Всё уходит в никуда

— Серьёзно? — рявкнула я и моментально схлопотала по голове. От немедленной расправы Дина спасла только угроза Сингера «каждый охотник на счету». — Жить надоело?! Если да, могу подарить билет на тот свет за бесценок! — Ты чего орёшь, мы у вампирского гнезда! — вполне по делу зашипел Винчестер. — А нехер к моей заднице своими ручонками тянуться! Теперь на Мадса, — крепкого работягу под сорок, в котором мышц было на вскидку чуть за центнер, — сверкали глазами уже двое, и охотник поднял руки в оборонительном жесте, меняя дислокацию на более безопасную — между Сэмом и Станиславом. — Ты это, — приглушённо загоготал Эдгар, любовно поглаживая длинный мачете. — Поосторожней. Если ей кто-то не нравится — лучше сразу бежать, отвечаю. — А ты, я погляжу, уже проверял, — хмыкнул Мадс, с интересом изучая мою пятую точку в обтягивающих кожаных лосинах. — А откуда у него, думаешь, пальца на правой клешне нет, — рыкнула я. — Да-да, того самого, который ты мне в рот засунул. — Ого! — развеселился Станислав, которому в отличие от боевых товарищей перепало. Питерский интеллигент нашёлся, да и на лицо смазлив. — А ты заботливая, сделала скидку на то, что Эд — левша. — У нас на следующий день рейд на вурдалаков был, а я не хотела в одиночку париться, знаешь ли. — Разговорчики в строю! — прикрикнул старший Винчестер, до этого с интересом слушающий перепалку. — …Ты просто взяла и откусила ему палец?.. — Дин, — укоризненно заметил Сэм. — Ага! — жизнерадостно оповестил Эдгар, поддёргивая чёрную перчатку на правой кисти. — Хвать — и нету, я даже сообразить ничего не успел! Хорошо хоть подшофе находился. — И ты не захотел её за это убить? Я б убил, — не обращая на мой гневный взгляд внимания и улыбаясь, тявкнул Дин. — Да убить её каждый первый хочет, но ты только посмотри на эти… — Народ! — грозно пророкотал младший Винчестер. — У нас тут, вообще-то, вампиры за полусотню метров! Все мгновенно скучковались и выдавили на лица самые серьёзные выражения, которые только имели в арсенале. Мне актёрствовать незачем — у меня в груди лёд, а клыки не лезут лишь посредством гигантских усилий. Из всех присутствующих о моём зубастом хозяйстве знает только Станислав, у которого в России более толерантные взгляды на дружелюбную нечисть, но даже он не в курсе, что сегодня мы истребляем моё гнездо. Знал бы — поддержал, таких милых охотников ещё поискать. Для меня главное дотянуть до конца дня, затащив за смертельную грань Создателя и, желательно, отправив следом добрую часть его потомков. Я уже всё для себя решила и, если честно, хотела, чтобы рядом со мной бился именно русский, доверяющий моей мёртвой жопе, но по общеодобренному плану мы с Сэмом и Дином шли в лоб, а трое остальных заходили с чёрного входа. Что ж, надеюсь, подобная моя неудача не станет девизом на сегодняшний день. Я закатала рукава куртки, поморщившись, когда прямые солнечные лучи заиграли на коже. Интересно, скучать по солнцу может только человек, или я просто слишком долго любила темноту? Станислав, Мадс и Эдгар кивнули нам и осторожно, бочком отправились по периметру за старый и абсолютно безвкусный особняк. Предпочтения у Создателя за столько лет ни на йоту не сдвинулись с мёртвой точки. — Ну что, — Дин сжал моё плечо и улыбнулся холодной решимости в моих глазах. — Поехали. Всё покатилось к чёрту с первых же секунд — какому-то очередному придурку из моего гнезда было лень тащить свои вещи в комнату, и длинноногий Сэм живописно и с адским грохотом впечатался в сваленные друг на друга коробки прямо у входной двери. Подавив истеричный хохот, я отвернулась