мероприятиях в память пострадавшим в войне, но теперь все его речи были строго отредактированы самим министром, а сами выступления давно перестали быть искренними. Малфой вообще за это время стал видной общественной фигурой, даже приобрел некоторую популярность, пусть только среди недалеких молодых барышень; большая же часть магической Британии его либо ненавидела, либо презирала. К тому же, теперь, кроме всего прочего, Драко еще и состоял в личной гвардии Альбуса Дамблдора, которая получила название Отряд Дамблдора - туда входили в основном самые преуспевающие волшебники Британии. Министр не избавился от привычки держать на коротком поводке наиболее сильных магов, держа их под своим контролем и оставляя за ними некую иллюзию свободы и деятельности. Сегодня как раз должно было состояться очередное собрание ОД. Малфой нервничал, ему и так не доставляли удовольствия эти глупые сборища, смысла в которых он не понимал, так он еще и катастрофически опаздывал, чего нельзя было допускать. Он ненавидел то, во что превратилась его жизнь, но все же его не оставляла надежда на то, что все еще можно изменить, а для этого ему необходимо было быть в курсе всех планов Дамблдора и его подпевал. Поэтому в его приближенном к министру положении все же были некие плюсы. И поэтому ему никак нельзя было опаздывать или пропускать очередное собрание. - Драко, - пропел как раз выходящий из комнаты, где только что завершилось собрание, Фред. - Как жаль, а мы уже закончили. Бедному хорьку опять не удалось ничего разнюхать! - Фред приблизился к Малфою почти вплотную. - Если Дамблдор тебе верит, еще не значит, что все мы будем столь же неосмотрительны! Ты же, небось, каждое собрание мечтаешь о воскрешении Волдеморта! - выплюнул Фред. - Уизли! И тебе добрый вечер. Как дела, спрашивать не буду - вижу, что не очень. Неужели спрос на жвачку упал? - Драко спокойно прошел мимо рассерженного гриффиндорца. Сохранять невозмутимость в любых ситуациях Лорд Малфой за последнее время научился безупречно. Еще не такому научишься, живя среди всеобщей ненависти и презрения. Драко направился было в штаб ОД, надеясь все-таки услышать что-то интересное, да и отвертеться от очередной беседы с Дамблдором он не мог. Но тут путь ему преградила ворвавшаяся в окно сова, которая тут же протянула ему послание. Сова была незнакомая и Малфой терялся в догадках, кто бы мог ему написать. Он с интересом развернул пергамент и пробежался взглядом по строчкам. Свиток упал на пол. - Северус, - чуть слышно прошептал Драко.