Порок

      Все молитвы были прочитаны, рождественские песни спеты, а праздничный ужин закончен. Последние два дня в церкви творилась неразбериха: приготовление к празднеству, беготня на кухне и бесплатная жратва бездомным. Опять эти елки, гирлянды, радость и веселье. Каждый долбаный год. Каждое долбаное Рождество моего долбанного дня рождения. Конечно, я не всегда ненавидел эти праздники, а даже наоборот, но проводить их в одиночестве было не очень весело, поэтому вся радость скатилась в гавно. Прихожане ушли, дети разбрелись, а я остался сидеть в зале с маленьким кексом в руках. Он был облит белой глазурью, и на его верхушке красовалась свечка. Такой своеобразный подарок на день рождения. Конни целый день допытывался до меня, почему именно сегодня я выгляжу мрачнее, чем обычно; мне ничего не оставалось, как признаться. Иначе бы он не отстал от меня. Я понятия не имел, откуда он его достал, возможно, попросил на кухне сделать специально для меня. От этой небольшой мелочи стало приятно что ли. Ведь меня сегодня больше никто не поздравлял. Да кто мог знать? Я не из тех людей, который будет на каждом углу трубить об этом, типа: "Сегодня мой день, так что сделайте что-нибудь для меня." В конце концов, у всех было Рождество. - О, я смотрю, тебе на Рождество кто-то подарил подарок, - прозвенело у меня над ухом. Повернув голову, я увидел Эрвина. Он улыбался и показывал пальцем на мой кекс. А может он улыбался от того, что сейчас пойдет домой и отдохнет от всех нас. К семье, например. Хотя насчет жены и детей я не был уверен. Но кто знает? - Нет, - сказал я и задул свечу. – У меня сегодня день рождения. - Сегодня? – переспросил он. - У тебя день рождения? В Рождество? - Да, да, что в этом такого? - Это необычно, - произнес он и сел рядом. – Знаешь, сначала твои руки, теперь день рождения в этот день. - Ой, да заткнитесь. Как же эти фанатики Иисуса вымораживали своей тупизной, выискивая в этом дерьме какие-то знаки. Подумаешь, совпадение, всего лишь. - Простите, я не хотел Вам грубить, но просто это чушь. Святой отец, и так сегодня не самый лучший день, давайте не будем загружать мой мозг бесполезной информацией. - Тебе не понравился ужин? Почему не самый лучший день? Или это связано с тем, что ты проводишь этот день не так, как тебе этого бы хотелось? Я же просто хотел посидеть один, никого не трогая, и чтобы меня никто не трогал. Посидеть и съесть мой единственный подарок. Разве я многого просил? - Да не в этом дело. - А в чем? - Какой же Вы дотошный! У Вас других дел нет? Сходите, спойте колядки прихожанам, я думаю, они будут Вам рады. Да! Я не так хотел провести эти праздники! Загнивать в этом месте! Дайте поностальгировать по прошлому, где Рождество было не таким тухлым! - Загнивать, значит? – Он отвернулся от меня и посмотрел назад, потом встал со скамьи, отходя, коснулся моего плеча. – Леви, иди, оденься теплее. - Что? Зачем? - Выведу тебя на прогулку. Выведет он меня на прогулку, как собаку. Или как преступника в местах лишения свободы. Я что, буду наяривать круги вокруг церкви? Хотя, если так подумать, он и спас меня от такого места. Кто знает, где бы я сейчас находился, если бы не он. Минут через десять, одетый, я стоял на крыльце и жевал свой кекс. Буквально через несколько секунд вышел Эрвин. Он был в черном пальто, низ которого доходил ему до колен. Подняв воротник, он натянул черные кожаные перчатки, перебирая пальцами, чтобы они лучше сели. - Пойдем? – спросил Эрвин, спускаясь вниз по лестнице. Я мотнул головой и пошел за ним. Мы шли по дороге, все дальше от церкви. На улице темнело, и зажигающиеся фонари отбрасывали тени от прохожих. Снег медленно падал крупными хлопьями, застилая асфальт. - А куда мы идем? - Просто гуляем. - С чего бы вдруг? - Ты же сам говорил, что тебе невыносимо находиться внутри стен храма, так что считай это небольшим