Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ о+о Комната Ремуса была на удивление похожа на комнату Сириуса. Остальной дом, конечно, не был прибежищем истинных слизеринцев, но ярко-красные знамена в него тоже не вписывались. Ремус был гораздо более аккуратным, поэтому его вещи не были разбросаны по полу, а лежали на полочках, однако их было так много, что ощущение беспорядка все равно сохранялось. Вместе с книгами громоздились какие-то сломанные артефакты, блокноты, награды. Как и Сириус, Ремус отвел целый стенд под фотографии — волшебные и маггловские. — Комната Джеймса была точно такой же, если хочешь знать, — негромко сказал Ремус, заметив любопытство Гарри. — Как и наша общая спальня. Мы все гордились тем, что были гриффиндорцами. Ремус подошел к стенду и постучал пальцем по одному снимку. Гарри пригляделся: четыре молодых Мародера сидели за маленьким квадратным столиком и играли в карты. Стол был вытащен на середину спальни, поэтому Гарри мог разглядеть пару незаправленных кроватей, заваленный одеждой комод и чью-то тумбочку, на которой гордо стоял цветочный горшок с каким-то засохшим ужасом. — Похоже на нашу, — Гарри улыбнулся. — Видимо, это черта Гриффиндора. — Да, — Ремус улыбнулся через силу. Он тяжело вздохнул, и Гарри ощутил, как изменилось настроение. Нечто теплое исчезло, сменившись душной, безысходной тяжестью. Оглядев комнату, Гарри замечал уже не пестрые цвета, а старые, полинявшие обои, потрепанные обложки книг, дырку на покрывале — и цепь, лежащую под кроватью. Гарри отвернулся и вновь посмотрел на снимок: Сириус на фото улыбался так, как не улыбался никогда после Азкабана. — Мне так жаль, — сказал Ремус. Он подошел к кровати и осторожно присел, будто боясь, что разобьется от резкого движения. Его осунувшееся лицо было преисполнено горя. Глаза казались тусклыми, а кожа — такой сухой, будто Люпин был уже стариком. — Это моя вина. — Нет, — Гарри опустился рядом с ним. Он все еще чувствовал себя плохо, но это состояние преследовало его так давно, что он даже привык. Боль и тяжесть были не так важны по сравнению с опустошением, которое разъедало его изнутри. Он понимал, но не верил. Он не хотел соглашаться с тем, что Сириуса не было больше с ними. И это была вовсе не вина Люпина. — Я должен был вызвать Патронуса. Я пытался и не смог. — Тебе не пришлось бы защищать Сириуса, если бы я увел его. Я знал, что нам обоим лучше отправиться сюда: он не мог колдовать, а я не контролировал себя из-за стаи Сивого. Нам нельзя было приближаться к битве, но я все равно допустил это. Это моя вина, Гарри. Только моя. Гарри положил руку Ремусу на плечо, и какое-то время они сидели в молчании. Гарри не верил, что даже лучший друг смог бы удержать Блэка в безопасности. Даже если он применил бы силу — рано или поздно Сириус бы ринулся в бой, не осознавая, что без магии он мало чем может помочь. Он не хотел быть обузой. Хотел ли он в действительности вообще жить? Наверное, это нельзя было остановить. Сириус был обещан смерти. Холодок вдруг пробежал по спине Гарри. — Возможно, — заговорил он, просто чтобы отогнать это жуткое чувство, — мы оба ничего не могли поделать. Гарри хотелось плакать, хотелось схватить что-нибудь и изо всех сил бросить в стену — и в то же время он не мог этого сделать. В прошлый раз он мог винить Дамблдора и Снейпа в смерти Сириуса, мог вымещать свой праведный гнев на них, но сейчас он мог ненавидеть лишь себя. Это отравляло, разъедало изнутри, постоянно висело где-то на краю сознания, напоминая. Груз на плечах стал еще тяжелее. Рано или поздно он должен был стать невыносимым. Гарри не знал, сколько еще он может терпеть. Скольких еще он должен потерять? — Понимаешь, Гарри? — Ремус посмотрел ему в глаза, но казалось, будто перед собой он видит кого-то другого. — Почему я поддержал идею Грюма? Твое желание лично уничтожить этот крестраж оправдано, но это слишком рискованно. Я не уберег Джеймса и Лили, не уследил за Питером, не защитил Сириуса… Я не могу потерять еще и тебя. Гарри понимал, но что он мог с этим поделать? Сидеть здесь, оставив других разбираться с тем, что было поручено именно ему — может, это сделало бы Ремуса спокойней, но это было лишь потакание его страху. Люпин не был виноват в смертях, которые так тяготили его, все это произошло потому, что эти люди выбрали для себя такой путь. И Гарри тоже выбрал. Он любил Люпина, но был вовсе не обязан следовать его сомнениям. Он подумал о Драко — это придало ему решимости. Он многих потерял из-за своего бессилия и не собирался терять Малфоя. — Мы поговорим об этом позже, — Гарри решил не поднимать этот разговор сейчас. Полная луна должна была подняться через несколько часов, и Люпин уже казался потухшим. Его голос слабел, а слова звучали так лихорадочно, будто мужчина вот-вот должен был начать бредить. В его глазах стояли слезы. Спорить с ним сейчас, доказывая свою правоту, было бы жестоко. — Хорошо, — кивнул Люпин. Он снова посмотрел на фотографии. — Знаешь, мы похоронили его в Годриковой Впадине. Рядом с твоими родителями. Это чтобы потом… ты мог его навестить. — Не уверен, хотел бы я наблюдать за похоронами или нет, — признался Гарри. Он пытался представить это и не мог. Последним его воспоминанием о Сириусе был его крик, и видеть, как его безжизненное тело лежит в гробу… Гарри не был уверен, что он бы сумел стойко это принять. Ему было достаточно того, что он видел тело Дамблдора. И ухмыляющегося Гриндевальда над ним. — Я тоже не хотел, — ответил ему Ремус. — Но я не мог уйти. Это было в том же месте. Снова. И он казался таким… спокойным. Даже умиротворенным, почти счастливым. Я не видел его таким со школы. — Ему было тяжело, — Гарри вспоминал, сколько раз он видел Сириуса пьяным, каким постаревшим тот выглядел, как загорались и потухали его глаза, будто пытаясь поймать за хвост ускользающую надежду. — Я думаю, он никогда бы не смог смириться с тем, что он был в Азкабане. Что ему уже не двадцать лет, и мир изменился. А после Лили… Ему становилось хуже. Может быть, он понимал, чем рискует, отправляясь на битву — может быть он отчасти этого желал. — Гарри… — Когда я стоял перед Волдемортом, — Гарри понизил голос до шепота, — я тоже этого желал. Может, всего на миг, но все же… Потому что иногда ты просто не видишь смысла продолжать. — Но смысл есть, Гарри. Мы еще не проиграли. — Да, — Гарри посмотрел на свои руки. Они дрожали. — Не проиграли. Позже Ремус остался в своей спальне, сказав, что этот период ему лучше провести в одиночестве за запертой дверью. Гарри пожелал ему удачи — глупо, но что еще он мог ему пожелать? — и отправился к друзьям. Дом был не таким большим, как особняк на Гриммо, поэтому ему не приходилось заглядывать за каждую дверь, пытаясь найти хоть кого-нибудь. В основном все собирались в гостиной — вполне уютной и милой, совершенно не подходящей для собраний потрепанного Ордена Феникса — или в столовой, и несколько спален были отданы тем, кто собирался относительно постоянно находиться в этом доме. Помимо Уизли и Ремуса тут планировала обосноваться Тонкс, Грюм и еще двое орденцев должны были периодически сменять друг друга. Это был расчет на первое время, и Гарри предполагал, что