***
Просыпаться не хотелось. Костя полежал несколько минут, вспоминая восхитительный сон про императора и придворных, но тут ощутил мягкость кровати, нежность простыни, легкость покрывала и открыл глаза. «Не сон!» Это придало сил, и мужчина сел на постели, осматривая покои. Все было так, как он помнил. В ванной его уже ждали: пышная пена с приятным ароматом, вчерашняя пара рабов, мягкое полотенце... Хмыкнув, Эрми шагнул в воду и блаженно откинулся на бортик. Вода была в меру теплой и хорошо взбодрила. После вкусного завтрака Эрми велел одному из рабов приготовить одежду. - Да, господин, – пролепетал тот, – ваш личный раб уже ждет. Он махнул головой в сторону двери в углу, и Эрми понял, что там гардеробная. Большая комната, наполненная самыми разными костюмами, с огромным зеркалом, туалетным столиком и с парнем, стоявшем на коленях. В ошейнике. «Да что они тут все на коленях?» - хмыкнул мужчина. Память императора любезно подсказала, что перед господином раб стоит на коленях. - Помоги мне одеться, – приказал как можно надменнее Костя, нет, император Эрмиэль. – Что-нибудь не очень яркое. Юноша скользнул вперед и подал светло-серый костюм с фиолетовыми вставками, украшенный тонкой вышивкой. Он стал осторожно одевать императора, стараясь касаться как можно меньше. Потом причесал, заколол волосы и, отступив в сторону, снова опустился на колени. Эрми подошел к зеркалу. Оттуда на него смотрел ослепительно красивый и такой же надменный мужчина. «Нет, с этими слабыми мышцами определенно надо что-то делать», - мелькнула у него мысль. - Хорошо, – с удовлетворением сказал император и направился к выходу. Почти на грани слышимости до него долетел облегченный вздох. Эрми постоял у двери. Выходить было страшно, но и все время проводить здесь тоже нельзя. Резко выдохнув, он открыл дверь. Там стояли двое стражников и раб на коленях. «Опять!» - Проводите меня в мой кабинет. И скажите моему супругу, что я желаю его видеть сегодня. «Надо выяснить, наконец, почему у меня муж, а не жена, и что мне с этим делать». Константина в прошлой жизни никогда не привлекали мужчины. Ему нравились тоненькие, хрупкие девушки, нежные и ласковые: их нужно было оберегать, защищать и лелеять. Так что он собирался в скором времени сменить мужа на жену. Первым делом, что сделал Эрми, появившись в кабинете, был тщательный осмотр роскошных фолиантов в шкафу. «Раз уж я тут оказался, нужно узнать, что тут и как...» - рассуждал император. Прочитав о социальных отношениях здесь, он некоторое время сидел в ступоре. Оказалось, что мир населен исключительно особями одного пола, но с разными, весьма существенными отличиями. Люди - здесь они назывались дренаи - делились на 2 типа: способных к воспроизводству и стерильных. Всех их можно было разделить также на четыре вида: альфы, омеги, беты и дельты. К первому типу относились альфы - зачинающие, и омеги – создающие жизнь. Альфы становились командирами, правителями, главами домов. Омеги – выполняли репродуктивную функцию. Именно у них в период овуляции в клоаке открывался слепой отдел, где формировался кокон для зачатия зародыша. Через четыре лунных цикла первая внутриутробная фаза заканчивалась, и кокон выводился из организма омеги. Почти все время внутриутробного развития, и особенно выведение кокона, сопровождалось сильными болями. В самых тяжелых случаях омега мог сойти с ума от страданий, - но это не имело значения: главное было вывести кокон. Его помещали в теплое место рядом с супружеским ложем. И во время соитий он подпитывался энергией своих родителей, позволяя расти ребенку. И совершенно было все равно, в каком умственном или физическом состоянии находится омега. Через четыре лунных цикла кокон лопался и на свет появлялся омега, альфа, бета или дельта. Чаще всего бета. Их требовалось больше всего, и потому соотношение их к альфам и омегам вместе взятым составляло примерно десять к одному. После создания омегам нужно было не менее трех лет для полного восстановления. И счастье было для них, если попадался заботливый супруг, поддерживающий младшего все это тяжелое время. У второго типа, к которому относились беты и дельты, такого четкого разделения не было. Беты - сильные, крепкие, мощные особи - становились солдатами, рабочими, использовались там, где требуется физический труд. Другие - дельты, более слабые, хрупкие – становились домовой прислугой, целителями, художниками, портными, часто их отправляли в гаремы или брали младшими супругами. Фактически они были омегами, только не способными зачать ребенка. Случалось, что