Fever ray

      Эх! Красота, красота! Созданная для сердец, она стала тщеславной игрушкой плоти. Плохо, если восприятие её идёт от скучного бухгалтера-разума, а не от всеведущего сердца, обмануть которое гораздо сложнее. Д. Емец.       Тебе вообще очень повезло, что ты – мой сын! Будь ты чей-то ещё, тебя давно уже убили бы… Эйприл Марджера.

      Эйприл готовила кофе на кухне, стараясь, чтобы руки не слишком дрожали. Первый шок давно уже прошёл, но последствия пережитого стресса сказывались. А ведь, казалось бы, с таким-то сыночком её уже ничто в мире не способно вывести из себя. Бэм мог довести до белого каления даже действующего чемпиона мира по самообладанию, если бы такой был. Но сейчас в потере нервных клеток Эйп был виноват вовсе не его выходки, а его состояние. Бэм был тише воды, ниже травы уже с неделю. Забросил все свои любимые развлечения, которые Эйприл, признаться, не одобряла, и не выходил из своей комнаты. Но лучше бы он, как раньше, заключал нелепые пари, устраивал пьяные оргии, приводил домой толпы какого-то сброда, пусть даже сровнял этот самый дом с землёй, лишь бы не видеть его таким, как сейчас: подавленным, растерянным, сдувшимся, как шарик, из которого выпустили весь воздух, словом, совсем убитым… Как же непривычно и больно видеть его таким! И самое невыносимое, что она ничего не может для него сделать! Материнское сердце Эйприл каждый раз обливалось кровавыми слезами при мысли о её бедном маленьком мальчике.       К слову, мальчику было уже за 30, и он успел стать популярным скейтером и шоуменом, заработать на этом кучу денег, проссать значительную часть из них в казино и прочих увеселительных заведениях, жениться, развестись и потерять самого близкого друга. Именно это последнее событие и выбило почву из-под тренированных ног Бэма. Его всегда, с самого детства, окружало множество народу: семья, друзья, фанаты и прочий разномастный люд, среди которых он был заводилой. Добряк Фил пытался обуздать взрывной характер сына, но он был слишком мягкотел (во всех смыслах этого слова), чтобы сделать это. Эйприл же вообще не отходила от мальчика ни на шаг, закрывала глаза на все его проделки. Она обожала его. Когда она гуляла в парке с коляской, прохожие часто замечали: «До чего же хорошенькая у вас девочка!», и Эйп была свято уверена: Бэм – маленький ангел. И действительно, ребёнком он был просто очаровательным: курносое голубоглазое личико, в обрамлении тёмных кудрей могло умилить кого угодно… ровно до той поры, пока «ангелочек» не показывал зубки. Не проходило и дня, чтобы Фила не вызвали в школу. Вместо него всегда ходила Эйприл, молча выслушивала, глотая слёзы, кипящую негодованием учительницу, обвинявшую женщину в том, что она произвела на свет исчадие ада, и, чуть ли не стоя на коленях, умоляла директора простить её непутёвого сыночка. Эйп всё стоически терпела: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Когда же Бэма, наконец, выперли из школы, она всё же настояла на том, чтобы он получил образование. В свободное от проделок время, сорванец любил погонять на скейте со своими друзьями-оболтусами, и это у него неплохо получалось. К тому же, помогало избавиться от наследства Фила – подростком Бэм был довольно упитанным.       Но время шло, и постоянные тренировки сделали своё дело - Бэм из прыщавого толстого нескладного юнца превратился в стройного и очень привлекательного парня. Вместе с ним росли и масштабы его выходок. Это были уже не те невинные детские шалости, от которых у классной Бэма волосы вставали дыбом. Это было уже что-то качественно новое. Дело доходило до откровенного членовредительства (как в прямом, так и в переносном смысле слова) и даже незаконных действий. Стычки с копами стали привычным делом, а почтовый ящик ломился от штрафов, квитанций и прочих важных бумажек, которым не было числа. За все его выходки перед законом отвечал отец, он же и платил, а страдала мать. Бэму же ни до чего не было дела. Ему было ровным счётом наплевать, что Фила могли выгнать с работы, а Эйп седеет раньше времени. Он жил лишь для себя, так, как он привык с детства. Он окружил себя свитой, которая чихнуть без его ведома не могла. Бэм будто жил в своём собственном, выдуманном им самим для себя же мире, по своим правилам и законам. Словно весь мир – съемочная площадка, а он главный актёр, сценарист и режиссёр в одном грёбаном лице. Он был Питером Пеном, вечным ребёнком, не желающим становиться взрослым и брать на себя ответственность за совершённое. Вокруг него водили хороводы, как возле рождественской ёлки, целовали его в задницу, хотя он был порядочным засранцем. Он скандалил, рвал и метал, если что-то шло не по его сценарию. Он мог броситься в драку, если кто-то, как ему показалось, косо посмотрел на него. Он не ценил ничего, что имел, и никого, кто был рядом. Его жесткие приколы на грани дозволенного над лучшим другом были будто проверкой на прочность, будто ему хотелось узнать, сколько ещё Данн выдержит. Райан, хоть без него не обходилась ни одна приколка Бэма, являлся своеобразным сдерживающим фактором, не дающим Бэму совсем слететь с катушек, хотя, казалось, дальше некуда. Эйприл, считавшая его ещё одним своим сыном, любила его, не меньше родного отпрыска. Ведь в нём было то, чего она никогда не видела в Брэндоне – доброта, душевное тепло, нежность. Её сын был таким импульсивным, ярким, горячим, он горел и пылал, сжигая сам себя и всё вокруг, не знал, куда деть всю переполняющую его до краев энергию.       …И, кажется, нашёл. Неизвестно откуда он узнал о рок-группе из какой-то далёкой северной страны. Это был как гром среди ясного неба. Сначала, конечно, никто не придавал этому особого значения. Но чуть позже Эйп стала замечать, что с сыном творится что-то неладное. Он стал иначе одеваться, не в мешковатые скейтерские штаны и безразмерные майки, как раньше. Их место заняли рубашки и пиджаки, брюки более строго кроя. Бэм стал носить много украшений, шейных платков и шарфов. И что-то совсем уж невразумительное: Бэм стал подводить глаза! Мало того, он повсюду, где только могли достать его загребущие ручонки, расставил, развесил, расклеил фотографии солиста этой неизвестной Эйприл банды. Отовсюду смотрели его огромные демонические, пронизывающие глаза, вгрызающиеся глубоко, казалось, в самую душу. Вместе с ними в доме появился и странный знак, напоминающий пентаграмму, скрещённую со стилизованным изображением сердца. Филу было плевать на него, Эйприл он пугал, а Вито говорил, что он похож на жопу с рогами. Но Бэм в своей манере не слушал ни чьего мнения, безвылазно сидя у себя в комнате, взрывающейся от визга гитар и ходящей ходуном от грома барабанов. Он никого туда не допускал, но однажды Эйприл пробралась туда тайком, когда сына не было дома. Женщина была в шоке: почти всю стену занимал постер огромных размеров, изображающий этого демона-искусителя во плоти, другие были заняты плакатами и фотографиями поменьше с тем же лицом вперемежку с приевшимся сатанинским знаком. Потрясенная миссис Марджера не знала, что и думать. Мысли одна хуже другой приходили в её бедную голову. Бэм казался больным, фанатично влюблённым, совершенно помешанным на этом мужчине, сверкающим глазами с портретов на стенах, и она, мать, абсолютно не знала, что с этим делать. Она боялась представить, что её сын может оказаться геем. Она несколько раз пыталась поговорить с Бэмом об этом откровенно, но тот лишь отмахивался и спешил исчезнуть подальше с глаз матери. «Подальше» означало Финляндию, где и обитал Бог Бэма, которому скейтер воздвиг настоящий алтарь у себя в спальне. После нескольких лет и многих поездок, из которых он возвращался совершенно разбитым, с каким-то странным блеском в глазах, его начало «отпускать» это болезненное увлечение. И мало-помалу из голубых глаз Бэма пропало то отрешённое выражение, которое так часто видела Эйприл и которое так сильно пугало её.       Он начал встречаться с девушками, чем пресек зарождающиеся у матери подозрения. Но это была палка о двух концах. Бэм выводил Эйп из себя, будто специально выбирая тех дамочек, которых она не желала видеть ни под каким видом рядом со своим мальчиком. Бэм гулял напропалую, меняя девушек, как доски, которые давно уже забросил, быстро, впрочем, с ними расставаясь и выбрасывая из головы. Но Эйприл помнила. Одна Джен чего стоила! Когда Бэм сказал ей, что всё кончено, она словно взбесилась: устраивала истерики, осаждала дом, однажды чуть не разнесла всю гостиную, придя «просто поговорить». Бэм не стал всё это терпеть, не таков он был, и просто подал на сучку в суд. Потом, когда судья принял сторону Джен (видимо, он не был фанатом «Чудаков», хотя, вероятнее всего, та просто отсосала ему как следует), и она вытрясла-таки из Марджеры пару сотен тысяч за «моральный ущерб», были и другие девушки, но это было легко, как полёт мотылька, ненавязчиво и мимолётно. Бэм просто боялся серьёзных отношений, был напуган поведением этой стервы Ривелл и старался держаться от женщин подальше, общаясь в основном со своими, проверенными временем и им самим, друзьями. Со стороны могло показаться, что Бэм никогда не остепенится и будет и дальше заниматься ничем серьёзным, но в 2007 он удивил всех, женившись на Мисси Ротштейн, его давней подруге и очень милой девушке. Эйп она действительно нравилась, она хорошо приняла невестку и была очень счастлива за взявшегося, наконец, за ум сына. Она надеялась на появление в скором времени внуков, но… этим мечтам не суждено было сбыться. Эйприл не знала точно, что произошло, но Мисси, видимо, не выдержав бешеного темпа жизни и неуправляемого характера её сыночка, покинула их семью. После её ухода Бэм продолжил катиться по наклонной с удвоенной скоростью. Для него не существовало тормозов. Он был подобен летящей сквозь ночное небо комете, поражающей своей яркостью и отчаянностью, взрывающейся искрами, пылающей и… обречённой сгореть. Ему, казалось, был неведом страх. Когда популярность навалилась на него удушающей массой, репортёры первым задавали этот вопрос - не страшно ли ему решаться на подобное? Если он не посылал их в задницу, то неизменно отвечал: «Я мог бы сто тысяч раз уже разбиться на самолёте, отправляясь в очередной тур. Как вы думаете, был бы я тем, кто я есть, если бы постоянно трясся за свою жопу?» Он постоянно где-то пропадал, причем для него не имело значения, будь то бар на соседней улице или другая страна. Он связался с непонятной тусовкой, о которой Эйп совсем ничего не знала, кроме того, что это были какие-то отвязные ребята. Вокруг Бэма роем кружили скандалы, его имя было покрыто сплетнями и слухами, как его тело – татуировками, которых день ото дня становилось всё больше и больше. Он отдалился от друзей, от Райана, который продолжал общаться со старыми корешами. И тут произошло ЭТО.