Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ :) В больничном крыле было темно и холодно, но стоило Гарри и профессору Снейпу переступить порог, как маленькие ночники на стенах вспыхнули тусклым рыжим светом, окрасившим все вокруг в теплые тона. В эту ночь тут никого не было, и ряды кроватей, застеленных темно-синими одеялами, были пусты. В вазах на тумбочках привычно стояли яркие цветы, источающие тонкий, сладкий аромат, впрочем, неспособный перекрыть запах лекарственных зелий, который, казалось, впитался даже в стены лазарета. Мадам Помфри тут же появилась из своей комнаты. Она готовилась ко сну, поэтому была одета в теплый халат, чепчик и тапочки. В руках женщина сжимала волшебную палочку, а в карманах у нее звенели скляночки зелий, прихваченных на случай, если ученик находится в экстренном состоянии. Она, увидев Снейпа, который весь путь от кабинета Дамблдора до больничного крыла тащил Гарри под локоть, морщась, но не выражая бурного несогласия с таким положением вещей, всплеснула руками. — Что случилось? — она тут же кинулась к ним, но Снейп остановил ее быстрым движением руки. Подтолкнув Гарри к кровати, он повернулся к целительнице. — С этим случаем я разберусь сам, — сказал он непривычно мягким голосом, и мадам Помфри, словно тоже заподозрив неладное, подозрительно посмотрела на него, уперев руки в бока. Она переводила пристальный взгляд с профессора на Гарри, который устало сидел на кушетке, разглядывая складки на черной мантии зельевара и испытывая невольный стыд из-за всего, что он только что устроил. Юноша не мог даже поднять глаза на профессора: ему никогда еще не приходилось быть к нему так близко; это, пожалуй, вызывало смущение и ощущение неуместности происходящего. — Что с мальчиком? — мадам Помфри не собиралась просто так оставлять студента на попечение профессора. Она подошла к Гарри и пощупала его лоб, покачав головой. — Да у него же жар! Мистер Поттер, сейчас я... — Это приказ директора. Я сам выдам Поттеру необходимые зелья, — не терпящим возражений голосом сказал Снейп, отстраняя целительницу, — но на ночь он останется тут. — Я хочу, чтобы профессор Дамблдор сам мне объяснил, почему я должна оставить больного ребенка без должного ухода, — Помфри, поджав губы, упрямо осталась стоять рядом. Ее добродушное мягкое лицо, покрытое морщинами, было серьезным и недовольным, прямо как у миссис Уизли, когда близнецы нарушали правила. Только вот Гарри и Снейп никак не могли претендовать на роль близнецов Уизли, и мадам Помфри, несмотря на полный праведного гнева вид, не могла им приказывать. Снейп, встав так удачно, что его высокая фигура заслоняла Гарри от целительницы, скрестил руки на груди. — Вам недостаточно моего слова, мадам Помфри? На лице целительницы отразились смешанные чувства. Снейп прищурился, поднял палочку и одними губами шепнул заклинание: неожиданно с его палочки сорвалась прекрасная белая лань, своим светом затмившая ровное сияние ночников. Она, склонив голову перед зельеваром, послушно выслушала и впитала его неясный шепот, а потом, сверкнув серебряными копытами, кинулась в стену и исчезла. Мадам Помфри и Гарри следили за этим представлением, а потом разом повернулись и посмотрели на зельевара: целительница — с недоумением, а Гарри — с трепетом. Ему не так часто удавалось увидеть этого Патронуса, имеющего столь тонкое и чувственное значение для него и для Снейпа: этот Патронус, сгусток магии и света, содержал в себе так много ответов. Гарри теперь яснее видел их. — Профессор Дамблдор даст Вам знать, — ровно сказал Снейп, кинув беглый взгляд на Гарри. — Не давайте мистеру Поттеру никаких зелий до тех пор, пока я не схожу к своим запасам. И не давайте ему заснуть. Надеюсь на Ваше благоразумие, Поттер, — бросил он и, резко повернувшись, быстрым шагом направился прочь, оставив мадам Помфри беспомощно смотреть ему вслед. Когда Снейп скрылся за дверью, она повернулась и сочувственно посмотрела на Гарри. — Профессор Дамблдор поручил это профессору Снейпу, — сказал гриффиндорец, опережая ее вопросы. — Я просто его подожду. Я не болен, просто устал. Мадам Помфри лишь покачала головой и, бормоча себе что-то под нос, начала ходить вокруг его койки, накладывая заклинания. Потом, словно растерявшись, она отправилась в свой кабинет, и Гарри услышал, как загремели там скляночки и железная посуда. Помфри иногда выглядывала и хмурилась, но Гарри лишь кивал ей и продолжал разглядывать свои пальцы с обкусанными почти до мяса ногтями. Юноша даже не замечал, когда грыз их. Он все еще чувствовал себя уставшим и вымотавшимся, но отчего-то печаль и ужас покинули его. Гриффиндорец напряженно думал обо всем разом, пока Снейп тащил его в лазарет, но сейчас волнение и лихорадка начали его отпускать. Гарри получил от Дамблдора обещание, что тот защитит его друзей, — большего мальчику и не надо было. Он не смог бы сделать этого сам, не смог бы вернуться в прошлое снова, чтобы все исправить, поэтому ему оставалось лишь полагаться на старого волшебника. Юноша был так зол на директора пятнадцать минут назад, но сейчас почти завидовал ему: если бы у него была выдержка Дамблдора, то многое, что мешало ему ощущать свою целостность и свое спокойствие, было бы отброшено в сторону, смято под целеустремленным движением. Гарри должен был обрести эту выдержку, эту способность стойко воспринимать любые лавины на своем пути. Рядом больше не было Гриндевальда, который мог бы силой подталкивать его вперед, но Гарри вполне мог попытаться сделать это самостоятельно. Перед