в результате плохого обращения, стресса или болезни происходил сбой и вместо полноценного создающего рождался дельта. Замечено было, что если омега во время созревания кокона вне его тела был нездоровым, то рождались только стерильные дети. Бетам разрешалось заключать браки с дельтами, да и альфы часто использовали их в качестве постельных игрушек. Омег традиционно рождалось меньше всего. К тому же они слабели после выведения кокона и последующей подпитки. Так что после оплодотворения должно было пройти не менее трех лет до следующего, иначе погибали и зародыш, и его создатель. «Я - император, значит альфа. А мой супруг, соответственно, омега. Наследников у меня еще нет. Интересно, почему?» Память услужливо подсказала, что его супруг едва миновал возраст совершеннолетия, и, хоть первая овуляция, в просторечии – течка, создала кокон, ребенок не смог сформироваться нормально, и создание закончилось гибелью плода. Нормальный кокон редко формировался до достижения омегой возраста второго совершеннолетия. Здесь это было в день восьмидесятилетия, и для Кости стало настоящим сюрпризом, что он будет теперь жить больше тысячи лет. Первое наступало в шестьдесят, именно тогда с омегами начинали заключать браки. Альфа же мог стать старшим супругом, только достигнув ста пятидесяти лет. И самым интересным было то, что овуляция у омеги наступала, только если он повязан с альфой. Свободные омеги создать кокон и, соответственно, зачать не могли - ведь ребенок рождается только от повязавшего. Именно поэтому здесь не было понятия "незаконнорожденный ребенок". Но плод мог погибнуть, не сформировавшись, от жестокого обращения с омегой. А такое случалось нередко. Император наказал своего младшего супруга за провинность, а наутро ему сообщили о прекращении беременности. Лекарь тогда еще очень обтекаемо посоветовал умерить степень наказания, хотя бы во время внутриутробного развития плода. Эрмиэль был очень зол и не вызывал на ложе супруга почти декаду, предпочитая развлекаться с наложниками. Дельт всегда было много, и любой мог завести себе гарем. В императорском, например, наложников было больше сотни. Еще он узнал, что все рожденные омеги состоят на строгом учете в специальном императорском ведомстве, и, хоть никто не следит за заключенными браками, все же наблюдатели не допускают близкородственных связей. Узнал, что омеги – самая большая ценность, их оберегают, а замужних закрывают покрывалом, которое позволяется снимать только после рождения первенца, и то только по разрешению старшего супруга. Их никогда не выпускают из дома одних - строго в сопровождении альфы или охранников. Им запрещают носить оружие, вступать в разговоры без позволения. Омеги должны ходить с опущенными глазами, они не могут наследовать своему альфа-отцу, выбирать самостоятельно супруга - ограничений множество. Непонятно было, почему при всем трепетном отношении к создателям их позволено наказывать старшему супругу и никто не вмешивается во внутренние дела семьи. Костя потер уставшие глаза. Пора было отправляться отдыхать, все равно все не охватишь за один день. Социальный уклад Косте не понравился. Совсем. Но, как он понял, теперь это его жизнь, и к ней нужно приспособиться.***
Лилль, младший супруг императора, смотрел на закрывшуюся за канцлером дверь. Только что ему объявили, что муж вышел из комы и желает видеть его сегодня вечером на ложе. Юноша шагнул к креслу и рухнул в него, сворачиваясь клубком. Он не знал, радоваться ему или печалиться. Лилль уже понял, что смерть императора означает и его смерть: никому не нужен помеченный правителем омега. Будь у него дитя, был бы шанс на отсрочку, а так – только погребальный костер. И взойти на него он должен был добровольно. Лилль всхлипнул. Прежний год был кошмаром. Жестокий со своими подданными, император был таким и со своим супругом. Все, что не нравилось старшему, жестоко наказывалось. Синяки не сходили неделями. Секс был грубым и не приносил никакого удовольствия – только унижение и боль. Да и первая беременность закончилась гибелью ребенка. Лилль тогда только порадовался, что это был маленький омега. Дома тоже было несладко, но там его хотя бы не били. Ограничивали, позволяли только самое малое, наказывали домашним арестом. Но семейная жизнь стала адом с первой ночи, когда супруг швырнул юношу на кровать и, не позаботившись о его нуждах, грубо овладел. А теперь ему отказано и в смерти, даже такой страшной. Лилль встал, вытер слезы и направился в купальню. Следовало подготовиться к супружеским обязанностям.***
