Bastille - Overjoyed
Никто не замечал Марселя. И должны ли они были? Он пользовался любой возможностью, чтобы сделать себя настолько незаметным, насколько это только возможно (что, кстати, сложнее, чем вы думаете; с его-то гигантскими, неуклюжими конечностями, которыми он все еще не мог управлять, и очками, линзы в которых были такими же широкими, как, пожалуй, в телескопе Хаббл). На полном серьезе. Если в солнечный день Марсель смотрел на землю слишком долго, он был вполне способен поджечь ничего не подозревающую семью каких-нибудь насекомых. Какая большая удача для букашек - в Англии очень мало солнечных дней. Если Марсель и освоил что-то за свои недолгие шестнадцать лет, так это то, что хуже, чем быть незаметным - это быть замеченным не в нужный момент. Он побывал в уже достаточном количестве шкафчиков, довольно находился с натянутыми на голову трусами, так что разбирался в этом, как никто другой. Мама Марселя убеждала его, что однажды наступит день, когда он пойдет в университет, и все встанет на свои места. Никто не будет замечать его очки, которые могут служить еще и бутылочками для колы, его манеру напяливать брюки до самой талии. И даже то, что он одевается по моде Mark and Spencer's года, эдак, 1974, никого не будет волновать. Кстати, осенняя линия. (Кстати, коричневый твид был просто писком британской моды, для утоления интереса Марселя будет сказано). Но университет был далеко за горами, так что парню все-таки приходилось как-то с этим справляться. И поэтому он смотрел на школу, как на работу. Просто долг, обязательный для исполнения. Или ступенька к следующей фазе его жизни. Он ходил на уроки, сидел где-то в среднем ряду, потому что там ему лучше всего удавалось не обращать внимания на тупиц и подлиз спереди и плюющихся миниатюрными бумажками плохих парней сзади. Кстати говоря, Марсель никогда не ходил в общий класс и обходил столовую за добрые километры. Его астма также даровала ему освобождение от физкультуры, поэтому все свободное время парень проводил в библиотеке, общаясь с женщиной-библиотекарем средних лет - Альмой. Она рекомендовала ему книги и была, наверное, единственным его другом. Марсель каждый день обедал в закрытом туалете. Бутерброд из белого хлеба с сыром и соленьями фирмы Branston в одной руке, открытая книга - в другой. Время от времени еда даже не падала на его жилетку, а доходила до рта, пока он оставался верным все же автору. Никто не замечал его отсутствия, да и получал он вполне нормальные оценки - не очень-то и высокие для академических наград, но и не совсем низкие, которые могли бы создать проблему. Так что и в этом он мало привлекал внимания. По факту, Марсель был настолько незаметным, что, если учителя не вызывали его на уроках - а обычно они действительно этого не делали - он мог проводить недели, не разговаривая ни с кем, кроме своей матери, сестры, Джеммы, и кошки, Дасти. Но все было в порядке. Марсель любил свою рутину. Любил есть одну и ту же дрянь на ланч каждый день, прогуливаться от школы до дома после уроков. Любил целовать свою маму в щеку по приходу и уходу. Да и вообще, любил даже приходить из школы и смотреть в окно, согреваясь чашкой чая, пледом и теплом своей кошки, мурлычущей в районе его коленок. Да, жизнь Марселя была предсказуемой, но зато относительно безопасной. И это единственное, на что он мог надеяться. Но было кое-что. Совсем маленькое. Незначительная влюбленность в капитана футбольной команды - Луи Томлинсона. Но это было только его дело, ничье больше.***
И это действительно остается лишь его делом, пока, одним днем, все дела не идут насмарку. Дождит. Такой вид быстрого и внезапного дождя, который обращает дороги в склизкий и опасный кошмар. Поэтому выезжающий на дорогу хэтчбэк просто не может остановиться вовремя. Он давит кошку Марселя, Дасти, прямо на глазах у парня. Марсель возвращается из школы обычной дорогой, ведь разницу между дождем и солнцем его душные твидовые штаны просто не замечают. Они заправлены в темно-зеленые резиновые сапоги, а капюшон дождевика откинут назад: вода просто окатывает его с ног до головы, когда это происходит. Настолько быстро, что он даже не успевает среагировать, и уж тем более как-то остановить это. В следующий момент, когда он, опустившись на колени в самую лужу, сдавленно рыдает над безжизненным телом его кошки - кошки, жившей с ним уже более десяти лет - его инстинкт самосохранения отключается. Ничто не имеет значения в этот момент. Даже Лиам Пэйн, стоящий на такой высокой