***
Года шли слишком медленно. Даже стараясь не заводить знакомств, мы всё равно дружили и прощались со слишком многими полюбившимися нам людьми. Но, в целом, я была счастлива. Ведь и будучи вампиром я имела друзей, с которыми потом расставалась. Пережила, свыклась. Всё изменилось тогда, когда я нашла маленькую темноволосую девочку по имени Джинни. Как только я её увидела, худенькую, голодную, измождённую и как две капли воды похожую на мою младшую сестрёнку, погибшую так много веков назад (вперёд?), я чуть не лишилась чувств. Я тут же позабыла все свои принципы «никаких привязанностей», «никого, кроме Габриэля», «никакой новой семьи», и взяла девочку в наш дом. Мы тогда опять вернулись в Англию; Джинни была сиротой, и уже несколько недель жила на улице. Мы полюбили друг друга сразу, и я действительно верила, что это моя Джинни. Габриэль всячески отговаривал меня, убеждал отдать ребёнка в добрую семью, но я наотрез отказалась и растила Джинни, как растила когда-то свою сестру. Девочка во всём слушалась меня, любила то же, что и моя сестра, спокойно восприняла то, кем мы с Габриэлем являлись, и, спустя пятнадцать лет, сообщила, что хочет остаться с нами навсегда. — Ты... — заикнулась я, борясь с противоречивыми мыслями и воспоминаниями о Люцие и многих других людях, которые знали нашу тайну. Как бы я ни хотела, чтобы все наши друзья были с нами на протяжении веков, это было невозможно. Но ведь Джинни... Я обернулась к Габриэлю. Тот пожал плечами. Ангел тоже полюбил Джинни как сестру, может, даже как дочь, и, по-видимому, был не особо против омолаживать и её. Тем более, это было очень важно для меня. — А ты уверена? Навсегда — это для нас очень долго. — Ну, вот и узнаем, — весело сказала Джинни, наматывая на палец мармеладного червячка. — Джесс, ты мне мама и сестра в одном лице, так же, как и Габриэль — брат и отец. Не хочу с вами прощаться. Ты же не против омолаживать каждые двадцать лет и меня, а, Архангел? Габриэль усмехнулся, вертя в воздухе ретро-пластинку с Металликой. — Ты слишком похожа на Джесс, Джинн. Не знаю, с чем это связано. То ли она слишком усердно тебя воспитывала, то ли ты реально её сестра. — Я реально её сестра, — вздёрнув нос, изрекла Джинни. — Так, а теперь, будь добр, проведи мне лекцию о музыке из 21-го века, которую я ещё не знаю. — Ты уже почти всё знаешь, — отозвался Габриэль, вставляя пластинку в только что нашаманенный проигрыватель. — Тебе б лучше математикой позаниматься. Боже, не могу поверить, что говорю это. — Сейчас вообще почти нет девушек, которые знают математику. Ну, кроме Джесс. — А ты видела сейчас девушек, которые знают все песни Металлики наизусть? — усмехнулся Гейб. — Они появятся только через тысячу лет с хвостиком. — А вы сводите меня на их концерт? — восторженно спросила девушка, нагло разваливаясь у меня на коленях. — А на Битлов? А на Нирвану? — На Нирвану — пожалуйста, а вот с Битлами будет проблема. Когда достигнем двенадцатого века, сразу махнём в двадцать первый, и, боюсь, пока назад во времени путешествовать не будем. Хватит с нас, — Габриэль смешно наморщил нос. — Посмотришь на их концерты с записи. Пару минут все трое, как загипнотизированные, пялились в огонёк свечи. — О, Габриэль! — неожиданно встрепенулась я. — Ты можешь устроить нам кино? — Ну… Можно попытаться. — Триста лет прошло, а я только сейчас додумалась! — воскликнула я. — Пока не напомнил про записи, я даже и не понимала, насколько соскучилась по телевизору! Вот тугодумы! — Слишком вжилась в роль древности, девочка моя, — усмехнулся Габриэль, сосредоточенно осматривая свою руку. — Ну-ка… Он щёлкнул пальцами, и перед нами возник большой экран. — Вот сейчас я не уверен. Либо получилась иллюзия, либо кто-то из будущего лишился плазменного телика. Во всяком случае, мы можем смотреть всё — от Дневников Вампира до Властелина Колец, — торжественно объявил Габриэль. — Будем