Император прошел в свои покои, когда уже стемнело. Голова болела, и он не сразу понял, почему в дверях появилась тонкая, закутанная в покрывало фигурка. И только сделав усилие, Костя вспомнил, что велел придти младшему супругу. Он поманил его рукой и с любопытством стал ждать, когда младший подойдет. Юноша опустился на колени перед старшим, грациозно скидывая с себя покрывало. Император увидел тонкое личико с огромными глазами, прикрытыми длинными загнутыми ресницами. Хрупкая фигурка, нежная кожа. Если бы Костя не знал, что здесь нет женщин, он бы решил, что это девушка, очень красивая девушка. Точеная шейка, изящные руки с тонкими пальчиками. Голову оттягивала толстая коса, заплетенная согласно замужнему статусу. Перед глазами встала картина: он наматывает косу на руку, тянет юношу за собой, швыряет его на кровать; потом плеть в своей руке и алые, быстро набухающие полосы на спине; теснота и жар юного тела, искусанные губы, заплаканные глаза. «Похоже, я был не самым добрым мужем». Эрми поднял голову младшего, негромко приказал: - Посмотри на меня. И задохнулся от обреченного страха в серых глазах. «Лилль из Дома Кобры...» - всплыло имя. Они заключили брак уже больше года назад. Честно говоря, Костя понятия не имел, что ему делать. Кажется, следовало как-то подготовить партнера - вспоминались отрывочные сведения из прошлой жизни. Хотелось все сделать хорошо, дать супругу привыкнуть к изменениям. Среди бумаг был найден проект указа о разводе. И он понимал, что, если не возьмет Лилля сегодня, как должно супругу, завтра младшего могут обвинить в неспособности выносить наследника и начать бракоразводный процесс. Перед проведением церемонии принятия родовой памяти император уже подумывал о поиске нового омеги. Только отослать Лилля обратно в Дом Кобры было нельзя - бывший младший императора никому не должен принадлежать. Его убьют. И ещё повезет, если смерть будет быстрой. А вот других омег это не касалось. Обычных разведенных просто отправляли обратно, они становились клановой собственностью. Поставить временную метку и получить потомство мог любой, заплативший Главе Дома. Временный союз заключался, как правило, на один год. И сразу после появления дитя и его инициации метка стиралась и омегу возвращали обратно. Таких не жалели и заставляли создавать коконы раз за разом. Ведь за каждый клан получал немало денег. Вдовые же омеги не хотели снова связывать себя ограничениями, у них появлялось чуть больше свободы. Их нельзя было принудить стать клановой собственностью. Юноша сидел на коленях, прилежно положив на них руки и выпрямив спинку. Перед глазами появилась картинка: пухлые губы сомкнулись вокруг члена, нежный язычок поглаживает ствол, свои руки, сжавшие волосы и насаживающие на себя. Эрми распахнул халат и негромко проговорил: - Начинай. Лилль сглотнул и приблизил лицо к паху мужа, осторожно лизнул чуть напрягшуюся плоть. Костя сидел с закрытыми глазами, смакуя ощущения. Нежность супруга, его искусность восхищала. Волна желания поднялась еще сильнее от умелых действий мужа, и Костя кончил, дернувшись от неожиданности и поцарапавшись о зубы младшего. От легкой боли он зашипел и оттолкнул Лилля от себя. Юноша медленно поднялся, снял тонкую рубашку, подошел к столу, взял из небольшой коробки какую-то вещь и вернулся обратно. Положил перед старшим супругом свернутый хлыст, опустился на колени и уткнулся лбом в сложенные руки, подставляя под удар спину. Красивый изгиб спины, нежная кожа. И шрамы. Тонкие и широкие, слабо белеющие на фоне карамельного оттенка кожи. «Это что, все я сделал? Или вернее, он? Вот... садист!» Мужа было неимоверно жаль. Костя поднял Лилля, чтобы взглянуть в лицо: закрытые глаза, стиснутые губы, дорожки слез на бархате щек. - Успокойся, – шепнул император, – я не сержусь, я не буду наказывать тебя. Посмотри на меня, малыш. И отшатнулся, увидев запредельный ужас в глазах младшего. От страха зрачок затопил радужку, и глаза казались черными провалами на белом лице. Император обнял мужа и прижался к его мягким губам, поймав в последний момент изумленный взгляд. - Сладкий какой, – выдохнул, прикусил нижнюю губу, чуть пососал. Втянул аромат молодого, нежного тела. Его хотелось любить, ласкать, гладить. Войти в обжигающий жар, сделать своим. Это явно были мысли и желания императора, но Косте понравилась эта идея: слишком долго у него не было полноценного секса - на войне не много возможностей найти девушку. Старший подхватил Лилля на руки и опустил на постель, снимая с него оставшуюся одежду и любуясь совершенным