позиции в социальной лестнице, что Марселю даже и не снилось, видящий его в таком состоянии. Рыдающий парень плюет на мир, который вокруг себя выстроил, потому что ничего, кроме кошки, которая умерла и больше никогда не вернется, не имеет значения. Сквозь запотевшие очки Марсель видит машину, ужасно похожую на машину Пэйна, но на секунду мешкает - Лиам ли это? Однако, огромная рука уже опускается на его плечо, и водитель присаживается рядом. Все происходит так, словно Марсель ждал прихода этого дня. Словно жил в страхе, смотря на некачественно выстроенную плотину, и она, наконец, прорвалась. - О Боже... Я, мне так жаль, дружище... Я... - Голос Лиама виновато дрожит. Он кладет руку на Дасти, лежащую на коленях Марселя, на ее мокрую шерсть, и кровь стекает по одежде парня. Марсель чувствует, как она пачкает его брюки. Где-то в глубине души он понимает, что дрожит, но, всем его телом на момент овладевает онемение. Судьба ли это, что Лиам Пэйн является обладателем проникновенных щенячьих глаз и вечно надутых губок, которые в сумме придают ему безвредный и энергичный вид, прямо как у золотого ретривера, или не судьба, но Марсель даже не может собраться с силами, чтобы возненавидеть его. А так хочется. Было бы проще, если бы ему все-таки удалось. Марсель просто ничего не говорит. Слова не могут слететь с его языка, потому что они застревают в горле комом из рыданий и слез, как пробка в ванной. Его плач превращается в истерический, и Марсель заходится в приступе кашля. Он слепо шарит по карманам и сумке в поисках ингалятора, потому что огромные очки ничего не разбирают в такой отвратительный дождь. Замок портфеля заедает, Марселю категорически не хватает воздуха, и он почти умирает. Причем умирает так нелепо - прямо перед лучшим другом Луи Томлинсона, с мертвой кошкой на коленях. Неплохое развитие событий. - Ты... Ты в порядке, дружище? - Лиам щурится; выражение его теплых карих глаз становится все более озабоченным и жалким. Марсель очень далеко от "порядка". Лиам бьет его по спине, будто пытаясь освободить что-то, попавшее не в то горло, но это, конечно же, не помогает. Марсель издает безумный хрип, хватаясь за горло, чтобы хоть как-то показать, что у него приступ астмы, но становится похожим, разве что, только на ребенка, изображающего оторванную голову. Теперь он совсем не может перестать кашлять, и как-то очень уж уверен, что ногти и губы уже приняли голубоватый оттенок. И с каждой секундой все труднее освободить путь кислороду прямиком в легкие. До Лиама, наконец, доходит. Уже тогда, когда черные точки начинают медленно проплывать перед темнеющим миром Марселя. Тогда, когда он думает: "Ну, это было печально". И именно в этот момент его губы чувствуют что-то твердое и металлическое. Лиам Пэйн на что-то давит, что-то срабатывает, и он с облегчением выдыхает в незатейливом "уфф". - Все хорошо. Ты уже в порядке. Подыши. - Мягко говорит Пэйн, утешительно поглаживая Марселя по спине. Только легкая дрожь в голосе выдает его. Если Марсель мог хотя бы что-то понимать, он с ужасом отбросил бы руку парня, которая теперь гладит его по голове. По потерянным кудрям; а ведь он столько времени потратил, чтобы приручить их, используя всего-лишь терпение и воск для волос! Если бы Марсель вообще был в сознании, он бы почувствовал себя максимально неловко, потому что Лиам Пэйн, вообще-то, прижимает все его тело к собственной груди, держа так, чтобы голова его не встретилась с тротуаром. Марсель все еще чувствует головокружение и слабость, но уже может дышать маленькими, птичьими вдохами, хотя его легкие по-прежнему думают, что они стиснуты в чьих-то ручищах. Парню настолько плохо, что он даже не пытается остановить Лиама, когда тот поднимает его на руки и аккуратно затаскивает в хэтчбэк, кладя на пассажирское сидение. Затем Пэйн уходит, но, возвращаясь, аккуратно кладет сверток на колени Марселя. И хлопок закрывающейся двери - это единственное, что в ближайшее время его беспокоит.***