ним медленно вырастал расплывчатый силуэт неясной, но твердой цели, и все его сосредоточение и внутреннее напряжение были сконцентрированы на ней. «Контролируйте свой разум», — прозвучал в его голове голос Снейпа. Гарри вздохнул. Сейчас, ночью, окклюменция нужна была ему больше всего. Нужно было попробовать все известные способы защиты. Гарри достаточно долго сидел на месте, почти не шевелясь. Иногда он силой принуждал себя не думать о Волдеморте, о снах и боли и сосредотачивался на том, что любил. Он думал о днях, когда Хогвартс был полон сказочной безопасности, а магический мир казался подарком — это были дни на первых курсах в той жизни, которую он теперь называл прошлым. Они были непростыми и опасными, но по-настоящему волшебными. Гарри думал о квиддиче, о том, что нужно сходить на тренировку, нужно летать, пока пальцы не онемеют. Он обязан сохранить себя, свою личность, свою жизнь, не дать Волдеморту добраться до последних его радостей. Квиддич, волшебство Хогвартса, тепло гостиной, счастье друзей, когда те еще не осознавали, как опасно быть рядом с ним... И Драко, Драко! Гарри вспомнил его улыбку, которой Малфой наградил его в конце второго курса: мягкую, нежную улыбку мальчишки, который смог скинуть множество оков, который вынужден был повзрослеть, который впервые подступился к своим чувствам. Гарри думал об этом легком изгибе розовых губ, и ему становилось легче. Но грусть возвращалась, когда он воссоздавал у себя в памяти их последний разговор, спор, когда напуганный Драко прижал юношу к стене, — он был другим, изменившимся, похорошевшим и повзрослевшим, но в то же время еще более погруженным во тьму. Гарри не собирался позволять ему утонуть в этой тьме. Ему не стоило так опускаться в мир собственных демонов, забывая, что в этой войне, в этом противостоянии он не единственный, кто страдает и терпит приближение зла. Ему стоило быть сильным хотя бы ради Малфоя, ради выбора, который тот сделал, ради чувства, которое сделало его живым. Юноша вздрогнул, когда дверь снова открылась и на пороге появился Снейп. Зельевар скептически окинул его взглядом, приблизился, и гриффиндорец услышал, как звенят скляночки в его карманах. Он напрягся, не зная, что для него приготовили. Снейп подошел к нему и поставил на тумбочку две маленькие бутылочки с зельями. Одно было прозрачным, и Гарри догадался, что это — зелье сна без сновидений. Другое зелье было бледно-розовым. — Завтра я начну готовить для тебя специальное снадобье, — тихо сказал Снейп, но его шепот звучал как гром. — Его нужно будет принимать вместе с небольшим количеством бодрящего зелья, и благодаря ему ты сможешь бодрствовать без ощущения усталости около сорока часов или чуть больше, если я смогу его улучшить. Но у этого снадобья есть побочный эффект в виде равнодушия и некоторой бесчувственности, потому что при его употреблении часть энергии будет забрана именно у тех областей твоего мозга, которые отвечают за эмоциональные волнения. Впрочем, — его темный взгляд встретился со взглядом Гарри, — я не думаю, что ты сочтешь это недостатком. — У Волдеморта будет чуть меньше возможностей на меня влиять, — проговорил гриффиндорец. Что ж, решение было неплохим, и он был бы даже рад, если бы его чувства, его страхи, что мучали юношу так неистово, притупились бы, даже если ради этого ему пришлось бы видеть мир чуть серей, чем он был на самом деле. Гарри был не первым, перед кем открывалась такая перспектива: еще живя с Дурслями, он знал о таблетках, лекарствах, которые маглы принимают, чтобы избавитьcя от стресса и депрессии. Видит Мерлин, Гарри был в жутчайшей депрессии уже долгое время. — Да. Есть и другие способы защиты, мы их испробуем; может, хоть что-то окажется действенным, — Снейп осторожно взял пузырек с розовым зельем. — Это успокоительное. Прими его сначала. Гарри послушно взял зелье и повертел флакон в руках. Назойливая мысль не давала ему покоя. Гриффиндорец чуть склонил голову и исподволь посмотрел на профессора. — Это Дамблдор приказал Вам дать мне его? — спросил юноша, глядя на мутное зелье. Он чувствовал тревогу, закупоренную внутри этого флакона. — С чего Вы это взяли? — ровно переспросил его Снейп. — Если я буду нестабилен, то есть риск, что рано или поздно я поддамся Волдеморту, — тихо ответил Гарри. Он откупорил бутылочку, и в нос ему ударил приятный запах трав и цветов. Юноша сделал осторожный глоток, и горькая, вопреки привлекательному цвету и аромату, настойка потекла ему в горло, чуть холодя. Он поднял взгляд на Снейпа — его лицо было бесстрастным, а взгляд твердым. — Я хорошо тебя знаю, Поттер, — сказал Снейп, вручая ему второй флакон. — Ты никогда не поддашься. — Раньше Вы не были так уверены, — Гарри, вздохнув, взял зелье. Успокоительное уже начинало действовать: ему стало легче. Усталость легла на его плечи, и медленно все волнения в мире начали казаться ему неважными и далекими. Он послушно выпил зелье сна без сновидений. — Я всегда был уверен, — едва слышно произнес Снейп и тут же продолжил, не давая ему возможность вставить хоть слово. — Посмотрим, какое действие окажет это зелье на твои сны. Если сегодня ты ничего не увидишь, то какое-то время попробуем придерживаться приема зелья сна без сновидений, чтобы не нагружать организм. — Его же нельзя принимать слишком долго, — вяло возразил Гарри. Он поднялся, чуть покачнувшись, и начал расстилать постель. — Придется иногда прекращать прием. Гриффиндорец кивнул. Он начал стягивать с себя мантию, отстраненно думая о том, что