подарком. Я просто не знал о твоем дне рождения. Обычно мы дарим детям книги, какие-то игрушки, вещи, по необходимости. - Да все нормально. Откуда Вы могли знать. Мне и не нужно ничего. Да, возможно, я лгал себе же. Возможно, мне хотелось чего-то. Просто когда тебе давно ничего не дарят, вообще, к этому привыкаешь. Я даже никогда и не расстраивался из-за этого. Да, неприятно, но не более. Тем более, взамен я ничего не мог дать. У меня ничего и не было. Мы подошли к набережной, на которой находился парк аттракционов. Несмотря на снег, народ толпился, гудел и веселился. Колесо обозрения ярко горело, карусель кружила детей на лошадях по кругу. Кто-то бегал с бенгальскими огнями, а на заднем фоне пускали салюты, прям на пляже у воды. - Вы серьезно? – спросил я и, вытащив пачку сигарет, закурил. - Ну, летом тут лучше. Сидеть на песке и читать книгу, наслаждаясь прибоем волн и заходящим солнцем. Слушать крики чаек и чувствовать на своем лице прибрежный ветер. - Да Вы романтик, святой отец. Я топтался на одном месте, оставляя следы на снегу. Рука, в которой была сигарета, мерзла, и я время от времени обдавал ее своим дыханием, чтобы как-то согреть. Докурив, я выкинул окурок и приник руками к своим губам, отогревая. - Давайте сходим к клоунам. Хоть эти должны быть повеселей, чем те клоуны в храме. – хмыкнув, сказал я и посмотрел на него. - Я не люблю клоунов. Леви, у тебя нет перчаток? – спросил Эрвин, снимая свои. - Нет. Не любите? Вообще, я тоже, они же жуть, какие страшные. Не понимаю, почему все думают, что они веселые. Иногда, кажется, как раскроют свой рот, у них там зубов в несколько рядов. Стремная хрень. Что? Не успев договорить, я уставился на него, не двигаясь с места. Он накрыл мои руки своими ладонями, разминая и согревая. Я даже не знал, что мне ответить на это. Совершенно не ожидал от него такого поступка. Постепенно руки согревались, и кровь приливала к кончикам пальцев. Убрав руки, он протянул мне свои перчатки. Я стоял и смотрел на них. Мне никто и никогда не давал свои перчатки или варежки, когда у меня мерзли руки, а они мерзли постоянно. Те, с кем я общался, долгие месяцы не сделали и доли того, что делал для меня этот святоша. - Но они же большие, - обратился я к нему, поднимая голову. Но его уже не было рядом, он ушел вперед на несколько метров. - Эй! Вскрикнув, я побежал следом за ним, на ходу влезая в перчатки и утопая в них пальцами. Мы медленно плелись вдоль автоматов и торговцев. Последний раз я посещал такие места, когда был ребенком. Мы любили с отцом ходить в парк, на аттракционы. Кататься на машинах, на колесе, наблюдая за тем, что творится внизу. - Колесо, - сказал я и остановился. - Что? Эрвин тоже остановился и оглянулся на меня. - Я сказал "колесо". Давайте прокатимся? - Я даже не знаю, - нахмурившись, произнес он. – Наверху довольно холодно. - Да подумаешь. У меня есть перчатки, - ответил я и похлопал в ладоши в огромных перчатках, как тюлень. Потянув его за рукав пальто, я направился прямо к колесу обозрения. Он нехотя шел за мной. Мы сели в кабинку и начали подниматься. Ветер уже сифонил у меня в ушах. Мы медленно и плавно стали возвышаться над землей. Я смотрел, как волны омывали песок, как компании людей внизу танцевали, как хлопья снега падали на железные перекладины кабинки и сразу же таяли. Из палатки неподалеку донеслась музыка. Хоть я любил и потяжелей, но депешей слушал по настроению. “Walking in My Shoes” раздавалось по побережью, эти звуки музыки долетали даже до нас. - Депеша. Ну, хоть не дерьмо тут играет, - сказал я и натянул капюшон куртки. - Да. Хороший альбом, не самого хорошего года. – произнес он и отвернулся, смотря в другую сторону. - Почему это? – спросил я, пытаясь нагнуться и посмотреть на его лицо. - Просто неудачный год, вот и все. Я не знал, может мне показалось, или он правда расстроился. И