Когда Марсель приходит в сознание, он слышит приглушенные голоса, говорящие, по-видимому, о нем и стук капель дождя по крыше. Ему тепло и уютно: он лежит под целой горой одеял, одетый в сухую и чистую одежду. Однако, не имеет понятия, где находится, или как здесь вообще оказался. - Ты даже имени его не знаешь?! - Кто-то спрашивает, почти пища, и очень уж недоверчивым голосом, сильно напоминающим голос Луи Томлинсона. - Вот черт, забыл спросить! Надо было поинтересоваться! Например, тогда, когда я убил его кошку и чуть не убил его самого, не распознав приступ астмы с самого начала, - ехидно отвечает Лиам. Марсель мягко открывает глаза, когда чьи-то теплые руки гладят его по голове. - Все хорошо, милый? - На него смотрит женщина, блаженно улыбаясь. Но он не может узнать ее, в глазах по-прежнему размыто и очень темно. На секунду Марселю кажется, что он умер, а эта женщина над ним - ангел. Но, если бы он действительно умер, ему бы не нужны были очки, так? - Где я? - спрашивает он, пытаясь сесть. Просто, чтобы осмотреться, со своим-то "отличным зрением"! И видит он... Луи Томлинсона, сидящего на кровати, скрестив ноги. Да, это объясняет то, почему ноги Марселя уже онемели в неудобной позе, но не объясняет почему он здесь. - О, смотрите кто проснулся! - усмехается Луи, тыкая в его ноги носком ботинка. Это, вроде бы, не должно заставить Марселя задрожать и покрыться гусиной кожей, но это все равно происходит. - Прости, я просто не знал, что делать... Мама Луи - медсестра, так что... - мямлит Лиам, держа в руках очки Марселя. Он возвращает их на место, и комната тотчас становится четкой. На синеватых стенах вдоль и поперек развешаны плакаты Man-U. Прямо перед Марселем - огромная плазма, сопровождаемая игровой приставкой и еще кучей контроллеров по периметру. Кучи одежды, валяющиеся по всей комнате, открытая коробка из-под пиццы с одними кусочками теста внутри, тарелка хлопьев, наполненная молоком или йогуртом... И когда он видит буквы "L" и "T", приклеенные к двери, до него, наконец, доходит, чья это комната. Он в комнате Луи Томлинсона. В постели Луи Томлинсона. Может, одетый в его одежду. С легендарной задницей Луи Томлинсона, расположившейся на его бедных отекших ногах. Осознание этого ошеломляет его, и он белеет. Лицо мамы Луи вытягивается в беспокойстве. - Успокойся, - говорит она, помогая ему снова лечь на целую гору подушек, которые, как Марсель для себя отмечает, "неумолимо пахнут Луи Томлинсоном и его шампунем". Нет, возможностей понюхать его поближе у Марселя было немного, но, черт, да, - он просто представлял себе его запах именно таким. - Я сделала тебе укол стероидов, тебе должно немного легче дышаться. - Снова говорит Мама Луи, поглаживая грудь Марселя так, словно ему снова пять лет и он пришел домой из школы с "животиком, которому бо-бо". - Но все равно успокойся. Ты так напугал всех нас! - Теперь она хмурится, похлопывая его по руке. Марсель смотрит на Луи и Лиама, но они не выглядят напуганными. На самом деле, они просто игнорируют его взгляд и стараются не смотреть в ответ. - Так, Луи, помоги мне сделать чай, и дай своему другу немного отдохнуть. - Мам, он не мой друг, - скулит Луи, сопровождая свою маму до лестницы и вниз. Лиам неуклюже встает на ноги, рассматривая свои кроссовки. - Я могу увидеть кошку? - Мягко просит Марсель. Лиам кивает и берет с подоконника мокрый, безжизненный сверток, затем кладя его на руки парня. Марсель понимает, что держит ее, завернутую в куртку Лиама. Он завернул ее в свою куртку. Шелковая подкладка вся пропиталась кровью и грязью, но это настолько трогательно, что горло Марселя затягивается в узелок. - Мне так жаль, - снова начинает Лиам, но Марсель отрицательно качает головой. - Нет, все в порядке. Несчастный случай. Спасибо за, эм, что помог мне. Перед, ну, я знаю, это... Просто спасибо. - Да. Конечно. - Лиам забирает сверток из рук Марселя. - Я посмотрю, может, найду хорошую коробку для нее, хорошо? Марсель кивает. Горячие слезы собираются в уголках его глаз. Он снимает очки и позволяет своей тяжелой голове рухнуть на подушки, абсолютно не заботясь ни о чем. Он просто утопает в запахе Луи Томлинсона, погружаясь в сон.***
Когда Марсель просыпается, Луи сидит за своим столом, пялясь в голубой экран компьютера. На фоне открыт вордовский документ, но до завтрашнего доклада по истории ему нет никакого дела. Он спокойно переписывается с кем-то в G-чате, периодически улыбаясь ответом. Марсель грустно отмечает про себя, что там, может быть, его девушка. В отличие от Марселя, который своей невидимости мог быть обязан даже мантии-невидимке Гарри Поттера, все знали Элеанор Колдер. Она была самой милой девочкой среди всего шестого класса. И даже тогда, когда Марсель пытался забыть о ее существовании, она все равно появлялась. Она была везде - в группе поддержки и в хоре, в дискуссионном клубе и теннисной команде. Она была признана девочкой с "лучшими волосами", "обворожительнейшей улыбкой" и половинкой "самой лучшей пары" (вторая половинка, конечно, Томлинсон). Луи