Про леса и болота

     – Генерал Райнштайнер?      Ойген не отреагировал. Он и сам понимал, что люди ждут, время не ждет, солнце заходит, надежда угасает, но всё равно не мог сдвинуться с места. Возможностей учёта человеческого фактора в тактическом планировании было до безобразия мало. Действуй дриксы в рамках четких инструкций от того же товарища Пфейтфайера, количество ошибок, связанных с человеческим фактором, существенно бы снизилось, к тому же позволило бы выработать схемы взаимодействия, по которым можно было бы поступать при наступлении какого-либо события. Но, к сожалению, дриксенские контрабандисты невыгодно отличались от своих профессиональных коллег тем, что были поголовно неграмотными и Пфейтфайера не читали, в военном деле соображали мало, а потому были непредсказуемы. Даже несмотря на то, что тоже были военными. Даже «читавший» Павсания Спрут был более предсказуем, но это, возможно, потому, что Райнштайнер успел его неплохо изучить за время службы.      – Генерал?      Конь десятую минуту топтался на одном месте. Из глобальных решений у дриксенского командующего обозом два варианта, оба не хуже и не лучше собрата, но проблема была в том, что они были разными. Настолько разными, что, не угадай Ойген, куда именно обоз направится, результат будет один. Не в привычках бергера было угадывать, поэтому он сопоставлял. При возможности риск нужно сводить к минимуму, в частности, именно благодаря этому замечательному доводу он и графиня Савиньяк до сих пор были живы. Просчитать варианты и вовремя уехать из Сэ нужно было уметь.      По мысленным подсчетам Ойгена мятежники уже успели проредить дриксенские войска настолько, чтобы их командующий стал вести себя осмотрительнее. Противный голосок на затворках сознания пропищал «или рискованнее», Райнштайнер не стал его совсем глушить, но и отвел куда-то на затворки аргументов «против». Командующий может отправить этих двоих в Дриксен, на допрос уже с пристрастием, потом обоих ждет казнь, Ойген сам бы так и поступил, скорее всего, такое же решение принял бы и Ноймаринен. А может довезти до окраины холмов, где начинаются лесополосы и тракт на расположение ставки фок Варзов, тихо там пристрелить и оставить Талигу трупы предателей, как ни прискорбно, но двойных, – это уже выходка как раз в духе манрико-колиньярского концерна. И дорога упиралась в развилку тайных троп: быстрее либо к перевалу, либо к окраине лесов. Интересно всё-таки, переоценил Ойген с самого начала дриксенских военных или, наоборот, недооценил?      Райнштайнер ещё помялся на дороге, косясь то вправо, то влево. Солдаты смиренно ждали, глядя на него чуть ли не с обожанием, даже не догадываясь, как сильно их генерал сейчас рискует. Ойген вздохнул. Мятежники не блистали умом, а ведь раньше и они были дриксенскими офицерами. Райнштайнер смело направил коня влево, решив, что дриксов он всё-таки переоценил. Впрочем, если он ошибся – пусть земля будет Придду и Сэ пухом.            Арно разлепил глаза, помотал головой и чуть не взвыл от боли, хватаясь рукой за лоб. На щёку легла заботливая рука, и Савиньяк прижался к ней лицом, втягивая родной запах. Валентин нежно гладил его по скуле, и от этого становилось чуточку полегче. Проморгавшись, Арно попробовал оглядеться. Вокруг темень, они ехали в подобии миниатюрной кареты, чуть не касаясь коленками, узкие окна были завешаны плотными шторами с другой стороны.      – Ты в порядке? – спросил Сэ, откидывая голову назад. Валентин кивнул и дотронулся рукой до его виска. От неожиданной вспышки Арно открыл рот, вдыхая воздух и пытаясь не заорать, но уже через миг стало легче.      – Видишь нормально?      Савиньяк моргнул и всмотрелся в обеспокоенное лицо Валентина. Оно немного расплывалось от неконтролируемо выступившей влаги в глазах, но в целом в восприятии действительности ничего не поменялось. Сэ что-то утвердительно промычал.      – Голова кружится?      Арно повторил звук.      – Сотрясение, – подвел итог Валентин и облегченно вздохнул, не отнимая ладони от места удара. – Могло быть и хуже, но дротик был бы предпочтительнее. Посиди спокойно, пройдет.      – Где мы? Куда едем? – Арно прикрыл глаза, накрыл ладонь Придда своей и прижал чуть сильнее. Ледяные руки полковника являли собой почти божественную благодать.      – Всё там же, куда везут – без понятия. Нас решили не связывать, – Валентин усмехнулся, – и так никуда не денемся. Вздумай мы сбежать – нас пристрелят сразу, а так, может быть, будет какой-нибудь шанс.      Арно глубоко дышал, глаза у него слипались, но спать не хотелось. Сэ попробовал ещё помотать головой, висок взорвался такой болью, что Арно до хруста в челюсти разинул рот.      – Спокойно сиди! – раздраженно одёрнул Валентин, меняя нагревшуюся руку у лица на вторую, холодную. Это более скорому выздоровлению, конечно, не способствовало, но хоть боль притупляло. Арно поднес ладошку ко рту, прижимаясь к ней губами и глубоко дыша. Он пытался не закрывать глаз, и в шатающемся полумраке неторопливо катящейся по дорожными ухабам «кареты» зрачки Валентина отливали жидким серебром. Это успокаивало.      Через какое-то время Придд опустил затёкшую руку, Арно не возражал, только продолжал держаться за кончики пальцев. Время тянулось тягучими каплями, прокатываясь по ушам гулом колёс. Валентин изредка в какой-то надежде вскидывал голову, будто ждал чего-то, какого-то звука, намёка, сигнала. Арно сидел, уставившись перед собой. Сильными вспышками больше не накрывало, но в висок долбило каждым ударом сердца. Однако всё могло быть и хуже.      Остановились они через несколько часов монотонной тряски. Савиньяк уже мог к тому времени нормально соображать, хотя на драться его бы, наверное, не хватило. Придд резко повернулся на звук распахиваемой двери.      – Наружу.      Военный, известный ещё с допроса, неспешно протирал пистолет, не глядя на своих пленников. Контрабандистский эскорт стоял между двух пролесков, закрытый от дорог со всех сторон. Других повозок видно не было, они специально съехали с дороги немного вбок. Отряд не решался ехать дальше без своего командира, поэтому стоял неподалёку.      – Мы нашли это, – дрикс с ничего не выражающим взглядом поднял на уровень глаз бумагу с лиловым оттиском. Валентина передёрнуло. – Эта записка была написана кем-то из вашего полка, герцог Придд. Похоже, вы с самого начала решили, что служба в Дриксен не по вам. К сожалению, у них не получилось захватить ни вас, ни оружие.      Арно вовремя прикусил язык, чтобы не задать чуть не вырвавшийся вопрос, зачем бы дриксенским повстанцам их похищать. И так слишком подставились. Савиньяк слишком хорошо помнил приказ Валентина своим людям перейти под командование Райнштайнера, если тот потребует, значит, и ответ на этот вопрос он знал много лучше, чем «гусь». Но оправдать таким способом Придда означало бы лишь ещё сильнее его же и подставить. А заодно подставить и себя, ведь Арно три дня назад прибыл в Торку и ничего не должен знать о командовании, которому, к тому же, не доверяет.      – Ваши люди, герцог, – подтверждая догадку, хмыкнул «черный», – они ведь подчиняются только вам.      – Они талигойцы.      – И вы тоже, как показала практика.      Валентин замолчал, сжав зубы и глядя прямо перед собой. Арно единственное, что мог делать, – это держаться прямо на ногах и не кривиться от долбящей боли в голове.      – Знаете, – наконец подал голос дрикс, поднимая начавший блестеть от протирки пистолет, – мне было бы даже немного совестно представлять вас командованию, ведь я в какой-то момент вам поверил. Я не хочу вас даже представлять в Дриксен. Вы заслуживаете того, чтобы сдохнуть в канаве, как предатели.      Дуло смотрело Валентину в грудь, прямо в сердце, два шага, промахнуться невозможно, бежать некуда, по бокам солдаты, у каждого по мушкету. Криво усмехнувшись, дриксенский капитан, или полковник, неважно, взвел курок, раздался выстрел. Удивленно распахнув глаза и рот, из краешка которого потекла струйка крови, «гусь» покачнулся и завалился набок, замедленно рушась на грязно-серую землю.      Райнштайнер взмахнул рукой, отдавая приказ открыть огонь и кинул разряженный мушкет ближайшему из солдат. Кто-то свистнул, выстрелил в воздух, закричал, подзывая подкрепление, но дриксенцам это бы не помогло. Талигойцы ладно выходили из-за деревьев, стреляя по команде и сразу же скрываясь за могучими стволами облетевших столетних ясеней. Савиньяк отреагировал первым на суматоху, схватил Валентина за шкварник и оттащил куда-то за повозку, отстегивая лошадей и хлёстко ударяя по темному крупу. Пара коней дико заржала, попыталась начать лягаться и рванула сквозь чащу, нарушая собравшийся было дриксенский строй. Пули «черных» ранили кору или пролетали через лес, никого не задевая. Кто-то отдал приказ к ближнему бою, оно и верно, слишком невыгодное положение для стрельбы, и Ойген вновь чётко изобразил приказ, первым выходя из-под защиты леса.      Потрёпанные повстанцами дриксы, как Ойген и ожидал, особого сопротивления не оказали, пленных он приказал не брать ещё с самого начала похода. Талигойцы прошли к следующему пролеску, очистили территорию от оставшихся гусиных перьев, Ойген последним выстрелом прикончил надумавшего сбежать безымянного контрабандиста, которому Райнштайнер ранее придумал имя чисто от скуки. Краем глаза он увидел, как к нему подтащили Придда с Сэ, но двое юношей были пока делом десятым. Оставалось обыскать ещё кучу вещей, до которых бергер, наконец-то, дорвался собственными руками.      