пижама осталась в гриффиндорской Башне. Спать он мог и в трусах, но ему действительно не хотелось раздеваться перед Снейпом. Словно уловив его мысли, из кабинета появилась мадам Помфри. Она кинула быстрый, оценивающий взгляд на скляночки, стоящие на тумбочке, а потом пододвинула ширму. — Мистер Поттер, хотите я трансфигурирую Вам пижаму? — заботливо спросила она, но Гарри покачал головой. Он уставился перед собой, и Снейп, хмыкнув, скрылся за ширмой, тихо заговорив с мадам Помфри. Он вернулся, только когда юноша уже сидел в постели, сонно потирая глаза под очками. Под одеялом было тепло, и ему казалось, что нигде в мире нет места более уютного и мягкого. — Мы с профессором Дамблдором будем наблюдать за тобой этой ночью, — сказал Снейп. Мадам Помфри, стоявшая у койки и поправляющая одеяло, прислушивалась, пытаясь понять, что за беду скрывают от нее. — Хорошо, — Гарри зевнул и стянул очки. Мир тут же стал расплывчатым, мягким и неясным, Снейп превратился в длинное черное пятно, неподвижно застывшее около белоснежного полотна ширмы. Какое-то время было тихо, а потом зельевар развернулся и скрылся из виду; Помфри, оставив на тумбочке стакан воды, ушла, пожелав Гарри приятных снов. Юноша остался один. Зелье действовало, и ему было тяжело держать глаза открытыми. Он думал о том, что ждет его за этой ленивой темнотой, какие монстры могут скрываться в его снах, и единственной надеждой мальчика была безграничная, но все же не давящая усталость в груди. Интуиция молчала, и гриффиндорец, почти молясь, заснул, мечтая не видеть снов. Его желание сбылось. Ночь была тихой и спокойной. Гарри сидел на каменном крыльце, сжимая плечи ладонями и глядя на высокую стену леса, окружающую поляну. Около черных стволов деревьев едва заметно мерцал защитный барьер, по которому изредка прокатывалась волна сиреневой дрожи, обнажающей похожие на паутину жилы магии. Погода была пасмурная, тяжелые облака низко висели над голыми верхушками деревьев. Листва облетела и лежала на земле коричневым, гниющим ковром, влажным и липким, распространяющим кисловатый запах. Гарри его чувствовал и морщился, еще сильней запахивая мантию и пряча голову в теплом шарфе. Этим утром Гарри был у Лили. Позавтракав в больничном крыле и сходив за одеждой в Башню во время первого урока, он покинул замок и отправился к барьеру в Лесу. Юноша знал, что не найдет там того, чего так хочет, но не мог остановить себя. Он хотел увидеть мать, услышать ее голос — в нем, как и в Снейпе, в этом мальчик был уверен, жила надежда, что рано или поздно она придет в себя. Но она не приходила. Лили не хотела его видеть. Ее высокая фигура, тонкая и невыносимо прямая, закутанная в черную мантию, была полна мрачной решимости. Рыжие волосы Лили горели, словно огонь, но, когда она повернула голову и посмотрела на него, ее лицо не выражало и толики того же огня. Ремус был прав: это была не Лили Поттер. То, что изредка проявлялось в ней, когда речь заходила о Гарри, медленно угасало, будто настоящая ее сущность, ее доброта и забота подавлялись чужеродной силой. Это было именно то, о чем Дамблдор предупреждал Гарри, когда говорил о возможности его воскрешения. Те, кто были за гранью, не могли вернуться, не изменившись. Гарри не знал, что именно думала Лили обо всем, что происходило, но она явно приняла какое-то решение, обдумала случившееся: это было видно в ее сером, пристальном взгляде. — Что тебе нужно? — тихо спросила она, чуть повернув к Гарри лицо. Уличный свет остро осветил ее профиль. Юноша застыл в дверях, не зная, что ответить на столь прямой вопрос. Его поразило недоверие и неприязнь, звучавшая в ее голосе: Лили смотрела на него как на врага, а вовсе не как на Джеймса. Гарри осторожно двинулся к ней, но она тут же вскинула руку, остановив его. — Я просто хотел увидеть тебя, — беспомощно произнес он. — Уходи, — Лили отвернулась к окну и обняла себя за плечи. Гарри видел, как побелели ее пальцы: он подумал, что ей больно видеть его, потому что она растеряна и потеряна; она не верит тому, что ее окружает. Юноша хотел бы ей помочь, но что он мог сделать? Гарри растерялся. Он застыл на секунду, а потом упрямо шагнул вперед. Лили словно ощутила его движение: она резко повернулась, и по телу гриффиндорца прошла волна странной дрожи. — Не подходи ко мне! — Это же я, — он развел руки в стороны, демонстрируя отсутствие оружия или каких-либо злых намерений, но вопреки всему Лили с еще большей злобой посмотрела на него. В ней не было даже недоверия, только жесткое опасение, будто перед ней был враг, прячущий нож за спиной. — Нет, ты не Джеймс, — она сделала еще один шаг назад. В воздухе начало копиться напряжение, и Гарри не был уверен, что он выдержал бы это давление, не прими он утром зелье. Юноша понятия не имел, что происходит. Лили сжала губы. — Ты лжешь мне. — Почему ты так решила? — Потому что я знаю моего Джеймса, — она вдруг шагнула к нему, и будто бы шквальной ветер ударился в его тело, толкая назад. — Ты и остальные его слуги больше не сможете обманывать меня! — она повысила голос, и Гарри еще сильней ощутил, как неведомая сила давит на него, пытаясь сжать и выкинуть прочь. Он не узнавал женщину, которую видел перед собой: в лице Лили проступали чужие, незнакомые черты. — Убирайся и скажи остальным, что я буду говорить только с Дамблдором или... кому там он теперь служит. Гарри понял, что еще минута — и она просто выкинет его прочь из своей спальни и никто не сможет остановить бурю ее эмоций. Видимо, картина мира сложилась для