от Дина, который уже успел настучать братцу по голове, и вытащила из-за пояса второе мачете. Значит, напролом — я, собственно, на другое и не надеялась. Главное успеть. Главное добраться до Создателя. Главное — увидеть затухающую жизнь в его глазах. — Ты! Я молниеносно обернулась к первому встреченному нами вампиру и почти незаметным движением снесла ему голову, не обращая внимания на восхищённый взгляд Дина. О, Винчестер, сегодня у нас раздолье. В моём гнезде никогда не бывает меньше пятнадцати клыкастых за ночь, ведь Создатель любит большую «семью». Поймав отдалённый топот ног, я перехватила оружие поудобнее и, пригнувшись, понеслась по одному из коридоров. Смертоносная. Элегантная. Профессиональная. Так всегда бывает — плевать, что съедает меня изнутри; едва опасность близко, я забываю обо всём, кроме работы. О времени, о боли, об ответственности. Просто потому что по-другому нельзя. По-другому не выжить. По-другому я бы давно развалилась на части. Я бежала и слышала крики вампиров, чувствовала вибрацию металла, когда охотники вонзали остриё в шею монстра, перерубая сухожилия пополам, ощущала кровь — мёртвую и живую; кажется, Мадса ранили. Со всех концов особняка шёл преувеличенный грохот, обманка для вампиров; а откуда-то издалека послышался человеческий хрип. Мадсу порвали глотку. Но я продолжала бег, потому что уничтожение моей цели — главное; возможно, главное, что я могла сделать в своей жизни. А смерть охотника… Мы погибаем каждый день. За него отомстят. Таков порядок: мы уходим, за нас пьют и мстят. За всех, кроме меня. Весь мир скукожился и превратился в одну-единственную задачу, до того желанную и важную, что всё остальное стало ненужным хронометражем. По дороге к Нему я не утруждала себя рассматриванием тех, кого убивала — это могли быть мои товарищи по гнезду или Дин. Люди, вампиры… Всего лишь кирпичи на моей дороге. Через два лестничных пролёта и с десяток головокружительных бросков в сторону моей бывшей «семьи», я всей искалеченной душой почувствовала Его присутствие. Вот он, буквально за поворотом. Один шаг — и всё кончится в любом случае. Ты перестанешь выжигать себя изнутри, ты сможешь дышать ровнее. Позволишь себе покой. Возможно даже растянешь своё призовое забвение на года, что для других много, а для тебя ничто. Ты жила так долго, позволь себе это. Давай же, девочка. Я шагнула в комнату, гонимая испепеляющей ненавистью и лютым желанием вновь увидеть эти глаза. Зачем? Выколоть или же насладиться? Нет. Борись с ядовитой связью, уйми фальшивые эмоции. Ты готовилась к этому так давно. Ты не имеешь права пасть сейчас. Держись за одиночество, в нём всё твоё спасение. Храни этот болезненный парадокс в своём прогнившем сердце. Но ты никогда не была целой с Ним, а значит, ты в принципе никогда не была не раздробленной в пыль. С первой кровью на губах ты рассыпалась. — Здравствуй, дорогая. Он вышел из тени рядом с горящим камином. Он не был невидим; с первым моим шагом в комнату я встретилась с его большими голубыми глазами, вновь разжегшими в душе борьбу. В той тени были видны лишь они — Создатель любил наводить мрачность, а может ему просто нравилось наблюдать за своими детьми так, что даже они не замечали. Эти голубые огни разбудили во мне неестественную любовь, которую я ненавидела и презирала всем своим существом. — Моя блудная дочь. Порочная, неувядающая веками связь Создателя с его творением. Мачете качнулись в руках, готовые олицетворить моё окончательное поражение. Может, чтобы разрушить связь нужно умереть? Но я не могу. Не сейчас. Даже если любовь граничит с жёстким желанием