Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ :) — Разгадка рядом с тобой, Поттер. Не упусти её. Гарри вздрогнул и проснулся. Призрачный образ развеялся, прячась за жесткой реальностью. Гарри перевернулся на бок и уставился в темноту, размышляя над тем, что он только что видел. Странный сон без начала и конца, сплошной водоворот образов и красок. Единственным, что Гарри запомнил, было лицо Малфоя, следившего за ним настороженным взглядом. И эта фраза, которая теперь назойливо крутилась в голове мальчика, должна была что-то значить. Гарри уже испытал на себе столько магических действий, что не мог поверить в случайность. Разгадка рядом с тобой. И где же? Гарри не был уверен, что может думать об этом сейчас. В последнее время он почти не спал: на дежурстве особо не устроишься, а в крoвaти его мучали странные сновидения, больше похожие на кошмары. Чаще всего, почему-то, снился Малфой, который пытался с ним разговаривать. Гарри отпирался, убегал от него, даже если сам желал остаться. А иногда слизеринец прыгал с башни. Эта картина застывала перед глазами, пугала, но Гарри не с кем было поделиться своими переживаниями. Рон и Гермиона не поняли бы, опять вступили бы в споры о Малфое; Люпин был чем-то занят, постоянно копался в книгах и с кем-то переписывался, а Снейп, кажется, решил положить все силы на то, чтоб Гарри никогда и ни в чём не пересекался с Малфоем. Гарри выбрался из постели и огляделся. Вечером Симус и Дин сдвинули крoвaти и допоздна резались в волшебные карты. Они так и заснули: нога Симуса была перекинута через Дина, и он мило посапывал, уткнувшись лицом в сгиб локтя друга. Томас недовольно морщился во сне, но покорно терпел. Мальчик целую минуту стоял и смотрел на них, а потом двинулся к Рону, шаркая ногами, словно лунатик. Друга в постели не оказалось: сегодня он и Гермиона сторожили Комнату. Гарри почувствовал себя немного неловко, но тут же откинул мысли о том, что он просто заразил их своей паранойей, прочь. Мантия-невидимка была у друзей, и Гарри не мог покинуть башню Гриффиндора. Он переоделся в школьную форму и спустился в гостиную, неприкаянно пошатавшись около камина. Рухнув в одно из кресел, он уставился в огонь, любуясь резвящимися языками пламени. Гарри ничего не мог сделать. Он так устал. Кажется, будто за этот месяц, что прошёл с начала учёбы, он думал больше, чем за всю свою жизнь. Каждый день словно выжимал из него соки, наслаждаясь беспомощностью мальчика. Гарри мог лишь попытаться разложить всё по полочкам. Ему казалось, что он стоит около огромного стoла, заваленного вещами, и пытается разом схватить всё. Их так много, что глаза разбегаются. Они мелькают то тут, то там, звенят, привлекают внимание, и снова прячутся друг за другом. Это ужасно. Почти безысходно, несмотря на то, что всё прямо перед носом. Гарри потёр пальцами виски. Представив, что он — это Гермиона, которая должна выискать в запутанном параграфе всё самое главное, мальчик попытался сосредоточиться. Дневник в Хогвартсе — вот, что важно. Он тут, в огромном замке. И это уже что-то — если бы он затерялся где-то в магическом мире, найти его было бы нереально. И дневник в руках кого-то, ненавидящего слизеринцев. Ведь Том Реддл ни за что бы не стал нападать на чистокровных последователей Салазара Слизерина. Кто ненавидит слизеринцев? Простой вопрос. Все, кроме слизеринцев. Кто-то больше, кто-то меньше. Сeйчac Гарри не знал ни одного ученика, который не смотрел бы на герб со змеёй с неприязнью. А кто не любит Забини? Наследник, кто бы он ни был, подстроил мерзкую подлянку — напал на одного из самых неприятных и задиристых учеников. У Забини много неприятелей, и вычислить виновника невозможно. Ничего нельзя было сказать наверняка, потому что не было даже крошечной зацепки. Но в чём Гарри был абсолютно уверен, так это в том, что без Малфоев тут не обошлось. Дневник был у Люциуса, и неизвестно, как он смог передать его в Хогвартс. Гарри задумался. Мог ли Малфой-старший подбросить дневник кому-то другому? Ведь вышел же он тогда в Косой переулок с дневником Волдеморта подмышкой, почему и в этот раз не мог сделать так же? Кинул в