Люк

С того злополучного дня прошло несколько месяцев. Выжившие на войне мужчины вернулись к своим семьям, никому из них не было дела до дракона, несмотря на поруганную честь их детей и жён. Даже странно. На время забросив тренировки из-за повреждений, о которых стыдно было говорить, Люк начал многое замечать, что раньше ускользало от его взора. Он никак не мог понять, всегда ли всё так было. Две золотые монетки, что юноша тогда унёс в так и не разжатом кулаке, лежали на старом деревянном столе, посеревшем от времени, напоминая о драконе. Успокоившись, Люк смог понять свою вину и глупость, потому ярость по отношению к легендарному зверю слегка унялась. Обдумав всё хорошенько, юный воин решил раз и навсегда избавиться от гнетущих его разум вопросов, получив на них ответы, которые хранились у необычного дракона, что мог обращаться в человека. Люк до сих пор не верил, что это действительно был дракон, а не могущественный колдун, овладевший таинственной пугающей магией. Юноша пытался выяснить у матери, что к чему, но она молчала, а после каждого нового вопроса её лицо выражало такую вину и скорбь, что Люк больше не в силах был мучить женщину. Скрытый длинным льняным плащом с капюшоном, одинокий воин покинул деревню. Дорога до пещеры не заняла много времени. Путник стоял у входа, и как в прошлое посещение этого заклятого места, дул ветер, колыхая полы тряпичного плаща. Уютное тепло пещеры манило, а леденящие душу воспоминания отвращали. Собрав всю свою волю, Люк таки решился войти. Фарис пил чай с печеньем за маленьким столом. Увидев гостя, мужчина поставил чашку на блюдце и аккуратно стряхнул крошки с пальцев. Юноше на мгновение показалось, что он увидел недоумение на лице колдуна, но видение быстро исчезло. Не отводя взгляда от безоружного воина, Фарис подошёл к нему. — Почему ты вернулся? — всё также спокойно спросил он. — …Пришёл вернуть, — не сразу ответил Люк, показав из-под плаща ладонь с монетами. Замахнувшись, он кинул их к груде остальных. Юноша прятал своё лицо за капюшоном и отчаянно старался не поддаваться эмоциям. Страх и волнение сбивали дыхание, непонятное тяготящее чувство щемило грудь, словно бы то была вина, но ведь он ни в чём не виноват. Да и был бы виноват, своё наказание получил уже сполна. — Только ради этого? Уверенность Фариса в том, что есть ещё причина, пугала. Люк нервно усмехнулся своей глупости: пробраться в логово ужасного дракона, дабы вернуть жалкие монетки. Смешно же. Кому такое могло только в голову прийти? — Нет, — признался юноша, снимая капюшон и открывая лицо. — Я хотел узнать правду, — Люк шагнул в сторону Фариса, а тот отступил, не позволяя слишком приблизиться. — Так сильно изменил своё отношение, узнав, что я твой сын? — с горечью в голосе произнёс Люк. У него никогда не было отца. Ни один мужчина не воспитывал его. С тоской всегда глядел он на других детей, радостно выкрикивающих: «Папа!». Нет, он вовсе не воспринимал Фариса, как родителя. Почему-то была неприятна реакция мужчины. — Извини, но я не испытываю к тебе отцовских чувств. Для меня ты всего лишь юноша, пришедший в мою обитель. К тому же в сто восемь лет рановато становиться отцом, — как ни в чём не бывало поведал Фарис. Юный воин постарался не акцентировать внимание на возрасте: люди столько не живут, сколько длится молодость у драконов. — Мне просто лучше держаться от тебя поодаль, — смотря в сторону, ответил мужчина. — Так что за правда, которую ты хотел узнать? — Ладно, — не стал спорить юноша. — Что за обряд выдумали девушки? — начал с менее интересующего вопроса Люк. — Девушки? — переспросил Фарис, еле сдержав удивление. — Я всегда думал, что решение принял старейшина, желая благополучия деревне. Всё началось с того, что любопытная красавица забрела в мой дом, и я не сдержал порыв. Впервые тогда меня кто-то хотел, я не мог отказать. Та женщина, Лукка, была моей первой. В виду моей неопытности, как видно, на свет родился ты. К несчастью или к радости, я о тебе ничего не знал. — Я и не знал о решении, — грустно сообщил Люк. — Теперь понятно, почему никто кроме меня не возмущался… — совсем приуныл парень. Необходимость задавать второй вопрос отпадал по мере размышлений юноши. К его семье всегда относились предвзято, потому как мать растила его одна, а сам Люк был слишком необычен для деревенских: весьма способен и экзотически красив, что вызывало зависть и настороженность. А теперь ещё и противостояние дракону, который, оказывается, был благодетелем и покровителем деревни. — Это всё, что ты хотел? — Я… — Люк понуро опустил голову и посмотрел куда-то в сторону, лишь бы не видеть одеяния мага даже краем глаза. Возвращаться в деревню совсем не хотелось: за время лечения и покоя, воин понял, насколько одинок. Никому, кроме матери, не нужный, тихо ненавидимый всеми. Зачем? — Если честно, у меня не только неприятные воспоминания остались от нашей встречи, — озвучил свои мысли вслух юноша. За время одиночества он принял факт, что сладкий дурман ему был приятен. — Мы можем попробовать ещё раз? — краснея, попросил Люк. Ему так хотелось сейчас забыться, чтобы ничего не беспокоило хотя бы немного: тренировки больше не помогали избавиться от мыслей. В подтверждение своих намерений юноша вплотную подошёл к Фарису, собираясь его поцеловать, а мужчина вместо того, чтобы ответить, отпрыгнул