Белое золото

Персонажи: Дельфина, Довакин От автора: да, это тоже часть «Белого золота», ибо потому что. Значение аркана Луна: заблуждение, обман, недуги. Двуличие окружающих. Враги, тайные и явные. Потеря иллюзий. Повержен. Повержен Алдуин, Пожиратель Мира. Дельфина знала. Дельфина ждала спасителя, героя легенд, Довакина, с улыбкой. Драконы больше не угрожают Тамриэлю. Нет, не так: пока еще угрожают. Жив брат Алдуина, Партурнакс, но Дельфина прикажет Довакину – драконоборцу: убей, и он сделает это. Он выполняет приказы. Все ее приказы до мельчайших деталей. Седобородые, эти наивные нордские отшельники (как они могли довериться дракону?), проклянут последних Клинков и самого своего ученика, но неважно – драконы исчезнут из мира, навсегда исчезнут вместе с Партурнаксом. Алдуин мертв… или изгнан за пределы реальностей; туда, откуда нет возврата, и Дельфина просто поставит точку. Чужими руками. Что поделать, Клинки пока слабы. Зато силен драконоборец. Довакин. Дельфина ждала. Она пряталась в деревенских тавернах, иногда – на промерзшей земле в лесу, завернувшись в драный спальный мешок, она прислушивалась к вою волков. Раздутые животы лун нависали низко, багряно, в них вплеталось многоцветной лентой северное сияние. Дельфина боялась крылатой черной тени на фоне луны, но Алдуин повержен, Довакин – победитель, и драконы не возвращаются. Однажды ей пришлось перебить стаю снежных волков, огромных – по пояс в холке; Дельфина методично вспарывала поджарое брюхо, одно за другим, и заливала снег месивом внутренностей. Снег любит тепло. Скайримский снег жаден до свежей плоти, свежей смерти; Дельфина вспоминала сказания нордов о Совнгарде – быть мокрым от своей и чужой крови даже после смерти, вот сладкая участь. Волки скалились стынущими пастями, пока Дельфина обдирала шкуры. Шкуры она продала наутро толстой хозяйке ближайшей таверны с глупым названием «Жареный петух»; вместе с пригоршней золота отсыпали сплетен. Довакин вернулся. Довакин, герой Скайрима, кто не знает его? Всякий знает, всякий славит. Он помогает простым людям; спроси всюду – от мрачного закованного в камень Маркарта до пустынного льдистого Винтерхолда, - и ответят: как же! Тот парень! Он мне помог… Кому щит или меч найти, кому – долг вернуть. Ни от чего не отказывался. Истинный герой. Дельфина считала золотые монеты, хмурилась. Герою пора вернуться и служить ей. Партурнакс все еще жив, и что немногим лучше – жив Талмор; она скрывается, привыкла за тридцать лет, но его, герой или нет, могут убить. Не одолело черное пламя Алдуина – справится золотая талморская стрела. Дельфина думала о снежных волках с клыками в полпальца длиной и мокрым голым мясом под шкурами. Даже у драконов под каменной чешуей нежная плоть. Довакин! Герой! – плескалось в жестяных кружках, хмельным медом, оседало каплями на бородах и усах. Густым чесночно-мясным духом таверн, выкриками и липким потом плыло - спаситель! Герой! Довакин. В одной из таверн подсел к Дельфине огромный, как пещерный медведь, косматый норд, и долго рассказывал, как перебил храбрец-Довакин пауков в шахте, сначала пауков в рассказе была сотня, а после десятой кружки ядреного меда – десять тысяч. Норд захрапел лбом в тарелке с жареной рыбой, а Дельфина выскользнула прочь. В другой, рифтенской, свистяще восхваляла аргонианка – мол, вылечил от пристрастия к скууме, мол, поймал торговцев и навел порядок. Дельфина хмыкала: порядку в Рифтене не бывать, пока Гильдия Воров властвует, но чешуйчатая морда ящерицы лучилась искренним восхищением, и Дельфина кивала. В