обрести покой в руках того, кто отнял всю мою семью. С желанием дать Создателю отсечь мою голову. — Ты не сможешь меня убить, — негромко произнёс Гарри, гипнотизируя сгусток противоречивых эмоций в моём взгляде. — Ты так в этом уверен? — голос капитулирующего бойца. Так нельзя, Джен, соберись! Он обошёл стол и остановился прямо передо мной, ожидая хоть каких-то действий. Весь мой пыл — в прах. То, что я не двинулась с места, доказывало, насколько я слаба и бесполезна. Насколько Он превосходит меня во всём; даже в моей собственной силе воли. Глупая. Глупая, самонадеянная девчонка. — Как тебе? — Что? — едва слышно шепчу голосом, больше похожим на хруст осколков хрустального кувшина под неосторожными шагами. — Быть одиночкой, — бьёт Гарри прямо в цель с видимым наслаждением. — Так много лет… Ни одной души, на которую можно положиться и забыть на время о нескончаемых скитаниях; молчаливое исчезновение из жизни тех немногих, кто смог стать тебе если не другом, то хорошим знакомым. Бесконечные попытки выстроить свою личность с нуля с помощью жалких принципов и какой-то несуществующей силы, которой ты якобы обладала, — он откидывает голову и хохочет; так заливисто и чисто, что становится не по себе. — Дорогая, ты была никем до меня. Ты даже на месте не могла устоять без того, чтобы за что-то не уцепиться. В тебе не было никакой силы — простая девчонка, слабая, нуждающаяся в опеке и постоянной поддержке. Я выковал из тебя женщину. А когда ты ушла… О, дитя моё, теперь ты лишь дуновение ветра в бескрайнем океане жизни. Ты не способна задержаться в чьём-то скоротечном сознании, ибо ты неосязаема и всегда уходишь. Хотелось бы как-то ответить на эту пафосную речь, но я не могла. Гарри был тем, с кого авторы бесконечных вампирских романов списывают своих героев. Тёмные кудри аккуратно уложены в причёску, красивые черты лица, потрясающие глаза и полные губы — любая семнадцатилетка бросилась бы на него, не задумываясь. Он любил так присущие книжным вампирам фишки типа изысканной речи, тяжёлого взгляда, обольстительной улыбки. Обожал древние замки и усадьбы. Часто только его голос заманивал какую-нибудь девушку в наше гнездо. Притягательная каноничность — это про него. Он умудрялся быть исчерпывающе привлекательным даже перед теми, кому вся эта мистическая красота нахрен никуда не упёрлась; а о самоуверенности и говорить нечего. Проблема была в том, что меня с юности привлекало совсем иное направление потусторонности. — Ты не можешь отрицать, что когда ты была рядом со мной и своими братьями, жизнь имела смысл. Наконец внутри что-то ожило, освещая огнём ледяную пустыню горя и фальшивой преданности. Прилив ослепляющей злобы помог мне вынырнуть на поверхность глубинных страхов и опасений, куда Гарри с профессионализмом Ганнибала Лектера, помноженного на тысячу, мог загнать любого. Я могу! Я выстраивала в себе личность воина, я боролась десятилетиями, я вытравливала из души связь так долго! — Они мне не братья! Я ненавижу вас всех! Моя оппозиция рушилась с фактом того, что любое существо на подобии моего «Отца» невооружённым взглядом видит — я состою из кое-как склеенных осколков, готовых в любую минуту рассыпаться прахом. — Ты в одно мгновение уничтожил всю мою семью, — рычу я, прилагая неимоверные усилия, чтобы переставлять ноги по направлению к Создателю. — Ты убил моего возлюбленного! Ты полностью стёр мою жизнь! И ты думаешь, я отступлю сейчас?! Я должна была сделать это много лет назад. Ты даже не представляешь, насколько я тебя ненавижу! Гарри мягко улыбнулся, с превосходством изучая моё лицо. Я почти слышала его