быстро закрывает чат и поворачивается вместе со стулом, когда слышит, что скрипит его кровать. Марсель медленно садится, потирая глаза. По-видимому, во сне ему было жарко - все одеяла скомканы, а его мокрые кудри небрежно разбросаны по лицу. Дома он обычно спит голым. - Как спалось? - Луи усмехается, многозначительно уставясь на промежность Марселя. И, - о боже, - парень-то совсем не промах. Даже если бы он и был, в просторных штанах для бега (штанах Луи, конечно) так бы не показалось. В голову Марселя постучалась мысль - а ведь его кто-то раздевал, чтобы переодеть в чистую и сухую одежду. В том числе и в штаны Луи. И этим "кто-то" мог быть и сам Томлинсон. Лицо Марселя заливается краской, и он тщетно пытается закрыть его руками. - Эх, эти штаны повидали и похуже, - любезно говорит Луи. - Сколько времени? - Марсель интересуется, сводя колени, чтобы прикрыть - ну - неловкую ситуацию. И слепо шарит по прикроватному столику, чтобы отыскать свои очки. - Семь. Мы уже поели суп, но я уверен, что мама и тебе оставила, если ты голоден, и... - Нет, я... Я должен позвонить своей маме. Она будет волноваться. Луи пожимает плечами, натягивая на себя наушники, и возвращается к чату. - Как хочешь. Марсель быстро разъясняет маме ситуацию (опуская, конечно, информацию о том, что у него был приступ астмы и он чуть не умер), и, после того, как он сообщает адрес Луи, мама выезжает. Марсель переодевается в свою одежду, постиранную мамой Луи, отмечая про себя, что они пахнут стиральным порошком Луи. Пока он ждет, мама Луи делает ему еще и чашку чая, настаивая на том, чтобы и сделанную ей лазанью он потом обязательно съел. - Бедняжка. Проголодался, наверное, - говорит она, незаметно подкладывая в его портфель еще и упаковку шоколадных печений. Сестры Луи медленно заползают на кухню по очереди, желая посмотреть на "мокрое, грязное существо, которое их брат спас от дождя". (Да, теперь это Марсель, а не кошка. Смотреть на бедную Дасти уже слишком поздно). Они все очень милые, беловолосые и вполне подходят для рекламы фильма Девственницы-Самоубийцы. К тому времени, как приезжает мама Марселя, Дэйзи сидит на его коленях, и они вместе раскрашивают забавную картинку единорога на кухонном столе. Что бы ни говорили о социофобе-Марселе, с детьми он ладил. Луи тихо подсматривает за ними через дверной проем. Его руки скрещены на груди, а лицо, наполовину скрытое тенью, имеет едва различимый, спокойный оттенок. Мама Луи и Марселя несколько минут стоят на дороге, разговаривая, пока Марсель пристегивается на пассажирском сидении, усталый и утомленный. Картонная коробка с Дасти внутри давит на его колени, как цементный блок. Марсель смотрит на зеркало заднего вида лишь один раз, когда они выезжают на дорогу, и видит лицо Луи в теплом золотом свечении окна гостиной. Затем парень закрывает занавески. Марсель осознает, что Луи ни разу не спросил его имени.***
По настоянию матери, Марсель освобождается от школы на несколько следующих дней. Маме Луи пришлось рассказать ей о том, что у ее сына был приступ астмы, и с тех самых пор она возилась с ним и парила над его комнатой, как шмель над розовым садом. Марсель не особо-то любил людей, которые слишком сильно за него волновались и не отходили ни на шаг, но провести несколько дней в своей постели, читая, он был счастлив. (Внушающая стопка книг из библиотеки около его кровати была готова опрокинуться). Когда Марсель погружен в книгу, он может не думать о мертвой Дасти и даже Луи. О том, как красивы и ярки его голубые глаза, как возбуждающе пахнут его подушки. (У Марселя есть выбор - продолжать носить штаны Луи или нет, потому что за три дня они уже перестанут пахнуть им, и парень не сможет отличить запах Томлинсона от запаха собственного). Но, в основном, все неожиданно так, как и должно быть. Пока Марсель читает, он в порядке. Пока он продолжает жить в своей рутине, он на плаву. Пока все идет так, как нужно, и все вещи в его комнате стоят в положенном порядке, он со всем справится. Но, как только он заканчивает читать последнее предложение, закрывает книгу, выключает свет и ложится на кровати, то понимает, что лжет себе. Он утопает в запахе Луи, и давящая боль рождается в его груди. Как бы хотелось вернуть все так, как оно было. Когда разрушительная влюбленность в Луи Томлинсона еще не разрушала его самого.***