нее опять криво и неровно и Лили по-прежнему считала, что с момента ее смерти в доме в Годриковой впадине прошло несколько месяцев... Конечно, она больше не верила Дамблдору, который прятал от нее Гарри, и «Джеймсу», который так долго ее не навещал и откровенно избегал любых прикосновений. Она... наверное, она решила, что все они — слуги Волдеморта, захватившего власть. Гарри успел мельком подумать о Снейпе и о том, как тот воспринял подобное мировоззрение любимой женщины. Зельевар ни разу не показал, что он переживает, ни словом, ни жестом не разделил это с Гарри, который как никто другой мог понять его боль. Чертов Снейп его даже не предупредил. — Мама... — Гарри сделал еще одну попытку приблизиться к ней. Его скулы свело, а глаза заслезились: почему, почему все в его жизни шло такой неправильной дорогой? За что ему все это? — Это я, Гарри. Я твой сын. Лампа на стене вдруг взорвалась. Перед глазами у него вспыхнуло белое пятно, и Гарри вдруг обнаружил, что он стоит в коридоре, покачиваясь и едва держась на ногах. Из него будто мгновенно выкачали всю бодрость: юноша мог упасть и заснуть прямо тут, на полу. Голова кружилась, а перед глазами все качалось. Лили стояла в проходе, и казалось, будто она только-только воскресла из мертвых. — Убирайся, — вновь процедила женщина и захлопнула дверь с такой силой, что что-то в потолке затрещало и на Гарри посыпалась побелка. Стекла продолжали звенеть еще какое-то время, а потом все стихло; мальчик остался один. И теперь Гарри сидел на крыльце, осторожно водя пальцем вдоль шрама на щеке и не зная, куда пойти и что делать. Он столько времени провел, отдавшись лишь своим чувствам, что теперь, взглянув на проблемы словно сквозь толстое стекло, растерялся. Юноша думал о Волдеморте, но теперь его приближение не казалось уничтожающим: Дамблдор еще утром отправил письма семьям Рона, Гермионы, Невилла и Полумны, и часть тревог, мучающих Гарри, на время затихла. Он не знал, как семьи тех, кто чаще всего находился рядом с ним, воспримут новость о том, что из-за него они в опасности, но шанс все уладить все же был. О том, что может произойти с ним, Гарри почти не думал, как будто зелье и события вчерашнего дня поставили блок на подобные размышления в его голове. «Стоит вернуться в Хогвартс», — решил гриффиндорец. Гарри собирался посещать только уроки, сдвоенные со Слизерином, и эту вольность он позволял себе. Обучение больше не имело значения, и двигаться по инерции больше не хотелось: волшебным образом успокоительное зелье позволило ему взять себя в руки и поставить себе новую цель. Он должен был стать намного сильнее, должен был иметь в руках силу самостоятельно защищать тех, кого любит, не полагаясь на Дамблдора и Снейпа. Гарри поднялся с крыльца и направился по дорожке к барьеру. Оборачиваться не хотелось, хотя он чувствовал спиной взгляд Лили в окне. Юноша боялся ее, и теперь он ощутил на себе ее способность высасывать силы: она — уже другая Лили, не та, что беспокоилась о Гарри, а та, что копила злобу взаперти, — могла делать это сознательно и целенаправленно. Она была опасной, и об этом следовало поговорить с Северусом. Гарри преодолел барьер, который опасно затрещал за его спиной, словно неуверенный в том, стоит ли ему выпускать мальчика. На мгновение гриффиндорец увидел, как запульсировали в нем магические вены, увидел внутри них проблеск настоящей паутины... Но все быстро закончилось. Он покинул Запретный Лес, в котором чувствовал себя неуютно из-за давящего увядания природы. Выйдя на тропинку, которую сам же протоптал, Гарри отправился к замку, глядя на обширную территорию Хогвартса, раскинувшуюся вокруг. Большое и неспокойное озеро казалось немного пустым без корабля Дурмстранга, несмотря на то, что иностранные студенты покинули их так давно. Юноша почти не вспоминал о них, разве что об Амели с Виктором и подлом предателе Белизаре Генчеве, который втянул в логово Волдеморта несчастную Джованну. Гарри бы хотел знать, что с ней все хорошо, но не имел возможности получить от девушки даже крошечную весточку: когда Снейп бывал у Волдеморта, он не видел ее. Гриффиндорец погрузился в смутные воспоминания о прошлом курсе так сильно, что даже вздрогнул, когда до него донесся смех и громкие разговоры: оказалось, он почти подошел к теплицам. Юноша совсем забыл о расписании уроков, поэтому удивился, завидев Рона и Гермиону, медленно бредущих от теплиц к замку. Он замедлил шаг, раздумывая над тем, стоит ли ему подходить к ним сейчас: несмотря на то, что Гарри чувствовал себя намного лучше, он не мог отделаться от ощущения, что за ним ползет черная грязная тень, которую могут увидеть все. Что было бы, если бы друзья узнали о его связи с Волдемортом? Что они бы сделали? Но они не заслужили того, чтобы он прятался от них. Рон и Гермиона всегда его поддерживали, волновались за него, поэтому Гарри, вздохнув, поспешил их догнать, повторяя в голове свое оправдание об абстрактных кошмарах и болях в шраме. Юноша почти подошел к ним, когда заметил на своем пути компанию слизеринцев. Он не думал, что это так заденет его, когда вспоминал о Малфое в больничном крыле, но сейчас, внезапно наткнувшись взглядом на его спину, широкие плечи и светлые волосы, Гарри оказался к этому не готов. Он всегда черпал свои силы из привязанности и ответственности, дружбы и любви: когда-то давно, в темном лесу, мысли о Джинни помогали ему выживать. Сейчас тот, кто отогнал бы от него все сомнения, все напряжение и тревогу, был совсем рядом, но в то же время