всего-то из-за депешей? И что было у него в этот год? Но больше он не сказал мне ни слова. На самой верхотуре было дико холодно, и скорей всего, это и вправду было плохой идеей, покататься на колесе в такой дубак. Я смотрел на огни города, на горящие окна домов, на развешанные гирлянды, на светящихся Санта-Клаусов. И это все будто бы перенесло меня на несколько лет назад. Где я ни о чем еще не беспокоился, и меня мало что волновало в этой жизни. Где я был счастлив, хотя бы на какое-то время. Кабинка медленно опускалась вниз, покачиваясь от порывов сильного ветра. Мы вновь оказались на земле, под оглушающие звуки хлопушек и петард. Дойдя до палатки с хот-догами, я взял пару штук и с особой радостью их съел. Сочную сосиску, обильно политую горчицей с кетчупом, и запивая все горячим кофе. То ли от сытости в желудке, то ли от того, что мне не пришлось сидеть в храме, меня понесло, и я начал плести Эрвину всякую херню про то, как я жил на улице. В основном это были разные истории, глупые по своему счету. Он даже поржал надо мной. И от этого я немного успокоился, потому что чувствовал себя виноватым, затронув его личную тему, как мне показалось. Хотя я мог и ошибаться. Когда мы проходили мимо тира, он остановился. - Не хочешь пострелять? - Не, пострелять - это не ко мне. Вот ножи я бы еще и пометал. А так от меня никого толку, - ответил я. – Давайте Вы, святой отец. Вы хоть что-нибудь подобное держали в руках? - Отец брал меня на охоту, иногда. В далекой молодости, – произнес он, держа руки сжатыми в кулаки. Его руки покраснели от холода, как и его нос. Я снял одну перчатку и, взяв его кулак, засунул себе в карман, обхватывая своими пальцами. Его рука была ледяной. Эрвин искоса посмотрел на меня и, вытащив руку из моего кармана, подошел к палатке, облокотившись, схватился за ружье. - Как согреть мои руки, так все нормально, а как… - Тише, - перебив меня, ответил Эрвин, целясь в свою первую мишень. Он попал во все цели. Продавец показал на стенд с игрушками. Там висело одно мягкое зверье, типа сов и каких-то баранов. - Выбирай, - сказал Эрвин, обратившись ко мне. - Чё за бред. Я отвернулся и пошел в сторону воды. Остановившись у парапета набережной, нагнувшись, я свесился вниз. Через минуту он догнал меня. - Леви, куда ты убежал? Держи. Он протянул мне небольшого черного ягненка. - Не надо. Это же Ваш приз. Вы выиграли его. - Зачем он мне? У меня сегодня нет дня рождения. И это ты подтолкнул меня пострелять. - Я? Вообще-то… - не договорив, я, схватил у него эту игрушку, потому что не мог больше терпеть, что ею тыкают у меня под носом. – Ну, в самом деле, я что, пятнадцатилетняя девочка? - Ну, прости, у них не было ножей и альбомов с депеш мод. - Почему именно черная? – спросил я, глядя на мягкую овцу. – Там вроде были только белые. - Хочешь, я поменяю? Он потянулся, чтобы забрать у меня ее, но, заведя руку назад, я не позволил ему этого сделать, а положил овцу на перилу. - Я же просто спросил. Я просто спросил: почему черная? Не более. - Не знаю. Думал, что тебе точно не захочется белую. Каждый новый вздох отдавал болью в пазухи носа от холодного ветра с залива. Хоть руки больше и не мерзли, но уши в любой момент могли отвалиться, даже капюшон не спасал от сильных, шквалистых порывов. Снег все так же падал, но уже не такими большими хлопьями. На волосах Эрвина оседали маленькие снежинки, которые он то и дело стряхивал с головы. - А Вы занимаетесь? Я имею в виду, ходите в качалку? Просто я видел мало священников, которые поддерживали бы себя в форме. - Да, я занимаюсь спортом. Священнослужителям это вроде как не воспрещается. - Понятно. Вы не подумайте, просто интересно. Интересно, на что же там вздыхают ваши прихожане. А то, может, у Вас там все жиром заплыло, по рукам, - сказал я и пожал плечами. - Интересно, - повторил он и тоже свесился с перил. – А