Маркарте эльф, выглядывая из-под чародейского капюшона, зачем-то рассказал, что Довакин «помог устроить ему личную жизнь»; пока Дельфина мысленно переводила с вычурного альтмерского на человеческий, эльф поклонился и сгинул. Дельфина плюнула вслед. Маг не был талморцем, плевка не заслуживал; Дельфина просто злилась. На Довакина. Довакин везде. Только к ней никак не возвращался, и словно бы ускользал от Дельфины. Стоило ей толкнуть ворота столицы или отогнать нахальную курицу в очередной деревеньке, как долетали вести – был здесь, был герой. И ушел. Довакин бежал от нее. Словно Дельфина страшнее Пожирателя Мира. Он должен вернуться, убеждала себя Дельфина, потому что Клинки и Драконорожденные – суть одно; Клинки древности хранили династию Септимов, а ее долг теперь – заботиться о новом Довакине. «Заботиться», конечно, неправильное слово. Все равно, что «заботиться» о снеге или дожде, о шторме или северном сиянии. Довакин – стихия, думала Дельфина, следуя по отметинам подвигов, словно по кровавому следу. Она все еще боялась: Талмор. У Талмора нюх не хуже. Он вернется, повторяла Дельфина, но опаздывала всякий раз, а победитель Алдуина, чье имя славили в каждой таверне и каждом доме, точно сам превратился в тень после путешествия в Совнгард. Попробуй, поймай… Вайтранский проповедник захлебнулся очередным «Талос всемогущ…» и повалился лицом вниз, по-лягушачьи дергая ногами и загребая ногтями камень. Девушка, которая несла подмышкой стреноженную курицу, завизжала, выронила курицу; визг смешался с кудахтаньем. Косматый норд крепко выругался. Кто-то над ухом Дельфины вздохнул: доболтался старина Хеймскр. Вопли «держи убийцу» потонули в панике. Ошалелая курица неслась, теряя белые в коричневую крапинку перья, на Дельфину, и та на ходу свернула шею ни в чем не повинной птице. - Заткнись, - сказала Дельфина, сунув тушку по-прежнему заламывающей руки девице. – Или будешь следующей. Она растолкала и зевак, и стражников. Стражники носились кругами, немногим отличались от стаи всполохнутых кур, а Дельфине удалось подобраться к мертвому жрецу. Он выгнулся в нелепой позе, чуть задрав зад, словно мучился коликами в животе. Тощие ноги торчали из желтого балахона. На пятке у Хеймскра цвел сизоватый грибок. Дельфина поморщилась: с каких пор среди заповедей Талоса появился запрет мыться? Она перевернула труп лицом вверх. Мертвец таращился выпученными глазами, напомнившими Дельфине переваренные яйца в кастрюле. Она тронула: так и есть. Вареный белок. Еще дымились волосы и дрябло отставала под прикосновением кожа, отслаивалась розовым, оголяла коричневое мясо, покрытое студнем сукровицы. Черный язык вывалился изо рта, к губам прилип щебень. - Его убили молнией, - наконец, сказала Дельфина. Над ее ухом сопели сквозь стальной шлем. Дельфину это раздражало. Она сомневалась, что поможет расследованию: некому помогать, некоторые не узнают и курицу, даже если закудахчет и обгадит с насеста. – Убийца – могущественный маг. Который, к тому же, неплохо умеет прятаться. Дельфина оглядела площадь Ветреного Района. Обновленный (спасибо Довакину!) Златолист раскидывал розовые ветви, от храма Кинарет курилось сладко пахнущее облако благовоний. Поодаль журчала вода рукотворного ручья. Испуганные зеваки и стражники портили идиллическую картину. Спрятаться здесь было нелегко, но возможно. Дельфина предполагала, кто сумел бы спрятаться посреди площади… «О боги, но почему?» Она оставила отчитавшего последнюю проповедь жреца Талоса, и двинулась к Златолисту, наклонилась, чтобы поднять проткнутый