Грюм бы переселил сюда хоть весь оставшийся Орден, лишь бы не выпустить Поттера из-под надзора. Рон, Гермиона и Джинни обнаружились в одной из спален на первом этаже. Комната была небольшой и довольно темной, и всю мебель — комод и пустой шкаф — сдвинули к одной из стен, чтобы освободить побольше места. На стене висел пасторальный пейзаж, навевающий сонливость. — Это будет наша комната, — пояснил Рон, заметив, как Гарри недоуменно оглядывается. — Места не так уж много, а потом… ну, когда мы вытащим Фреда и Джорджа, они тоже будут с нами. — А мы рядом с Ремусом, — сказала Джинни. — Хотя я не уверена, стоит ли нам быть там сегодня? — Я не думаю, что он опасен, — ответила Гермиона. — У него ведь еще осталось аконитовое зелье. Девочки сидели на одной из кроватей, и Гарри подсел к ним. Он чувствовал себя так, будто находился во сне: только что он говорил о смерти Сириуса, теперь он сидит вместе с друзьями, а недавно он стоял по колено в снегу посреди настоящего ада. Гарри незаметно прикоснулся ко лбу: шрам саднил, но не болел. Это было почти… странно. Но не странней всего остального. — Он сейчас очень слаб, — тихо сказал Гарри. — Вы говорили о?.. — Гермиона замялась. Друзья переглянулись: они, наверное, гадали, что сказать, какие подобрать слова, чтобы выразить свое сочувствие и поддержку. Гарри ничего не хотел слышать. На самом деле — он знал, что они волнуются за него, что они с ужасом думают о произошедшем, но что они могли? Никто не смог бы исправить случившегося. Сожаления ничего не меняли. — Немного, — Гарри ответил на ее взгляд. — Но я подумал, что будет лучше отложить разговор. Скорей всего он уже не выйдет до утра. Утром ведь… станет ясно, что с Седриком? — Нам так сказали, — Рон на другой кровати поежился. — Он лежит в одной из комнат. — Ты видел, как это случилось? — спросила Джинни. — Да. Он пытался меня защитить. На миг Гарри вспомнил, как когда-то давно он смотрел на Седрика, как на дивный и светлый образ. Диггори казался ему старшим братом, кем-то чистым и праведным, совершенно особенным. И чувства к нему были такими детскими и незамутнёнными, почти драгоценными. Разве могло все так измениться? Гарри гонял эту мысль в голове раз за разом, не видя выхода из этого колеса сожаления. Он не хотел потерять еще и Седрика. Будто бы все, кто погиб тогда, начали уходить — и Гарри не желал сталкиваться с этим. Рон, Гермиона и Джинни смотрели на него в ожидании, их лица были такими живыми и яркими, полными переживаний, и Гарри боялся когда-нибудь увидеть их мертвыми. Наверное, это было даже хорошо, что он не видел тело Сириуса. Это было бы слишком. Это уже было слишком. Гарри открыл рот, чтобы что-то добавить, и понял, что у него нет голоса. В горле стояли слезы, и мышцы были такими неподатливыми, будто это было и вовсе не его тело. Перед глазами все вдруг размылось; Гарри и сам не понял, в какой момент из глаз начали катиться слезы. Их было так много, будто бы он сдерживал их целую вечность; тяжесть с его плеч отражалась в них. Гермиона и Джинни тут же придвинулись к нему. Они обняли его с двух сторон. Их тепло окутало его, будто облако. Рон слез со своей кровати и опустился на пол, похлопав Гарри по руке и прижавшись плечом к его колену. Какое-то время они молчали, и единственным звуком были тихие всхлипы, которые Гарри не мог сдержать. Он не собирался плакать, не хотел, но не мог остановиться: что-то будто выходило из него вместе со слезами — что-то темное и ядовитое. — Ты не один, Гарри, — шепнула Гермиона. — Ты не должен проходить это один. Мы все здесь, с тобой. Мы рядом. В этом и была опасность, но… Если бы их не было рядом, Гарри был бы уже мертв. — И то, что случилось, не твоя вина, — Джинни легонько пихнула его плечом. — Это вина Сам-Знаешь-Кого. Волдеморт. Гарри вспомнил его лицо, и от этого ему будто бы стало лучше. Ненавидеть Волдеморта было легче и привычней, чем себя, и его образ — четкий и ясный — воссоздавался в мыслях до мельчайших деталей. Гарри видел перед собой его холодные глаза, его жестокую усмешку: лик Тома Реддла расплылся, будто смазавшись с костей, и осталось только бледное змеиное лицо с красными глазами. Шрам кольнуло на миг, но боль не пришла — Волдеморт остался лишь образом в голове. Когда-нибудь, подумал Гарри, он останется лишь образом в чужих воспоминаниях. Ребята сидели так довольно долго, и никто не хотел разрушать этот момент. Им многое нужно было обсудить, но у Гарри не было сил для этого. Он чувствовал тепло, слышал чужое дыхание, и все, чего он хотел — это растянуть этот миг. Но в какой-то момент Джинни отстранилась и тихо сказала: — Я спрашивала у мамы, можно ли побыть с Седриком сегодня. — Думаешь, нам стоит там быть? — в голосе Рона появились нотки испуга. Его можно было понять: Гарри не представлял, что именно будет происходить с Седриком в это полнолуние, и ему страшно было даже гадать. Он должен был зайти к нему, посмотреть в его лицо и принять то, что случилось — нельзя было убегать и дальше. Пусть даже ему было страшно видеть Седрика после того, как они стояли посреди снегов. Но каждая секунда приближала Диггори к границе смерти, каждый миг продолжал пребывание Драко в плену и отдалял Гарри от момента, когда что-то еще можно было исправить. Не было времени на горе и жалость. Гарри снова подумал о Сириусе и до боли прикусил щеку. Он не мог снова плакать. Не сейчас. Он хотел быть сильным для своих друзей. — Я бы не хотела быть одна… в такой момент, — ответила Джинни. Гарри бросил на нее быстрый взгляд: что-то в ней выдавало, как сильно она переживала на самом деле. Они все ощущали это давящее ожидание ночи, когда все должно было стать ясным, однако Джинни… Гарри не мог этого объяснить. — Он же не приходит в себя, — возразил Рон. — И мы не знаем, что будет ночью. — Мы должны надеяться на лучшее, — твердо сказала Гермиона. — Ремус сказал, что у него большие шансы. Он справится. И я, конечно, в этом сомневаюсь, но существует множество историй о людях в коме, которые слышат, что происходит вокруг. Может, это как-то поможет ему, если мы будем рядом?.. — И у него никого больше нет, — тихо добавил Гарри. У Седрика была маленькая сестра и родственники, но они были так далеко. Кто из его друзей остался в Хогвартсе для битвы? Кто был сейчас там — и кто сбежал? Гарри, Гермиона и Уизли были единственными, на кого Диггори сейчас мог положиться. *** Комната, в которой разместили Диггори, была совсем маленькой. — Это кладовка, — пояснила Гермиона, заметив недоумение Гарри. — Ее расширили, места не хватает. Что ж, это многое объясняло. Стены покрывали старые пожелтевшие обои, и местами они мерцали, что выдавало их магическую природу. На них остались несколько пятен в тех местах, которые раньше прикрывали шкафы. Много мебели внутрь все равно не поместилось: большую часть пространства занимали кровать и сервант, на котором стоял таз с водой и лежали несколько полотенец. Вода в тазу двигалась сама по себе, размешивая какие-то травы. Около кровати примостился крошечный косоногий столик с вазой с цветами. Их нежный аромат — слишком чудесный, чтобы быть лишенным волшебства — висел в воздухе. Седрик лежал на кровати. Гарри боялся к нему приблизиться, но