безмолвную речь: «Ты же знаешь, что я победил. Я всегда побеждал. Все эти годы в твоей голове было лишь одно — я. Я победил, дорогая. Я был всей твоей жизнью вначале, я остаюсь ею и сейчас. Твоё существование не стоит ничего без меня». И это выводило из себя. Правда бесила меня так, что казалось, будто я сгораю заживо. Вся я — ненависть. — А ведь ты понравилась мне с самого первого взгляда, — негромко хмыкает вампир, протягивая руку и касаясь моих волос, заплетённых в небрежные косы. — Вот что я тебе скажу — когда тебе нравится девушка, ты зовёшь её на свидание, а не разрушаешь её жизнь! — не сдержавшись, ору я и клацаю зубами в каком-то миллиметре от пальцев Гарри; он успел отдёрнуть руку. — Разрушать? — его брови поднимаются так, будто он искренне удивляется моим словам. — Нет, нет, нет. Я не разрушал твою жизнь, я просто дал тебе новую, лучшую версию. Милая, я сделал из тебя совершенство. Я выковал сильную, быструю, умную и изящную девушку. Я воспитал хищницу. Ты бы никогда не стала такой потрясающей смесью женственности и силы, нежности и стали, беззащитности и опасности, если бы не я, — Гарри говорил неторопливо; его голос звучал глубоко и размеренно, а глаза внимательно следили за моей реакцией. — Ты никогда не стала бы такой, останься твоя семья в живых. Кем они были? Толстая домашняя мамаша, умеющая лишь читать да вязать, надоедливая сестрёнка, отнимающая всё твоё свободное время, жёсткий отец, который стопроцентно выгнал бы тебя из дому, узнай, что ты много лет встречаешься с посторонним молодым человеком — а как же, у него же имеется для тебя такая выгодная партия! Ты не могла иметь друзей, ты была только моей. Только моей, дорогая. И я уничтожал каждого… с удовольствием. Я чувствовала пламя, танцующее под кожей. Оно было настолько жарким и сильным; удивительно, как стихия ещё не вырвалась на свободу, уничтожая всё на своём пути. Я состояла из этого огня. Ненависть плавилась во мне, горела физической болью во всём теле и требовала одного — найти выход, сжечь дотла и меня, и Создателя. Гарри вновь расхохотался своим тягучим словно мёд смехом. — Гордая женщина! Думаешь, я не видел твоей боли всё это время? Думаешь, что сумела выстроить настолько мощные стены, способные оградить тебя от меня? Меня? Думаешь, я не знаю, насколько ты мертва внутри? Он опять протянул руку, едва касаясь кончиками пальцев моей щеки. Его лицо исказила странная улыбка, никак не вяжущаяся с предыдущим весельем, но я не хотела выяснять причины. Всё, что я хотела — разодрать красивое лицо в клочья и заставить мужчину съесть собственное сердце. — Джессалин, — Создатель попробовал моё настоящее имя на вкус и прокатил его на языке, будто конфету. В его устах оно казалось грязным, отвратительным. — Джессалин… Я всегда всё чувствовал, — он скользнул ладонью над моим сердцем. — И видел, — лёгкое касание моих век. Я снова пытаюсь впиться клыками в его руку, но челюсть будто одеревенела. — Я видел, как ты горела изнутри. Видел твои глаза. Этот отпечаток горя, навечно оставшийся в них… О, Джессалин, он прекрасен. Что бы ты ни делала, как бы ни притворялась. Мне жаль, что… Я резко подняла обе руки с мачете, но в тот же миг ощутила, как сталь проходит сквозь моё тело, пронзая лёгкое и выбивая весь воздух. Я захлебнулась кровью, бросая взгляд через плечо. — Привет, «Джен», — на меня дохнуло дорогим парфюмом. Создатель не только из меня лепил «идеал» — всё наше гнездо как на подбор таинственное и пугающе-обаятельное. — Давненько не виделись. — Чё-как, Патрик? — я выплюнула, кажется, кусочек лёгкого и напряглась, заставляя связки