котёл какой-нибудь школьницы, лишь бы избавиться от опасной улики. Нет. Гарри в это не верил. Люциус был расчётливым и мстительным, и вовсе не в его стиле разбрасываться такими ценными вещами без выгоды для себя. Он избавлялся от улики, подбросив дневник в котелок Джинни, чтобы подставить Артура Уизли. Убил двух зайцев одним выстрелом — это было умно. Значит, и в этот раз Малфой должен искать какую-то выгоду. Гарри устало откинулся назад и уставился в потолок. Отблеск пламени окрашивал его в оранжевый цвeт, и причудливые тени от каминной решётки походили на танцующих змей. Было ещё очень рано, и уютная тишина застыла в спящей башне. Это, как ни странно, отрезвляло и бодрило. А если Драко принёс дневник в школу? Эта мысль словно толкнула Гарри под локоть, вырывая его из блаженной дрёмы. Он никогда не рассматривал такую возможность. Малфой мог не использовать дневник, он мог передать его, просто хранить... Мало ли что он с ним делал. А потом дневник кто-то забрал и... И что? Стёр ему память? Хм. Этим можно было объяснить уверенность слизеринца в том, что Гарри ему ничего не сделает. Возможно, это даже имело смысл: если некто забрал у Мaлфoя дневник и наложил косой Обливиэйт, то тогда неудивительно, что Малфой таскался за «ненавистным Поттером». Ведь крошечная часть его знала, что Гарри невиновен, хоть логика и вопила об обратном. Наверно, Малфой просто не мог вытерпеть этих противоречий. Гарри едва не захлопал сам себе, так его поразила эта относительно складная версия. Новый вопрос чуть поумерил его пыл: кто мог наложить на Малфоя Обливиэйт? Это заклятие не проходят в школьной программе, поэтому это мог быть либо взрослый, либо кто-то очень одарённый. Да и Обливиэйт, хоть и дал слабину, был довольно точным, и Дрaкo потерял только воспоминания, связанные с дневником. Профессионал, который отчего-то дрогнул в последний момент? Возможно, он переживал за него? Возможно... Гарри вдруг осенило. Ну конечно! Кто связан с дневником, кто с лёгкой руки мог наложить Обливиэйт на школьника, и кто может переживать за мальчика? — Люциус, — выдохнул Гарри, с бесконечным презрением глядя в огонь. Тогда для волшебника всё складывалось невероятно удачно: от дневника избавились, воспоминания свидетелю стёрли, да ещё и подбросили Дамблдору огромную «змеиную проблему»... Малфой-старший мог не знать всех тонкостей владения дневником, и ничто не предвещало угрозы его собственному сыну. Это наверняка сделал он. Гарри стало безумно жаль Драко Малфоя. Он вспомнил его худенькую фигурку, сжавшуюся под напором голоса отца. Вспомнил шрам на щеке, ожог на спине, синяк на груди... Малфой всегда казался ему какой-то невероятно надменной фарфоровой куклoй, которая может разбиться от грубого обращения. И в прошлый раз его родители устроили целый судебный процесс из-за царапины на руке сына, но в этот... С Малфоем явно творилось что-то не то. Стремиться выпытать у Гарри его тайны, но в то же время врать собственному отцу о произошедшем в прошлом году? Мальчик свалил все странности на то, что память людей вокруг изменилась. Как будто кто-то так спешно крутанул время вспять, что их воспоминания не успели исчезнуть. Может, то, что они вспоминали в последний момент, осталось с ними? Гарри задумался над этим. Тогда понятно, почему миссис Уизли так беспокоилась за Фреда и Джорджа — внутри неё осталась уверенность, что с ними что-то случилось или случится. Возможно, и у Рона с Гермионой, и у всех остальных были какие-то обрывочные воспоминания. Нужно расспросить их, — решил Гарри, несказанно довольный собой. Мозаика собиралась, склеивалась, и белых пятен оставалось всё меньше. Малфой тогда был глубоко потерян в себе и запутан Волдемортом. Он вполне мог знать, что происходит с Поттером, мог вспоминать их первую встречу. Чувствовать вину. Может, поэтому он и не отстаёт от него? Потому что что-то от «прошлого Драко» ещё живёт в нём и противоречит всему, что он должен чувствовать? Гарри передёрнулся. Копаться в чужих чувствах было невыносимо тяжело. Печальный опыт с Чжоу подтверждал, что мальчик ничего не смыслит в этих тайных намёках и подоплёках. Он решил, что