зазубренной стрелой золотистый цветок. Стрела древних нордов, прямиком из драугрской крипты. И «язык дракона». Хрупкий цветок. Его чуть не раздавил толстяк в ламеллярной броне, но отпрянул кроликом под взглядом Дельфины. Дельфина улыбнулась. Какой-то молодой стражник бежал за ней, моля помочь «разобраться в даэдровом дельце», но Дельфина покачала головой. Она дождалась. Оставалось получить ответы. Дельфина нашла его с той же легкостью, с какой хрупают устричной ракушкой, с какой кусают яблоко или открывают бутыль неплотно запечатанного меда. Он не прятался: сидел, чуть сутулясь, на крыше Драконьего Предела. Там, где однажды – нет, дважды, подвиги прошлого по колено Герою, - поймали живьем дракона. Там, где если верить россказням, он сам оседлал брата по крови, поскольку тот признал силу смертного. За его спиной колыхалось полуночной россыпью звезд небо. На плечах устроились Массер и Секунда, обе жирные, разъевшиеся, тяжелые для узких плеч; он вообще был утонченным, с фигурой сиродильской придворной дамы. Когда Дельфина впервые увидела его в облезлой ривервудской таверне, чуть не убила, но удержала руку с кинжалом. В отличие от хохота. В тощей груди – Голос? В тонких, почти куриных, костях – древняя Сила? Тайбер Септим, по крайней мере, был нордом – наверняка, мощным, как двемерские центурионы; воином со вздутыми мускулами, двуручным мечом и тяжелой нижней челюстью. Но Дельфина поверила, когда услышала Крик, когда глотал приоткрытым ртом драконью душу – он прокусил губу, и капли ползли по подбородку, сияя невыносимо, рыже-лазорево; Дельфина отвернулась, а он все пил и пил тощим телом исполинскую драконью сущность. Драконорожденные алчны, как оголодавшие вампиры. Вампир способен прервать трапезу, Довакин – никогда. Сейчас свесил длинные тощие ноги и болтал ими. Правый сапог почти сполз – того гляди, сорвется, плюхнется прямо на площадь Вайтрана. Может быть туда, где еще не впиталась в камень и не оттерли кровь проповедника. Дыхание струилось паром. Ночь выдалась морозной и хрусткой, пар – всего лишь тепло, но Дельфина подумала об огненном дыхании. - Довакин, - сказала она. Он пожал плечами. Дельфина заметила желтые цветы – «язык дракона», конечно же, - в темных волосах. Довакин был эстетом. Странно, ее это успокаивало – по крайней мере, не полностью дракон, что-то взял от своей «смертной» расы. Дельфина подошла ближе. На нее щербато уставились луны. Бледно-золотистое лицо Довакина было третьей луной формы перевернутого треугольника. С последней их встречи он еще больше похудел и дрожал от холода. Его хотелось завернуть в медвежью шубу, напоить горячим медом и накормить похлебкой из хоркера пожирнее; впрочем, материнский инстинкт Дельфины затух там же, где и появился. - Это ты убил Хеймскра. Она подразумевала: ты убегал от меня. - Я требую объяснений. Почему ты прятался от меня. Дельфина сложила руки на груди, возвышаясь над сидящим – редкий момент, когда она была не только физически сильнее, то и выше ростом. - Надоел своими проповедями. Изо дня в день одно и то же, сколь ни проходи мимо, все болтал и болтал, - когда Довакин не Кричал, голос у него был золотой нитью, узором-шитьем на темной ткани. Дельфину каждый раз подкидывало, словно лисицу от запаха псины. Довакин был насмешкой над легендами нордов. Довакин был высшим эльфом, альтмером, золотокожим, золотоглазым, говорил со вкрадчивым саммерсетским – алинорским даже, - акцентом; а еще – магом. Он сшибал драконов молниями и призывал дремора сдирать чешую и выколупывать кости, поскольку сам не хотел