регенерировать. — Не скажу, что скучала. Я быстро расправила плечи, и Патрика накрыло огненной волной. Вампир завизжал — естественно, степень ожога тут минимум десятая, — и я развернулась, снося парню голову. Я могла бы заставить бывшего товарища страдать, но всё моё внимание было сосредоточено на Гарри, застывшем недалеко от камина. Вытащив из спины мачете, я почувствовала, как расправляются крылья. Если не сейчас, то никогда. Я сжала в кулак все свои силы и совершила прыжок, сбив Создателя с ног и упав сверху. Не медля ни секунды, впилась ногтями в его лицо и с противным чавканьем выдернула глазные яблоки. Гарри издал сдавленный рык, но я уже вскочила, уложила оба глаза на стол так, чтобы они «видели», что я делаю, и, схватив мачете, отрубила вампиру обе руки. Кровь хлынула во все стороны — ею были запачканы стены, стол, пол и потолок. «Отец» бестолково шевелил обрубками, не в силах кричать, а я, поборов секундное оцепенение, поставила ногу в тяжёлом ботинке на грудь мужчины и чуть склонилась, чтобы тот смог разобрать мой голос сквозь пелену боли. — Ты прав, — выцедила я, схватив Создателя за волосы. — Без тебя я не стала бы такой. Без тебя я была бы всё той же мягкотелой, добродушной и жизнерадостной девчонкой, что была когда-то. Ты прав. Жизнь имела смысл, когда я была «со своими братьями». Извращённый, отвратительный смысл. И ты прав — я сломленная, состоящая из битого стекла «сильная и изящная женщина». Ты, чёрт подери, прав. Но знаешь, что? — я вздёрнула Гарри вверх и приставила к его горлу лезвие. — Я смогла. Я переборола себя, я выстроила из себя новую личность — человечную; я не сломалась окончательно. И здесь ты не при чём, слышишь меня? Это я. Я сама. — я подняла мачете и медленно, смакуя каждое мгновение, перерезала мужчине горло. Достигнув позвоночника, я вытащила оружие и уже быстрым движением отделила голову от тела. Человечная. Ха. Склонившись, я всмотрелась в пустые глазницы. — Встретимся на той стороне. В душе я сидела дольше всех — Эдгар до самого отъезда горько усмехался, что я искупалась в кровавом бассейне. Ну, почти. Вообще, после зачистки гнезда и его сожжения, мы, как были, отправились в лес хоронить Мадса. Наверное, со стороны подобная процессия выглядела пугающей: четверо окровавленных мужчин и одна девушка, покрытая кровью с головы до ног, сжигающие на самодельном столе из веток труп. Забреди кто — инфаркт был бы обеспечен, впрочем, в пределах километров пятидесяти никого не наблюдалось, а мы слишком устали, чтобы ещё и тело куда-то в особое место отвозить. Выпили по бутылке пива, как могли очистили самые заметные подтёки крови да и разъехались по домам, теперь самостоятельно, в душé хороня товарища. Эдгару тяжелее всех — Мадс был его другом. В Импале, по дороге к дому Бобби, стояла напряжённая тишина. Я оттёрла кровь с губ ещё в кабинете Гарри (мало ли, подумают, что меня «обратили»), но так как всё смыть без хорошего напора воды и пары часов в ванной нереально, меня уложили на заднее сиденье и накрыли одеялом на случай любопытных глаз. А сейчас, после двухчасового отмокания в ванне, я вышла в полотенце из помещения и сразу же наткнулась на Дина. Он не сказал мне ни слова после похорон, а его твёрдый взгляд вполне мог меня напрячь, но… нет. Даже странно, насколько мне стало плевать. Странно осознавать, что ничего не изменилось — пустота не исчезла, легче не стало. Странно наступать на грабли всех охотников: ты рвёшься отомстить за смерть семьи, а потом… просто потухаешь. Так в чём же смысл? Сколько бы я ни жила, я не могла ответить на этот вопрос. В чём грёбаный смысл? Я не