Вперед в прошлое

— Ты преследуешь меня? Забини стоял посреди дорожки. Холодный ветер играл концами его длинного, небрежно заброшенного за спину бело-зеленого шарфа, поднимал полы школьной мантии и трепал гладкие черные волосы. Красивое и аккуратное лицо юноши было чуть тронуто сдерживаемым презрением; в его плотно сжатых губах, чуть раздутых крыльях носа и сощуренных глазах виделось недовольство и нетерпение. — С чего ты взял? — вопросом на вопрос ответил Гарри, остановившись в пяти шагах от слизеринца. Он встал, скрестив руки на груди, и пристально оглядел Забини, пытаясь понять, была ли верной его догадка о том, что у Блейза есть для него... что-то. Насмешка или информация, неважно — тот смотрел на него так, будто подавал сигнал, силился на расстоянии передать странный призыв. Стало еще холодней. Серые тучи, которые Гарри наблюдал, сидя в Лесу, налились темной cилoй. Озеро бурлило вдалеке, а над Лесом витал странный гул далекого отчаянного ветра. Какое-то время юноши молча смотрели друг на друга, а потом Забини, словно сдавшись, отвернулся. Его темный взгляд устремился в сторону деревьев, к большой поляне перед пустующим домиком Хагрида. На поляне стояла профессор Граббли-Дерг, ожидающая, когда третьи курсы всех четырех факультетов подтянутся на урок Ухода за магическими Существами. Судя по большим корзинам, которые стояли перед ней и к которым никто не хотел приближаться, на уроке профессор собиралась рассказывать про флоббер-червей, мерзких настолько же, насколько и скучных. Среди толпы третьекурсников мелькала ярко-рыжая голова Джинни, а нa крыльце домика Хагрида, рядом с грустным Клыком, который в отсутствие хозяина почти всегда печально бродил туда-сюда, сидела Полумна. Гарри видел, как развевались ее длинные белые волосы и как зябко она куталась в свой когтевранский шарф. Вдруг странная солидарность, ощущение жалости и сочувствия к Забини тронуло его сердце. Он вгляделся в его лицо, в его напряженные скулы и застывший холодный взгляд — они никогда не были друзьями, Гарри бы даже сказал, что Забини был ему неприятен, потому что иногда он вел себя как настоящий мерзавец, но в эту секунду ему вдруг показалось, что Блейзу можно верить, что за спиной слизеринца не стоит опасной черной тени. — Ты хотел мне что-то сказать? — прямо спросил он, не желая ходить вокруг да около. Если Забини знал что-то о нем и Драко и если он был на их стороне, то опасаться было нечего, а если же Гарри опять неверно разгадал выражение чужого лица, то Блейз бы все равно не почерпнул ничего нового из этих расспросов. Забини отвернулся от третьекурсников и задумчиво посмотрел на него. Он помолчал еще пару секунд, будто раздумывая над такой возможностью, а потом вздохнул. Изо рта у него вырвалось бледное облачко пара. — Мы с тобой не союзники, Поттер, — тихо сказал он, вынуждая Гарри шагнуть ближе и прислушаться, — я хочу, чтобы ты помнил об этом. Ты мне даже не нравишься. Все, что я сейчас делаю, я делаю не потому, что хочу помочь тебе или что-то в этом роде, а потому что Он попросил меня сделать это. А он мой друг. — Я думал, у слизеринцев нет друзей, — ляпнул Гарри. Забини вдруг неприятно ухмыльнулся. — А я не слизеринец, ты не знал? Шляпа хотела отправить меня в Гриффиндор, но я отказался. Гарри выгнул бровь, сильно сомневаясь в его словах. — Правда? — Нет! — грубо оборвал его раздраженный Забини. — Ты что, тупой, Поттер? Ты тратишь мое время. Нас вообще не должны видеть вместе. Гарри мельком обернулся на замок. Забини достаточно далеко отошел от главного входа и успел повернуть к тропинке, ведущей к хижине Хагрида, поэтому из окон они бы показались маленькими невнятными точками. Впрочем, нельзя было недооценивать внимательные взгляды школьников, которые зачастую могли видеть даже то, чего не было на самом деле. Неподалеку росли невысокие клены, видимо, не так давно посаженные на этой территории. От них уже было рукой подать до озера, но Гарри не особо хотел приближаться к холодным, бьющим о берег водам. Он вспомнил, как в прошлом году, в феврале, целый час провел на дне озера, среди рыб, водорослей и подводных чудищ, а потом гигантский кальмар подтолкнул его к поверхности, и ему тут же стало холодно. Не самые лучшие воспоминания. — Можем отойти туда, — он кивнул на клены. Их стволы были тонкими, а вся листва облетела, но вокруг деревьев росли колючие черные кусты, которые бы частично скрыли их от взгляда любого, кто посмотрел бы в эту сторону. Блейз, куснув губу, кивнул, не преминув недовольно закатить глаза. Он первый сошел с дороги на темную землю, а Гарри пошел следом, наблюдая за своим неожиданным... Что ж, Блейз оказался посредником между ним и Драко, значит, он был на их стороне. Его можно было считать не-врагом, ведь союзником он быть не хотел. Юноши подошли к деревьям. Стало еще холодней, и Гарри даже показалось, что ветер доносит до его лица холодные капельки воды. Забини оперся об один ствол и скрестил руки на груди. Его темная кожа, и черные волосы, и глаза выглядели до странного неуместными в этом сером, увядающем пейзаже. Он казался выходцем из теплых земель, и некоторая томность его образа, похожая на ленивую грацию сонного кота, могла бы быть чертой итальянца или испанца — насколько Гарри мог судить, зная об этих людях только из фильмов, которые краем глаза он смотрел еще у Дурслей, и из знакомства с одной грустной итальянкой. — Ну? — Гарри стоял, засунув руки глубоко в карманы, и мерз. Блейз вздохнул. — Его отец написал ему, что скоро будет в Хогвартсе. Гарри дернулся. Он уставился на Забини, искренне надеясь, что тот не решил опять не смешно пошутить. Он почти чувствовал, как волна привычной ненависти к Люциусу Малфою поднялась в его груди и вступила в схватку с магией зелья. — Не может быть, — тихо, но твердо сказал юноша. — Дамблдор ни за что не допустит этого. — Я не знаю, что он имел в виду, я лишь сообщаю тебе, что было в письме, — Забини нахмурился. — Возможно, мистер Малфой говорил о проверке Хогвартса, о которой писалось в интервью с Долорес