Рон, Гермиона и Джинни стояли за спиной, молчали, подталкивая его. Гарри решился: он сделал несколько шагов вперед, и каждый был таким тяжелым, будто к его ботинкам были привязаны валуны. Он взглянул на Седрика, и жалость пронзила его сердце. Тот исхудал так, будто пережил несколько месяцев голода, кожа его была серой и мокрой. Волосы его стали тусклыми и будто бы истончились. Он едва дышал и выглядел как абсолютный незнакомец. — Он совсем ослабел, — растерянно сказал Гарри. Шея Диггори была скрыта бинтами, и Гарри не хотел видеть, как выглядели его раны сейчас. — Осталось всего несколько часов до восхода луны, — миссис Уизли отодвинула ребят в сторону и протиснулась к кровати. Хоть она и не была лекарем, как мадам Помфри в Хогвартсе, но забота об огромной семье помогла ей выучить немало медицинских хитростей. Миссис Уизли тоже казалась взволнованной, и она смотрела на Седрика почти со слезами на глазах. Она намочила одно из полотенец в растворе и протянула Гарри: — Положи, пожалуйста, ему на лоб. Этот запах должен помочь уменьшить боль. — Ему больно? — спросил Рон растерянно. — Никто не знает. Бедный, бедный мальчик, — миссис Уизли взяла Седрика за руку. — Но процесс превращения не самый приятный, по словам Ремуса. Мы можем только надеяться, что утром Седрик придет в себя. — Тогда нам остается только ждать, — вздохнула Гермиона. Гарри взглянул на Седрика еще раз. «Мне жаль» — подумал он. Когда-то он злился на него, осуждал, мечтал, чтобы Диггори просто ушел в тень и не появлялся поблизости, нервируя Малфоя… Вдруг такие помыслы и привели к подобному исходу? Это было глупо, конечно, но этот иррациональный страх все равно скребся где-то под сердцем. Друзья расположились в коридоре, чтобы не толпиться в тесной комнате. Сквозь открытую дверь им была видна кровать. Никто не собирался спать этой ночью, поэтому в доме везде горел свет. Мистер Уизли и орденцы расположились в гостиной, миссис Уизли ходила между комнатой Седрика и кухней. Девочки сначала пытались предложить ей помощь, но что они могли сделать? Только менять полотенце на голове. Гарри и Рон растерянно держались в стороне: Рон, потому что его страшило то, что происходит, а Гарри — из-за чувства вины, которое сжимало его с каждой секундой все сильнее. Чем темнее становилось небо за окном, тем тяжелее становился комок в его груди. Несколько раз Гарри поднимался к Ремусу и разговаривал с ним на отвлеченные темы, но в последний раз Люпин закрыл свою дверь с помощью чар: он не хотел, чтобы кто-то был свидетелем превращения. Никто точно не знал, когда все должно начаться, поэтому в воздухе висело удушливое чувство ожидания. Тонкс принесла ребятам глинтвейна — конечно, в нем не было алкоголя, но это не делало его менее вкусным. Гермиона, уложив Живоглота (в отличие от сов Гарри и Рона, оставшихся в Совятне, рыжего книззла удалось забрать с собой) себе на колени, начала читать новую книгу о Защитных чарах: у нее был цветной карандаш, и им она обводила наиболее важные моменты. Это было очень полезно, и Гарри посчитал ее пример вдохновляющим: кто знает, какие заклинания пригодятся им в ближайшем будущем? Он попросил книгу и для себя тоже, и вместе с Гермионой занялся поиском полезных знаний. Ему нужно было подумать о том, что делать дальше. Время тянулось медленно. Гарри чиркал красным карандашом по страницам, про себя повторяя заклинания по несколько раз, стараясь запомнить их. Несколько раз в коридоре появлялась Тонкс, заглядывающая в тихую и темную комнату Седрика, пару раз вышел Грозный Глаз, оглядевший ребят с некоторым подозрением. Наконец, полная луна поднялась: дом Ремуса окружали поля и лес, и голубоватое сияние легло на них, будто огромная вуаль. Ребята подошли к окну, глядя на белый диск. Гарри наблюдал за луной, будто завороженный: никогда еще ночное светило не казалось ему настолько могущественным и пугающим. Холодок пробежал по его спине. В доме воцарилась тишина. Гарри не ждал, что из комнаты Ремуса будет слышно хоть что-то, но все равно прислушался. Он подозревал, что все делали то же самое. Но чары хорошо защищали спальню, и ни скрипа не донеслось со второго этажа. Зато спустя несколько минут Седрик застонал, и все тут же рванули обратно. Миссис Уизли и Тонкс уже стояли рядом с его кроватью, с зельями и волшебными палочками. Седрик начал ворочаться. Гарри заглянул в спальню, глядя на лицо друга: краска прилила к его щекам, а на лбу обильней начал выступать пот. Что происходило с ним? Он превращался — или бился в агонии? — Что мы можем сделать? — испуганно спросила Гермиона. — Откройте окна, — приказала им миссис Уизли. Ребята с готовностью исполнили поручение, впуская свежий ночной воздух в дом. Они тут же вернулись обратно. Гарри приблизился к кровати, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Чувство вины, стыд и неловкость испарились, сменившись страхом. Миссис Уизли и Тонкс смотрели на Диггори беспомощно и с ужасом в глазах: помогали ли зелья? Седрик будто боролся с кем-то во сне, он начал дергаться и пытался приподнять тяжелые руки. Вскоре он затих, но лишь на время, затем все началось заново. — Мне страшно, — призналась Джинни. — И мне, — отозвался Рон. Гарри не стал ничего говорить, но его руки тряслись от ужаса. Он терял близких так часто, что не хотел, чтоб это повторилось вновь. Не сейчас. И не так — медленно и мучительно, когда все не заканчивалось с зеленой вспышкой, а тянулось, качаясь над пропастью. Седрик застонал особенно громко — в какой-то момент стон превратился в крик. Диггори напрягся всем телом, будто бы его мышцы окаменели; его конечности задрожали и начали выворачиваться из суставов. Тонкс и миссис Уизли вцепились в него, пытаясь удержать на месте. — Мальчики, помогите! — позвала Тонкс. Рон и Гарри мигом оказались рядом. Они вцепились в Седрика, пытаясь удержать его в кровати. — Может, используем чары? — спросил Рон сквозь зубы. Даже прилагая все силы, они не могли удержать Седрика. — Нельзя, — Гермиона и Джинни тоже пытались им помочь, но места было немного. — Он может покалечиться! — Он и так покалечится! В коридоре застучала деревянная нога Грюма, но Гарри не мог обернуться. Он смотрел на лицо Седрика, наблюдал за тем, как быстро двигаются его глаза под веками. Седрик так сильно сжимал зубы, что казалось, будто они сейчас раскрошатся; миссис Уизли впихнула ему плотно свернутую ткань в рот. Седрик забился, как в припадке, по его щекам потекли слезы. Вдруг воздух прошил громкий и отчаянный вой. Этот звук, пронесшийся по дому подобно ледяному ветру, ударил в Седрика, будто молния: Диггори выгнулся, приподнимаясь над кроватью, и Гарри услышал ужасающий хруст его костей. — Нет, — он отпустил его руку и вцепился в каменные плечи. — Седрик! Диггори вдруг распахнул глаза. Его сухие и потрескавшиеся губы приоткрылись, ткань выпала, и он закричал — слишком громко для обычного человека. Белки его глаз были красными, радужка — темная, а расширенный зрачок пульсировал. Крик сорвался и превратился в хрип. — Гар-ри… — слабо осмысленный взгляд уперся в лицо Гарри. — Да, это я, — Гарри сжал его плечи сильнее. — Все хорошо, Седрик. Все хорошо. — Бо… Он не смог закончить фразу: судорога снова свела