нужно непременно поделиться своими соображениями со Снейпом. Почему-то от мысли, что они с зельеваром будут вместе разбираться с этой проблемой, становилось почти уютно. Стоило ему об этом подумать, как дверь в гостиную распахнулась. На пороге возникли красные от бега Рон и Гермиона. Волосы девочки были взъерошены даже больше, чем обычно, а на щеке друга красовался отлежанный след. — Что-то случилось? — Гарри с ужасом наблюдал за тем, как Рон упирается руками в коленки и тяжело дышит. Гермиона, прислонившись к стене, устало разглядывала пустую гостиную. — А ты почему не спишь? — сипло спросила она. Гарри неопределённо промычал что-то, обеспокоенно разглядывая помятых друзей. Рон целенаправленно двинулся к дивану, по дороге впихивая ему в руки мантию-невидимку и отчаянно зевая. — Что произошло? — Гарри повернулся к Гермионе. Девочка выглядела обеспокоенной, и лихорадочный румянец не сходил с её щёк. Она тяжело опустилась в любимое крecлo. — Профессор Дамблдор и профессор МакГонагалл привели домовиков и начали колдовать. Пришлось убежать, потому что они двигались в нашу сторону. — Колдовать? — Весь коридор около туалета Миртл покрыли зеркалами. Пол, потолок, стены... В туалете будут дежурить домовики. Эльфы! — Гермиона вдруг так сильно сжала ручки крecлa, что её пальцы побелели. — Это просто верная смерть. — А неплохая идея. Они ведь могут аппарировать в стенах Хогвартса, — поймав возмущённый взгляд подруги, Гарри тут же спешно исправился. — Но это очень жестоко. — Я понимаю, правда. Но это... Ради общего блага нужно жертвовать чем-то, да? — неуверенно спросила Гермиона. Она уставилась в огонь, и глаза её словно остекленели. Гарри стало жутко, и он не придумал ничего другого, как утешающе похлопать подругу по плечу. Рон тихо сопел, Гермиона молчала, а связные мысли больше не лезли в голову. Они просидели так довольно долго. Когда ученики уже начали спускаться из своих спален и медленно брести в сторону Большого зала, троица тоже поднялась. Гарри посмотрел на хмурых и осунувшихся друзей и тяжело вздохнул. — Думаю, дежурства можно прекратить. Раз там домовики, — осторожно предложил он. Друзья странно на него покосились и синхронно кивнули. Мальчик улыбнулся и нарочито беспечно двинулся вперёд. На самом деле, его просто угнетало чувство, что он понапрасну мучает друзей. Одно дело — самому справляться с чувством беспокойства, другое дело — заставлять близких людей страдать. На завтраке Гарри так и не смог затолкать в себя ни кусочка. Странная апатия овладела им. Растерянно поковыряв овсянку, он выпил чашку какао и принялся рассматривать зал. Совсем скоро Хэллоуин, осталось чуть меньше месяца. Гарри представил себе целый пакет «кровавых» леденцов, парящие тыквы и стайки летучих мышей, но это не помогло ему взбодриться. Мальчик подпёр голову рукой и уставился в сторону, глядя куда-то мимо всех. Он бы не отказался подняться в башню, взять метлу, а потом летать, летать, летать... Но, как назло, была преотвратная погода: мелкий холодный дождь и серые облака, похожие на грязный налёт. Поттер поймал взгляд Малфоя и равнодушно отвернулся. Дамблдор говорил о чём-то с МакГонагалл, зато Снейп не сводил с Гарри глаз. Мальчик лишь рассеянно помахал ему, чем вызвал бурю негодования на лице профессора. Ещё бы, такое нахальство. На истории магии Рон просто заснул, прикрывшись учебником. Гарри с сожалением смотрел на него, не зная, как можно взбодрить друга. Растолкав Уизли, он предложил ему притвориться больными и сбежать с травологии, но потом Гермиона разбила их план в пух и прах: профессор Стебль и Хагрид отправились за каким-то невероятно важным растением в Запретный лес, поэтому травология будет заменена зельеварением. И не стоит даже надеяться, что Снейп поверит в сказочку про внезапные приступы прoстуды. Придётся ютиться в тёмном классе вместе с когтевранцами, пуффендуйцами и слизеринцами сразу. — Наверно, это будет лекция, — простонал Рон, обессиленно повисая на Гарри. — Лучше бы мы варили Бодрящие настои. Почему мы их не варим, а? — Рон, Бодрящие настои вызывают привыкание. Это как мощный кофеин, — серьёзно сказала Гермиона, приподняв