Амбридж. Все-таки он является главой попечительского совета, он может в ней участвовать. Гарри задумался. Он был уверен, что Дамблдор не даст Малфою-старшему переступить порог Хогвартса, но его волновало то, что он впервые слышал о подобной перспективе, несмотря на то, что письмо Драко получил достаточно давно. Он наверняка рассказал об этом Снейпу, который доложил Дамблдору. Директор не собирался ему говорить или просто забыл о его желании знать, что происходит кругом? И почему Малфой так поздно решил это сделать? — Почему Драко сам не сказал мне? — спросил Гарри. Забини тут же недовольно сжал губы. — Никаких имен, Поттер! — шикнул он, но потом милостиво ответил: — За ним наблюдают. Особенно после той газеты. — При чем тут та газета? — с подозрением переспросил Гарри. Блейз посмотрел на него как нa идиота — его манера одним лишь взглядом унижать юношу, видимо, перехваченная у Малфоя, порядком раздражала. — Весь четвертый курс Слизерина запомнил его боггарта. Никто не знал, кто тот парень, и никто его никогда не видел, но все очень удивились, когда его лицо вдруг оказалось на обложке Ежедневного Пророка. Тем более, что... — Забини вдруг замялся и посмотрел на Гарри с невольным интересом, — ...ходят такие слухи, ну, знаешь, будто бы ты сказал, что тот парень — это Темный Лорд. Гарри не знал, что он должен ответить на это. Он совсем не подумал о том, что слизеринцы тоже знали о Томе Реддле, пусть и понятия не имели о его истинной сущности. Было бы крайне подозрительно, если бы открылось, что Драко Малфой боится хозяина своего отца больше всего на свете. К тому же в конце прошлого года никто и не говорил о возвращении Волдеморта... Гарри чувствовал, что опасность находится совсем рядом: один неверный шаг в сторону, и Малфой может пострадать. — С каких это пор вы мне верите? — Кто, как не ты, должен знать все о Тёмном Лорде, — пожал плечами Блейз. — К тому же ни для кого из нас не секрет, что он, и правда, вернулся. Гарри посмотрел ему прямо в глаза, но не увидел в глубине угольных зрачков ни страха, ни сомнения. Только интерес и усталость. — Спроси у Д... него, кто является его боггартом. Я ничего не говорил про человека с обложки, — соврал Гарри. Забини разочарованно сморщил нос, и гриффиндорец тут же задал новый вопрос, не давая ему сойти с этой доверительной нотки: — Ты сказал, что за ним наблюдают. Кто? — Некоторые ученики считают, что для них будет хорошим стартом, если они еще во время обучения зарекомендуют себя перед Темным Лордом. Они просто наблюдают за всеми, кто имеет хоть какое-то значение во всем этом. — Ты не назвал их имен. — Я знаю лишь одно имя — Алан Горец, — заметив, как Гарри нахмурился, пытаясь припомнить, где он слышал это имя, Блейз пояснил: — Это тот парень, который два года назад поймал тебя в нашей гостиной. Он тебя ненавидит, и я знаю, что его семья поддерживает Темного Лорда. Но он не единственный: мне известно, что есть пара людей на Когтевране, которым я бы тоже не стал доверять. — А тебе я могу доверять? — прищурился Гарри. Он подумал, что зря задал этот вопрос, но Блейз, видимо, счел его правильным. — Я уже сказал тебе, что мы не союзники и я не буду частью твоей армии, но, пока мне ничего не угрожает, я не стану тебе мешать. Сейчас я стою тут только потому, что Он не может сделать этого сам, а мне совсем не хочется выслушивать завуалированные стенания по этому поводу. Но не думай, что я собираюсь быть вашей совой. Блейз оттолкнулся от ствола и медленно двинулся от кленов прочь. Гарри понял, что разговор закончен, но ему хотелось спросить еще что-нибудь. Этот разговор прошел неожиданно хорошо, и Забини рассказал ему действительно важные вещи. И, хотя слизеринец всеми силами старался показать, что он держится в стороне, Гарри чувствовал, что тот колеблется. — Почему ты не примешь сторону Темного Лорда? Блейз остановился. Он тоже спрятал руки в карманы. На боку у него висела его черная сумка, и Гарри впервые заметил, что вокруг лямки обвязан маленький плетеный браслетик из синей, белой и зеленой ленточек. — Не хочу, — просто сказал Блейз. — Мне наплевать на грязнокровок и прочих. Моей матери тоже. Мы лучше посмотрим, во что это превратится, со стороны. — Твоя мать правда травит своих мужей? — спросил Гарри, ухмыльнувшись. Они вместе со слизеринцем возвращались на дорогу. Блейз уже, видимо, опоздал на Нумерологию, но он будто бы и не спешил туда. Услышав вопрос, он лишь загадочно закатил глаза. — Спроси у моей матери. Гарри улыбнулся. Они вышли на дорожку и двинулись к замку. В какой-то момент Забини начал отставать, а потом и вовсе остановился. — Возвращайся в замок, — сказал он. — Я останусь тут. Гарри посмотрел на третьекурсников, собравшихся вокруг хижины Хагрида, и вздохнул. — Ладно, — гриффиндорец медленно побрел прочь. Мысли о Полумне, которую ему бы не хотелось оставлять рядом с Забини, были не слишком приятными, но они не имели смысла. Гарри не мог назвать себя экспертом в отношениях, потому что все отношения, которые у него были, закончились неприятными сценами — ему не стоило влезать в эту историю. Он бы все испортил. Как всегда. Он подумал о Седрике, который, по словам Рона, искал его. Гарри представил все то, что ему придется выдержать, если Седрик его все-таки найдет: ему так не хотелось вновь объяснять, вновь выслушивать смущенные извинения, вновь спорить и ругаться... Он ни от кого не мог просить абсолютного смирения, принятия своих тайн и странностей — тем более он не мог просить этого от Седрика Диггори, того, кто дал ему так много хорошего, кто казался ему воплощением доброты, дружелюбия и нежности. Гарри хорошо помнил то, что было с ними в прошлом году. И он хорошо помнил, чем это закончилось. Юноша отправился в Башню Гриффиндора за метлой. Полеты всегда были отличным способом избавиться от лишних мыслей, тревог и сомнений, а сейчас ему как никогда хотелось освободить свою голову и думать только о воздухе, холоде и небе. Учебник Джеймса, который он все это время таскал в кармане, пришлось спрятать в тумбочку, к остальным