подсаживать Джинни на Доктора Кто! — спихнув сестру с колен, воинственно воскликнула я. Габриэль изобразил фейспалм. — Я тебя умоляю, давай хотя бы начнём с Гарри Поттера. — Не-ет! — издав злобный смех Сатаны, отозвалась я. — Ты слишком долго просидел в Америке, Габриэль! Поэтому не понимаешь всю шедевральность этого английского сериала. Врубай! — Нет, мне нравится этот сериал, но только не тогда, когда мне им все мозги прокомпостированы. — Вот увидишь, скоро наша художница Джинни будет рисовать ТАРДИС и Доктора, а тебе придётся воссоздать точную копию Дэвида Теннанта, — заговорщически предрекла я. — Это мы ещё посмотрим, — ткнул в меня пальцем Архангел. — Спорим, ей Властелин Колец больше понравится? — Спорим! Несколько недель мы вообще не выходили из дома, заново просматривая все шедевры телевиденья. В результате нашего спора, Джинни полюбила одинаково сильно и Доктора Кто и Властелина Колец, поэтому её спальня была увешана рисунками со всеми Докторами, хоббитами, Сауроном, Гендальфом, ТАРДИС... Пересчитав всё и придя к выводу, что по Доктору рисунков на два больше, я провозгласила себя победителем спора и потребовала с Габриэля исполнения желания. Поэтому в то время, как мы с Джинни спокойно смотрели «Матрицу», Габриэль в виде флюгера-петушка вертелся на крыше дома. Надо сказать, ветер в тот день был удивительно сильным, и мы нисколько не удивились, когда под вечер Архангел зашёл в дом с нежно-зелёным оттенком лица. Шли года. Омолаживание отнимало много сил, и теперь, когда возвращать двадцатилетний возраст приходилось двоим, Архангел, вымотанный, пару дней лежал в кровати, тупо глядя в стенку. Наблюдать за Габриэлем без настроения было грустно и непривычно, поэтому на это время мы с Джинни бегали гулять, избавляя Фокусника от необходимости созерцать надоедливые рожи. Однажды Джинни влюбилась. Это были непривычные пятьдесят лет, когда она жила не с нами, а со своим мужем. Я плакала вместе с ней на его похоронах, и именно тогда я усомнилась, что она захочет и дальше быть вечно молодой. Но она вновь осталась с нами, объяснив это одним словом. «Семья».***
Приближался тот год, которого я боялась больше всего. Первая вспышка чумы, которая длилась много лет и унесла с собой миллионы жизней. Я уже бывала свидетелем «Чёрной смерти», и это было очень, очень тяжело. В те года я обратила в вампиров четырёх человек, которые, спустя несколько лет, были убиты моим гнездом. Сейчас было ещё тяжелее. Втроём мы бродили по опустошённым улицам, помогая, чем могли. Всех исцелить Габриэль не мог, это было бы слишком сильным изменением во времени. Посмотрев «И грянул гром»*, Джинни вообще боялась шагу ступить, ошарашенными глазами оглядываясь на нас. — Да не волнуйся ты, — твердила я, подталкивая сестру вперёд. — Когда мы только очутились в Древних Помпеях, Габриэль встретил самого себя, а если верить Доктору Кто, то у Вселенной случился бы климакс в таких обстоятельствах. Не случился, так что, если наступить на бабочку, обезьяны на нас нападать не станут. Только ты всё-таки не наступай на бабочек. Джинни внезапно подпрыгнула, поджав ноги, и Габриэлю пришлось подхватить её в воздухе. — …жалко бабочек, они же красивые, — захихикала я. Мы с Джинни выучились на врачей, и страшные маски в виде птичьих голов теперь стали нашими постоянными спутниками. Казалось, такой подход был лучше, чем исцеление Архангелом. Это не сверхъестественно, плюс мы чувствовали себя бодрее, когда пытались помочь. «Госпитали» стали закрываться. Ситуация ухудшалась, и я стала замечать, что Джинни чаще ходит серьёзная и грустная. В тот день мы сидели дома, от холода жавшись друг к другу и дрожа. Габриэль согласился поработать перевозчиком трупов, ибо оставшиеся люди не могли не заметить, как болезнь обходит Архангела стороной. Дом освещался парой миниатюрных солнышек, которые создал Габриэль, когда уходил на работу. Ледяной ветер сквозил в