его тело. Из носа пошла кровь. — Мы здесь, Седрик, мы все здесь, — миссис Уизли прижала к его лбу новое полотенце. — Потерпи немного, скоро все должно пройти. Новый вой пронзил ночную тишину. — Я наложу чары, — Тонкс мигом выбежала из комнаты. Она врезалась в Грюма, но даже не заметила этого. — Что происходит? — Рон обеспокоенно посмотрел наверх. — Он его зовет? — Наверное, — шепнула Гермиона. — Не думаю, что это хорошо. — Скоро должно закончиться, — сказал Гарри, сам в это не веря. — Седрик, правда, еще немного… Он даже не знал, должен ли Диггори действительно превратиться. Ему дали аконитовое зелье на всякий случай, хотя Ремус говорил, что он может и не достигнуть трансформации в первое полнолуние. Лучше бы так и случилось: единственный раз, когда Гарри видел такую трансформацию, был довольно пугающим, и этот процесс казался бесконечно болезненным. Он не хотел, чтобы Седрик проходил через подобное, и он не мог поверить, что это действительно происходило. Оборотни — разве мог кто-то из них коснуться этого темного проклятия, от которого страдал Люпин? Они надеялись, что агония будет длиться недолго — столько же, сколько и превращение, — но она все не прекращалась. Едва ли Седрик мог выдержать всю ночь. Гарри боялся, что его мышцы порвутся или он откусит себе язык. Миссис Уизли все же решила наложить слабые сдерживающие чары, но вскоре они спали сами собой: другая магия, гораздо более могущественная и древняя, одолевала их. Наконец, Седрик начал затихать. Тонкс спустилась и сообщила, что Ремус тоже успокоился: самая активная фаза прошла, и осталось только дождаться утра, когда лунный диск пропадет с неба. Седрик больше не приходил в себя, он тяжело дышал и ворочался, но по крайней мере не кричал. Крови и слез больше не было. Его больше не нужно было держать, поэтому ребята вернулись в коридор. Пережитое волнение вымотало их: Гарри ощутил, как внезапная усталость навалилась на него. Но спать было нельзя: приступ мог случиться снова. Гермиона и Джинни немного подремали, привалившись друг к другу, а Гарри и Рон стали играть в шахматы, пытаясь как-то отвлечься от усталости. Это было не зря: ближе к утру все повторилось. Видимо, в этот самый момент трансформация шла в обратную сторону, но ни воя, ни крика из комнаты Ремуса не донеслось. Когда Седрик снова заснул, стало ясно — эта ужасная ночь закончилась. Его дыхание выровнялось, а кожа приобрела нормальный цвет. Ребята заснули там же, где сидели — на подушках в коридоре. Седрик очнулся только ближе к вечеру. Миссис Уизли не пускала никого к нему до тех пор, пока не удостоверилась, что юноша хорошо себя чувствует. Затем она открыла дверь, и ребята всей гурьбой протиснулись внутрь. Гарри приблизился к кровати первым, стараясь игнорировать все свои сомнения. Сейчас было не время думать о прошлых обидах, о гневе и страхе; Седрик пережил эту ночь, и это было главным. И Гарри должен был сделать все, что мог, чтобы помочь ему. Седрик посмотрел на него уставшим, но спокойным взглядом. Под его глазами — все еще красными и больными— залегли черные круги, губы были искусаны, но в целом Диггори выглядел как человек после тяжелого недуга, а не на грани смерти. Седрик улыбнулся ему, невесело, но почти искренне. — Привет, — сказал он. Голос его был хриплым и едва слышным. — Привет, — Гарри обернулся на Рона, Гермиону и Джинни. Те приблизились, и на их лицах была такая же растерянность и неуверенные улыбки. Седрик казался таким хрупким, будто малейшее неверное движение могло вновь отбросить его к той темной границе, где он побывал ночью. Гарри не знал, что ему сказать: новости из Хогвартса были ужасны, их положение в доме было неутешительным, а более они ничего не знали. — Как ты себя чувствуешь сейчас? — спросила Гермиона. — Мышцы болят, — признался Седрик тихо. — И немного больно говорить. — Тогда лучше не надо перенапрягать связки, — Гермиона переглянулась с Джинни. — Я в детстве однажды сильно простудилась, но все равно пошла в школу, в итоге голос пропал на целую неделю. — Дай угадаю: ты отвечала на уроках? — слабо усмехнулся Рон. — Разумеется. Гарри понял, что Гермиона пытается разрядить обстановку. Может, это не сильно помогало им расслабиться, но по крайней мере Седрик чувствовал, что они стараются позаботиться о нем. Казалось, он в любой момент может вновь потерять сознание. — Ничего страшного, — Седрик мотнул головой. — Миссис Уизли сказала мне, что ночью… в общем, что мне было очень плохо, но сейчас довольно терпимо. Я выпил целый пузырек Обезболивающего зелья. — Что последнее ты помнишь? — спросила Джинни, садясь на край кровати. Остальные тоже попытались расположиться вокруг. Гарри не рискнул сесть слишком близко: хотя Седрик смотрел на него довольно дружелюбно, он все равно опасался касаться некоего барьера между ними. Вопрос Джинни его почти напугал — последним, что они пережили, был разговор о бессмертии Волдеморта и нападение. — Как он набросился на меня, — каждое слово Диггори произносил аккуратно, тщательно проговаривая все буквы. — А затем… — Затем? — переспросил Рон шепотом. — Я не знаю. Такое странное чувство… Будто у меня внутри все расплавилось. Ребята переглянулись: понимал ли Седрик, что с ним случилось? Никто не решался спросить этого. Они немного помолчали, неуверенно посматривая по сторонам, а потом Гермиона глубоко вздохнула, стиснула руки в кулаки и спросила: — Тебе рассказали, что произошло? Седрик глянул на нее испугано и неуверенно. — Да, — шепнул он. Он запустил руку в волосы и постарался пригладить торчащие пряди. Этот жест, такой невинный и будто бы детский, вновь заставил сердце Гарри сжаться от жалости. Ему стоило держаться от Седрика подальше: тот не заслужил всего этого, и Гарри не мог допустить, чтобы все стало только хуже. Раньше ему казалось, что граница ужаса уже осталась позади, но теперь он видел: впереди была бездонная пропасть. Все всегда могло быть намного хуже. — Ничего, дружище, — Рон похлопал его по руке. — Люпин справляется с этим. Думаю, все не так страшно с этим зельем. Гарри заметил панический взгляд Гермионы. Он нахмурился. Но девушка лишь мотнула головой. Что было не так? Джинни, как и Рон, начала бормотать успокаивающие глупости, но едва ли они действительно оказывали эффект. Диггори все же был немного не в себе: возможно, он еще мало ощущал реальность происходящего, и обилие зелий, которые в него влили, играли в этом свою роль. Он не мог не понимать, как страшно было проклятие: Люпин, конечно, неплохо держался, но затравленный страх в его глазах, появляющийся при росте луны, скрыть было невозможно. — Что тут происходит? — спросил, наконец, Седрик. — Это дом Люпина, так? — Да, — кивнул Гарри. — Здесь теперь штаб Ордена Феникса. И мы, в некотором смысле, тут заперты. — Они считают, школьникам нечего делать в серьезных делах, — нахмурилась Гермиона и тут же оборвала себя: — Но мы потом об этом поговорим, ладно? Ты только пришел в себя. — Но я хочу знать, что происходит, — возразил Седрик. — Я чувствую себя нормально. Это была неправда, но Гарри понимал его. Он тоже не был готов сидеть в кровати и ждать, когда поправится его здоровье — вряд ли это вообще могло когда-нибудь произойти. У них не