секретам. Гарри долго летал. Он иногда кружил над хижиной Хагрида, следя за Полумной: Забини куда-то исчез, и Гарри вскоре бросил это дело. Он просто носился над лесом, иногда замедляясь, чтобы коснуться ногами колючих верхушек, рискнул стрелой промчаться над неспокойной водной гладью — сильная волна почти облила его, но он вовремя поднялся вверх, отделавшись только промокшими полами мантии. Устав и замерзнув, юноша поднялся на Астрономическую Башню и какое-то время просто стоял там, глядя на мир вокруг. На обед пришлось пойти, хотя у Гарри не было ни аппетита, ни желания разговаривать с кем-либо. Он не хотел и дальше избегать своих друзей, вынуждая тех начать подозревать его. Гриффиндорец решил рассказать им, что в своих снах он видит действия Волдеморта, наблюдая все будто бы из головы Тома Реддла, и поэтому опасается, что тот может делать то же самое: это даже не было бы ложью, но должно было хоть частично объяснять, почему он был так обеспокоен и почему Дамблдор хотел его видеть. Гарри нужно было скрыть от друзей, что Волдеморт уже протянул к ним свои костлявые руки, и он собирался это сделать. В Большом зале было шумно. Гарри, по-прежнему таская с собой метлу, пошел к своим друзьям, по пути окидывая взглядом тех, кто смотрел на него. На секунду он поймал взгляд Блейза Забини, который тут же отвернулся. Забини сидел рядом с Малфоем, смотрящим ровно перед собой. Драко держал в руках нож и вилку, и Гарри, буквально секунду разглядывая его, подумал, что он выглядит так, будто готовится вонзить приборы кому-нибудь в шею. Гриффиндорец, быстро пробежав глазами по рядам слизеринцев, нашел парня, показавшегося ему знакомым. Кажется, это именно он на втором курсе заметил невидимку в толпе. За целый год Алан Горец мало изменился: он по-прежнему носил чёлку, падающую на глаза, и красил ногти чёрным лаком. Но он вырос, стал взрослей, его лицо с чётко очерченными скулами, тёмными глазами и яркими губами выглядело суровым и сосредоточенным. На Гарри он не смотрел, но гриффиндорец уже мысленно занес его в список тех, к кому не следует поворачиваться спиной. Он решил сразу же последовать этому убеждению, поэтому сел рядом с Гермионой, спиной к пуффендуйскому столу. Конечно, он не обманулся этим глупым оправданием. — Ну, как полетал? — спросил Рон, уже положивший себе в тарелку приличную порцию еды. Гарри пожал плечами. — Замерз, — сказал он и толкнул метлу ногой. Гермиона вздохнула и пододвинула к нему поближе дымящееся блюдо с сардельками. — Если бы ты пошел на уроки... — забормотала она, и Рон тут же застонал. — Ну, не начинай, — миролюбиво перебил ее Гарри. Он пододвинул к себе еду и тупо уставился на аппетитные с виду, но ощущаемые совершенно бутафорскими сардельки. Запах, который ранее заставил бы его рот наполниться слюной, лишь пощекотал ноздри, вызвав странное, двоякое ощущение. Гарри, подумав несколько секунд, осторожно откусил маленький горячий кусочек, но тут же отложил вилку в сторону. То, что он счел отсутствием аппетита, было абсолютным нежеланием что-либо есть: даже этот крошечный кусочек сардельки заставил его желудок сжаться. Гарри выпил немного воды из графина, а потом, сложив руки на столе, стал разглядывать людей вокруг, избегая встречаться взглядом с Гермионой. В воздухе висел веселый шум, состоящий из смеха, голосов и звона приборов о тарелки. Невилл беседовал с Дином и Симусом, который до сих пор держался от Гарри как можно дальше, близнецы, прильнув друг к другу, о чем-то беседовали, а Парвати и Лаванда над чем-то гаденько хихикали. Бросив взгляд на стол преподавателей, Гарри убедился, что там атмосфера совсем не такая радостная: Дамблдор тихо говорил что-то Снейпу, сегодня сидевшему по левую руку от него, тот кивал. Грозный Глаз Грюм внимательно слушал голос директора, глядя на профессора своим живым глазом, в то время как его волшебный глаз крутился, отмечая каждого в Зале. Гарри был уверен, что учителя говорят о происходящем, решают, что делать, — его вдруг охватила такая тоска, такое раздражение, что он резко отвернулся от них. Ему не хотелось больше об этом думать. О чем угодно — нo не об этом. Но все вокруг будто бы сговорились и спрашивали у него исключительно о его странностях и Волдеморте. Гарри знал, что так и будет, он почти чувствовал, как друзья собираются вокруг него, будто тучи. Он сумел завязать ничего не значащий разговор с Кэти, узнал время тренировки и смог сбежать от Гермионы, буквально улетев от нее на метле. Но тренировка не могла длиться вечно: Анжелина погоняла их минут сорок, прочитала длинную речь о том, как важно начать сезон с победы, и отпустила. Когда они шли в замок, она все говорила и говорила о том, что у Седрика Диггори новая метла и что Гарри нужно быть ловчее и быстрее, потому что Диггори — опытный ловец. Мальчик лишь кивал: от слов Анжелины мастерства у него не прибавлялось, да и победы в квиддиче его больше не волновали. Фред и Джордж, конечно, тоже пытались расспросить его про его отсутствие и волнение Рона с Гермионой, но Гарри сумел замять разговор. Именно за это он ценил близнецов: они всегда знали, когда стоит остановиться, понимали его. Они помирились, и Джордж больше не выглядел убитым: Гарри смотрел на них, пытался поймать взглядом то, чему он не давал названия, и не ловил. Они вели себя естественно, так, будто делали это всегда. Их дружный смех, внимательные взгляды, одинаковая способность напирать, но при этом дарить ощущение защищенности — все это было такой же неотъемлемой частью их поведения, как и прикосновения ладоней или объятия. Гарри и мечтать о таком не смел. Но близнецы, которые могли быть его броней и поддержкой, ушли по своим делам, и в теплой Башне, куда Гарри зашел, чтобы оставить метлу перед походом к Снейпу, его уже ждали. Стоило ему переступить порог, как тут же раздался голос Гермионы: — Гарри! — девочка чуть приподнялась, упираясь руками о стол, заваленный книгами, пергаментами и перьями. Рон обернулся и помахал ему, привлекая внимание. Гарри отправился к ним. Он хотел покончить