пачкаться в пахнущей жженой серой крови. Дельфина чуть не прирезала его в Ривервуде, приняв за талморского агента – дважды, второй раз, когда вернулся из посольства в плаще с капюшоном, оживший кошмар Клинков. Ее ладонь сводила судорога: вцепиться в меч, рвать врага в клочья. Или убегать. Потом он снял «маскировку» - талморский плащ, переоделся в свои сизые магические тряпки, и Дельфина немного успокоилась. Драконорожденный – всегда драконорожденный, даже если семи футов роста и при том с острыми ушами, а самый легкий одноручник слишком тяжел для паучьи-гибких пальцев. - Полагаю, Вайтран поблагодарит меня за услугу, - продолжил Довакин. Дельфина перебила его: - Довольно. Меня не касается, я не стражник. Я велела тебе явиться ко мне или Эсберну после того, как вернешься из Совнгарда... - Я был у Эсберна. Вернее, Эсберн встретил меня на Высоком Хроттгаре. Седобородые выставили его на метель, но он дождался. - И? - Ты знаешь, что он мне поручил, Дельфина. Довакин ссутулился еще сильнее, словно луны навалились всем каменным весом, а Дельфине вновь померещился силуэт дракона на фоне Секунды. Но к чему искать драконов в небе, если они на расстоянии короткого меча-бастарда? - И? – повторила она, ожидая: отказ или согласие. Да-нет. Возможно, ей все-таки придется убить его, Довакина, и в тот момент лучше всего думать: я убиваю альтмера. Это ей никогда не надоедало, верно? - Партурнакс учит меня новым Крикам. Пока он полезен, но я не отказывался, - сказал Довакин. В его глазах звезды почти не отражались. Тонули, как… мухи в меду. В желто-черном вересковом меду Рифтена. Дельфина не выдержала: - Поэтому ты убегал от меня? - Нет. Он вскочил, стряхивая обнаглевшие луны, и подхватил Дельфину за талию. Ладони оказались ледяными, как метель в Винтерхолде; она вздрогнула, и попыталась вырваться. В следующее мгновение Довакин и Дельфина уже падали на площадь с высоты Драконьего Предела. Нет. Не падали. Парили. - Заклинание левитации, - пояснил Довакин. Дельфина выдохнула сквозь сжатые зубы. Она знала это заклинание. В конце концов, она была бретонкой… и в каком-то смысле, родственницей в том числе высших эльфов. «Но откуда…» - Коллегия предпочитает некромантию скромной Школе Изменения, это верно. Но я не родился в Скайриме, знаю пару непопулярных здесь трюков. Как бы я доставал драконов, пока не выучил Драконобой? Молниями их зацепить нелегко. Мягкие сапоги спружинили о брусчатку. Подбитые железом дельфинины откликнулись звонким «клац». Довакин выбрал площадь Ветреного Района, подле статуи и алтаря Талоса, место смерти злосчастного проповедника, который заменял прославлением Девятого Бога банные дни. - Что это за шутки? – Дельфина высвободилась из «объятий» альтмера. - Шутки? Я так и не полюбил их. Я не научился шутить. У альтмеров плохо с чувством юмора, тебе придется простить и мою излишне серьезно-надменную расу, и меня лично. Увы, мы не властны над собственной природой… - Замолчи. Говори по делу. Что происходит? Теперь луны оказались позади Дельфины, а Довакин – близко; она чуяла его сладковатое дыхание. Пахло травами и кровью. Кровью - совсем чуть-чуть. - Момент истины, вероятно. Для меня он случился в Башне возле Вайтрана, когда я давился первой душой. Довакин потер острый подбородок. В узких, как у хищника, зрачках отражались луны: - Я чуть не вспорол себе брюхо, чтобы избавиться от боли. Одновременно кончил в штаны. Извини за такие подробности. - Говори яснее, Довакин. Он сел на край постамента. Казалось, будто Талос проткнул его мечом. Потом Довакин облокотился на