было времени. — Хогвартс потерян, — сказал Гарри. — Фред, Джордж и Драко там, и мы не знаем, как им помочь. — Фред и Джордж? — глаза Седрика чуть расширились, и в них помимо тумана появился страх. — А они как там оказались? — Видимо, они были в Выручай-Комнате и не поняли, что началась атака, — сказала Джинни. — Но Хогвартс достаточно большой, чтобы они могли прятаться какое-то время. Грюм отправил им Патронуса, но неясно, получили ли они его вообще. — Это ужасно. — Если бы Орден делился с нами хоть чем-то, мы могли бы сказать больше. Нам не рассказывают даже про наших братьев, — Рон скривился, будто ему в нос ударил мерзкий запах. — Грюм совсем крышей поехал, и Кингсли никак ему не препятствует. Разве не он должен всем заведовать? — А что Грюм? — Ну… — Рон замялся и посмотрел на Гарри. Эта тема не могла не всплыть. Гарри ощутил, как нечто тяжелое и удушливое вновь легло на его плечи: он вдруг резко почувствовал себя грязным, почти прокаженным. Друзья были рядом и беспокоились за него, но в глубине души — разве они не боялись? Разве они не чувствовали отвращения от того, что Волдеморт сделал с ним? Внутри него жил монстр. Гарри укусил себя за губу: чувствовал ли Люпин — и Седрик теперь — себя так же? — Это из-за того, что произошло со мной в Хогвартсе, — сказал Гарри твердо. — Грюм боится, что Волдеморт сможет это повторить. — А он сможет? — Я не знаю. Он подумал об их последнем разговоре. Седрик знал, что Гарри — крестраж. Помнил ли он об этом? И готов ли был хранить этот секрет? Взгляд Седрика все еще был слишком мутным и пустым, чтобы по выражению его глаз можно было что-то понять. Диггори просто кивнул. — Предположу, вас это не устраивает. — Не время это обсуждать, — Гермиона покосилась на дверь и указала на свои уши. — Сейчас будет ужин, а после… Думаю, тебе стоит еще немного поспать? И Ремус захочет с тобой поговорить. Седрик сглотнул и кивнул. Они не знали, как обращаться с этой новостью теперь. Никто из них не сталкивался с таким раньше. Гарри подумал о том, что Седрик еще не знает о Сириусе, но у него не хватило сил открыть рот и заговорить об этом. Он просто не мог этого сделать. Не сейчас. Они рассказали Седрику про порядки в доме, про невеселую атмосферу и конфискованные волшебные палочки. Орден все еще занимался тем, что налаживал связи, проверяя доступные им ресурсы. Грюм и Кингсли старались совладать с паникой и хаосом, которые царили в их рядах. Было очевидно: все лежало в руинах. Гарри не видел смысла быть погребенным под ними. Вскоре их всех отправили на ужин. За столом собралось только семейство Уизли, и Гарри был весьма рад этому. Он слышал голоса со второго этажа, но видеть сейчас внимательный взгляд Грюма не хотелось — это весьма портило и без того слабый аппетит. Ужин проходил довольно тихо. Карта Мародеров лежала посреди стола, и Гарри, вытянув шею, наблюдал за перемещающимися точками. Драко Малфой сидел в своей спальне и не двигался: это уже было неплохо. По крайней мере, рядом с ним не было никого из Пожирателей, а Волдеморт и вовсе отсутствовал на Карте. Фред и Джордж сидели в чулане недалеко от кладовых: Гарри подозревал, они воруют еду. Он пытался позвать Добби и Кикимера, но те не появлялись на зов. — Я тут размышляла, — сказала вдруг Гермиона, — насчет ситуации Ремуса и Седрика. Им необходимо аконитовое зелье каждый месяц. Но если Снейп больше не будет его варить, откуда они будут его брать? За и без того тихим столом воцарилось гробовое молчание. — А его не может сварить кто-то еще? — спросил Рон через какое-то время. — Аконитовое зелье — одно из самых сложных, — возразила Гермиона. — Если сварить его неправильно, оно может свести оборотня с ума. Иначе почему, как ты думаешь, именно Снейп варил его, несмотря на его отношение к Люпину? Будь зелье таким простым, Ремус и сам мог делать его. — Да, в Ордене поднимался этот вопрос, — грустно вздохнула миссис Уизли. — Не волнуйтесь, мы сможем найти кого-нибудь. В мире много талантливых зельеваров. — Надеюсь. Гарри уставился в свою тарелку. В его голове вдруг начала зарождаться новая идея. Он совсем не подумал о том, что Снейп не сможет варить аконитовое зелье — он все еще относился к нему так, будто тот был полноправным членом Ордена. Без Северуса вопрос с новым зельеваром обретает особую важность, но у этой проблемы есть решение. Опытный зельевар, который уже предоставлял Люпину подобное зелье — и который владел информацией, мало кому известной. Информацией, жизненно необходимой для Гарри. — А что насчет Горация Слизнорта? — спросил он. — Слизнорта? — рыжие брови Артура приподнялись. — Бывшего профессора из Хогвартса? Я ничего не слышал о нем довольно давно. — Он варил аконитовое зелье для Ремуса в школе. И он друг Дамблдора, — добавил Гарри, надеясь выглядеть не слишком напористым и заинтересованным. — Возможно, это хорошая идея, — сказал мистер Уизли. — Нужно сообщить Аластору. Гарри хотел бы увидеть Слизнорта как можно скорее, но он решил оставить инициативу предложения на чету Уизли. Грюм и так не доверял ему, и вполне мог заподозрить подвох в этом плане. Тем более что подвох там действительно был. Информация дошла до Грюма довольно быстро. На следующее утро Гарри был вызван к Грозному Глазу — будто бы он снова был в школе, и профессор желал отчитать его за провинность. Грюм расположился в старом кабинете, за письменным столом: перед ним лежала куча списков, схем и писем. Когда Гарри зашел, Грюм повернулся и уставился на юношу обоими глазами; взгляд волшебного глаза был жутким, пробирающим до костей. Гарри бы предпочел, чтобы выпученный шар был направлен куда-то в другое место: мог ли Грозный Глаз видеть его внутренности? Его передернуло. — Поттер, — Грюм кивнул и указал ему на деревянный стул. — Садись. Как твое самочувствие? Гарри немного опешил от этого заботливого вопроса, поэтому на стул он почти упал. Чтобы не смотреть на Грюма, он начал оглядываться. Кабинет был маленьким и скромным, на древних книжных шкафах пылились книги. Только шкаф рядом со столом казался более обжитым, и там, среди нагромождения защитных артефактов — Гарри подозревал, что это все принадлежит Грюму — лежал сверток фиолетовой ткани. Он притягивал взгляд. — Вполне ничего, профессор, — по привычке ответил Гарри, с трудом отводя глаза. — То есть… В общем, хорошо. — Меня интересует твой шрам. И связанные с ним переживания. Ничего, что имеет значение? Никаких снов, болей, ощущений? Ничего, что можно связать с Волдемортом? — Нет, сэр. Это все немного… сложно. Грюм не понимал. Он относился к этому, как к чему-то простому и понятному, что можно легко описать и использовать. Гарри вдруг ощутил, как сжалось его горло и горечь наполнила рот; он осознал, что Дамблдора больше нет. Никто не будет смотреть на него хитрым, но понимающим взглядом, никто не поддержит его необъяснимые тревоги, не придумает загадочного плана, который в конце концов сработает… Не на кого больше положиться. Гарри сжался на стуле, ощутив себя крошечным и беззащитным. Грюм забрал его волшебную палочку, и Гарри не представлял, как ему выбраться из этой ловушки. — Хорошо, — Грюм мотнул своим глазом, издав странный звук. — Но я позвал тебя из-за идеи, которую мне