Они сооружают маленькое кладбище для Дасти на заднем дворе на следующий день после произошедшего. И хотя Марселю все еще трудно думать об этом, это немного помогает отвлечься. Если бы только можно было похоронить его собственное сердце в коробке под землей, то, может быть, это помогло бы и Луи забыть... К тому моменту, как Марсель возвращается в школу в понедельник, он принимает решение оставить все случившееся в прошлом. Только вот... Когда он сидит на толчке, обедая, привычный вкус сэндвича уже не кажется таким вкусным, как обычно. Хочется ему или нет - что-то изменилось. То, что Марсель представляет своей жизнью и то, как он действительно живет - теперь это разные вещи. Он ловит себя на том, что думает, чем сейчас занят Луи. Наверное, сидит в кафетерии, окруженный друзьями. Смешит их всех до такого состояния, что кола льется из носа. Опять же, наверное. Но то, чего он действительно сейчас не делает - не думает о Марселе. Он и имени его даже не знает. Марсель принес вещи Луи и контейнеры его матери, чтобы отдать их. Они лежат в шкафчике весь день, словно бомба замедленного действия. Последнее напоминание о том страшном дне, и возможность поговорить с Луи. Да, Марселю не отдать их законному обладателю никогда не позволило бы воспитание. (Сейчас, кстати говоря, одежда совсем не пахнет Луи). Но Марсель не видит Луи целый день. Его нет ни на уроках, в которых они сидят в одной аудитории, ни в холле на переменах. Марсель пытается уговорить себя, что это странное чувство скрученного желудка - не огромное разочарование, но лгать себе становится все труднее. Он полностью зациклен, и к концу дня уже нет смысла этого отрицать. Луи Томлинсон полностью овладел его разумом. Перед уроком английского языка Марсель видит Лиама. Он стоит с Зейном, виновато пряча глаза. И если он смотрит на Марселя, то так, будто совсем его не знает. Да, вещи становятся на свои места, что не может не радовать парня, но отчего-то его пронзает обида и ярость. Как Лиам, убивший его кошку и почти его самого, может делать вид, будто ничего не произошло? Что-то произошло, и тот факт, что он даже не признавал в Марселе - Марселя, заставлял кровь парня кипеть. Неужели он, его жизнь - настолько незначительны? Неужели он настолько незаметный, что никому нет и никогда не будет дела - жив он или мертв? Эта мысль отзывается болью в животе. Он сам-то никогда не придавал этому значения. Он важен людям, которые важны ему самому - маме, Джемме, Альме-библиотекарше. И вдруг ему хочется, чтобы люди любили его. Кстати говоря, желания иметь друзей и поддержку - это не сможет защитить его от издевательств, он напоминает себе. Желания быть кем-то любимым и понятым никогда не будет достаточно, например, чтобы избавить его от Стэна Лукаса, который натянул ему штаны до головы на глазах у всех в пятом классе. Марсель пытается сосредоточиться на уроке истории, но ловит себя на том, что изрисовывает поля тетради незатейливыми "ЛТ и МС". Он жутко сердится на себя и быстро все сворачивает. К тому моменту, как заканчивается урок, он решительно настроен найти Луи и отдать ему все вещи. Таким образом он сможет раз и навсегда умыть руки и покончить с этим кровавым месивом. Марсель действительно хочет оставить все это в прошлом. Ничего хорошего из желания иметь друзей не выйдет, и уж тем более ничего хорошего не выйдет из его влюбленности в капитана школьной футбольной команды. Обычно Луи проводит время после уроков на футбольном поле или в актовом зале (в драме он такой же ас, как и в футболе), поэтому, когда Марсель не видит Луи на улице, он возвращается обратно в здание школы. И сумка с вещами Томлинсона давит на его руку, как якорь, неумолимо его топя. Это первый раз за долгое время, когда Марсель просто так заходит в школу. Он уже успел выучить, что, если желания встречать хулиганов нет, то лучше обходить здание стороной или, например, заходить только после второго звонка. После яркого солнечного света, отсутствие какого-либо, кроме у сцены в актовом зале, погружает Марселя будто на самое дно холодного озера. Луи здесь нет, и Марсель явственно ощущает, что тонет. Он достает ингалятор из кармана брюк и делает неглубокий вдох, просто чтобы легким задышалось спокойнее. Ему вдруг хочется узнать, каково там, под яркими лампами. Почувствовать что это такое, когда сотни глаз одновременно смотрят на тебя. Он уже собирается повернуть назад, когда слышит шорох за сценой. Его сердце колотится, он поднимается на сцену, и, проскользнув через красный вельветовый занавес, оказывается за кулисами. Здесь темно и сыро, стены и пол окрашены в матовый черный цвет. Единственный свет исходит от маленького туалетного