Мистер Грязный Извращенец

POV Джон «Позвольте представиться — Мистер Грязный Извращенец. Да, Это я, Джон Хэмиш Ватсон, ветеран войны, стойкий солдат, убежденный натурал и гомофоб. Нет, спасибо. Я не люблю женоподобных мальчиков. Я люблю ЕГО. Конечно же, Шерлока. В свое оправдание могу сказать только одно: вы когда — нибудь касались этой горячей руки с шелковистыми сильными пальцами? А стояли… хм, нет, я имею в виду — стояли в засаде в чулане для веников, тесно прижимаясь к нему всеми органами за неимением места, и втягивая носом шоколадно — мускусные нотки аромата его волос? А перевязывали его тело, благоухающее, как у девушки? А… Хватит, Джон, хватит! Я сказал себе: это наше последнее совместное дело. Собака — прекрасно! Я сам не хочу быть хаундом и лежать у его ног, умоляя о сексе. Лучше съеду. Вечер. Мы сидим в пабе. Вокруг нас люди за столиками, но кажется, что мы здесь одни. Мне всегда так кажется, когда я смотрю на него. Мой друг имеет свойство целиком и полностью захватывать внимание. Его рука, его тонкая, сильная рука с изящными пальцами и гладкой кожей… задрожала? Стоп, Джон! Что он делает? Вот-вот расплескает свой виски! Я невольно переключил свое внимание на лицо, хотя уже несколько дней старался не пялиться. Но сейчас с борьбой чувств можно и повременить — с другом что-то творится. Так. В глазах несвойственное Шерлоку смятение, нежная даже на вид нижняя губа невероятно сексуальным взмахом накрыла верхнюю. На лбу — пот, лицевые мышцы искажены… Руки дрожат. Да что это с ним? Страх — как подсказывает мне мой врачебный опыт. Невозможно! Где Шерлок и где страх? Как будто прочитав мои мысли, он поворачивает ко мне свой стальной взгляд:  — Да, Джон! Да! Я испугался. Ты знаешь меня. Я всегда относился к эмоциям иронически. Всегда не понимал, что другие находят в любви, как они могут паниковать! Но это!.. Посмотри на меня, Джон. Мое тело предает меня. Сбивчивый шепот прерывается. Он вытянул руку с бокалом, и я вновь заметил тремор. Накрываю его вторую руку своей. Горячо! Это всего лишь дружеский жест.  — Ничего страшного! — попробовал я успокоить его. — Это, возможно, результаты твоего резкого отказа от никотина. Правильного отказа, — перебил его я, когда он вознамерился что-то возразить. — Шерлок, — говорю я намеренно спокойно. — Завтра Генри Найт сходит к своему психоаналитику, и все разъяснится. Это были плохие воспоминания… Ты же… ну…просто устал, наверное. Мое сероглазое мучение резко выдыхает, поджимает губы и поворачивается ко мне.  — Это была собака, Джон. ЭТО БЫЛА СОБАКА! — чуть не кричит он. Лицо его странно подергивается. Защитить, успокоить… Поскольку в общей гостиной паба мы не одни, я испытываю резкое чувство стеснения. Принимаю решение, — что это было, групповая галлюцинация или же наркотики? — узнаю позднее, сейчас главное — увести его отсюда. Тяну за руку.  — Что ты делаешь? — он непонимающе смотрит на меня.  — Пошли, Шерлок, пошли! Это даже не обсуждается. Он покорно позволил себя отвести в номер (на двоих, с роскошной, как для молодоженов кроватью. Постельное белье алого шелка! Чего и ждать от этих баскервильских извращенцев!), снять пальто, развязать шарф. Делаю все размеренно, как с больным ребенком в клинике. Я старался не смотреть на губы, на глаза. Нам еще спать в одной постели.  — Джон… — низкий вибрирующий голос мистера Моего воображаемого Секса. Стараюсь не слушать.  — В душ, Шерлок! В горячий душ. Это указание твоего врача. Запихиваю его в ванную, закрываю дверь и прислоняюсь к ней снаружи. Вытираю пот со лба. Бог мой! Только не сдаваться. Пусть он никогда не узнает про мою низкую страсть! Я смогу. Дверь ударяет меня по голове.  — Что ты… Что ты делаешь, Джон? Он… — ради всего святого — в одной майке и черных боксерах. Не смотреть!  — Так… Голова закружилась. Что ты хотел? — Там полотенца мокрые, — говорит он беспомощно. «Конечно, — хочется сказать мне, — кто, устраивая кавардак, намочил их и сунул в ванну?!» Но спорить бесполезно. И к горничной идти поздновато. В два часа ночи?  — Ради Бога, Шерлок, — говорю устало, — мойся и надень халат. Как-нибудь высохнешь. Он даже не спорит. Это странно. Должно быть, действительно с ним что-то. Но завтра, я уверен, все разъяснится. От усталости кружится голова. Засыпаю поперек кровати. Проснулся я от какого-то невразумительного, но настойчивого бормотанья. Такое впечатление, что голос звучал давно — я лишь пропустил что-то. Картина маслом. Пьяный Шерлок — он вообще-то спал? — с бутылкой в руке разглагольствует над моим спящим телом. Интересно, давно? Должно быть, давно. Может, сделать вид, что сплю, пустить на самотек? Что-что?  — …И самое главное, — вещало светило криминалистики, — ты даже не понимаешь моего отношения! Когда я злюсь на тебя, я совсем не злюсь… Это совсем другое, — его голос упал до шепота. — Это… Это… Я затаил дыхание… И тут он со всего пьяного размаху наступил пяткой мне на одну из ног, что свешивались с кровати. Я взвился:  — Ну знаешь ли! Это уже чересчур.»