сообщила Молли. Твоей идеи. По поводу Горация Слизнорта. — Да, я слышал, что он уже готовил зелье для Люпина раньше. Я подумал, что он сможет делать это снова. — Подозрительно, что точно такую же идею предлагал и Дамблдор. За некоторое время. Он сказал, что Слизнорт не желает помогать Ордену, но разговор именно с тобой может его переубедить. — За некоторое время? — Гарри напрягся. — Дамблдор составлял планы для разных вариантов развития событий. Это единственное, что тебя удивляет? — В каком смысле? — Почему именно с тобой должен поговорить Слизнорт? Дамблдор настаивал на этом. Грюм смотрел на Гарри так пристально, будто пытался взглядом просверлить в нем дыру. Гарри не чувствовал вторжения в свои мысли, и Грозный Глаз не казался человеком, склонным к искусной и тонкой легилименции. Скорее уж он действительно пытался запугать, и у него это отчасти получалось: его испещренное шрамами лицо, выпученный глаз, торчащие клочками седые волосы… Гарри нахмурился и постарался выглядеть недоумевающе. — Я понятия не имею, — сказал он. — Я никогда не встречал Слизнорта лично. Но миссис Уизли говорила, что он любил заводить знаменитые знакомства… Может, поэтому? — Интересная догадка, — Грюм, казалось, стал еще подозрительней. Возможно, то, как слажено Гарри говорил, казалось ему странным. — И что такого ты можешь сказать Слизнорту, чтобы склонить его на нашу сторону? — Я не знаю, сэр. — Не знаешь? — Что я могу ему сказать, кроме уже известных вещей? Нам нужна его помощь, и Дамблдор верил, что у него есть достаточно храбрости, чтобы присоединиться к нам. — Хорошо, Поттер. Но имей в виду, если ты замышляешь что-то… Лучше бы тебе поставить меня в известность. — У меня даже нет волшебной палочки, сэр. Почему у меня есть чувство, будто я в тюрьме? — Не драматизируй, Поттер. Надзор за тобой необходим для твоей же безопасности. — Профессор Дамблдор бы не одобрил этого. — Профессор Дамблдор оказывал людям слишком большое доверие, и мы оба знаем, к чему это привело. Я не собираюсь допустить шпиона в наши ряды. — Полагаете, я буду шпионить для Волдеморта? Я? — Нет, я полагаю, что он может шпионить за нами без твоего на то согласия. — Я хочу делать что-то. Хочу заниматься поиском крестражей, — выпалил Гарри, чувствуя, как гнев становится невозможно сдерживать. Его ладони вспотели и задрожали. Злость была живой, сосредоточенной, она будто пробуждала: тоска, боль, вина — все это отступило под ее силой, и единственным чувством была праведная ярость. Сердце застучало быстрее, и что-то словно сжимало его изнутри. Что-то темное. — Орден этим занимается. — Я могу помочь. Дамблдор поручил это мне не просто так! — Что такого ты можешь сделать, чего не может взрослый и обученный волшебник? Ты даже не закончил четвертый курс, Поттер. Ты и твои друзья — просто дети. — Я встречался с Волдемортом столько раз, сколько ни один «просто ребенок» не может и представить. Может даже побольше вас. Грюм побагровел, и Гарри понял, что перешёл границу. Но отступать он не хотел просто из принципа. Он смотрел Грюму в глаза и тяжело дышал. Кровь стучала в его висках. Грозный Глаз достал волшебную палочку и направил Гарри прямо в лицо. Несколько секунд Грюм выглядел так, будто готов разораться, и только несколько глубоких вдохов, из-за которых крылья носа его затрепетали, помогли ему взять себя в руки. — Слушай меня, Поттер, — процедил Грюм. — Ты доставлял безмерное количество проблем Дамблдору, и я не позволю, чтобы ты продолжал доставлять их Ордену и теперь. Если я заподозрю, пусть даже мимолетом, что ты что-то замышляешь, я наложу на тебя столько заклятий, что ты не сможешь и вздохнуть без моего ведома. Ты подошел к грани моего терпения. Все понятно? — Да, — ответил Гарри сквозь зубы. — Я не слышу! — рявкнул Грюм. — Да, сэр! — Отлично. Я вызову тебя, если Слизнорт начнет упрямиться, а до тех пор — имей в виду, я всегда за тобой слежу. Глаз Грюма крутанулся в глазнице. Гарри прищурился и кивнул. Он вышел, ничего не говоря на прощание и с трудом удержавшись от желания хлопнуть дверью, и первым делом направился в ванную. Внутри него клокотал гнев, и он не хотел появляться в таком виде перед друзьями. Он чувствовал себя униженным и оскорбленным, а еще — придавленным сверху безмерно тяжелой ногой Грюма. Он ворвался в ближайшую ванную и запер за собой дверь. Тесное пространство сдавило его со всех сторон. Он подошел к раковине и плеснул себе в лицо холодной водой — это немного взбодрило. Впрочем, его все равно потряхивало от желания что-нибудь сломать. Гарри уставился на свое отражение в зеркале и на миг ужаснулся: на него будто бы взглянул кто-то другой — незнакомец с темными глазами. Но это наваждение спало, все дело было в тусклом освещении. Если бы все темные образы так легко могли терять свое значение. Нужно было выбираться отсюда — чем дальше, тем туже становилась петля на горле, которую Гарри ощущал до ужасающего четко. Он подумал о Драко. Орден мог заниматься поиском крестражей, но никто не стал бы спасать Малфоя. Гарри не собирался оставлять его в беде. Что делать? Что делать? Он схватился руками за края раковины и ощутил, какими горячими вмиг стали его ладони. Гарри глубоко вздохнул, пытаясь остановить этот всплеск паники и ярости — раковина треснула с мерзким звуком, и по бледно-голубой эмали пробежали глубокие трещины. — Черт, — Гарри отпрянул и прижал руки к лицу. Он потер глаза под очками, сильно нажимая и заставляя разноцветные пятна плыть в темноте. Истерика никак не могла ему помочь. Он вышел из ванной так же поспешно, как и вбежал туда. Признаваться в разбитой раковине не хотелось — хотелось ее доломать. Сдержав порыв бессмысленного вандализма, он глубоко вздохнул и отправился искать друзей: это оказалось не так сложно, они все собрались в комнате Седрика. Палочку Диггори тоже конфисковали, поэтому он представлял собой такую же недовольную оппозицию, как и все остальные. — Привет, — мрачно сказал Гарри, присаживаясь на край кровати. — Чего хотел Грюм? — спросил Рон. — Спрашивал, с чего я вдруг решил обратиться к Слизнорту. Оказывается, Дамблдор тоже предлагал этот план, и Грюм посчитал это совпадение слишком подозрительным. — А это совпадение? — спросил Седрик. Гарри покачал головой и опасливо покосился на дверь: говорить что-то сейчас было небезопасно, их могли подслушать. Гермиона правильно расценила его промедление: — Секундочку, — она выбежала из комнаты, а через пару минут вернулась с листком бумаги и маггловской шариковой ручкой и вручила все Гарри. Тот тут же понял ее план, поэтому написал: Слизнорт знает о крестражах, и я хочу расспросить его. Но я не знаю, как это сделать, если Грюм все время будет рядом. Он сказал, что собирается следить за мной еще пристальней. Я не знаю, что делать. Рон и Джинни обеспокоенно переглянулись с Гермионой. Та вздохнула и взяла листок: Для начала нам нужен хороший, продуманный (она дважды это подчеркнула) план. Я хочу уйти как можно скорее. Находиться здесь бессмысленно. Я чувствую себя бесполезным — написал Гарри. Седрик активно закивал и посмотрел ему в глаза. Слабость и усталость едва ли могли заставить его оставить цель. Диггори хотел убить Волдеморта — Гарри прекрасно