комнатах, казавшихся такими же больными, как и люди вокруг. Я явственно ощущала присутствие Смерти. У Всадника было сейчас очень много работы, и я всей кожей чувствовала, как он снуёт около меня, пока я укладываю очередного умершего в повозку около госпиталя. Ещё я чувствовала другого Всадника, Чуму. Наверно, именно поэтому его так и прозвали, после пандемии, охватившей чуть ли не весь земной шар. А если смотреть расфокусированным зрением, можно заметить сотни Жнецов. Габриэль, естественно, видел это всё и не прибегая к «обману зрения», да и я во время Бубонной Чумы** видела их, пусть и не всех. — Я помню свою первую чуму, — прошептала я, сильнее прижимая к себе Джинни. — Похоже на то, о чём писал Пушкин. Действительно, на улицах устраивали целые пиры, насмехались над чумой, пели песни, умирали, не договорив тоста. Я видела Смерть, Всадника, он был везде. Я тихо запела песню, которую знала наизусть, песню Мэри из «Маленьких Трагедий» Пушкина. Я любила эту часть фильма, потому что страх, смерть и боль того времени навсегда въелись в мою память. Пересматривая фильм, я всегда чувствовала мурашки, а голову заполнял трупный запах улиц и хмельные крики людей, умирающих в агонии. Я попыталась сотворить огонь, чтобы хоть как-то согреться, но на ладони вспыхнула лишь мелкая искра, а руки опустились в бессилии. — Ты вся горишь, — хрипло прошептала Джинни. — Джесс, ты вся горишь… Я с трудом подняла отнимающиеся руки и дотронулась до лица. Оно вздулось, будто укушенное сотнями пчёл. Сердце, которое билось слишком медленно, участило ритм. Я не смогла выдавить ни слова, внезапно почувствовав, как вздувается горло, перекрывая доступ воздуху. Если не шевелиться, то жалкие частички кислорода не позволяли задыхаться. — Отпусти меня, Джесс. Я почти не могла двигаться, но сжала руку Джинни, нащупывая страшные язвы, которые не смогла разглядеть в полумраке. Задержав дыхание, я помотала головой. — Я знаю, что ты хочешь сказать, — прошептала Джинни. — Но я передумала. Мне больше двухсот лет, и сейчас я только поняла… Она не договорила, вдруг замолкнув на полуслове. Я бешено затрясла руку девушки. — Я устала, — еле слышно выдохнула Джинни. — Я очень устала, Джесси. Не зови Габриэля для меня. Это мой выбор, честно, не вини себя. — Только не ты, — превозмогая боль, выдавила я. — Я тебя люблю, сестрёнка. Габриэль! Габриэль… Я могла кричать только мысленно. Я кричала, кричала, кричала, яростно отталкивая от себя забвение. Нет, это неправильно! Неправильно! За что так?! Чума победила, я провалилась в тьму. Тёплые пальцы на лбу, и я снова смогла впустить в лёгкие ледяной воздух. — Я умерла? — Нет, ты просто потеряла сознание, — мягко сказал Габриэль, помогая мне сесть.— Прости, что так долго. Сейчас я помогу Джинни… — Нет. Габриэль чуть ли не с испугом посмотрел на меня. — Ты что? Я могу вернуть её к жизни! Я, не отвечая, смотрела на тело сестры. Сейчас я полностью была уверена, что она моя сестра. Та же, что была со мной в 1119 году. Я не понимала, как, но это была она. Второй шанс? Чудеса случаются? Только не со мной. Только не со мной, с замаранной, истерзанной и потемневшей душонкой. Боли не было, только холод; более яростный холод, чем тот, окутывавший улицы, на которых царствовала чума. Боль ни к чему. Слишком много её было, чтобы чувствовать вновь. — Страдать должна я, а не она, — произнесла я отстранённо. — Это её выбор. А я не хочу, чтобы она прожила так много лет в соседстве со Смертью, это ломает душу. Это заполняет её тьмой. А Джинни была светлой, как Ангел. Не то, что я. Габриэль хотел обнять меня, но я оттолкнула его руку. — Я хочу спать. Дай мне уснуть, Габриэль. Сама я не смогу. Архангел молча повёл меня на второй этаж и уложил в кровать. Он прикоснулся ко лбу, и дремота тут же окутала моё тело. Мужчина хотел уйти, но я притянула его к себе, и он сжал меня в объятиях, напевая песню Мэри. Мне было тепло.