недалеко назад и обратился в дракона. — Можно как-нибудь без этого? — безрадостно проговорил воин. В этот раз он рассчитывал на более мягкие утехи, а вот вновь со зверем спать побаивался. — Невозможно, — несколько виновато прорычал ящер. — Стоит мне испытать хоть что-либо, как я превращаюсь в дракона. Сохранять человеческий облик могу только в состоянии покоя души. — Так я был прав, ты не дракон! — воскликнул юноша, восхищённый собственной догадкой, пусть и не до конца верной. — Нет, дракон. Моя мать была — дракон. Она выносила меня, родила и воспитала, но… — Фарису взгрустнулось от воспоминания прошлого, — как видишь, я отличаюсь от своих собратьев. Мало того, что после определённого возраста я стал превращаться в человека, так ещё и мой запах отвращает представителей моей расы и привлекает людей, — Фарис случайно ответил на незаданный Люком вопрос. — Тогда, получается, от моего запаха люди меня сторонятся, — припомнил юноша поведение деревенских. — А что насчёт драконов? — посмотрел он в янтарные глаза друга. — Не знаю, — Фарис приблизился к лицу молодого воина и, понежившись о его щёку своей, добавил: — Но меня твой запах сводит с ума. Потому я и старался оставаться в стороне, — Люк обнял одной рукой голову зверя, ободряя его. Сладковатый запах из пасти ящера доносился до юноши, который от него млел, прикрыв глаза, забывая проблемы. — Я боюсь, что вновь поддамся безумию. — Тогда на этот раз позволь мне руководить, — уверенно, но томно предложил воин, отстранившись, дабы посмотреть зверю в глаза. Скинув плащ, Люк стал снимать остальную одежду. Руки дрожали, не слушались, но юноша упорно расстёгивал пуговицу за пуговицей и развязывал узлы. — Будь добр, сядь, чтобы мне было удобно, — попросил Люк. Фарис послушно сел, раздвинув лапы. Он не торопился, терпеливо ждал указаний молодого неопытного любовника. Сдерживая волнения, юный воин, вопреки ожиданиям дракона, встал на колени перед ним, а не взобрался верхом. Двумя руками обхватив его член в длину, Люк сделал пару неуверенных движений и остановился, почувствовав, как вздрогнул огромный для человека детородный орган. Юноше казалось, что тот уже был твёрдым, когда он только его коснулся, но оказалось, что то был не предел. Касаться натянутой эластичной кожи ствола было на удивление приятно. Из любопытства Люк её лизнул, затем ещё раз и ещё, скользя всё выше, оставляя языком скользкую дорожку. Стоило юноше обхватить головку влажными губами, как дракон рыкнул и тяжело выдохнул. Вертикальные зрачки зверя были существенно расширены от получаемого наслаждения. Но Фарис был не единственным, кто получал удовольствие. Любая мелочь, любое действие, даже некогда отвратное, казалось сущим блаженством, стоило только вдохнуть запах дракона. Терпеть больше не было сил. Люк жаждал почувствовать ту райскую боль и услаждающую тело агонию, когда он и ящер сливались воедино, но Фарис вновь не позволил свершиться непоправимому. Наклонившись, дракон пригрозил воину рогами и начал смазывать слюной член. Затем грозно и озабоченно глянул на Люка, приказывая молча. Юноша без труда понял, что от него желают. Стоя на карачках, он повернулся спиной к зверю, позволив ему длинным скользким языком размять себя изнутри. Забывшись, Люк начал подмахивать в такт ловким движениям языка, проникающего неглубоко, но всегда задевающего простату. Когда Фарис вытащил язык, юноша протестующее замычал, но лишённый одного инструмента, дарующего невероятное блаженство, он вспомнил про другой, а также про своё желание. Пошатываясь, воин встал и приблизился к ящеру, глухо порыкивающему при каждом выдохе. Упершись ступнями в бёдра дракона, Люк медленно опустился на его член, стиснув зубы, почувствовав, как тот начинает заполнять его внутри. На это раз риск быть порванным был невелик — юноша сам регулировал глубину проникновения. Быстро двигаться он не мог — ещё не приноровился, — поэтому неспешно садился и плавно поднимался, каждой частичкой тела ощущая близость со зверем, которого когда-то до смерти ненавидел. А что теперь? Он в него влюблён? Да. Но только в этот момент, когда рассудок помутнялся в изнеможающей тело и дух истоме. Привыкнув к неудобной позе, игнорируя нарастающую от напряжения боль в ногах, Люк двигался с каждым движением всё быстрее, стремясь скорее достигнуть пика. Быстрее и глубже, насколько мог. От до умопомрачения приятной муки и переизбытка чувств кружилась голова, из глаз текли слёзы, а по подбородку сползала слюна, которую никто не заметил, полностью отдавшись на волю ощущениям. Первым кончил Фарис, а Люк последовал за ним уже из-за ощущения заполняющего его внутри семени. Кое-как встав, воин опустился на золотую кровать — просто упал от бессилия. Дракон, чьи чувства ещё в душе не унялись, лёг рядом, глядя на юношу. Так они оба и уснули.

* * *

Люк больше не вернулся в деревню. Рождённый изгоем, он нашёл своё счастье с отцом-драконом, находясь с ним вовсе не в тех семейных узах. То же счастье обрёл и Фарис, нашедший своё место в этом мире. Девушки всё также приходили совершать обряд, но повзрослевший воин к ним не ревновал — никто не вызывал у любимого дракона ту животную страсть, что Фарис испытывал к нему, к нему одному. Пусть их отношения начались с вражды и ненависти, встреча их была предрешена самой судьбой, связавшей души красной нитью.