оставался невероятно далек. Драко даже не видел его, и Гарри думал, что это нечестно: они решили разойтись в стороны, чтобы хоть немного избавиться от чувств и мыслей, которые могли бы их выдать, но Гарри бессовестно шел на поводу у своих желаний. Хотя это уже не имело значения, у него не осталось времени, чтобы избавиться от драгоценной части своей души, — возможно, это зелье помогло ему, но юноша смело ускорил шаг и, нагнав слизеринцев, секунду шел просто рядом с Драко, наслаждаясь иллюзией. Малфой его заметил и даже вздрогнул от неожиданности. Мгновение, пока они находились рядом, было коротким и мимолетным, незаметным со стороны, но их взгляды все-таки успели пересечься. Время словно замерло, и Гарри показалось, что он чувствует даже чистый запах его тела и травяной аромат его шампуня... Конечно, юноша не мог этого ощущать, на улице было ветрено, но это крошечное чувство немного согрело его и все вокруг стало чуть ярче. Гарри думал, что Малфой изобразит на лице равнодушие или неприязненную ухмылку, но, вопреки его ожиданиям, лицо Драко стало... испуганным? Серые глаза расширились, губы приоткрылись, а брови нахмурились, — Малфой уставился на него и провожал взглядом, даже когда Гарри поспешил приблизиться к Рону и Гермионе. Спиной он продолжал чувствовать взгляд Драко, и это было приятно и напоминало о старых временах, когда слизеринец не мог провести и дня, чтобы не шпионить за ним. — Привет, — тихо произнес Гарри, и Гермиона, ойкнув, вздрогнула всем телом. Они с Роном замерли, уставившись на него, а потом расплылись в сочувствующих улыбках. — Гарри! — Гермиона схватила его локоть, будто боясь, что он снова пропадет. Ее лицо было чуть покрасневшим от холода, и красно-золотой шарф лишь усиливал яркость ее румянца. — Где ты был? — Дружище, мы вчера целый день тебя искали, — с легким укором заметил Рон. — А ночью ты не пришел в Башню. Что происходит? — Я был у Дамблдора вчера, — тихо сказал Гарри, опасаясь, как бы кто не услышал их. — Я вам потом расскажу, почему, но со мной все в порядке. — Что-то я не уверена, — Гермиона, продолжая держать юношу за руку, с подозрением оглядела его лицо. — Ты плохо выглядишь. — Дерьмово выглядишь, — хихикнул Рон, за что тут же получил подзатыльник от проходящей мимо Лаванды, вместе с Парвати краем уха слушающей их разговор. Гермиона тут же возмущенно посмотрела на девочек, схватила друзей под локти и быстрым шагом потащила в замок. Гарри представил, что он заявится сейчас на урок к Снейпу без сумки, пергаментов и даже намека на домашнее задание; ему стало смешно от мысли, что зельевару придется смириться с этим вопиющим нарушением правил. Гарри почти упивался своей властью над ним. — Разве так плохо? — спросил гриффиндорец, когда они отошли от остальных учеников на приличное расстояние. Рон снова засмеялся, но Гермиона лишь покачала головой. Она подняла руку и потрогала его лоб, проверяя температуру. — Ты спал этой ночью? У тебя такие синяки под глазами, ужас, — сказала девочка. Гарри пожал плечами: в зеркало он не смотрелся, разве что мельком. Юношу не интересовала его внешность, но он не сомневался, что события последних дней оставили отпечаток на его лице. — У меня были кошмары, — соврал Гарри, понизив голос почти до неслышного шепота. — Из-за них я был у Дамблдора. — О Сам-Знаешь-Ком? — Рон тут же растерял весь свой шутливый тон. — Опять... такие сны? — Нет, это не такие сны, — Гарри чуть прикусил губу. — Но, возможно, я вижу их, когда мне угрожает опасность. Когда Волдеморт замышляет что-то. — Думаешь, он хочет устроить новые терроры? — Гермиона нахмурилась и поджала губы. — Чтобы снова выставить Люциуса Малфоя благодетелем? — И Орден опять не сможет ему помешать, — скрипнул зубами Рон. — Мы удивительно беззащитны! — Ордену непросто работать в таких условиях, — тут же возразила Гермиона. — Мы ограничены в средствах, и у нас пока нет никаких доказательств правдивости своих слов. Пока мы их не получим, Орден может работать только в тени. — Как же мы их получим, интересно? — с неприкрытым сарказмом поинтересовался Рон. Друзья уже добрались до крыльца и теперь поднимались по каменным ступеням. — Подойдем к Сами-Знаете-Кому и спросим: «Не согласитесь ли Вы любезно рассказать всему миру о том, кто Вы такой на самом деле?». Да мы никогда не сможем доказать, что он — это он, особенно теперь, когда он... так выглядит. — Мы обязательно найдем доказательства, Рон! — Гермиона даже остановилась, чтобы гневно сверкнуть глазами. — Никто не может вечно скрывать свою личину. Дамблдор найдет выход. — Надеюсь на это, — буркнул Рон. Гарри удивленно наблюдал за беседой друзей, в которую не успевал и слова вставить. Он просто покорно шел за ними, пытаясь поймать момент, чтобы перевести тему к тому, что Дамблдор решил защитить их семьи, — конечно, говорить о прямой и вполне реальной угрозе не стоило, но скрывать от детей то, что их родителям предложили убежище, было бы глупо. Гарри хотел, чтобы его друзья знали, что они в безопасности: он хотел вернуть ОД, чтобы вместе с ними научиться защищать себя. Но Рон с Гермионой продолжали спорить, и он, почти повиснув на плече подруги, просто шел следом, не решаясь сказать, что мысли Рона кажутся ему здравыми. Победа над Волдемортом казалась чем-то нереальным, утопическим, Томас Реддл оказался сильней, чем они предполагали: даже задавленное зельями, чувство безысходности никогда не покидало Гарри. Надежда на легилименцию была намного слабей, чем вера Дамблдора в его силы: Гарри не питал иллюзий