меч Девятого Бога, запрещенного в Империи, но по-прежнему могущественного в Скайриме, и кивнул: - Все дело в нем. Дельфина поняла. На самом деле, поняла раньше – почуяла; кинжал умнее. Следовало перерезать тощую глотку в Ривервуде. И позволить Алдуину сожрать мир? - Талмор, - сказала Дельфина. Алдуин или Талмор. Дракон с одной или тысячами голов. Что ж, она выбрала – когда не убила Довакина: - Когда к тебе вваливается высокий эльф и говорит, что он собирается защищать нордов… хорошо, весь Тамриэль, но начиная с нордских деревень, соломенных крыш и курятников, звучит немного странно. Довакин тронул цветок в волосах, смял в ладони, ободрал лепестки, а затем и нежно-зеленый стебель. И лепестки, и стебель легли к ногам – кажется, прилипли к пятну неоттертой крови Хеймскра. Дельфина села рядом: - Когда они завербовали тебя? В Хелгене? Я проверяла: казнить тебя собирались по-настоящему. Если бы Алдуин опоздал… - …то моя голова выкатилась бы из перевернутой корзины. Прокопченная огнем, наверное, - невозмутимо закончил Довакин. Он коснулся ее лица – нежные пальцы, привыкшие к перчаткам и невесомым заклинаниям. Дельфина отдернулась. - Талмор не вербовал меня, - вздохнул Довакин с золотыми глазами, с лунами в зрачках. – Талмор создал меня. Дельфина издала глупый лягушачий звук: открыла и закрыла рот, шлепнула губами. - Какого даэдра лысого это значит, предатель? Еще не поздно, подумала она. Талмор убивает Клинков, но взаимно, герой выполнил миссию. Больше не нужен. Нежные пальцы пережали ее запястье, стоило потянуться к рукояти; на реакцию эльфы и маги не жалуются. Хрупнуло. - Я все расскажу. Не хотел, но придется, - улыбка Довакина была печальной, как раздавленный цветок. Он притянул ее к себе, прикасаясь губами к уху. Взгляни кто издалека – принял бы за сумасбродную парочку, выбравшую странное место для свиданий, не храм Мары, но святилище Талоса. - Тебе не казалось странным: альтмер спрашивает «что такое Талмор»? Тебе не казалось странным, что взрослый задает глупые вопросы о войне, и ориентируется в окружающем мире не лучше младенца? «Именно поэтому я и не уничтожила тебя на пороге «Спящего великана», - подумала Дельфина. Довакин прижимал ее, дыша горячо и почти страстно, в растрепанных волосах путались остатки цветов. - Казалось, - ответила Дельфина. - Я не человек, не мер и даже не Драконорожденный. Я… - острый подбородок вздернулся вверх, зубы блестели. – Третья луна, если угодно. Кхаджитам хватило пропавших и вернувшихся Массера и Секунды, но Талмор могуществен в магии. Найдет ключ к нордам тоже. И даже к бретонцам. Дельфина дернулась. - Что ты такое? - Правильный вопрос, - Довакин рассмеялся. – Не «кто». «Что». Все началось двести лет назад с Кризиса Обливиона и Чемпиона Сиродила, который принес записи некой Релмины с Дрожащих Островов… звучит как безумие. Это и есть безумие. Дрожащие Острова – царство Безумного Бога Шеогората. Но Талмор не отказывается и от помощи сумасшедших. «Талмор». Дельфине следовало догадаться. Слишком гладко все прошло, слишком не замечали ее в ривервудской таверне, да и Эсберна не трогали. Вряд ли они были искуснее тех Клинков, чьи головы выкатились из золоченой повозки к ногам императора. - Ты знаешь, что такое атронахи? Знаешь. Ты бретонка, вы соображаете в магии. Талмор создал атронахов из плоти, по записям этой Релмины. Всех по паре – мужчину и женщину. Нордов. Редгардов. Бретонцев. Даже аргониан и кхаджитов, и все они ждали своей очереди, но конечно, я был первым. Потому что я… лучший, наверное? Идеальный образец расы