Ойген оглядел трупы – больше сотни, но очень сильный разброс, а один в поле не воин. Он наугад подошел к одному дриксу и мысленно облизнулся на подбитые подошвы, сверкающие каблуками на бездыханном теле. Помучавшись между неминуемыми увещеваниями Германа и совести из-за вынужденного мародерства и суровой необходимостью передышки для собственных родимых пяток, Райнштайнер всё-таки решил ублажить свои многострадальные конечности, стащил с дрикса как раз его размера пару изумительных сапог и сунул подмышку. Мёртвому этот шедевр дриксенского сапожного искусства был уже ни к чему – так не пропадать же добру.      Райнштайнера в первую очередь интересовала, конечно, та самая крытая повозка, он обыскал возницу, прошарил его место и выудил стопку спаянных друг с другом сургучом по уголку бумаг с мелко и четко настроченной описью. Первое, на что упал взгляд в самой повозке – валяющаяся печать с дорогой оправой, та самая, потерянная и приддовская, со спрутом и орнаментом. Красавица светилась прямиком на найденных бумажках, и Ойген нахмурился. Такая печать позволяла этому обозу беспрепятственно и без вопросов проходить через посты и границы, значит, до Назерхолда контрабандист мог везти всё, что угодно, и ещё неизвестно, что он там оставил. Нужно будет съездить и проверить. Валентин не мог этого не знать и всё равно дал мерзавцу пропуск. Такое не прощалось. Не в Торке.      На документах стояли две такие печати: на первой и последней страницах по одинак…      Нет. Не одинаковой.      Райнштайнер помотал головой и поднес две практически точные отпечатанные копии к лицу. Одна была сделана раньше, успела немножко запылиться и отскоблиться. Вторая, что красовалась на последней странице, была ярче и чуть более фиолетовой. Спрут аккуратно заворачивал свои щупальца, выходя из глубин, на волнах филигранно выточены пузырьки. На первой их было меньше, сами они были больше. Незначительно, на какие-то маленькие доли, но этого хватало. Край у второй был идеально ровный и круглый, на первой с одного края была еле заметка тоненькая полоса спайки. Первая печать была проставлена точнейшей копией приддовской печати, но всё же копией.      Ойген вновь вызвал в памяти васильковые венки и мысленно вознес Создателю молитву за упокой честного эсператиста и просто хорошего человека графа Гирке. Печать, если копия действительно существовала, могла храниться только у Ирэны, а та печать, которую Ойген нашел опаленной, действительно принадлежала графу Гирке. Вот только граф уже, скорее всего, мёртв, значит, и печать ему без надобности, а его жена занимается отправкой в Дриксен оружейных партий из Придды.      Цепко оглядев содержимое наваленного хлама, Райнштайнер всё-таки нашел вожделенный футляр с договором, открыл и чуть не взвыл от досады. Если бы он атаковал дриксов у Назерхолда, как Валентин и планировал, герцог бы выплыл сухим из своих глубин: получил важный договор, ничего не сказал, заверил на проход по Талигу оружие, которое укатится в крепость, и вообще привел одного из генералов на след дриксенского склада и тайного логова в пределах Талига. После того, как он понял, что Райнштайнер не собирается играть по его правилам, Валентин решил изменить условия. Что ж, теперь герцога придется подробно допросить на предмет того, что было в нужных ему бумагах, потому что не могло быть такого, чтобы Придд досконально не изучил и чуть ли не запомнил бы их наизусть перед тем как сжечь. Постучав указательным пальцем по футляру, Ойген последний раз окинул взглядом содержимое повозки, ища ещё что-нибудь важное.      Хлам был распределен равномерным слоем, но всё-таки в одном месте особенно встряхнут, будто на нём очень долго и ожесточенно валялись. Край одного из тюков был подобран, а одна из опор упруго прогнулась. Взгляд скользнул дальше, на ткани ещё виднелись пятна от разлитых воды или вина.      Воды или вина…      – Я не хочу даже думать об этом, – ужаснулся Райнштайнер, задёрнул полог и махнул рукой военным. – Осмотрите повозку. Вы лучше меня знаете конструкцию дриксенских контрабандных телег.      Ойгену то ли показалось, то ли Савиньяк тихонько облегченно вздохнул.      – Генерал Райнштайнер! – уж что-что, а дичайшей радостью глаза у Сэ точно светились. Ещё бы – выскользнуть из-под ножа. Валентин стоял поодаль, но, заметив на себе пристальный взгляд бергерских глаз, поравнялся с Арно.      Райнштайнер молча протянул Валентину бумагу, и в глазах Савиньяка радость медленно сменилась ужасом. На берестяном пергаменте, перевязанном бордовой лентой, тускло поблескивал подписанный приказ на расстрел.