палец вверх. — Их используют очень редко. И, в основном, в медицинских целях. — Я бы не отказался от целого котла, — прошептал Рон Гарри на ухо. Тому оставалось лишь страдальчески вздохнуть и, приобняв Рона за плечи, тащить его до подземелий. Уизли оказался прав — два часа школьники корпели над конспектами. Двойное зельеварение — настоящий ад, и Гарри окончательно уверился в этом. Даже то, что Снейп не цеплялся к каждому его вздоху, не сделало предмет понятней и интересней. Под конец лекции Гарри всё же задремал, подпирая голову рукой и рассеяно водя пером по пергаменту. От гнева профессора его спасла когтевранка Падма Патил: она чувствительно ткнула его между лопаток, когда нахмуренный Снейп приблизился к их с Роном парте. После урока Гарри смог выловить момент и сообщить зельевару о том, что у него есть относительно слаженная теория. — Теория? У вас? — хмыкнул Снейп, но всё же понимающе кивнул. Гарри отправился на Защиту к Люпину, решив заскочить к зельевару перед обедом. Но ни перед, ни после обеда ему это не удалось. Снейп пулей вылетел из кабинета, стоило Гарри постучать, и унёсся куда-то, даже не заметив его. Гриффиндорец минут пять рассеянно смотрел ему вслед, а потом неуверенно заглянул в класс. Ничего странного он там не обнаружил. Лишь на полу была рассыпана горстка пепла, а на столе лежало обугленное перо феникса. Видимо, какой-то другой курс тоже готовил Огнестойкое зелье. — Его не было? — спросила Гермиона, когда растерянный Гарри вернулся в башню. — Да нет, был. Он убежал, — это-то и было самым странным. Снейп спешил так, как будто произошло что-то ужасное, но ни на кого не напали, никто не видел Василиска... Гарри вспомнил про Лили, и его ладони вмиг вспотели. Может, Снейп побежал к ней? Нет, абсурд, не может же его мать быть в Хогвартсе. Или может? Есть ли у Снейпа и Дамблдора причины скрывать это от Гарри? У Дамблдора были причины скрывать от Гарри то, что он — крестраж, долгие годы. О чём тут говорить? Преисполненный решимостью всё разузнать, Гарри отправился к зельевару вечером. Хотя какое-то обречённое понимание, что ему всё равно достанутся лишь жалкие крупицы информации, засело глубоко внутри него. Кабинет Снейпа был как всегда мрачен. Профессор сидел за столом, устало прикрыв глаза руками, и тяжело дышал. Все свечи были погашены, и единственным источником света служил Омут Памяти, сияющий в углу. Гарри неуверенно приблизился к столу и тихо опустился на жёсткий стул. — Что случилось? — спросил он. Его голос пронёсся по кабинету, подобно звону: он заставил профессора вздрогнуть и оторвать сухие ладони от лица. — А, Поттер, — устало потянул Снейп, нечитаемым взглядом разглядывая мальчика перед собой. Он вдруг встрепенулся, как будто вспомнив, кто перед ним. Через мгновение это был уже привычный Снейп с прямой спиной, равнодушным выражением лица и презрительно поджатыми губами. Свечи вспыхнули, и Гарри пришлось зажмуриться — так ярко они засияли. — Итак, что там у вас за мысли были, — сухо приступил к делу Снейп. Он сложил руки на столе и пытливо уставился на гриффиндорца, словно пытаясь скрыть за активностью свою безмерную горечь, которой, кажется, был пропитан даже воздух. Гарри стойко принял его взгляд, чувствуя, как напрягаются мышцы, словно перед прыжком. Он глубоко вздохнул, постаравшись расслабиться, и рассказал всё, о чём думал этим хмурым утром. Снейп слушал внимательно, иногда двигая губами, как будто добавляя что-то про себя. Он хмурился и стискивал свои пальцы, иногда поглядывая на Омут Памяти. Гарри хотелось бы узнать, что там, в этой бело-голубой субстанции, но он понятия не имел, как можно до неё добраться. Когда он закончил, Снейп откинулся назад и как-то облегчённо проговорил: — Это имеет смысл. — Что именно? — Обливиэйт. Я говорил с Драко Малфоем, и он позволил проверить его воспоминания, — Снейп говорил об этом так легко, как будто сообщал Гарри новости о погоде. Гриффиндорец возмущённо на него уставился. — И вы не сказали мне? — Почему я должен был докладывать вам об этом? — профессор раздражённо на него взглянул и тут же отвернулся. Гарри почувствовал, как волна боли ударила