со всем разом, поэтому, натянув на лицо улыбку, плюхнулся на соседний стул. Он настолько за эти два дня выпал из жизни, что вид учебников и домашних заданий показался ему чужеродным и непонятным. Гарри невольно схватил со стола сломанное черное перо и принялся вертеть его в пальцах, глядя по сторонам. Гермиона, почти скрытая стопками учебников, выжидающе на него смотрела. — Расскажи нам, что происходит, — потребовала девочка. Гарри вздохнул. — Ну, это и правда, связано со снами, — тихо сказал он. — Только не с простыми кошмарами, — его голос превратился в едва слышный шепот. Гарри наклонился вперед, почти ложась грудью на стол. — Во снах я вижу действия Волдеморта. Как будто... как будто бы я — это он. Рыжие брови Рона сошлись на переносице, а в голубых глазах блеснуло что-то жесткое. — Что значит, ты — это он? — хрипло переспросил Уизли. — Как будто бы все это совершаю я, — пояснил Гарри. — Смотрю из его головы. — Ты же не думаешь, что это на самом деле делаешь ты? — осторожно спросила Гермиона. — Это невозможно. Правда? — Я не думаю, что превращаюсь в него или что-то в этом роде, — успокоил ее Гарри. — Но я вижу его действия, чувствую его эмоции — Дамблдор опасается, что если я могу делать это, то и Волдеморт может. Это даже не было обманом. Дамблдор действительно этого опасался, и Гарри действительно в прошлом видел Волдеморта, когда тот злился или радовался. Но тогда связь между ними не была такой крепкой, и страшно представить, во что это могло вылиться теперь. Хотя два дня прошли в тишине, Гарри не сомневался, что скоро это затишье утихнет. К тому же впереди маячил Хэллоуин, и эта ночь больше не была окрашена в черно-оранжевые краски тыкв и летучих мышей, эта ночь вновь напоминала о далеком и ужасном событии, свершившемся в канун Дня Всех Святых. Гарри чувствовал, он был уверен, что Волдеморт покажет ему самое ужасное из всего, что Гарри мог представить. — А ты... ты это почувствуешь? — испуганно спросил Рон, глядя на Гарри так, будто тот в любую секунду мог вскочить и закричать, что он превратился в Лорда Волдеморта. — То есть, это же должно ощущаться?.. — Волдеморт этого не чувствует. Но, — Гарри тут же постаралcя замять опасную тему, — Дамблдор считает, что я почувствую. — Почему он в этом уверен? Гриффиндорец замялся. — Он... думаю, он уже пытался. В ту ночь, когда я кричал. Ему было больно, и я это почувствовал — он вряд ли решится на это снова. Рон с Гермионой переглянулись. Гарри выпрямился, откинулся назад в кресле и мельком окинул взглядом собравшихся в гостиной. Многие смотрели в их сторону, зная, что таинственные сборы и тихие разговоры хранят в себе секреты: каким-то образом слух о том, что человек на обложке Пророка — это Томас Реддл, вышел за пределы этой Башни... Кто-то вынес его, и слух добрался до подземелий Слизерина. Впрочем, Гарри не собирался молчать об этом, и это было даже хорошо, что сомнение поселилось в сердцах людей. — Дамблдор может... может как-то защитить тебя? — спросила Гермиона, и Гарри резко повернул к ней голову. Он улыбнулся. — Я сам могу себя защитить, — твердо сказал юноша. — Я не зря учился окклюменции, да и зелья Снейпа помогают, — зелья, и правда, были чудесными. Успокоительное зелье помогло Гарри дышать. Юноша внимательно посмотрел на друзей и осторожно перевел тему в нужное ему русло. — Дамблдор считает, что опасность может угрожать и вам. Неизвестно, что и как все повернется, поэтому... Поэтому он послал письма вашим семьям. Лучше, если они будут под присмотром. — Мой отец работает в Министерстве, — произнес Рон, и его глаза вдруг расширились, а рот приоткрылся. — А если Сам-Знаешь-Кто нападет на Орден прямо там? Мы ведь даже не знаем, как много у него людей. А родители Гермионы, — он с таким беспокойством посмотрел на подругу, что на щеках девочки тут же вспыхнул румянец, — маглы! Они и вовсе не смогут себя защитить. — Вот поэтому Дамблдор им поможет, — отозвался Гарри, радуясь, что Рон сам до всего догадался и ему не пришлось продолжать недоговаривать. — А я буду продолжать изучать окклюменцию. — А где ты был весь вчерашний день? — спросила Гермиона. — В Выручай-Комнате, — поделился Гарри. Ему хотелось рассказать об этом кому-то, кто не был Снейпом или Дамблдором. Если бы только он мог всем поделиться с друзьями... но он не мог, он боялся, он защищал их. Юноша словно превращался в Дамблдора, который скрывал свое сердце ото всех. Гарри вздрогнул от этой мысли. — Я думал о том, что произошло. Гермиона сочувствующе на него посмотрела. Она перегнулась через стол и коснулась его руки. — В этом нет твоей вины, — сказала подруга, — ни в чем, Гарри. Мы знали, на что идем. Мы всегда в опасности, но мы твои друзья и будем помогать тебе. — Мы тоже члены Ордена Феникса, — запоздало поддержал ее Рон. — Хоть нас и не хотят в него принимать. — Спасибо, — Гарри ощутил, как забилось его сердце. Его тронули слова лучших друзей. Мальчику захотелось обнять их, крепко сжать в своих руках. Он погладил руку Гермионы и отпустил, чтобы не волновать этим Рона. Ему было хорошо, и чувства, которые юноша целый день сдерживал, начали пробиваться наружу, начали греть его. Гарри улыбнулся: возможно, впервые за день ему по-настоящему хотелось улыбаться. Он бросил быстрый взгляд на часы: до отбоя оставалось еще много времени, но ему нечего было больше делать в Башне. Он хотел посетить Снейпа как можно раньше, чтобы оставшееся время посвятить... чему-нибудь иному. Близилась ночь, и никто не мог гарантировать, что она пройдет так же спокойно, как и вчерашняя. Гарри поднялся. — Мне пора к Снейпу, — сказал он. — Передайте привет Джинни. — Хорошо, — растерянно пробормотал Рон. Гарри как можно более жизнерадостно помахал им рукой, а потом, подумав, поднялся наверх, чтобы взять свою пижаму и свежую одежду на завтра. В карман он, не удержавшись, спрятал учебник, предварительно все уменьшив: гриффиндорец все еще испытывал неприятие тех секретов, что он нашел внутри, но ему хотелось узнать больше про своего отца. Джеймс все равно оставался тем, кем