удивилась, когда Винчестер прижал меня к стене, приставив к горлу мачете. А вот он, похоже, прифигел, ведь я не предприняла никаких попыток освободиться. — Ты видел, как я убивала Создателя, — вопрос сорвался, приняв очертание утверждения. Дин моргнул. — Я видел, как тебя проткнули мачете, — рявкнул он. — А тебе хоть бы что! Я отвела глаза. Смысл, смысл… Я ведь всё решила ещё до того, как мы вошли в особняк. Ответ прост: смысла нет. В моей жизни нет смысла. Зачем тогда? Я лишь поморщилась, когда руку проткнула игла, и тело наполнила дикая слабость. Эта доза крови мертвеца настолько лошадиная, что слона завалит. — Ты всё это время нам врала! А я тебе полностью доверился! Я сползла по стене и приняла позу страдальца; хотя, конечно, удобнее было бы просто развалиться звёздочкой. Но кровь мертвеца не располагает к удобным позам, а слушать знаменитые речи Винчестеров про доверие можно и в подходящей к подобному манере. — Ты из их гнезда, да? Зачем ты помогла нам истребить своё гнездо, чертовка? — продолжал разоряться охотник, а мне было чистосердечно плевать. Раньше в дело шли прыжки по стенам и железные доказательства, теперь же мне хотелось лишь… Лишь… — Зачем ты нам вообще помогала?! Чего ты хочешь? — Я не такая, как они. — Ага, конечно. Встречали мы уже «не таких». В результате начался Апокалипсис! Ухмылку подавить не получилось — слишком уж велика ирония начала Конца. Естественно, Дин это заметил, и в следующее мгновение я уже планировала в противоположную стену. Это что, месть? Слишком часто я находила старшего Винчестера летающим от стены к стене? Охотник навис надо мной. — Вот мне просто интересно, сколько тебе на самом деле лет? Дабы поставить личный рекорд женщины в возрасте, с какой я спал! — ядовито поинтересовался Дин. — Двадцать пять мне. — Ага, а мне десять. Меня снова тряхнули — темнота подобралась совсем близко, и в первый раз я была настолько рада ей. Но Винчестер не может просто так отправить меня вслед за Создателем, ему нужно докопаться. Скатилась я. Ни даю Винчестеру леща, ни пытаюсь соорудить из винчестеровской рубахи самодельную виселицу, ни пою баллады о винчестеровском тупизме. С прошлыми Хранителями Знаний было веселее. Сейчас я как-то… слишком устала. — Уверен, даже имя у тебя фальшивое. М? Расскажи мне, внесу в список. «Дружелюбных вампиров-охотников» мы ещё не встречали, — Дин наклонился совсем близко, будто и не знал, что у меня есть клыки. Что ж, ещё вчера я бы попыталась откусить ему нос. Постаралась бы стереть эту гаденькую ухмылку. Имя… Моё имя давно кануло. Я не называла себя им с момента перерождения, почему бы не назвать сейчас, когда всё кончено? Я так давно его не использовала, что звучание горечью скользит на языке: — Джессалин. Меня зовут Джессалин Адайн. Глаза сами собой закрылись, и если бы даже я хотела, я бы не смогла смотреть в лицо охотнику. В ушах нарастал оглушительный шум — забавно. И даже интересно. Что меня ждёт? А потом… А потом я чётко услышала шорох шести крыльев, фантомно резонирующий в ушах уже несколько столетий. Но не может же… — Винчестер, ты совсем ахренел? Кто так с девушками обращается? — этот голос жгучей тоской отдался глубоко в душе. Если бы во мне оставалась хоть капля сил, я бы вскочила, не задумываясь. Заученный назубок тембр предательски дрогнул, и я безошибочно определила, как напускное веселье скатывается в холодную сталь: — Я заберу её. — Чего?! — гаркнул Дин откуда-то справа. — Того. Пока, охотничек. Кто-то аккуратно поднял меня на руки, и последнее, что я услышала, прежде чем меня утащило в неизвестность, было: — Какого чёрта, Га…