.Very Merry Xmas.

_________________________________________________________________________

Понедельник всегда считался везде тяжелым днем, а особенно после бессонных выходных проведенных в изнуряющих тренировках в танцевальных залах и вокальных классах. Даже относительная облачность и редкие, но крупные снежинки, падающие между яркими солнечными просветами, не поднимали настроения и заставляли не обращать ни капли внимания на окружающую предрождественскую кутерьму. Все люди куда-то спешат, зачем-то торопятся, толкаются в очередях на кассы, бегут с подарками, торопясь в гости или по домам, к своим родным. Красивые витрины до отказа забиты разными чудесными вещами. Милыми новогодними статуэтками; пушистыми медвежатами; маленькими Санта Клаусами на чудесных резных санях; горящими свечами, украшенными остролистом; нарядными венками из еловых веток и красными рождественскими чулками-носочками, наполненными подарками. На все это Тао смотрел из-за окна черного тонированного микроавтобуса, который вез его и остальных мемберов EXO куда-то на очередную съемку. Казалось, прошло очень много времени с дебюта, хотя на самом деле и года нет с того знаменательного, для всех двенадцати участников, дня. Закутавшись по самый нос в широкий черный вязанный шарф, накинутый поверх обыкновенного черного драпового пальто, младший китаец был погружен в свои какие-то отрешенные от мирских дел мысли. Маннэ уже устал от постоянных камер, слишком эмоциональных фанатов, настойчивых сасэнок, грубых людей из разных СМИ и совершенно странных нитезенов, готовых порвать новичков на самые мелкие сплетни и самые отвратительные секреты. Зима 2012. Оставалась неделя до Рождества. Спустя два часа, проведенных в пробках, менеджеры наконец-то выгрузили парней возле здания SBS, где сегодня должна пройти очередная запись очередного предпраздничного шоу или же концерта, в котором будут участвовать нашумевшие новички из SM. Мокрый снег падал маленькими острыми каплями-снежинками на непослушные растрепанные черные волосы Цзытао, заставляя ежиться от скользящих за шиворот холодных капель. Небо иногда осветляли редкие красноватые лучи заходящего солнца, пробивающиеся сквозь грязно-серые объемные облака. Глубоко вдохнув в себя холодный и влажный воздух для успокоения внутреннего состояния, Хуан нацепил на себя вежливую улыбку и последовал за лидером китайской подгруппы. Парни вокруг него тихо переговаривались и по-братски похлопывали друг друга по рукам или плечам, пытаясь взбодрить перед грядущей работой. Все эти совершенно разные ребята создавали вокруг себя теплую атмосферу семьи, которой сейчас так не хватало младшему. Теперь рядом с ними – его новый дом. Это все они – материальное представление его сапфировой мечты. Они вместе начали новую жизнь. Их общую новую жизнь. Молодых людей быстро направили в положенную для них гримерку, где их уже поджидала команда стилистов. В воздухе приятно пахло пудрой, кремами и лаками для волос. Эта смесь парфюмерных запахов била по носу, оставляя за собой воспоминания аккуратных и мягких рук, которые с особой тщательностью наносили нужное количество макияжа на лицо и формировали подходящие образу прически. Спустя час все участники EXO были готовы и в ожидании не знали, чем себя занять в душной комнате для айдолов. Операторы уже ушли, отсняв нужный материал, а менеджер куда-то отлучился по делам, появившимся после неожиданного звонка менеджера f(x), так что дети были предоставлены сами себе. О требовании менеджера не покидать комнату половина группы благополучно забыла спустя десять минут после его ухода, и молодые люди по одному тихо стали покидать наскучившую и надоевшую комнату. Хуан Цзытао тоже не был исключение и незаметно, для уткнувшегося в свой айфон Ифаня, маннэ китайской подгруппы направился в поисках туалета по серым коридорам телевизионной компании. Найдя нужную комнату в конце коридора, китаец быстро заскочил в прохладное помещение и сразу же направился к дальней кабинке. Но едва он подошел к полуприкрытой двери за соседней тонкой перегородкой послышался тихий сдавливаемый всхлип. Тао взволнованно замер и уставился на закрытую дверцу. Теперь вместе со