он был для него, независимо от своего отношения к Северусу Снейпу. Гарри покинул Башню, оставив Рона и Гермиону обдумывать то, что им сказал. Юноша решил, что его речь была правильной: друзья имели право знать, что опасность — вовсе не далекая тень, а очень близкий силуэт, стоящий прямо за их спинами. Они должны быть готовы. Гарри уже на полпути к Снейпу вспомнил, что так и нe поделился с Роном и Гермионой идеей создать ОД. Он решил, что это произошло не случайно: пока все было так нестабильно, пока он не знал, что ждет его по ночам и как близко Волдеморт к нему подошел, Гарри не смог бы быть хорошим учителем. Возможно, ему нужно было чуть больше времени для самого себя: разве мог он заставить других стать сильнее, если его собственные руки были слабы? Он вновь подумал о Дамблдоре. Директор Хогвартса никогда не требовал от других того, чего не готов был сделать сам. Иногда Гарри казалось, что это оправдывало все его деяния, а иногда — что это было ужасающей чертой железного характера, которая уничтожала его, Гарри. Юноша спустился в подземелья. Мадам Помфри еще утром ему сказала, что профессор Снейп сказал прийти к нему вечером за новой порцией зелий. Гарри, прислушиваясь к звукам в коридоре (нарваться на слизеринцев ему совсем не хотелось), добрался до кабинета зельевара. Постучав, он замер на пороге. Время шло, а дверь все не открывалась, и, когда Гарри уже поднял руку, чтобы постучать снова, она вдруг распахнулась. — Что вы тут стоите? — процедил появившийся Снейп, и Гарри, ошарашенный таким грубым тоном, медленно протиснулся мимо профессора в кабинет. Снейп продолжал смотреть на него так, будто гриффиндорец был самым непрошенным гостем в этом месте. — Я пришел за зельями. Снейп не удостоил его ответом. Он захлопнул за ним дверь и прошел к одному из своих шкафов. Прошептав заклинание, зельевар распахнул его створки, обнажив черные длинные полки, заставленные баночками, скляночками и флаконами разных цветов и консистенций. Там было столько зелий, что казалось фантастическим, что Снейп может в них разбираться. Длинные бледные пальцы профессора перебирали бутылочки, пока, наконец, не выудили из самой глубины две склянки. Они выглядели менее пыльными, чем все остальное. Снейп вернулся за свой стол, поставил зелья перед собой, и Гарри, догадавшись, чего от него ждут, сел на жесткий стул. — Мы начнем занятия легилименцией с завтрашнего дня, — сухо сказал Снейп, глядя Гарри прямо в глаза. — Легилименция, несомненно, отличается от окклюменции, и у тебя уже есть небольшой опыт, — при этих словах его глаза гневно сверкнули, — но, чтобы стать успешным легилиментом, нужно уметь полностью контролировать свое сознание. Ты обучался окклюменции с профессором Дамблдором, и я надеюсь, эти навыки у тебя достаточно высоки. — Достаточно, — буркнул Гарри, впрочем, не будучи в этом уверенным. — Я хочу, чтобы ты понимал, насколько это серьезно. Судя по тому, что я видел в твоих воспоминаниях, ты не слишком добросовестно относился к обучению окклюменции... в прошлом. Гарри прикусил губу с внутренней стороны, удержавшись от язвительного комментария, что в этом виноват не он, а манера обучения профессора. — В этот раз будет иначе, — сказал он. Снейп лишь коротко кивнул, чуть поморщившись. — Я надеюсь на это, — его голос стал чуть мягче. Совсем немного, но Гарри это уловил. Понял. Занятия легилименцией со Снейпом значили, что Гарри придется пытаться проникать в его сознание, что совсем не радовало зельевара. Конечно, Гарри не тешил себя надеждой, что ему удастся, но он представлял опасения Снейпа: в его голове хранились воспоминания, которыми тот не хотел делиться. Профессор, помолчав секунду, продолжил: — Вот твои зелья. Зелье сна без сновидений можно принимать еще пять дней, а потом придется сделать перерыв. Если оно не будет помогать, то отменим его прием. Успокоительное выпьешь завтра, но только половину флакона. Когда флакон опустеет, придется сделать перерыв. Если зелье сна без сновидений не принесет результатов, я выдам тебе специальное снадобье. — Может, Вы мне его сразу выдадите? — спросил Гарри. Он совсем не хотел проверять, сработает зелье или нет. Снейп раздраженно качнул головой. — То снадобье вызывает большой стресс организма, оно влияет на физиологические процессы, и его вообще запрещено давать детям, — раздраженно объяснил он. — Только экстренная ситуация вынуждает нас преступить этот запрет. — Могут быть последствия? — Неизвестно, как отреагирует на него твой организм. Если начнутся изменения, прием придется отменить. — Хорошо, — Гарри послушно сгреб со стола склянки. Успокоительное зелье давало ему надежду, но юноше не нравилось то, что необходимо было делать перерыв. Барьер от волнений ему чрезвычайно помогал, но ему совсем не хотелось становиться зависимым, готовым за дозу этого зелья на все. Гриффиндорца передернуло от этой жуткой перспективы. — Если ночью что-то произойдет, то утром сразу же идите ко мне или к профессору Дамблдору. — А той ночью Вы там были? — Где «там»? — В больничном крыле. Когда я спал там сегодня, Вы следили за тем, как я веду себя во сне? Снейп вдруг усмехнулся, а его правая бровь чуть приподнялась, как будто Гарри сказал что-то крайне наивное. Он откинулся назад и скрестил руки на груди. Веселье на его лице выглядело слегка пугающе. — Следить за тем, как ты спишь — весьма сомнительное удовольствие, Поттер, — сказал он. — Мы с профессором Дамблдором пытались понять, возможно ли использование легилименции, чтобы во время твоего сна выйти на связь с Темным Лордом. Гарри это немного задело. Он не знал, почему. — И как? — мертвым голосом спросил юноша. — Успехов нет, — ответил Снейп. Гарри смотрел на него пару секунд, не моргая и выдерживая тяжелый зрительный контакт, а потом отвернулся. — Ладно, спокойной ночи. Сэр, — он подошел к двери и потянул за ручку. Он ждал, что ему тоже что-нибудь скажут, но Снейп тут же вернулся к работе, и Гарри просто вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он без приключений добрался до больничного