телом. Впалый животик, нежная кожа, розовые горошины сосков. Он провел по бокам, огладил бедра... И ощутил, как застыл под его руками супруг. - Ну что ты, малыш? – прошептал прямо в розовое ушко. – Я не сделаю тебе больно. А услужливая память опять подкидывала картины прошлого: избитый юноша, бьющийся под ним, тонкое тело, подвешенное за руки и только чуть касающееся пола кончиками пальцев, судорожно сжатые от боли ягодицы и собственные пальцы, оставляющие синяки на нежной коже. Укусы и щипки, удары и насмешки... Неужели все это делал он? Хотелось стереть страшные воспоминания. Заменить их на ласку и нежность. Эрми нежно провел рукой по пепельным прядям юноши. - Мне нравятся твои волосы. Он прошел дорожкой поцелуев по нежной шейке, ловя удивленные вздохи. Пососал сосочек, оставил на впалом животике розовую метку. Перевернул на живот, раздвинул упругие половинки ягодиц. Смазанным пальцем проник внутрь, провел по шелковым стеночкам. Добавил второй и двигал ими, пока они не стали скользить свободно. От желания войти, взять, покорить уже все ломило, и Костя, быстро смазав себя, толкнулся в жаркую глубину. Начал медленно двигаться, дурея от непривычных ощущений. Толчок, еще... Где-то краем глаза заметил, как тонкие пальчики супруга стискивают простыню. Но уже не волновали ни слезы, оставляющие мокрые пятна на ткани, ни судорожные вскрики, ни закушенные губы. Пока не излился, толчками, стискивая тонкие косточки и пятная нежную кожу синяками от пальцев. Откатился в сторону, повернул к себе Лилля и прошептал: - Хороший мой. Он огладил напряженное тело младшего, подтянул его к себе и уснул.***
Проснулся император от легкого шороха, лениво открыл глаза. У постели стоял лорд Тирет и со странным выражением на лице рассматривал императора, обнимающего своего младшего мужа. - Ну и? – изогнул насмешливо брови Эрми. – Небо упало на землю или реки потекли вспять? За каким рэглом вы меня разбудили? - Прошу прощения, государь, – склонился в поклоне канцлер, – но вы снова взяли на ложе младшего супруга. Мы думали, что вы подготовили документы на развод с ним. «Развод?» - перед глазами встал закон о неугодном супруге императора, о видах казни, которым он может быть подвержен. При мысли, что Лилля могут сварить заживо, императора передернуло. Он вдруг понял, что не хочет его отдавать, и вслух сказал: - Я отменяю свое решение о разводе. Рядом послышался чуть заметный вздох. Повернув голову, Эрми увидел смятение и страх на лице омеги, заплаканные глаза, слипшиеся от слез реснички, припухшие искусанные губы. - У меня очень милый супруг, – мурлыкнул император, притягивая к себе Лилля, и оглянулся на канцлера. – Вы еще здесь, Тирет? Вон! И снова склонился над мужем, чуть касаясь легкими поцелуями его глаз, щек, губ... Только когда снова закончил, прижимая к себе супруга, Костю, не императора, а именно его, вдруг охватило чувство стыда за свои эгоистичные действия. - Прости, я не хотел делать тебе больно. - Мне не за что прощать вас, мой господин, – прошелестели слова юного супруга, – вы не нанесли мне ущерба. Вы в своем праве. И тут только до Кости дошло, что видимо, раньше император более изощренно издевался над своим младшим супругом, раз такое грубое соитие, на грани насилия, юноша считает благом. - Отдыхай, – буркнул император, вставая и пряча глаза от мужа. За произошедшее было мучительно стыдно. Весь день, проверяя указы и документы, Костя думал, как исправить ситуацию. Что юноша его боялся до судорог - было ясно, что желать старший его не перестанет – тоже ясно. Омеги после вязки начинали готовиться к зачатию, а для привлечения супруга испускали феромоны, которые действовали только на законного альфу. Император думал, как станет приручать младшего, учить его науке наслаждения. И сам будет учиться вместе с ним. Вечером младшего супруга не было, и император, недовольно рыкнув, велел привести его. Дверь скрипнула, и в покои скользнул юноша. Приблизился к мужу и упал на колени, склонил голову, замер в покорной позе. Император смотрел, как сдерживает Лилль дрожь, стараясь не показать страх. - Ты не пришел, – спокойно проговорил Эрмиэль. - Я виноват, мой господин. Юноша тихо всхлипнул, сжимаясь. - Иди на постель. Император смотрел, как младший снимает одежды и покорно ложится ничком, раздвигая ноги. От его безропотности желание только выросло. Хотелось вдавить хрупкое тело, вбиваться в него, вызывая крик. Эрмиэль с трудом подавил животные инстинкты и лег рядом, поворачивая супруга к себе лицом, поцеловал осторожно, не причиняя боли и шепнул: - Спи.