столика, где, спиной к нему, сидит девушка, размазывая помаду по своим губам. Марсель не может вспомнить ее, словно он даже и не виделся с ней никогда, но выглядит она так потрясающе, что он просто не мог ее не знать. Ее глаза встречаются с глазами Марселя в отражении. Она в ужасе отбрасывает помаду, резко разворачиваясь. - Ты что здесь делаешь?! - Вскрикивает девушка. И дикость в ее голосе настолько сильная, что Марсель даже застывает. - Извини... - Бормочет он. - Я, эм... Я искал Луи, Луи Томлинсона. Он из... Из... Футбольной команды, и... - Я знаю кто такой Луи чертов Томлинсон, придурок, - отвечает девушка, закатывая глаза. Марсель делает шаг поближе, не совсем отдавая себе в этом отчет, и аккуратно проводит пальцем по верхней губе незнакомки, чтобы стереть лишнюю помаду. И как только его палец соскальзывает на усы девушки, что-то резко просачивается в его разум. Это платье, парик, и странно знакомое лицо... О боже, о боже - Марсель попал в беду. Длинные ресницы парня дрожат, и страх окутывает уже парня перед ним. - Ты же никому не скажешь, так ведь? - мягко спрашивает он. - ЗЕЙН? - вскрикивает Марсель. Зейн Малик, самый жестокий парень школы?! Всем было известно, что однажды Зейн нарисовал голую женщину прямо на стене в учительской, правда, ни у кого не было доказательств, и на памяти Марселя был случай, когда он закурил прямо на уроке математики! - Ну а кто еще-то? - Раздражается Зейн. Марсель должен бежать. Он знает, что должен. Это - единственный выход. Он должен развернуться и дать деру из актового зала, притворившись, что этого никогда не происходило. Но он видит лицо Зейна, тронутое болью, и просто не может. На шатающихся ногах, Марсель приказывает себе сесть рядом с Маликом, моля бога, чтобы тот его не избил. Руки Зейна скрещены на фальшивой груди, делая ее больше. И тихие слезы скатываются по его щекам, портя аккуратный макияж. - Не плачь, - мягко говорит Марсель, дотрагиваясь до тату на плече парня. - Ты смажешь всю косметику. - Зейн шмыгает носом, но ничего не говорит. Марсель берет салфетку из бокса на столе и нежно вытирает слезы с щек Малика, игнорируя то, что его глаза плотно закрыты, и только маленькие вдохи просачиваются сквозь алые губы. Зейн открывает глаза. Они отдают золотистым в ярком свете и полны боли. Он рассматривает Марселя, словно тот только что спустился из летающей тарелки. Марсель берет палетку с тенями для глаз, теребя в руках. - Можно мне? Зейн медленно кивает и закрывает глаза так, чтобы Марселю было удобней намазывать голубые тени на его веки. Из журналов сестры Марсель знает, что голубой лучше всего подходит к карим глазам. (Кстати, оттуда же он еще и знает о том, где находится точка G у женщин, но такая информация ему вряд ли когда-нибудь пригодилась бы). - Мне приходится каждое утро красить сестру, - объясняет он. Хотя объяснить стоило бы ему, ведь это Зейн сидит перед ним в платье, за кулисами актового зала их школы. Тем не менее, Марсель доволен впечатлением, которое произвел на Зейна, поглаживая его плечи. Парень расслаблен и чувствует, что Марсель не сделает ему ничего плохого. Ну, сейчас, по крайней мере. - У тебя великолепные ресницы. Тебе даже не нужна тушь, - говорит Марсель. На лице Зейна рождается улыбка - он натягивает уголок губ, принимая комплимент. Когда Марсель заканчивает, он легонько вздыхает, позволяя Зейну рассмотреть себя в отражении. Парень хорошо поработал, избавив Малика от лишней работы. - Хорошо выглядишь, - смеется Марсель. Малик хохочет. - Ты же понимаешь, что в любой другой момент я бы убил тебя за эти слова. - Да. Прости. - Марсель слезает со стула и шарит в поисках пакета с вещами для Луи. - Я просто... Мне пора. - Стой. - Зейн хватает его за запястье, и хватка его для парня в платье довольно не хилая. - Как тебя зовут, ребенок? - Мар-Марсель, - бубнит "ребенок", поправляя очки на переносице. - Приятно познакомиться, Мар-Марсель. У тебя есть второе имя? - Эм, Гарри. Но я не использую его - это моего отца... - Отлично. Буду звать тебя Гарри, - говорит Зейн, похлопывая его по плечу. - Марсель - ужасное имя. Ничего личного. - С секунду Малик рассматривает лицо Гарри, чтобы понять, обиделся ли он или нет. - А теперь скажи. Зачем тебе нужен Луи Томлинсон? Гарри вытягивает рукава своей рубашки, чтобы закрыть разрисованные "ЛТ и МС" руки. - Долгая история, - мямлит он, склонив голову. - Ты же знаешь, что мне придется убить тебя, если ты хотя бы что-то кому-то скажешь? - Я не буду! Клянусь! - Визжит Гарри. - Хорошо. Я верю