крыла. Мадам Помфри похлопотала вокруг него, порываясь проверить здоровье, и, убедившись, что мальчик в порядке, ушла к себе. Гарри переоделся в пижаму и забрался под одеяло, тут же доставая учебник Джеймса. Перво-наперво он проверил его на наличие других записок. Сердце юноши чуть не упало, когда из книги ему на колени выпало что-то темное, но это оказался лишь засохший кленовый лист. Гарри повертел его в пальцах и спрятал обратно в книгу. Открыв самую первую страницу, он принялся разбирать каракули и чертежи, улыбаясь и мысленно представляя ситуации, когда те или иные надписи могли быть сделаны. Он пришел к выводу, что его отец был замечательным. Веселым, забавным, даже умным — иногда на полях мелькали толковые заметки. И рисовал он неплохо, хотя почерк у него был точно такой же, как и у Гарри: кривоватый, но быстрый. А Лили писала очень аккуратно, украшая свой почерк кокетливыми завитушками. Почерк Сириуса ни капельки не изменился с тех пор, и Гарри легко его узнал: дерзкий, прыгающий, но по-своему грациозный. Люпин, конечно, был педантичен, его буквы были наклонены под одним углом и будто бы срисованы с трафарета. Гермиона писала почти точно так же, и было загадкой, как они умудрялись держать этот стиль на протяжении долгого времени. Если Гарри пытался писать красиво, то выдыхался на втором же предложении. Он сумел найти даже почерк Питера Петтигрю. Маленький, круглый, непонятный: Питер почти ничего не написал, но Гарри все равно ощутил отвращение, как будто бы кто-то осквернил святое место. Впрочем, этот учебник не мог быть святым, потому что именно там лежали эти записки, эти крошечные доказательства, — Гарри постоянно думал об этом. Его даже смешило то, что у него было вещественное подтверждение того, что Северус Снейп, гроза учеников и самый придирчивый учитель на свете, мог написать слово «нахер». Впрочем, Гарри однажды слышал от него кое-что и похуже: тогда он с трудом остановил дуэль между Снейпом и Сириусом. Прошло еще немного времени, прежде чем юноша уменьшил учебник и спрятал, так и не дочитав до конца. Зелье сверкало на тумбочке: пора было засыпать. Чем дольше он тут сидел, тем больше сомнений у него появлялось. Гарри взял флакон с зельем сна без сновидений и, глубоко вздохнув, выпил безвкусную жидкость. Его чуть повело, и он, поставив сверкающую скляночку на тумбочку, опустил голову на подушку. Гарри не думал, что ему стоит молиться, так как он не верил в Бога, но он мысленно изо всех сил пожелал, чтобы этой ночью все снова было хорошо. Позже он засыпал и чувствовал прикосновения холодных ладоней к своему телу.

***

В этот раз все было иначе. Не было потерянности, не было непонимания. Была только темнота, которая болезненно сдавила его: она сжимала и сжимала, будто невидимые тиски, а потом отбросила юношу прочь. Секунда — и Гарри уже не в абстрактной тьме, не во снах, он в той самой комнате, которую теперь ненавидел всем сердцем. Там ничего не изменилось. Лунный свет все так же холодно и остро падал на камень, старинную мебель и мертвенно-бледную кожу Темного Лорда, сидящего на своем троне. Гарри оказался с ним лицом к лицу: открыв глаза, он сразу же столкнулся с кровавым взглядом, прожигающим его насквозь. Гриффиндорец не испугался, но замер — то, чего он так страшился, наступило. Его борьба продолжалась. Они молчали долгое время. Гарри просто стоял, чувствуя себя немного глупо и злясь, а Волдеморт смотрел на него, не двигаясь. Он чуть улыбался, будто наблюдая за глупым, но в целом любопытным зрелищем. Наконец, молчание было нарушено: — Ты обдумал то, что я тебе сказал? — его шипящий голос уколол Гарри прямо в сердце, хотя, казалось бы, юноша был к этому готов. Он сжал кулаки и склонил голову набок. — Да. — Сразу же сообщил Дамблдору? — Нет. Волдеморт не выглядел ни расстроенным, ни удивленным. Его лицо не менялось, и все то же насмешливое выражение отражалось на нем. Гарри ощутил привычное смятение, странное, неподвластное ему ощущение, что перед ним сверкает загадка, что-то фальшиво-манящее, к чему его тянет. Те семена сомнений, которые Том Реддл посадил в его сердце в прошлый раз, взошли, и сейчас, узнав своего истинного хозяина, они рвались к нему. Гарри знал, что это: крестраж внутри него отзывался и пытался влиять на него. — Неужели в тебе начали просыпаться задатки мышления? — Возможно, — ответил Гарри. — Но этого недостаточно, чтобы я упал так низко, что приполз бы к тебе. — Значит, ты решил попытаться противостоять мне здесь, — могло показаться, что Волдеморт даже рад, но Гарри слышал ненависть в его голосе. Том склонил голову набок, и всяческое веселье сошло с его лица, оставив лишь гримасу злобы. — А Дамблдор наверняка пообещал тебе защитить твоих друзей? — он замолк, видимо, ища ответ в лице Гарри. — Так и было. Что ж, я ожидал именно этого. Я был бы разочарован, если бы ты сдался так быстро. — Думаешь, я сдамся? — Рано или поздно все сдаются, — тягуче произнес Волдеморт. — Нужно лишь найти самое больное место. — Даже если бы я захотел, — презрительно выплюнул Гарри, не желая больше ощущать на себе давление угроз, — я бы не смог выйти из Хогвартса. Барьер непреодолим. — Нет непреодолимых барьеров, Гарри, — почти ласково произнес Волдеморт, усмехаясь. — Есть только барьеры, которые мы не хотим преодолевать. Граница Хогвартса падет, и падет очень, очень скоро. Я разрушу ее, и тогда ты выйдешь ко мне. — Я никогда к тебе не выйду. А ты не сможешь напасть на Хогвартс, пока здесь Дамблдор. — Разве я сказал, что нападу на Хогвартс? — немного раздраженно спросил Том. Его голос вновь начал меняться, становясь чуть более человечным. Гарри уловил небольшую закономерность: Волдеморт шипел, когда угрожал ему, и говорил обычным, хорошо поставленным громким голосом, когда объяснял что-либо. Это сбивало с толку. Как и в прошлый раз. — Я сказал, что уничтожу барьер, который не дает тебе покинуть школу. А потом... — в его глазах отразилось торжество, — ...