мне вот интересно, что же с тобой случилось. Ты у нас уже месяц, а я о тебе почти ничего не знаю. - О, это так мило. А что Вы хотите знать? Мое вероисповедание Вы уже знаете, так же как и мое отношение к Богу. Я люблю подольше поспать, даже не знаю, что еще… - Так что же все-таки случилось с твоими родителями? – спросил он, перебивая меня и поворачивая свою голову в мою сторону. - Я же уже говорил. Их нет. - Как? Как это произошло? У тебя даже не осталось родственников? - Хотел бы я знать, но, похоже, что нет. У меня не было бабушек с дедушками. А если и были, я их никогда не видел. Родители сгорели в пожаре, прямо в квартире. Я не знаю подробностей, потому что когда я пришел из школы, наш дом оцепила полиция и скорая. Ну и понятно, что никаких вещей не осталось. Я просто ушел оттуда ни с чем. - Если тебе сложно об этом говорить, я не буду допытываться. Я понимаю, что это для тебя большая утрата. Мои родители давно сгорели в моем сердце, так почему бы не придумать им красивую историю. - Чем ты занимался? У тебя было какое-нибудь хобби? - Какое у меня могло быть хобби на тот момент? Я только и делал, что играл в приставку и читал комиксы. - Я раньше любил Бэтмена, - сказал он и улыбнулся, устремляя свой взгляд вдаль, на океан. - Да Вы что? Комиксы, качалка, фильмы Финчера. Я так и думал, что Вы нетипичны для священника. - Нетипичен для священника? – ухмыльнулся он. – Разве это должно как – то проявляться в том, что я смотрю и что читаю? Я ставлю людей на путь истинный. Я не говорю с ними о персонажах комиксов. Я говорю с ними об Иисусе. - Да, но Вы сейчас говорите со мной о персонажах комиксов, а не об Иисусе. Хотя Вы уже знаете, что бы я на это ответил. И насчет ваших людей, я бы не питал надежд. Вы говорите с ними о Боге, а они так и мечтают, как бы Вас распять на кровати. - Леви! - Молчу! Люди медленно разбредались по домам, огни аттракционов гасли, и время тянулось к полуночи. Мы стояли на побережье, и я вдыхал холодный океанский воздух, корябающий легкие, зимним ветром свободы. Я не любил людей и новые знакомства, но с Эрвином, в этот вечер, мне было комфортно. Мы вышли из парка и поймали такси. В теплой машине меня развезло от духоты в салоне, и на несколько минут я задремал, а когда открыл глаза, увидел знакомые кресты на крышах. Оплатив проезд, мы выбрались из машины и пошли к храму. - Блядь! – воскликнул я и кинулся вслед за машиной. К моему счастью, она только тронулась. Я сильно ударил ладонью по двери, и водила резко затормозил. Открыв дверь, я потянулся к оставленной овце, хватая ее и захлопывая дверь. Я проводил взглядом уезжающую машину и, повернувшись назад, подошел к Эрвину. - Думали, я убегу? А я всего лишь вернулся за этим, - произнес я, демонстративно крутя игрушкой у него под носом. - Я думал, ты не пятнадцатилетняя девочка, – с усмешкой в голосе сказал он и приобнял меня за плечи. Да, хоть мне сегодня и исполнилось восемнадцать, мне было приятно осознавать, что кто-то проявляет ко мне заботу и внимание. В отличие от кекса, его подарок сейчас не переваривался у меня в желудке. Зайдя в храм, мы шли до своих спален по общему коридору. - Я сейчас ужасно сглупил. Нужно было ехать домой на этом такси. - Вы разве не живете в храме? - Живу, но не всегда. У меня есть квартира. Если, конечно, много дел, то я остаюсь ночевать здесь. Мы дошли до лестницы на второй этаж и остановились. - С Рождеством, святой отец, - сказал я и начал подниматься вверх по ступеням. - И тебя с днем рождения, - ответил он и скрылся за углом. Поднявшись к себе в спальню, я аккуратно ступал по половицам. Раздевшись, я лег в кровать. На душ не хватало сил, хотелось просто зарыться в теплое одеяло и уснуть. Подложив овцу под голову и носом утыкаясь в ее кудрявую шерсть, я закрыл глаза. В это долбаное Рождество моего долбаного дня рождения. С моей долбаной овцой.