тебе, - смеется Зейн. Гарри снова пытается собрать вещи, но Малик опять останавливает его. - Какой у тебя рецепт? - Прости? Зейн указывает на его глаза. - Ну, 7.5 на каждый глаз. А что? - Неважно. Ну. Увидимся. Зейн машет Гарри в спину. *** Итак, Лиам Пейн давит кошку Гарри. Затем Гарри просыпается в кровати Луи Томлинсона. Но этого, видимо, недостаточно, потому что, в довершении, он сталкивается с Зейном Маликом, одетым в женское платье. Немного напоминает страшный сон, о котором при свете дня хочется забыть. По такому плану, собственно, Гарри и хочет идти, пока после уроков его не окликают. - Эй! Гарри, эй! Сперва Гарри продолжает идти вперед, уткнув нос в книгу, потому что здесь, в школе, его второго имени никто не знает. Никому и до первого не было дела, да и если кто-то знал его, то кричать бы не стал точно. Но затем он слышит это снова, и, пытаясь устоять на ногах, разворачивается посмотреть кто это. Зейн Малик машет ему с футбольного поля. Зейн одет в белую футболку, поверх которой накинута темная кожаная куртка. Ноги его обтянуты ужасно узкими штанами, и обут он в настолько устрашающие ботинки, что, если бы кто-то пнул его, от задницы не осталось бы живого места. Зейн бросает сигарету на землю, и она падает в опасной близости со стопкой сухих листьев. - Ты оглох что ли? Ослеп? - Ой, я, эм... - Гарри краснеет, уже представляя, как Зейн разукрашивает его лицо кулаком. Ну, еще один повод купить новые очки - эти держатся только на ленте у переносицы. - Тебя подвезти? - Спрашивает Зейн, протягивая Гарри блестящий черный шлем, прежде чем тот успевает ответить. Зейн закидывает одну ногу на мотоцикл, припаркованный у школы, и заводит его. Выглядит, как секс на колесах. Гарри делает глубокий вдох из ингалятора. - На... На этом? - спрашивает он. Его глаза расширяются. Он никогда не катался на мотоциклах, и первая мысль, рождающаяся в его голове - что на это скажет его мама? - Ну прости, единорога я продал! - усмехается Зейн. О боже, неужели он еще и подшучивать над ним может? - Так, давай залезай, малыш. Гарри краснеет снова, но карабкается на сидение за Зейном. Затем он снимает очки, заботливо кладя их в карман жилетки и напяливает шлем. Слышится рев мотора. Зейн поворачивает голову, предупреждая, что: - Тебе придется очень сильно в меня вцепиться. А затем стартует. Встряхнувшийся, Гарри мертвой хваткой огибает талию Зейна. И как раз вовремя, потому что в этот момент Малик как раз заворачивал за школьный двор. Гарри просто уверен, что пальцами разобрал бедра Зейна на все составляющие, но затем он заставляет себя открыть глаза и понимает, что самые страшные дороги уже миновали. Ветер теперь заботливо дует в лицо. Ему хочется, чтобы он поиграл еще и с его волосами, но шлем снять невозможно, а отцепиться от Малика хоть на секунду - тем более. Зейн пахнет очень вкусно. Не так, как Луи, конечно, потому что никто не мог пахнуть лучше, чем Луи, но по-своему уникально. Это смесь из кокоса, лайма, сигаретного дыма и кожи. Гарри чувствует тепло тела Зейна, и вибрирующий мотор заставляет "неприятную ситуацию" появиться снова. Он скользит подальше от задницы Малика, чтобы тот ненароком не почувствовал напряжение, нарастающее в его промежности. Они проезжают пять кварталов, прежде чем Гарри понимает, что никогда не давал ему своего адреса.***
Гарри уверен, что все в семье Зейна - тайные супермодели. Если раньше у него не было комплекса по поводу своей внешности, то сейчас он появился. У Зейна три потрясающие сестры. У них темные, гладкие волосы и огромные ресницы, которые могли бы посоревноваться с ресницами Зейна (но все равно не были такими же!). Все три сестры набрасываются на Зейна, едва он только переступает порог дома, опутывая его шлейфом духов и хихиканьем. Что бы ни говорили, плохой парень, которого Зейн играет в школе, и домашний Зейн - две разные истории. - Я Триша. - Мама Зейна представляет себя, пока сам парень сделать этого не в состоянии. Гарри вытирает вспотевшую ладонь о штаны, прежде чем пожать руку женщины, благодаря небеса, что его эрекция прошла. - Гарри. - Хотите чай? - спрашивает Триша, когда Зейн берет Гарри за руку, и они оба поднимаются по лестнице наверх. - Нет, спасибо, мам, - кричит Зейн. Он не отпускают руку Гарри, пока они не поднимаются в спальню Малика. Да и тогда он делает это только для того, чтобы закрыть за собой дверь. Его комната потрясающая - стены раскрашены граффити от пола до потолка, и гигантские разноцветные полотна развешаны везде, где только есть