потом мы посмотрим, насколько успешны были мои исследования. — Какие исследования? — от этого слова веяло опасностью. Гарри понял, что здесь кроется разгадка. У Волдеморта был план, конкретный и, видимо, осуществимый план. — Я покажу тебе... чуть позже. Поверь, — он оскалился, — тебе понравится. И я надеюсь, тебе понравится также и то, чем я хотел поделиться с тобой сегодня. Чудесное начало не слишком приятной истории. Ты напуган? — Нет, — Гарри был напуган. Он дрожал. Он знал, что сейчас произойдет то, о чем они так долго говорили: Волдеморт покажет ему свои воспоминания или видения, которые в любом случае причинят Гарри боль. И с этим ничего нельзя поделать. Если бы Снейп разбудил его... Но он не будил, Северуса даже не было рядом с ним в темном больничном крыле. — Хорошо, — Волдеморт поднялся со своего трона и шагнул вперед. Он был высоким и возвышался над Гарри, будто дементор. Его складчатая мантия чуть развевалась на несуществующем ветру. Его белая кожа мерцала, туго обтягивала кости, а красные глаза полыхали, будто огонь. Гарри казалось, что сейчас эта рука с длинными пальцами, сжимающими его палочку, коснется его, и боль пронзит тело юноши, но Волдеморт больше не приближался. Он смотрел на него с презрением. — У меня слишком много дел этим вечером, иначе я бы еще немного послушал твой детский лепет. Но у тебя впереди целая ночь, наслаждайся ею. Мои Пожиратели отдали бы свои правые руки, чтобы я делился с ними своими воспоминаниями так, как с тобой. Цени это. Волдеморт шагнул к нему вплотную, и все вокруг разом заволокла тьма. Гарри задохнулся: воздух не входил в его легкие, и он просто хватал его ртом, будто рыба, выброшенная на берег. Его трясло, и было неясно, дрожит он в реальности или в своем разуме. А потом все прекратилось, и юноша погрузился в глубокий, тяжелый сон. Гарри сидел в кресле с высокой спинкой. Уперев локоть в подлокотник, он смотрел на маленького грязного человека, дрожащего у его ног. Он видел немало таких жалких, ничтожных тварей, но этот, несомненно, занимал в их числе почетное место. Весь его вид, начиная от лысеющей головы и обвисшего, едва тронутого морщинами, но усеянного какими-то пятнами, царапинами и шрамами лица до коричневой мантии, покрытой пылью и грязью, распространяющей смрад, вызывал презрение и отвращение. Гарри бы не стал даже пальцем касаться этого существа, он даже не был уверен, что этот человек заслуживал заклинания, выпущенного из его палочки. Но все-таки этот уродец был полезен. Более того, очень, очень полезен. Его звали Питер Петтигрю, и он принес Гарри то, чего тот больше всего желал: Поттеров. Гарри действительно считал, что эта семейка была более сознательна и осторожна, но, видимо, Поттеры были совсем безмозглыми, раз доверили свою тайну кому-то вроде Питера Петтигрю. В любом случае, Гарри добился своего. Он всегда добивался: он бы поймал эту тварь и отдал бы Белле, чтобы та выпытала у него местонахождение Поттеров. Но Петтигрю оказался чуть умней, чем его друзья — он пришел к нему сам. Приполз на коленях, моля о помиловании в обмен на информацию. Гарри был щедр, он согласился и теперь вынужден был лицезреть Хвоста на полу у своих ног. — Убирайся, — холодно произнес он. Хвост задрожал еще сильнее: он боялся, до ужаса боялся Гарри, и на его руке горела свежая Метка. Гарри было жаль видеть свой знак на этом существе, но это нужно было сделать: Метка навсегда закрыла Петтигрю дорогу к Дамблдору, и Гарри вовсе не нужно было, чтобы из его лагеря в лагерь этого... профессора бегали крысы. Питер мог быть полезен в будущем: его верность строилась на страхе, но его можно было посылать шпионить или заниматься грязной работой, которую Гарри не поручал своему ближнему кругу. А через некоторое время Питер бы умер — так Гарри решил. — Господин... — Хвост попытался подползти к нему, но Гарри лишь качнул ногой, ударяя его в лицо и вынуждая отшатнуться. — Убирайся. Я позову тебя, когда понадобишься. — Да, господин, спасибо, господин, молю Вас, господин... — И скажи тому, кто уже час стоит за дверью, что он может войти, — Гарри взмахнул палочкой, и вся грязь, которую оставил Хвост на полу, исчезла. Петтигрю, верно поняв его настроение, неожиданно резво вскочил на ноги и бросился прочь. Он открыл дверь и тут же скрылся за ней. Раздались голоса, и в следующую секунду на пороге появился другой человек. — Милорд, — он не кланялся, не лебезил и смотрел Гарри прямо в глаза; его голос был тверд. Он не был красив, но молодость придавала его лицу с резкими чертами определенную свежесть, притягательность. Черная одежда и черные волосы ярко контрастировали с бледной, нездоровой кожей — Гарри считал, что в этом есть что-то... особенное. — Видимо, это действительно важное дело, Северус, раз ты топтался в коридоре так долго. — Это очень важно, — Снейп шагнул к нему и остановился перед его креслом, таким высоким, что оно сошло бы за трон. Это и был трон. Гарри внимательно следил за своим слугой — Снейп был одним из тех, кто не так давно присоединился к нему, но он отличался от остальных тем, что его зарекомендовал сам Люциус Малфой. Гарри был склонен доверять выбору Малфоя. — Так говори. — Это касается, — Северус вздохнул, а его взгляд вдруг опустился. Гарри тут же заподозрил неладное: Снейп всегда смотрел ему в глаза, будто бы никто ему не сказал, что этого не стоит делать. Но Гарри позволял ему это, к тому же, его интересовало, что этот юноша так хорошо владел окклюменцией, — пророчества, которое я Вам принес. — Ты узнал вторую часть? — спросил Гарри. Северус качнул головой. — Нет, милорд, но я узнал, что Вы решили, будто ребенок, о котором говорится в пророчестве — это... сын Поттеров. Гарри был почти удивлен. Он молчал и внимательно смотрел на Северуса, замечая, как лихорадочно блестят его черные глаза, как он чуть дрожит, а его пальцы крепко держатся за волшебную палочку. Пауза затягивалась, но Гарри не спешил ее нарушать, ожидая, когда Снейп устанет себя изводить. Наконец, тот сдался. Он вдруг упал на колени, отбросил свою палочку в сторону и склонил голову, позволив длинными черным волосам упасть на лицо. — Прошу