знал, каким живучим является это желание. Гермиона попыталась остудить их воинственный пыл: Нельзя забывать, что мы не сможем свободно пользоваться магией. Отдел надзора за несовершеннолетними сможет нас выследить. Нельзя бросаться в омут с головой. А если мы будем пользоваться чужими палочками? — написал Гарри. Этого недостаточно, чтобы обмануть заклинание Надзора — Вы же знаете, как оно работает? — шепнула Гермиона, решив, что даже будучи подслушанной, эта информация не выдаст их. — Его накладывают на нас в детстве, — так же тихо ответил Седрик. — И его срок годности истекает в нужном возрасте. — Да, когда ребенок рождается в семье волшебников, заклинание накладывается еще в роддоме или при регистрации. А на меня его наложили, когда пришли сообщить, что я — волшебница, — пояснила Гермиона. — И оно ложится на наши волшебные палочки, когда мы их покупаем. Это очень хитрая магия, и обойти ее очень сложно — в конце концов, она во многом и защищает мир магов от раскрытия. Но его можно снять? — спросил Гарри. Гермиона написала: Наверное, но я понятия не имею, как именно. И это не единственная проблема. Если мы хотим сбежать отсюда, то куда мы пойдем? Где мы будем брать еду? Как мы будем защищать себя? Что будем делать? Я понимаю, что вы (она нарисовала две стрелочки, указывающие на Гарри и Седрика), жаждете немедленно приступить к действиям, но мы должны все обдумать, если мы не хотим оказаться в руках Волдеморта как можно скорее. Это очень опасно. Вам не обязательно мне помогать, — написал Гарри, чувствуя легкую боль в груди. — Гермиона права, это действительно будет очень опасно. Но Дамблдор поручил мне заниматься крестражами. Я не уверен, что Орден сможет уничтожить их все. Седрик прищурился. — Ты хочешь уничтожить их все? — спросил он, выделив голосом последнее слово. — Да, после того как спасу Драко, — Гарри смело ответил на его взгляд. Многое было сказано без слов, и они оба это понимали. Седрик кивнул и грустно улыбнулся. Он написал: Мне все равно, насколько это опасно. Если ты хочешь уничтожить Волдеморта, я с тобой. Но план нам действительно нужен. Гарри забрал лист: Я хочу отправиться на площадь Гриммо. Оттуда можно связаться со Снейпом, а он сможет как-нибудь помочь близнецам. Его предложение было встречено опасливым молчанием. — Что? — спросил Гарри. — Дружище, мы понимаем, что ты веришь Снейпу, — начал Рон. — Но может не стоит прямо так полагаться на его верность? Просто допустим, что он может оказаться не на нашей стороне?.. — Снейп на нашей стороне. — Мы ведь этого точно не знаем, так? — добавила Джинни. — Нужно сначала удостовериться? Доверяй, но проверяй? Гарри вздохнул. Конечно, он понимал их сомнения: никто из них не знал Северуса так, как он, а без близкого знакомства тот действительно казался весьма подозрительной и темной личностью. Это было не так, но это не отменяло того, что они боялись, очень сильно боялись, и лучше всего им было бы остаться здесь. Рон, Гермиона, Джинни — они еще не запятнали себя этой войной так глубоко, чтобы потерять возможность забыть о ней. Но Гарри и Седрик не могли позволить себе такого. Так же как Грюм, Ремус, Тонкс, Кингсли и остальные не могли. Поэтому они были частью Ордена Феникса. Гарри знал, что друзья до последнего будут настаивать на том, чтобы помогать ему — он думал, что проще будет не спрашивать их мнения. Найти способ сбежать и просто испариться. Снейп поможет ему. В этом он был уверен. Я не думаю, что мы можем уйти отсюда без чужой помощи, — написала Гермиона, почувствовав висящий в воздухе протест и сменив тему. — И вероятней всего нам может помочь Ремус. Гарри покачал головой. — Он винит себя… — он посмотрел на Седрика, вспомнив, что не говорил с ним о Сириусе. Но Диггори просто кивнул, и взгляд его застыл, став стеклянным. — Он считает, что он не уследил за Сириусом в битве. И не хочет допустить этой ошибки со мной. — Тебе следует попробовать. Я не могу придумать другого варианта, кроме как ждать. Гарри задумался. Орденцы аппарировали на поляну за барьером и просто проходили сквозь него. Это были сильные чары, но Ремус был одним из тех, кто помогал их накладывать. Это же был его дом. Он мог вывести их отсюда, но он никогда бы не согласился просто отпустить их, куда глаза глядят. Впрочем, когда-то он хотел к ним присоединиться — если бы он отправился с ними сейчас, возможно, это было бы не худшим решением? Ведь у них с Тонкс еще не было ребенка. Но Ремус бы не одобрил идею с Гриммо. Никто не верил Снейпу, и пока что Гарри не мог их переубедить — у него не было доказательств. Куда они могли пойти? Его вдруг осенило, и он схватился за лист: Есть еще одно место! Дом Дурслей тоже заколдован, поэтому Дамблдор хотел, чтобы я там жил. Он думал, там безопасно. Ведь защитная магия, наложенная его матерью, все еще должна работать. Или она спала в тот момент, когда Гарри перестал возвращаться к своим родственникам? Он не был уверен, но это был один из вариантов. Джинни забрала у него ручку: А ты не думаешь, что за этим домом уже следят? Возможно, нужно проверить, — и стоило предупредить Дурслей. Миссис Фигг больше некому было докладывать, и эти люди были абсолютно беззащитны. Рон вдруг решил добавить свое слово в переписку: У моего отца есть волшебная палатка. Они забрали ее из Норы. В теории можно жить в ней. Хорошо. Если у нас будет палатка и Ремус согласится нам помочь, что мы будем делать? — написала Гермиона. — С чего мы начнем? Надеюсь, это нам подскажет Слизнорт.

***

Джордж несколько раз постучал. Дверь камеры была тяжелой и потемневшей от влаги и времени. Эта часть подземелий мало использовалась, здесь редко появлялись ученики, а помещения пустовали. Среди студентов ходили легенды о том, что по молодости бывший смотритель Филч именно здесь подвешивал провинившихся за большой палец, но никто никогда не находил доказательств этому. Сейчас же темные комнаты с низким потолком стали чаще видеть волшебников: здесь заперли Хагрида. Не дождавшись ответа, Джордж повторил свой стук. — Хагрид, — позвал он. — Хагрид! — Кто это? — послышался с той стороны глухой голос. Он звучал простужено и обреченно. — Джордж. Уизли, — Джордж прижался к двери ближе. Он сжал палочку покрепче и бросил взгляд на темный коридор. Охранник, которого приставили сторожить великана, крепко спал под сонными чарами. Но ни Джордж, ни Фред не были профессионалами в этих чарах, поэтому волшебство в любой момент могло развеяться. Каждая секунда была на счету. — Джордж? — из-за двери раздался шум: видимо, удивленный Хагрид поднялся с пола. — Что ты тут делаешь? — Мы с Фредом не успели уйти из Хогвартса во время битвы, — протараторил Джордж. — Гарри и остальные в безопасности. — Вам нужно уходить отсюда! — великан, кажется, тоже прижался к двери. — Если Сам-Знаешь-Кто вас найдет… — Этим мы и планируем заняться. Ты с нами? — Конечно, но… — Хагрид ударил по двери, и она содрогнулась. От двери в воздух поднялась какая-то мелкая пыль, и Джордж поморщился: в подземельях и так пахло сыростью и холодом, а теперь к этому запаху примешалась еще и древняя плесень. — Эти двери заколдованы. И как вы собираетесь сбежать? — Камин в кабинете директора. Он соединяется с домом на