сдерживаемыми рыданиями он мог услышать тихие стоны боли, звонким эхом отбивающимися от кафельных стен уборной. Занеся руку над деревом, Цзытао раздумывал, что ему делать. Это было, как минимум, неприлично вторгаться в личное пространство человека, находящегося в этой кабинке. Но с другой стороны, если этому неизвестному там внезапно стало плохо, как недавно Лэю во время тренировки, а Тао просто пройдет мимо по своим делам, даже не пытаясь узнать все ли в порядке с человеком, то он сам себя не простит. Дважды ударив костяшками по гладкой деревянной поверхности, Хуан осторожно спросил: - Извините, у вас там все в порядке? – китаец старался заставить голос не дрожать, но выходило плохо. Он надеялся, что его не пошлют заниматься своими делами и не мешаться другим. На несколько долгих секунд в пустой уборной повисла звенящая тишина, а затем, когда маннэ подумал уже направится в общую гримерку группы, тихий щелчок открывающегося замка остановил парня. В пустом проеме показалась знакомая шоколадная челка, мешающая глазам и Цзытао удивленно уставился на трясущегося Исина. Крупная дрожь была видна даже сквозь плотную черную одежду для выступления. Заплаканное лицо с легкими подтеками от подводки, выглядело сейчас немного по-женски, но младший не обратил на это никакого внимания. Он уставился на вторую руку Чжана, держащуюся за спину. Лэй еще раз шмыгнул носом, еле сдерживая вновь подступившие к глазам слезы, и согнулся от боли в спине, которая видимо снова дала о себе знать. Тао успел перехватить кренящегося на бок молодого человека и крепко приобнять за плечи, стараясь дать тому поддержку и опору. - Опять болит… - рваное дыхание в основание шеи опалило темную кожу, заставляя младшего китайца крепче сжать в своих руках старшего, - Спина… я только… - еле слышный сквозь отдышку всхлип, - немного переведу дыхание… и пойдем… - несколько маленьких капель упало на плечо Хуана, впитываясь в черную джинсовую ткань свободного пиджака. Аккуратно, стараясь не навредить своему гэгэ, Тао очень медленно стал поворачиваться для того, что бы облокотить старшего на более ровную поверхность и обдумать дальнейшие действия. Исин тяжело и неровно дышал, пытаясь сконцентрироваться на чем-то еще, кроме спины. Он сжимал пухлые обветренные губы в тонкую полоску, сдерживая стоны боли. Влажные дорожки пота и слез смывали к чертям весь макияж, нанесенный ранее стилистами, оставляя после себя черные бороздочки от подводки. В попытке подавить новый приступ, молодой человек стал отчаянно зажмуривать глаза, всхлипывая и хватаясь трясущимися пальцами за Цзытао. Маннэ ничего не оставалось, кроме как прижать к себе трясущееся от боли теплое тельце старшего, и замереть, стараясь даже своим дыханием не причинять страданий. На языке вертелись только пустые слова типа: «все будет хорошо», «мы справимся», «не плачь, ведь я с тобой», но сказать их в слух отчего-то не хватало сил. Ситуация до дикого отвращения напоминала заезженный клише - момент из какой-нибудь третьесортной сопливой девчачьей дорамы, где вот так вот в своих руках главный герой утешал главную героиню по какой-либо наиглупейшей причине. Но к сожалению, или может к счастью, это был не сериал, а реальная жизнь. И Тао сейчас обнимал и бережно гладил по голове не смазливую девочку кореянку, а одного из своих любимых гэгэ, стараясь хоть как-то поддержать и облегчить его страдания. Сердце старшего, бьющееся пугающе быстро прямо напротив сердца Цзытао, заставляло напрягаться от волнения и беспокойства. Но уже выравнивающееся дыхание говорило о том, что все обошлось и приступ начала потихоньку отступать. Резко расслабившееся тело и закрывшиеся глаза старшего, заставили китайского маннэ испуганно подхватить гэгэ на руки и быстрее пули вернутся назад в комнату отдыха всей группы. Голова Лэя была опрокинута назад. Густая челка, до этого закрывающая прикрытые глаза, болталась из стороны в сторону, как и свободно свисающая вниз правая рука. Вторая лежала на груди, едва заметно поднимающейся и опускающейся. В этот момент Хуан Цзытао показалось, что он готов на все, лишь бы этому человеку, находящемуся в его рука никогда больше не было так больно, как сейчас.