насчет своих способностей в этом непростом искусстве. Там, в глубине снов, он не мог даже пошевелиться, с трудом ему удавалось рассуждать и не поддаваться на провокацию — о какой атаке, о каком внедрении могла идти речь? Рядом с опытным Волдемортом Гарри был просто неразумным младенцем. Рону с Гермионой не стоило знать об этом, поэтому на лице Гарри не отражалось даже толики тех эмоций, что, будто замороженные, существовали в его мыслях. Друзья незаметно дотащили его до подземелий, и, лишь когда они заняли каменную нишу, Гермиона заметила отсутствие у него сумки. — Кажется, ты сегодня не собирался на уроки, — сказала она с подозрением. — Тебе разрешили прогуливать? Гарри неопределенно пожал плечами, отвернувшись. Девочка не собиралась отступать, но в этот момент к ним начали подтягиваться остальные гриффиндорцы. Невилл, хлопнув друга по плечу, поинтересовался, где он пропадал, да и Дин, Парвати и Лаванда выглядели весьма заинтересованными. Обрывки из разговоров доносились до ушей слизеринцев, и Гарри видел, как те начинают переглядываться и шептаться. Малфой стоял за широкими спинами Крэбба и Гойла, но иногда в щели меж их плечами мелькало его надменное лицо. Гарри не был уверен, видят ли остальные, что Малфой чем-то очень обеспокоен. Снейп открыл дверь за минуту до звона колокола. Заметив в толпе Гарри, он лишь чуть приподнял бровь, но тут же отвернулся. Гриффиндорец протиснулся на самое дальнее место их стола, где он мог спрятаться за широкой спиной Рона. Оказавшись в классе, юноша перестал считать, что идея прийти на зельеварение была здравой: на Снейпа было попросту неловко смотреть, да и выглядел Гарри глупо, уставившись на пустую парту перед собой. Впрочем, уходить тоже не хотелось. — Возьми учебник в шкафу, — шепнула ему Гермиона. — Мы вчера начали работы, может, ты успеешь ответить на вопросы. — Я вполне могу поделиться... — начал Рон, но подруга заставила его замолкнуть одним взглядом. — Ты должен получить хоть одну хорошую оценку, Рон, — начала она явно давно начатый разговор. — Скоро уже Хэллоуин, а ты весь в незачетах. Если ты думаешь, что я буду помогать тебе на экзаменах и контрольных, то ты очень ошибаешься, и вообще... Гарри перестал их слушать, поднялся со своего места и поплелся к шкафу, в котором хранилась утварь и книги, оставшиеся от учеников прошлых лет. Юноша открыл шкаф и заглянул на полку, на которой стояла неровная стопочка учебников для четвертого курса. Выбрав книгу поновей, он уже хотел было вернуться к своему столу, как вдруг заметил на следующей полке старый, потрепанный учебник для шестого курса. Его сердце дрогнуло, и Гарри застыл, глядя на пожелтевшие, топорщащиеся страницы. «Не может быть», — подумал он: его пальцы словно обожгло, когда гриффиндорец украдкой выхватил из шкафа и этот учебник тоже. Прижав его к животу, он быстро вернулся на свое место, тут же спрятав книгу под парту. Кажется, никто не заметил его странного поведения, хотя Гарри был уверен, что его внутренняя борьба отразилась на его лице. Если это был такой же учебник, как тот, про который он подумал... Пролистав пару страниц, Гарри разочаровано вздохнул. На титульном листе отсутствовала аккуратная надпись «Данная книга принадлежит Принцу-Полукровке», да и остальные страницы были лишены пометок, собственных рецептов и заклинаний. Лишь иногда на помятых полях появлялись какие-то кривые надписи, рожицы, будто хозяин учебника не был особо заинтересован в сложной науке зельеварении и развлекал себя как мог. Гарри усмехнулся, увидев около рецепта Зелья Сонгтера, занимающего целую страницу, крошечный диалог: Скучно. Другой, более аккуратный и словно знакомый почерк отвечал: Тебе не было бы скучно, если бы ты приложил хоть крошечное усилие. Мне не было бы скучно, если бы ты меня развлекла. Дурак. — Приступайте, — голос Снейпа оторвал его от изучения находки. Гарри растерянно уставился на лист пергамента, лежащий перед ним. Гермиона уже что-то сосредоточенно строчила, иногда добавляя в свое зелье ингредиенты и анализируя реакцию, а Рон рассеянно листал учебник, ища что-то, способное хоть немного оправдать черное недоразумение в его колбе. Невилл, сидящий рядом с Гермионой, почти в точности повторял ее действия. Гарри вздохнул. Ему было гораздо интересней еще немного полистать старый учебник, чем он и занялся, решив, что зельеварение никуда не денется. В конце концов, гриффиндорец пришел на уроки лишь ради того, чтобы побыть с друзьями и Малфоем, и Снейп должен был это понимать. Бессмысленные каракули на полях развлекали его какое-то время, но Гарри быстро это надоело. Он уже собрался отодвинуть учебник в сторону и заняться чем-нибудь более полезным, например, попыткой нарисовать Малфоя в профиль, как вдруг ему на глаза попался неровный край листочка, торчащий между последними страницами. Открыв нужное место, Гарри обнаружил записку, сделанную на оборванном крае страницы из учебника зельеварения. Записка была короткой: Пошел нахер Гарри удивленно хмыкнул, но улыбка тут же сошла с его лица. Юноша уставился на ругательство, и медленно в его голове начало что-то жужжать. Он знал этот почерк. Знал его очень хорошо. Рука, способная писать так ровно, остро и будто бы презрительно, не раз выставляла ему унизительные «О» и насмешливые «Плохо» почти на каждом эссе по зельеварению. Гарри сглотнул. Он судорожно начал листать учебник, ища оборванную страницу; найдя ее, он обнаружил еще два кусочка пергамента, будто нарочно спрятанных тут для него. Один был немного подгоревшим, так что половина слов давно уже превратилась в пепел, но часть бессмысленной фразы, написанной тем же кривым почерком хозяина книги, можно было прочитать: ...