площади Гриммо. У нас есть запас взрывающихся смесей, чтобы отвлечь внимание Пожирателей. — Камин, это ж… В общем, я через камин не могу. Джордж ощутил, как что-то упало внутри него. — Совсем не можешь? — Оно тогось… Плоховато работает со мной. Камины-то маловаты. — Черт, — Джордж уставился на пятно на двери, судорожно перебирая варианты. У них не было другого плана. — Черт, я не знаю. Мы не можем тебя вот так оставить. — Ты знаешь, где Грохх? — спросил Хагрид тяжко. — Мой братец, мне ничего о нем не говорят… — Наверное где-то в Убежище, — Джордж прикинул, куда можно было бы деть немаленького брата Хагрида. В том случае, если от него просто не избавились. — Думаешь, он может нам помочь? — Без него я не могу уйти. Это я его сюда привел, бросить его — последнее дело… Он, понимаешь ли, не совсем умный малый, его в детстве много били из-за его размеров. Для великана он маловат, вот он и получился такой. Он без меня тут не справится. Джордж задумался. Он снова покосился на темный коридор: сигнала еще не было, значит, он мог еще немного времени провести здесь. Хагрид хотел сбежать вместе с Гроххом — здесь было не так уж много выборов… — Думаешь, он смог бы пройти сквозь барьер? — спросил Джордж. Сломать барьер целиком такими малыми силами было невозможно, но, может, Хагрид и Грохх могли сделать небольшую трещину и пройти сквозь нее… Едва ли Грохх мог расширить проход для них всех, поэтому в любом случае и пришлось бы использовать два пути отхода. Ненадежный план, но ничего другого в голову не приходило. — Я не знаю, — честно ответил Хагрид. — Грохх-то не особо большой… Горький вкус наполнил рот Джорджа. Может, в день Икс они смогли бы освободить Хагрида и Грохха, но если те не сумеют покинуть Хогвартс, они окажутся в гораздо большей беде, чем сейчас. Могли ли они рисковать? У них в запасе были взрывающиеся смеси, которые они использовали для своих волшебных фейерверков и планировали использовать в самодельных бомбах, но насколько разрушительный эффект они бы оказали на барьер? Это было слишком рискованно. — Не думаю, что ему хватит сил открыть барьер для нас всех. Мы можем устроить много взрывов в другом месте, чтобы отвлечь внимание Пожирателей, и у вас будет шанс пройти вдвоем, но если не получится… Я не знаю, что тогда может быть. Хагрид тяжело вздохнул, и Джордж услышал возню из-за двери. — Волнуюсь я, — негромко проговорил Хагрид. Его голос, взбодрившийся в начале разговора, снова стал слабеть. — Не уверен, барьер-то крепкая штука, а подставить Грохха… Его же убьют. Джордж закусил губу. Он не был уверен, что ответственность за этот план была ему по плечу. Если бы они могли все двигаться вместе… Оставлять Хагрида рисковать своей жизнью было неправильно, но что еще они могли сделать? Они не могли тянуть, нужно было выбираться из Хогвартса. Они и так провели в замке много времени — остальные наверняка безумно волновались за них. Подумать только, как отреагировала их мать на новость, что два ее сына застряли в одном месте с Тем-Кого-Нельзя-Называть. — В замке осталось много наших, — сказал Джордж. — МакГонагалл, Флитвик, Стебль… И ученики. Некоторые из них останутся. Ты тут не один. Мы вернемся к Гарри, и вместе придумаем, как тебя освободить. Хорошо? — Пережду, — Хагрид грузно опустился на пол. — И не через такое проходили… Но ты проверь, ладно? Как там Грошик? И Клык мой куда делся, бедняга, совсем ж один остался… — Хорошо, — Джорджу казалось, его сейчас вывернет от досады и жалости. Оставлять кого-то в Хогвартсе было нестерпимо: это место теперь кишело страхами и опасностями, и все, кто собирался встретить их лицом к лицу, казались пропавшими. Но помочь им всем не представлялось возможности. — Спасибо, что хочешь помочь, — великан постучал по двери. — Ко мне тут иногда заглядывают, но, сам понимаешь, редко… Я знаю, рано или поздно Орден отвоюет замок. Профессор… Дамблдор, то бишь, наш Дамблдор — он верил в своих людей, а он не ошибался, знаешь... Джордж подумал о Гриндевальде — главной ошибке Дамблдора. — Да, Хагрид, — напоминать об этом не хотелось. Хагрид, видимо, желал верить только в лучшее, и, если эта вера придавала ему сил, Джордж не желал ее разрушать. — Мне пора идти, но мы попробуем еще раз прийти к тебе завтра. Держись. Джордж несколько раз постучал на прощание и быстрым шагом отправился обратно. Фред, который следил за незнакомым Пожирателем, развалившемся на стуле, заметил его приближение и помахал волшебной палочкой с Люмосом на конце. — Ну как все прошло? — Он не хочет уходить без Грохха, а через камин их перевести невозможно, — мрачно резюмировал Джордж. — Может быть Грохх бы смог прорваться сквозь барьер, но Хагрид боится рисковать им. — Если не получится, их убьют, — Фред пришел к такому же выводу. — Нам придется их оставить. Фред покосился на Пожирателя. Тот был довольно молодым и никогда не светился в криминальных сводках в газетах. Наверняка, кто-то из новичков, может, из обучающихся авроров. Сколько еще таких юнцов примкнуло к Волдеморту? Чего они ждали, выбирая этот путь? — Мы все равно не можем вытащить их всех, — печально добавил Фред. Конечно, среди несчастных студентов нашлись бы те, кто пожелал бы сбежать, но связываться с ними было опасно — кто-то мог оказаться предателем или просто быть достаточно напуганным, чтобы работать на новое руководство школы. Да и сейчас в замке собралось так много Пожирателей, что даже если бы все ученики и прежние учителя объединились, что они смогли бы? Им не хватило бы сил выстоять против Волдеморта и Гриндевальда и их армии. Они были беспомощны. Джордж не желал становиться причиной чужих несчастий, поэтому они не втягивали никого из преподавателей — если бы тех поймали на помощи Уизли, им бы не позволили остаться, а Хогвартс действительно нуждался в верных людях. Они могли справиться и так: обретенные ресурсы обнадеживали. В каморке Крайфера хранилось немало их изобретений, и близнецы без всяких зазрений совести прибрали их к рукам. К тому же Невилл принес часть их вещей: того, что теперь было спрятано в заброшенном кабинете, служившим убежищем для близнецов, хватало для воплощения их сумасшедшего плана. — Тогда сделаем, что можем, и расскажем обо всей ситуации Гарри, — Джордж представил этот разговор, и ему стало тошно. Он мог поставить себя на место своего друга, и даже от простого образа его изнутри наполняла отвратительная, выматывающая тяжесть. Если Фред бы творил что-то настолько опасное, отчаянное и непонятное, он бы сошел с ума от волнения. Даже сейчас факт того, что Волдеморт был так близко к Фреду и потенциально имел возможность ему навредить, становилось страшно. Что уж говорить о Малфое, которого Темный Лорд таскал за собой, словно щенка. И на котором он оставил эту ужасную отметину. Джорджа передернуло. Фред, будто прочитав его мысли, взял его за руку и крепко сжал. Он притянул его ближе и ткнулся лбом в его плечо, пытаясь приободрить. — Мы сбежим из Хогвартса, — шепнул он ему на ухо. — И все, кто заперт здесь, кто боится и надеется на спасение, увидят, что мы еще не сдались. Волдеморт рано решил пировать и праздновать победу, но раз уж он этим занят — мы устроим ему фейерверк, которого он никогда не забудет.