место. Пахнет скипидаром и масляной краской - запах, который Гарри тоже почувствовал, принюхиваясь к Малику на мотоцикле. Гарри осматривается, не скрывая восторга. - Это все ты?.. Зейн пожимает плечами, плюхаясь на свою кровать и сцепляя пальцы в замок за головой. - Люблю закрывать за собой дверь. Гарри ищет место, куда можно было бы сесть, но вдруг получает полотенцем прямо в лицо. - Иди в душ. Он там. - Прости, я?... - Гарри незаметно принюхивается к себе. - Я пахну? Зейн раздражается. - Нет. Просто хочу вымыть эту дрянь с твоих волос, очкарик. Гарри послушно топает в ванную, все еще не в силах поверить, что Зейн Малик привез его к себе домой, чтобы отправить в душ. Вообще-то, он бывал только в собственном, и видеть все эти чужие принадлежности было странно. Бритва Зейна, кусок его мыла, его наполовину полная бутылочка шампуня, мочалки, разбросанные по углам ванной. Гарри просто намыливает волосы, когда Зейн входит внутрь, закрывая за собой дверь. - Прости, друг, нужно отлить. - Он извиняется, прежде чем расстегивает ширинку. Гарри отворачивается от него, пытаясь спрятать безошибочный силуэт стояка сквозь стеклянную дверь. Зейн моет руки в раковине: - Классная жопа. Гарри быстро переключает горячую воду на ледяную. Его нагретая кожа протестует, но, в конце концов, эрекция проходит. Он выходит из ванной, чувствуя себя до ужаса застенчивым. Полотенце туго обхватывает его бедра. Зейн присвистывает, лежа на кровати, и, да, это тот самый момент, когда Гарри невероятно счастлив тому, что не одел очки. Потому что так он не видит выражения лица Малика. - Кто знал, что ты прячешь такое тело под всем этим, а, Стайлс? Гарри слишком уверен, что все его тело краснеет от подобного комплимента. - Ты скажешь мне, зачем заставил меня принять душ? - Сегодня ты выходишь в люди. Я хочу, чтобы ты выглядел респектабельно. - Нет, Зейн, я не уверен... - Просто футбольный матч, а потом фуршет. Все будет хорошо. Обещаю. Я даже разрешу тебе взять книгу, если будет слишком скучно, и ты сможешь почитать, ладненько? - Да, да... Хорошо... - Гарри соглашается. Он отправляет короткую смс своей маме, что не успеет к ужину. А затем испуганно сглатывает. Что бы с ним сегодня не случилось - ему страшно.***
Парни собираются. Зейн одевает на глаза Гарри контактные линзы (спасибо его матери-офтальмологу; кстати, именно поэтому он спросил о зрении Гарри) и засовывает его в "ужасно узкие штаны" (Гарри как раз поинтересовался, куда там деть это, ну, то самое). До парня действительно доходит, что они собираются на футбольный матч. Где, определенно, будет играть Томлинсон. И это тот самый момент, когда он начинает паниковать. Гарри никогда не был на футбольном матче. Для всех популярных людей в школе он там был бы мишенью, но, возможно, с Зейном все было бы хорошо. Хотя, что в жизни Гарри теперь вообще шло хорошо? Когда Зейн заканчивает, он на секунду ставит Гарри перед зеркалом. И парень действительно не может поверить в то, что это он - он самый - смотрит на него в отражении. Словно Зейн стер все напоминание о Марселе. Не было больше аккуратных, зачесанных назад волос. Вместо них - небрежно разбросанные по голове кудри, опутывающие ее, словно нимб. Не было ужасных очков; теперь всем будут видны его настоящие зеленые глаза. Штаны до талии и отвратительный жилет - этого всего не было тоже. Теперь длинные ноги обхвачены узкими джинсами, торс - футболкой, и, в довершении, черные конверсы на его огромных, безразмерных ступнях. - Вау, - шепчет Гарри. Зейн похлопывает по заднице Гарри так, что тот понимает, что еще не раз это почувствует. Гарри морщится, но Зейн, слава богу, этого не замечает. - Готов, студент? Гарри неуклюже выскальзывает из узкой ванной и спускается по лестнице за Зейном, пытаясь привыкнуть к ощущению, что его яйца вжались в его тело. Если верить реакциям сестер Зейна, он выглядит неплохо. Донья падает с удобного дивана, где она еще секунду назад смотрела сериал, Валия врезается прямиком в стену с тарелкой хлопьев, а Саафа прячется за матерью с лицом, принявшим красный оттенок. - Хорошо проведи время, милый, - говорит Триша, взъерошивая волосы Гарри. - И, пожалуйста, следи за Зейном, чтобы он всегда одевал шлем. Если в школе учились бы только мамочки и маленькие дети, Гарри был бы самым популярным в тех кругах. Зейн закатывает глаза, но улыбается, когда его мама целует его в щеку и провожает их обоих до двери. Пока они едут, в воздухе тихо. Гарри приклеивается к телу Зейна, наверное, даже сильнее, чем нужно.