около двух... Если ты опять... я за себя не отвечаю, потому что мне это безумно надоело... Скажешь кому — пожалеешь... Нет, ты знаешь, но... На Астрономической Башне. В два. Последний пергамент был меньше остальных и сохранился лучше. На нем было одно единственное слово: Ладно Гарри с трудом подавил желание отбросить книгу прочь. Ему казалось, что ладони сейчас воспламенятся и он закончит начатое, уничтожив пергаменты. Юноша осторожно взглянул на Снейпа. Зельевар что-то сосредоточенно писал, понятия не имея, что Гарри нашел в его шкафу. Может, Снейп даже не знал о книгах, что там пылились: хранился же там когда-то его драгоценный учебник... Но эта книга была еще более особенной для Гарри, он не понимал этого пять минут назад, посмеиваясь над карикатурой толстого человека, сующего голову в котел. Теперь ему было совсем не смешно, потому что он знал, кто рисовал забавного Слизнорта и кто оставил эти записки между страниц книги. Гарри открыл учебник для четвертого курса и невидящим взглядом уставился на ровные строчки, сообщающие ему о важности добавления медуницы ровно через тринадцать секунд после ядовитых шишек. Перед глазами все немного плыло, а в голове роились весьма пугающие видения, вытеснившие даже постоянное беспокойство о планах Волдеморта. Гарри и представить себе не мог, что такая драгоценная находка, как учебник его отца, много лет пылящийся в старом шкафу, будет хранить в себе такую неприятную тайну. Он бы предпочел и вовсе никогда не узнавать этих подробностей, потому что из-за них что-то в его мировоззрении начинало крениться и трещать. Реальность расползалась на части, когда, кинув беглый взгляд на зельевара, он невольно задумывался о том, что когда-то Снейп сидел за одной из этих парт, а Джеймс Поттер, возможно, больно тыкая его в спину, забрасывал записками с угрозами и просьбами прийти в Башню. В Башню, где вскоре после написания этих посланий случилось что-то кошмарное.... Рон рядом тихо выругался, выдернув Гарри из больных размышлений. Перечеркнув половину написанного на пергаменте, он, чуть отклонившись на стуле, стал вытягивать шею, пытаясь подглядеть записи Гермионы. Девочка прикрывала свой листок локтем, но Рон не терял надежды увидеть хоть один правильный ответ. Гарри краем глаза наблюдал за друзьями, вспоминая, как сильно они любили друг друга, и совершенно внезапно в неровной череде его рассуждений мелькнула мысль, что Джеймс не обладал той же силой, что и Лили. То, как Лили была способна любить, граничило с магией, похожей на врожденную способность метаморфов: она защитила Гарри, отдав ему одному всю свою любовь, всю мощь и волшебство. Джеймс бы не смог этого сделать. Дамблдор солгал Гарри, когда тот спросил его о произошедшем. Юноша не был удивлен. Это было просто еще одной каплей в чашу его смирения: как много еще он смог бы выдержать? Мальчик повернул голову и посмотрел на Снейпа. Тот не ощущал его внимания, да и вряд ли смог бы понять, что тревожит гриффиндорца в эту минуту. Гарри казалось жутким и страшным то, что в мыслях зельевара хранились ответы на большинство его вопросов: Снейп мог бы рассказать ему, что задумал директор, мог приоткрыть завесу тайны над той темной историей с Джеймсом, мог бы объяснить, что происходит с Лили... Но он не делал этого, скрывал все в себе. Это было... обидно, потому что Гарри хотел знать, он имел право знать, потому что это все напрямую касалось его самого. Раньше Гарри казалось, что стена мыслей профессора неприступна, но теперь, после случившегося, в нем поубавилось уверенности. Снейп должен был научить его легилименции, значит, он снова подпустит его к себе: Гарри не считал, что этот план хорош, но этo было его единственным шансом, потому что в ответ на расспросы профессор бы еще сильней отгородился и замкнулся. «Я хочу понять», — решил Гарри, и тяжесть чуть спала с его плеч. Он начал подозревать, что между Снейпом и Дамблдором пробежала черная кошка: вчерашнее чувство собственной власти над зельеваром, его преданности и жертвенности никуда не исчезало. Возможно, было жестоко идти к своей цели, используя это знание, но Дамблдор делал точно так же, а другого пути Гарри не знал. Расскажи мне все. Снейп вдруг поднял лицо и посмотрел прямо на него. Его холодный, неприязненный взгляд прожег Гарри насквозь, и на мгновение юноше захотелось, чтобы профессор увидел учебник на его столе, увидел записки и понял, что его ученик только что отыскал. Но Снейп отвернулся, разбив эти холодные воображаемые картины, и весь остаток урока Гарри посвятил тому, что бесцельно, игнорируя свои явно нездоровые мысли, глядел на учеников, иногда — крайне редко — ловя быстрый взгляд Малфоя. Вполне возможно, Драко было что сказать, особенно после недавней сцены в туалете, но он не делал никаких попыток, а Гарри не желал больше первым нарушать эту натянутую неясность дольше, чем на секунду... Он не хотел чувствовать вину еще и за это. Ему достаточно было всего остального. — Как можно быть таким ленивым, Гарри? — устало произнесла Гермиона, когда в конце урока юноша просто отнес учебник для четвертого курса обратно в шкаф, а пустой пергамент вернул Рону. Книгу Джеймса он спрятал в кармане мантии, прикрыв торчащий уголок рукой и вновь зажав записки между листами. — Я все равно еще должен быть в больничном крыле, — рассеянно отмахнулся он. — Сегодня, кстати, у