его в грудь, но тут же отступила, сменившись равнодушием. И правда, почему? — Ладно. И что там, у него в голове? — Некоторые воспоминания стёрты, но он и не подозревает об этом. Я хотел увидеть ту двоякую сцену, о которой вы говорили. Что ж, возможно, то, что вы придумали, может оказаться правдой. — Малфой просто так позволил копаться у него в мыслях? — Гарри был очень удивлён этим фактом. Хотя, взглянув на профессора зельеварения, он впервые задумался, насколько близки эти двое. Возможно, Снейп является для Драко авторитетом, кем-то близким и родным. Он мог раскрыть перед ним свои мысли, особенно сейчас, когда ему угрожает опасность. — Мне — да, — Снейп наблюдал за лицом Гарри, словно ища в нём что-то. — Он постоянно наблюдает за вами. Это может стать чем-то серьёзным. Видимо, зельевар использовал легилименцию до того, как Драко затащил гриффиндорца в этот самый кабинет и устроил ему самый бестолковый допрос из всех, что Гарри когда-либо приходилось видеть. — Значит, я был прав? Люциус Малфой стёр ему память о дневнике, и теперь Драко не может понять, какое из его предположений верное? — Не думаю, что это был Люциус. Он, конечно, далёк от образа идеального отца, но о ком он по-настоящему заботится, так это о своём сыне. — Видел я эту заботу, — фыркнул Гарри, вспоминая, как грубо разговаривал Люциус с Драко. — Кошмар. — У него своеобразные методы воспитания, — терпеливо пояснял Снейп. — Но он и сам воспитывался так же. Ему нужен благородный отпрыск, с должными манерами и уважением к предкам. Малфои чтят свою чистую кровь. Ни мне, ни вам этого не понять. — Ну, ещё бы. Если он так заботится о своём сыночке, то почему Малфой ещё в замке? — Потому что нападение на Забини было списано на несчастный случай. Мать Блейза сейчас даже не в Англии, и мальчика никто не навестил, никто не поднял тревоги. До совета попечителей дошло лишь то, что один из слизеринцев пострадал, но всё под контролем директора. Всё хорошо. — Хорошо? Василиск может в любую минуту напасть, и мы не знаем, сумеем ли поймать его. Кто Наследник — неизвестно, где Дневник — тоже. Как тут может быть всё хорошо?! — Гарри почти закричал. Он вцепился руками в столешницу, гневно глядя на преподавателя. Гарри сам не понимал, почему не может держать себя в руках. Дневная апатия испарилась, испепелилась горячим огнём внутри него. Наверно, в этом был весь он, Гарри Поттер: желание защищать близких, желание биться и действовать... Гарри как никогда прежде почувствовал внутри себя настоящий гриффиндорский дух. Снейп, кажется, тоже уловил нечто, изменившееся в мальчике: его глаза опасно сузились, а ноздри раздулись. — Только не говорите, Поттер, что собираетесь самолично ловить Наследника? — тихо спросил он, подозрительно оглядывая гриффиндорца. Гарри тут же отпрянул, чувствуя, как лёгкий ветерок щекочет его волосы. Закрыв сознание, он самодовольно посмотрел на профессора. Снейп хмыкнул. — Моментальный блок. Очень хорошо. — Стараюсь. Но я всё же хочу узнать, что за планы у профессора Дамблдора. Вы должны знать. — Разве вы не видели второй этаж? Зеркальный коридор, как его теперь называют, может помочь обезопасить учеников. Дамблдор объявит новые правила безопасности, когда закончит расставлять домовиков на посты. — А если Василиск увидит своё отражение, он окаменеет? — спросил Гарри. Он помнил подобный случай в древнегреческих мифах: Медуза Горгона обращала людей в камень взглядом, но окаменела сама, когда увидела собственное отражение. — К сожалению, нет. Магия Василиска не распространяется на него самого. Когда-то давно жители одной деревни пытались уничтожить его таким способом, но ничего не вышло. И один учёный написал любопытное исследование о глазах Василиска. Кажется, они устроены совсем иначе, нежели у других пресмыкающихся. — Снейп посмотрел на Гарри и устало вздохнул. — Но вы ведь ничего не понимаете. — Неправда, — Гарри солгал. Ему было абсолютно всё равно, как устроены глаза Василиска. Мальчика волновало лишь то, как его можно убить. Но Снейп, как мастер зельеварения, наверно, находил эти исследования интересными. — Вам стоило бы знать об этом змее