Вас, милорд, не убивайте Лили Поттер! Гарри смотрел на него, ощущая одновременно непонимание, легкое удивление и раздражение. Он привык к тому, что Северус Снейп олицетворял в его глазах образ того, как должен выглядеть Пожиратель Смерти, и этот образ совсем не вязался с мальчишкой, сейчас дрожащим у его ног. Он был жалок, а Гарри не терпел жалких людей. Но этот мальчишка по-прежнему был Северусом Снейпом. Гарри не мог этого изменить. — Отчего, интересно, в тебе проснулось желание защищать Лили Поттер? Снейп резко поднял голову. Даже на коленях, даже дрожа, в нем оставалось что-то такое... Что-то, что можно было уважать. Гарри ценил эту неясную деталь в нем. — Я ее люблю, милорд. Люблю. Гарри стало почти смешно. — Любишь? — переспросил он. Снейп кивнул. — Да, люблю, — повторил он упрямо. — Я знаю, что она маглорожденная, знаю, что Вы... что Вы думаете об этом и что она бы убила Вас, если бы могла, но... Но я все равно Вас прошу. — Ты просишь меня пощадить грязнокровку, породившую на свет того, кто, согласно пророчеству, должен меня уничтожить? — Гарри не мог придумать просьбы нелепей. Медленно холод удивления превращался в жар злобы, которая жгла его грудь: он бы счел это предательством и человек, заговоривший о подобном, немедленно бы подвергся наказанию, но... Перед ним вставало это «но», и именно оно держало его руку с палочкой неподвижной. Он ждал, он хотел понять. Северус продолжал смотреть на него. — Да, прошу. — И ты знаешь, что если бы любой другой пришел ко мне с подобной просьбой, он бы уже корчился под моим Круцио? — Знаю. — И не боишься, что это произойдет и с тобой? — Нет, — он продолжал смотреть. Он был таким глупым, он разочаровал Гарри. Взгляд этих глаз был сейчас совсем другим, и старому маразматику Дамблдору это бы непременно понравилось. Гарри смотрел на этого странного человека, отличающегося от остальных его слуг: он чувствовал, что они со Снейпом похожи не только печальной биографией, но и иными качествами. Гарри бы никогда не опустил глаз — и Северус не опускал. Его глаза спасли его. — Ты понимаешь, — негромко спросил Гарри, — почему я этого не сделаю? Снейп замялся. Он осторожно кивнул. Этого было достаточно: Гарри и так знал, что тот понимает его. Он откинулся назад: этот день был выматывающим и невозможным. Его тело до сих пор ощущало слабость и усталость, оно не до конца лишилось своей человеческой сущности. Гарри нужен был новый крестраж, и он собирался сделать его, убив маленького Гарри Поттера, — но до тех пор ему приходилось терпеть собственное несовершенство. — Значит, грязнокровка, — тягуче произнес он, продолжая разглядывать лицо Северуса. Тот ощутил надежду, а Гарри ее ненавидел. Но он не сделал ничего, чтобы стереть ее. — А что отец? Ребенок? Тебя не волнуют их жизни? — Нет, — тут же ответил Снейп. — Меня волнует лишь она. — Но ведь это ее ребенок, — Гарри доставляло удовольствие мучить его. Не то чтобы он хотел это делать, ему просто было приятно. — Это и его ребенок, — процедил Северус. — Он угрожает Вам, значит, он должен быть убит. — Ты ненавидишь Джеймса Поттера так сильно, что готов отдать мне его дитя? — Гарри усмехнулся. — Похвально. Джеймс Поттер мог стать достойным представителем своей чистокровной семьи, но он выбрал путь предателя крови. Отвратительно. Может, — Гарри чуть подался вперед, — хочешь сам убить его? Черные глаза расширились. Северус смотрел на него, приоткрыв рот, и, кажется, не находил слов. Но Гарри не нужны были слова сейчас, чтобы понять его. Малолетний слабак. Его предстояло многому научить. — Милорд... — Не трудись оправдываться, — Гарри милостиво махнул рукой. — Поттеры — только мое дело. Я хочу сам вырвать эту занозу. Я оставлю Лили Поттер в живых, раз ты так этого желаешь, но я хочу, чтобы она больше никогда не попадалась мне на глаза. Сделай так, чтобы я забыл о ее существовании, иначе мне придется закончить начатое. — Я все сделаю, милорд, спасибо. Спасибо. Гарри смотрел на него и размышлял, не кинется ли тот сейчас целовать его руки, как это делали другие в моменты величайшей милости их господина, но Северус лишь продолжал сидеть и смотреть на него, подняв лицо... — Поттер! Поттер! Гарри задрожал, он почувствовал, как его тело свело судорогой, как его выгнуло дугой и каждая клеточка будто взорвалась. Перед глазами все пылало алым цветом, а крик застревал в пересохшем горле. Юношу трясло, и частью разума, не подверженного шоку, он осознавал, что это агония. Он умирал. Рядом кто-то закричал, язык был непонятен, а голос — далек. На Гарри, трясущегося в огне, вдруг обрушился холод. Что-то потекло по его лицу, по вискам, прекрасный запах коснулся его носа, успокаивая и будто бы шепча: «Все закончилось» Медленно боль уходила, огонь угасал. Темнота возвращалась вместе с неясными очертаниями реальности. Гарри увидел свет ночника, отражающегося от флаконов и вазочки на тумбочке. Он ощутил прохладу воздуха и влагу на подушке. Ему на глаза попалась белая, как снег, простыня на соседней кровати, а потом — черная, угольная мантия. — Поттер? — знакомый голос, который недавно казался ему неприятным, но дарующим успокоение, ощущение правильности и защищенности, сейчас резанул его, будто нож. Гарри дернулся. Он повернул голову и посмотрел на Снейпа, который стоял, наклонившись к нему. За спиной зельевара маячила Помфри и, кажется, Дамблдор. — Не трогай меня, — Гарри слабо отпихнул его руку прочь. Он смотрел на него, понимал его, но не мог... не мог не думать, не вспоминать и не верить. Ему все еще было больно, но теперь эта боль проникла и в его грудь. Волдеморт, возможно, и сам не знал, какой точный удар нанес. — Не трогай. — Гарри, — рядом появился Дамблдор, но гриффиндорец не желал сейчас ни с кем разговаривать. Он просто закрыл глаза, надеясь отгородиться от директора, от Снейпа, от всего мира. Какое-то время юноша еще слышал, как профессор что-то шепчет ему, а потом раздался шорох мантии, легкий треск заклинания — и Гарри сам не заметил, как вновь заснул, на этот раз не видя и не слыша ничего.