альтмеров, – последнее протянул с невыносимым алинорским акцентом, будто передразнивая кого-то. - Даэдра забери талморцев… - проговорила Дельфина и сплюнула – в тот же зачарованный круг с пятнами крови и лепестками. Довакин пожал плечами: - Легендарный Маннимарко не был талморцем, но зато именно его работы помогли добыть осколки души Драконорожденных и поместить в атронахов. - Некромантия, - Дельфина вцепилась в запястье Довакина, но под золотистой тонкой кожей послушно бился пульс. - Нет, - он высвободился. – Не совсем. Я живой. Из плоти и крови… о да, из плоти. Искусственная тварь. Рукотворный Драконорожденный. Герой-подделка, если угодно. Без памяти, истории, и… Он уронил голову на ладони, весь сжался – семифутовый альтмер сделался не крупнее котенка-кхаджита. Дельфину немного тошнило от путаницы мыслей и отвращения, но она пересилила себя: провела по темным волосам. - Но зачем все это? - Уничтожить бога людей, конечно. Талмор предвидел возвращение Алдуина, а еще понимал, что нельзя просто запретить поклоняться Талосу и тем ликвидировать культ. Природа не терпит пустоты, но ирония в том, что место Талоса займет воплощенная пустота. Довакин оттолкнул ее руку и снова выпрямился во весь рост. Он пытался закрыть собой железное изваяние. А потом толкнул носком сапога алтарь. - Тогда в посольстве… - Эленвен ничего не знает. Не ее уровень. Я сам выяснил случайно… Дельфина не хотела спрашивать «как», но Довакин продолжил: - …когда дрался с этим чокнутым Анкано. Анкано знал, но Анкано мертв. Или… освободился? Ушел к предкам? Они, настоящие эльфы, мечтают уничтожить цепи человечности, и стать бесплотными призраками в Этериусе. Не спрашивай меня, почему. Я всего лишь кусок мяса. И ваш будущий Девятый бог. Дельфина завизжала. До рези в горле; вопль рассыпался по Вайтрану, вспугнул птиц и вдали уже гремели доспехами сонные стражники. Она успела выхватить меч, резануть вдоль плеча Довакина – метила в сердце, бьющееся сердце мертвеца. - Сдохни, тварь! Довакин откинул ее собственным Криком. Дельфина перекувырнулась в воздухе, тяжело плюхнулась недалеко от скамейки. Где-то в вышине плыли ветви древа Кинарет и обе луны. Кхаджитам хватило лун. Для нордов и остальных у Талмора свой сюрприз. Будь он проклят. Довакин стоял поодаль, сжимая кулаки. На костяшках сгибах мерцали всполохи молний, и Дельфина вспомнила о вареных глазах Хеймскра и сероватой скукоженной мертвечине. «Я следующая?» - Ты полагаешь, я хочу этого? Я – никто, атронах из плоти с чужой душой. Если я сдохну, мое место займут другие, а может быть, просто поднимут мое… тело. Я остановил Алдуина, но план Талмора не остановить. Я думал, ты поможешь мне, - сказал Довакин. – Я думал… а, катитесь вы в Обливион, героические Клинки. Вы способны только выдавать дурацкие приказы и поджимать злокрысьи хвосты в помойной яме. Дельфина оперлась на локти, пытаясь подняться. Болел почему-то живот и спина, пониже спины – тоже; в голове ватно откликались звуки, и плыли молочными дорожками Массер с Секундой. Она боролась с муторью, а затем прохрипела: - Стой. Довакин уже уходил, но развернулся. - Да? - Говори всем. Не людям. Талморцам. Среди них не все психи. Я знаю. Большинство вменяемо. Если ты расскажешь, они… Довакин молчал. Скривился. Потом улыбнулся. - Ондолемар. Он слишком ценит жизнь, чтобы добровольно стать призраком, - и метнулся к Дельфине, опустился на колени. Искры погасли, и все-таки она опешила, когда Довакин прикоснулся сухими тонкими губами к ее щеке: - Спасибо, Дельфина. Но Партурнакса я все же не стану убивать.