Разбей мою скорлупу

      — Я дома! — объявил я с порога однако никто не ответил. Тетушка Агата все еще была на работе, а Хитоми… кажется, я знаю, где она.       Кинув свой рюкзак у порога и разувшись, я быстро побежал на второй этаж и тихо постучал в дверь, ведущую на балкон.        — Входите, — услышал я разрешение. На озаренной закатным солнцем площадке стояли два уютных кресла кремового цвета и стеклянный кофейный столик, где стояли несколько чашек с недопитым какао. Рядом на табуретке сидела у мольберта шестнадцатилетняя девушка и водила кистью по холсту. Приглядевшись, я заметил, что она рисовала белый вьюнок с перил нашего балкона. Ее глаза были слегка прикрыты, она улыбалась самой себе. Белая футболка, которая была на несколько размеров больше нужного, была измазана масляными красками.       — Редко увидишь тебя с кистью и палитрой, Хитоми, — я подошел к ней и погладил по голове. Сестрица развернулась ко мне и засмеялась.       — Надо же иногда отдыхать от привычного стиля.       — И цветы ты тоже никогда не рисовала.       — Ну… — она почесала затылок, — на то есть свои причины…       — И какие же? — я хитро улыбнулся. Обычно она никогда не отрекалась от привычных блокнота и простого карандаша.        — Я… Одна моя подруга часто делает наброски цветов и мелких животных, вот и я решила попробовать.       Что и требовалось доказать. А я-то боялся, что Хитоми-тян одинока, как это было в Киото. Она всегда была необщительным и тихим ребенком, но в средней школе случилось что-то такое, от чего она окончательно замкнулась в себе. Я все еще жалею о том, что не расспросил ее об этом… Сейчас она мне уже вряд ли ответит.       — У тебя много подруг? — я придвинул еще одну табуретку поближе к Хитоми.       — Я в одном классе с Ирис, Виоретт и Розой… А еще мы часто видимся со старостой 1-Б класса, Мероди. Они все правда славные девушки, — сестричка засмеялась. Стало понятно, что в этом городе она наслаждается своей школьной жизнью.       — И все-таки тебе надо научится "л" в именах выговаривать, — услышав это, сестричка покраснела.       — М-не все равно! Тем более, что все привыкли.       Мы оба замолчали. Хитоми снова принялась рисовать, а я лишь бесшумно следил за процессом. Вот один мазок, другой… Новые и новые цвета сливались под ее кистью. Порой мне кажется, что Хитоми — волшебница, которая легко может создать свой собственный мир.        — Слушай… — еще один вопрос, который я хотел задать сестре, не давал мне покоя. Девушка снова обернулась.       — Да?       — Тебе уже нравится кто-то из мальчиков?       Девушка опустила взгляд. Последние солнечные лучи падали на нас так, что не было видно ее лица, однако я уверен, что она была красная, как тунец.       — Значит, есть.       — Да нет же… — тихо возразила сестрица.       — Будь оно так, ты бы отреагировала по-другому.       Я выглянул на улицу. Все было озарено алым светом: дома, магазины, парки… и море. Его блики выплывали из-под волн драгоценными камнями. И только легкая тень пробегающих по берегу влюбленных играя нарушала повсеместный покой.       — Есть, — буркнула Хитоми. Я ждал продолжения реплики. — Он есть. Тот, кто мне дорог.       — Кто он?       Я был доволен.       — Когда-нибудь я расскажу тебе… А теперь отстань — я работаю.        Я молча встал с табуретки, снова погладил девушку по голове и тихо шепнул ей на ухо:       — У тебя все получится. Ты очень симпатичная.       И ушел.       Нет, я не врал. Я правда считал свою сестру красивой. Хрупкая фигура. Черные, как у Ямато-надэсико, волосы до плеч — прямые и гладкие. Мягкие черты лица, нежная кожа… И большие глаза алого оттенка. Ни у папы, ни у мамы нет такого цвета глаз, однако у нашей второй тети, Гленды, именно такие. Мама говорит, что это нам досталось от ее отца, нашего деда.       А еще моя сестра невероятно милая, когда улыбается. Для каждого у нее своя улыбка — для врага, друга, брата… и для любимого наверняка тоже будет своя. Я никогда не видел этой улыбки. И я искренно надеюсь, что эту улыбку она будет показывать как можно чаще этому загадочному некто.       Моя сестренка.