побольше, Поттер. — Зачем? Малфой и так подозревает меня, не стоит давать ему дополнительного повода, — отмахнулся Гарри. Он тут же прикусил язык, но обронённых слов было не вернуть. Свечи затрепетали, и косые тени пробежали по лицу профессора. — Откуда вы это знаете? — Снейп медленно подался вперёд, не отрывая взгляда от лица Поттера. — Вы говорили с ним? — Это ясно без слов, — уклончиво ответил Гарри, чувствуя, как щёки заливает румянец. Снейп ему не поверил: его хищное лицо стало ещё резче. Это внезапно начало раздражать. Гарри уже в который раз шёл к нему с самыми добрыми и тёплыми намерениями, но наталкивался лишь на раздражение и подозрение. Он вспомнил, как однажды Снейп даже обнял его в утешение, если можно было так назвать тот неловкий тычок носом в грудь, но это было так давно... Гарри уже устал уверять себя, что ему вовсе не хотелось быть ближе к этому человеку. Потому что в эти уговоры не верил даже он сам. — Он, и правда, очень много за вами наблюдает. И не может остановиться, — Снейп вдруг поднялся. Мальчик заметил, что это был излюбленный трюк профессора — неожиданно возвыситься над собеседником и глянуть на него так холодно и осуждающе, будто он виноват во всех смертных грехах. Но Поттер не попался на эту удочку и вцепился в странный обрывок фразы. — Не может остановиться? — Гарри поднял глаза на профессора. Тот нечитаемым взглядом смотрел на Омут Памяти. Он быстрым шагом подошёл к нему, на ходу выхватывая палочку. Подцепив ей бледное воспоминание, похожее на седой волос, Снейп медленно поднёс его к виску. Воспоминание сжалось в комок и исчезло, а Омут Памяти погас, превратившись в безжизненный кубок. — Вы хотите говорить только о Драко Малфое, мистер Поттер? — голос профессора был жёстким и сухим. Он стоял, повернувшись к мальчику спиной, и Гарри не видел выражения его лица. Несправедливый упрёк в этих словах задел Гарри. Как будто это он шпионит за Малфоем и пытается выведать его секреты. «О да, ты всего лишь влез в его спальню и незаконно забрался в его воспоминания. А ещё бродил за ним в мантии-невидимке» — уличил Гарри сам себя. Ему стало стыдно: кажется, он и правда думал о слизеринце слишком много. — Почему он не может? Вы что-то видели в его мыслях? — Гарри это очень беспокоило. Снейп сгорбился над Омутом Памяти, разглядывая нечто в его тёмных глубинах. Жаль, что Гарри никогда не узнает, что за воспоминания Снейп так бережёт. Может, это как-то связано с башней Астрономии? Что же там произошло? — Профессор? — Гарри показалось, что сейчас случится что-то ужасающее. Снейп никогда ещё не был таким с ним: таким надломленным, переживающим что-то горькое и болезненное. — Вы особенный мальчик, мистер Поттер, — тихо ответил Снейп. Он обернулся, равнодушно взглянув на Гарри. Его лицо походило на гипсовую маску, абсолютно безжизненную и холодную. — И ваши родители тоже были особенными. И Лили, и... Поттер, — профессор вернулся за свой стол и посмотрел Гарри прямо в глаза. — Сложно быть равнодушным к таким людям. Я видел, что зреет в мыслях Драко Малфоя, и я знаю, во что это может превратиться. Боюсь, он просто подсел на вашу способность влипать в неприятности, способность быть таким отвратительно оптимистичным и миролюбивым. — Вы говорите так, словно сами чувствовали нечто подобное, — осторожно предположил Гарри. Снейп холодно взглянул на него. — Нет, никогда, — сказал он, давая понять, что развивать эту тему не следует. Мальчик внимательно смотрел в лицо профессора, ища там подтверждение своим подозрениям. И он нашёл: на секунду чёрные глаза зельевара озарились каким-то паническим страхом. — Я заметил, что вы не даёте Малфою приблизиться ко мне. Или мне к нему. Почему? — Я забочусь о Драко. Общение с вами опасно для него. Вы поймёте это потом, позже. Когда подрастёте. — Подрасту. Как будто это что-то поменяет, — Поттер устало сжал пальцами виски. Они говорили уже так долго и почему-то постоянно сворачивали на новые дорожки, уводящие их от сути. Гарри уже порядком бесило то, что из каждой проблемы торчат малфоевские хоречьи ушки. Это очень и очень раздражало. Особенно то, что это становилось уже почти привычной нормой.