вас тренировка, — заметил Рон. Он сдал свою работу и работу Гермионы, и ребята отправились в темный коридор. Снейп не пытался остановить гриффиндорца, поэтому юноша беспрепятственно скрылся от профессора, забрав с собой свою находку. Следующим уроком у него должно было быть магловедение, а Гермиона отправлялась на нумерологию. Гарри не горел желанием встречаться с профессором Бербидж и разбираться в устройстве пылесоса, поэтому весь путь до лестниц он раздумывал над тем, куда бы ему отправиться теперь. У Малфоя тоже была нумерология, а туда Гарри соваться не стоило, поэтому юноша принял решение взять метлу и полетать немного. Из-за зелий он ощущал себя намного лучше, и мысли о самоубийстве его покинули. — Отлично, — Гарри остановился в холле первого этажа. — Я пойду, полетаю прямо сейчас. — Ты не можешь просто так заявиться на один урок, — Гермиона скрестила руки на груди, кинув на него возмущенный взгляд. — Это неправильно и нечестно. Зачем ты тогда приходил на зелья? — Ну, — гриффиндорец почесал затылок, — просто так. — Мы серьезно поговорим этим вечером, Гарри, — Гермиона продолжала недовольно на него смотреть. Люди обходили их, любопытно оглядываясь и иногда задевая плечами. Гойл пихнул Гарри так сильно, что юноша чуть не отлетел на Рона, но сумел удержаться на ногах. — Ты странно ведешь себя... после того, что случилось. Рон сказал, ночью ты кричал. — Это из-за кошмаров, — твердо и тихо произнес Гарри. — Дружище, так люди не кричат из-за снов, — так же тихо шепнул ему Рон. — Мне казалось, что ты... я даже не знаю. Гермиона схватила Гарри за локоть и оттащила в сторону. Гарри послушно пошел следом за ней. Он отвернулся, не давая друзьям заглянуть в свое лицо, и вдруг совершенно неожиданно столкнулся взглядом с Блейзом Забини, который стоял, облокотившись о перила самой первой, неподвижной лестницы, и ждал, пока Панси Паркинсон устанет спорить с другой слизеринкой, что-то жарко ей доказывая и размахивая листком с расписанием. Крэбб и Гойл топтались рядом, а Малфой куда-то испарился: это было странно, потому что вся его компания была здесь, и Гарри был уверен, что видел его светлую макушку пару минут назад. Какое-то время Забини смотрел на гриффиндорца черными томными глазами, а потом медленно отвернулся, хмыкнув. Гарри лишь недоуменно приподнял одну бровь: с чего это Забини уделял ему такое пристальное внимание? И где Драко? — Гарри, ты меня вообще слушаешь? — Гермиона больно схватила его за ухо. — Ну что? — Гарри со страдальческим видом уставился на друзей. Те казались обиженными, и он тут же почувствовал себя виноватым. — Я все слышал. Я приду в гостиную вечером, и мы поговорим. — Ты придешь? Ты, что, снова пойдешь ночевать в больничное крыло? — Ага, — он чуть отстранился. — Встретимся на обеде? — Гарри! — Гермиона повысила голос, и по холлу пролетело эхо, смешавшееся с чужими разговорами. — Не смей убегать! Ты нас пугаешь, Гарри, это уже не шутки, — ее пальцы так сильно впились в его запястье, что наверняка оставили синяки. — Ты будишь своих соседей криками, убегаешь ночью, потом пропадаешь на целый день, а сегодня заявляешься на один урок, чтобы побездельничать и снова испариться! Это ненормально. С тобой что-то происходит, и мы хотим знать, что: мы твои друзья, Гарри, мы обязательно тебе поможем. «Мне никто не поможет», — подумал он с грустной иронией, но вынудил себя растянуть губы в легкой улыбке. — Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал, Гермиона? — устало спросил юноша, опираясь о стену и отводя взгляд от внимательных и теплых глаз подруги. Он мельком вновь взглянул на слизеринцев: Забини, шепнув что-то Паркинсон, двинулся к главному выходу. У Блейза сейчас тоже была нумерология, и она явно проходила не на свежем воздухе. — Правду, — девочка скрестила руки на груди, наконец отпустив его. Рон послушно топтался рядом, и выражение серьезного сосредоточения на его лице было фальшивым. Уизли был растерян и, кажется, предчувствовал что-то нехорошее в этой самой правде. Рон слышал его крик, и Гарри был уверен, что друг прав: то было скорее криком человека, попавшего под Круцио, чем освобождающегося от кошмара. — Я скажу тебе правду, когда встретимся в другом месте, — Гарри красноречиво кинул взгляд в сторону слизеринцев и групп когтевранцев и пуффендуйцев, которые спускались и поднимались по лестницам, спеша на свои уроки. Место, и правда, было неподходящее. — После обеда, в гостиной. А сейчас я полетаю и постараюсь взбодриться. — Хорошо, Гарри Поттер, — Гермиона кивнула. — Но, не дай Мерлин, ты снова пропадешь. — Не пропаду, — он подмигнул ей, радуясь, что на какое-то время выматывающий разговор отложен в сторону. Его версия не могла успокоить подругу, и ему требовалось время, чтобы придумать новую. — Ты уверен, что не хочешь на магловедение? — грустно спросил Рон, которому до сих пор плохо давалась эта наука. Гарри покачал головой, и друг вздохнул. — Ладно, встретимся на обеде, — он уже сделал шаг в сторону, как вдруг остановился и добавил: — Кстати, вчера тебя искал Седрик Диггори. Сердце Гарри перевернулось и дрогнуло, а Рон с Гермионой, будто и не заметив этого, отправились к лестницам. Гриффиндорец остался стоять внизу, пытаясь осознать смысл этой короткой фразы и глядя на место посреди холла, где в прошлом году стоял знаменитый Кубок Огня. Через минуту юноша одернул себя и, стиснув зубы и приказав забыть о Седрике Диггори, быстрым шагом отправился на улицу, надеясь, что Забини не успел уйти далеко и он сможет проследить за ним.